За окном надрывно плакал дождь… Его слёзы алмазной россыпью разбивались о стёкла старых и не очень домов, о булыжники мостовой, кое-где утонувшие в земле. Слёзы дождя размывали творение художника, не успевшего убрать свой мольберт в ближайший подъезд… А посреди мостовой, под шумный плач капель, стоял молодой человек – уже не в том возрасте, чтобы его можно было причислить к студентам, но ещё не соответствующий гордому званию «мужчина». Его чернявые волосы намертво прилипли ко лбу, с них струилась вода, но, казалось, он этого не замечает… Одет он был заурядно – тёмные джинсы, чёрные туфли, чёрная рубашка с непонятными иероглифами, на шее какая-то мудрёная фенечка. В руках у него был небольшой, со вкусом подобранный букет цветов – розы, орхидеи, листья лимонника, какие-то колоски… Букет, как и он сам, промок, с них обоих струилась вода, но юноша не придавал этому факту особого значения.
Часы прозвонили шесть вечера – как странно, летом в это время только начинается жизнь, а зимой хочется побыстрее скрыться под тёплым одеялом и умереть, чтобы утром снова воскреснуть и продолжать жизнь в колесе, словно лабораторная крыса. Либо не воскреснуть, обретя покой навеки. Часы звонили шесть – грубо, беспардонно, словно лакей из известного бородатого анекдота, ворвавшийся в гостиную английского лорда с объявлением о наводнении… Аналогия тем более не лишняя, что дождь всё плакал и плакал - впору было объявлять «Темза, сэр!», и одевать резиновые сапоги, чтобы пройти из одного подъезда в другой.
А юноша всё стоял и стоял – букет был безнадёжно испорчен – лепестки роз и орхидей были побиты каплями дождя, лапки лимонника давно сломаны. Но юноша всё стоял и стоял. Со стороны можно было подумать, что он будет вечно вот так стоять, дожидаясь какого-то, лишь ему известного чуда…
За окном небо светлело – дождь заканчивал свой концерт на водосточных трубах, уступая место другим исполнителям. Мостовая, вымытая дождём, блестела, словно новенькая пятикопеечная монетка в руках ребёнка, мчались трамваи и автомобили, пытаясь успеть куда-то… Юноша как будто очнулся от сна – он провёл ладонью по волосам, потом вытер лоб и на мгновение улыбнулся. Странно смотрелась эта улыбка на лице до нитки промокшего человека, который не дождался чего-то. Улыбка исчезла так же внезапно, как и появилась, и юноша пошёл своей дорогой.
Прохожие долго гадали – кто же это и что ему нужно было на перекрёстке да ещё и в дождь… Но так и не находили ответа, и, пожимая плечами, брали разгон для новых свершений в своей размеренной или бурной жизни. Она же несла их навстречу новым, ещё неизведанным приключениям и опасностям, испытаниям на прочность и готовность, которые дано пройти лишь немногим.
Прошёл месяц – и снова часы били шесть, и небо, нахмурившись, открывало свой летний алмазный веер. И снова на перекрёстке стоял тот же юноша, ожидая чего-то и не дожидаясь этого. Тот же букет теребил он в руках – розы, орхидеи, листья лимонника и какие-то колоски… И вновь, промокший до нитки, но спокойный, он улыбался на мгновение, а потом уходил, как будто с чувством выполненного долга.
Через месяц жители близлежащих домов уже ждали этого печального юношу с букетом в шесть, и как только часы начали звонить, высыпали на перекрёсток – кто помочь молодому человеку, кто прояснить для себя ситуацию, а кто и просто поглазеть на дурачка, который мокнет под дождём, не получая никакого результата… Или получая? И вот, как и предполагали люди, юноша стоял там – в этот раз он был одет в дорогой тёмный костюм, выглаженная и накрахмаленная белая рубашка прекрасно сочеталась с бордовым шёлковым галстуком, а в начищенных до блеска туфлях отражалась мостовая, дома и небо над ними.
- Кто вы? – спросил самый смелый.
- Я? – вопросом на вопрос ответил молодой человек, и все поразились красоте его голоса. – Я всего лишь человек, такой как каждый из вас.
- Но ведь вы же чего-то ждёте! – продолжил задавать вопросы смельчак.
- О, да, я жду. Но ведь все мы ждём чего-то – кто прибавки к зарплате, кто повышения пенсии, кто снижения цен, кто радостного или печального события в жизни – по сути все мы ждущие и ищущие…
Толпа на миг замолчала, переваривая слова юноши. Но вот на небо наползла одна туча, за ней другая, и небесные краны раскрылись, явив земле всё ту же дождевую алмазную россыпь. В толпе то тут то там начали появляться, словно грибы, раскрытые зонтики, а юноша всё так же стоял на перекрёстке, сжимая в своих руках букет.
- Молодой человек, быть может, вам будет удобнее под зонтом? – спросила какая-то сердобольная дама, предлагая юноше место рядом с собой.
- Огромное спасибо, но… нет, не стоит беспокойств, мне удобнее так… - раскланялся юноша, и поднял глаза к небу.
- Но ведь вы промокнете и простудитесь! – тоном не терпящим возражений заявил седой профессор, преподающий в университете медицины.
- Поверьте, меня это уже не волнует, - усмехнулся юноша, и перевёл свой взгляд на переулок, ведущий к перекрёстку, - давно уже не волнует…
- Но… - послышалось из толпы.
- Простите, но у меня некоторые дела, - вежливо перебил кого-то юноша, и двинулся по направлению к переулку, - неотложные дела.
Толпа расступалась перед ним, образовывая некое подобие коридора, но смыкалась и шла вслед за этим странным и загадочным юношей.
А он шёл вперёд, на ходу поправляя галстук и расправляя листья в букете. На его лице начинала расцветать улыбка, словно он шёл навстречу настоящему чуду, столь выстраданному и долгожданному. Толпа недоумённо брела за ним под сенью разномастных зонтов, и каждый в душе гадал, что же должно сейчас произойти. Но угадать так никто и не сумел.
Послышалось цоканье подков по булыжникам мостовой, и из переулка выехала карета, запряжённая тройкой гнедых жеребцов. Карета выглядела более, чем строго, с погребальным крепом на дверцах. Кучер также был одет во всё чёрное.
Дверца кареты открылась и оттуда показалась хорошенькая дамская ручка в чёрной перчатке. Юноша бросился к карете, чтобы подать руку даме. Она оглядела его с ног до головы, вздохнула и слёзы покатились по её щекам. Юноша протянул ей букет – небольшой, со вкусом подобранный – розы, орхидеи, листья лимонника и какие-то колоски… Дама взяла букет с той осторожностью и трепетом, который должен испытывать человек всякий раз, когда берёт в руки произведение искусства или нечто, безумного дорогое ему. Взяв букет, она прижала его к сердцу. Её руки дрожали, а слёзы катились одна за другой. Юноша прижал её к себе, пытаясь оградить от всех бед мира, но она продолжала дрожать.
Толпа зачарованно замерла – появление кареты в современном городе не слишком вязалось с реальностью, а красота появившейся из кареты дамы просто завораживала. Тем более, даме очень шёл чёрный цвет к её светлым, пшеничным волосам, голубым глазам и мраморной коже. Её наряд напоминал придворные наряды королевских дворов Европы, но в нём не было вычурности или безвкусицы – наоборот, он идеально подходил даме и подчёркивал то, что должен был подчёркивать – красоту своей хозяйки.
Юноша не мог сказать ни слова – он только перебирал её волосы, целовал их как целуют вернувшихся с войны или уходящих на верную смерть, вглядывался в её лицо, как будто пытаясь запомнить каждую деталь, мелочь, чтобы потом вспоминать, не имея возможности увидеть более…
Спустя несколько минут из переулка показался второй экипаж – тоже с погребальным крепом, но на сей раз в одежде кучера было два цвета – чёрный и красный. Экипаж был более похож на бричку уездного дворянина, чем на дорогую карету богатой придворной дамы. Дверца экипажа открылась и из неё появился богато одетый мужчина с длинными иссиня-чёрными волосами. Толпа зашепталась, пытаясь подойти поближе и рассмотреть новоприбывшего. В его глазах не было жизни – наоборот, они были наполнены пустотой и чем-то, чему наилучшее описание было бы Вечность…
- О, наш жених снова здесь, - усмехнулся новоприбывший, подходя к паре, - и что это вас тянет сюда, любезнейший? Сколько раз я вам говорил – не стоит сюда приходить, но нет, вы ведь не понимаете по-хорошему…
- Мефодий Исаевич, прекратите! - всхлипывая попросила девушка и брюнет замолчал.
- Мефодий Исаевич? – поднимая голову спросил юноша, - или Мефистофель?
- Называйте как хотите, Ромео, - отмахнулся Мефодий, - сути дела это не меняет. Что такое имена для нас, проживших более ста человеческих жизней?
- Верните её! – печальным голосом попросил Ромео.
- А что если я откажусь? – спросил Мефодий.
- Тогда я буду вынужден сделать то, чего не хотел и опасался… - сказал Ромео обречённым голосом.
- И что же это такое, а? – засмеялся Мефодий, обводя толпу своим нечеловеческим взглядом, под которым любой ропот стих, а сама толпа попятилась назад, пытаясь уйти от него.
- Так вы вернёте её мне? – с надеждой в голосе переспросил Ромео.
- Боюсь, что нет, - безо всяких эмоций констатировал факт Мефодий, - она не была твоей и не будет. Увы, но это так.
- Но ведь я люблю её! – прокричал юноша, и этот крик эхом прошёлся по притихшему переулку, отбиваясь от стен домов и камней мостовой.
- Поздно что-либо менять, - так же, без эмоций продолжил собеседник, - слишком поздно.
- Нет, не поздно! – Ромео встал между девушкой и Мефодием, образуя некий барьер. – Не поздно, а самое время! Насколько я знаю, есть два пути – воскресить её либо же самому…
- Нет, Ромео, - подала голос молчавшая до этого девушка, - только не это… Пусть мне не жить, но ты… Ты должен… Ты не можешь…
- Джульетта, прекратите сейчас же, - недовольно пробурчал Мефодий, - ну что это такое – «ты должен, ты не можешь…». Всё он может, никому он ничего не должен. Пока что…
- Ромео, - умоляющим шёпотом Джульетта обратилась к нему, - пожалуйста, ради меня, не делай этого!
- Не делать чего? – передразнил её шёпот Мефодий. – Он слишком взрослый, во всяком случае ему так кажется.
- Хватит разговоров, Мефистофель, - решительным тоном прервал разговор Ромео, - что у меня есть для выбора?
- Итак, как ты правильно подметил, у тебя есть два пути – либо попытаться у меня забрать Джульетту, либо же самому прийти ко мне.
- Каким образом я могу забрать у тебя Джульетту? – с надеждой в голосе спросил Ромео.
- Самым простым, - облизнув губы, ответил Мефодий, - как в старинных сказках… отгадаешь три моих загадки – забирай, не отгадаешь – милости просим… Кстати, ты можешь и не отгадывать, выкупив её жизнь своей душой… Но это уже, как говорится, на любителя.
- Ромео, я прошу тебя, - прошептала Джульетта, но в её голосе сквозила обречённость…
- Что ж, Мефодий Исаевич, или как там тебя, давай попробуем…
- Прекрасно, быть может, у меня сегодня будет две души вместо одной…
Удивлённая толпа наблюдала, как молодой человек по имени Ромео бесстрашно приготовился отгадывать загадки Мефистофеля, и каждый в душе надеялся на то, что загадки окажутся такими, на которые Ромео сможет найти ответы.
За окном надрывно плакал дождь… Его слёзы алмазной россыпью разбивались о стёкла старых и не очень домов, о булыжники мостовой, кое-где утонувшие в земле. Слёзы дождя размывали творение художника, не успевшего убрать свой мольберт в ближайший подъезд… А посреди мостовой, под шумный плач капель, стоял молодой человек – уже не в том возрасте, чтобы его можно было причислить к студентам, но ещё не соответствующий гордому званию «мужчина». Его чернявые волосы намертво прилипли ко лбу, с них струилась вода, но, казалось, он этого не замечает… Он ответил на два вопроса Мефистофеля, и как раз думал над последним ответом. Толпа давно замерла, следя за ходом поединка, Джульетта также молчала. Один Мефистофель тихо ходил туда-сюда с печатью беспокойства на красивом лице. Он откидывал абсолютно сухие волосы небрежным жестом, но они снова спадали на его плечи. Наконец, Ромео заговорил.
- Да, Мефистофель, я готов поклясться чем угодно, что никогда в своей жизни я более не посмотрю на других женщин, не буду прелюбодействовать и останусь верным Джульетте.
- Что ж, Ромео, ты сам выбрал для себя приговор, - усмехнулся Мефистофель, - поклянись своей душой, и пусть все, находящиеся тут, буду свидетелями сему.
- Клянусь! – торжественно прогремело над перекрёстком.
- Однако, поздравляю… - многозначительно потянул Мефистофель и, подойдя к девушке, взял её за руку. – Теперь вы снова вместе. Доволен?
- Да! – выпалил Ромео.
- Ромео, Ромео… - несколько печально протянул Мефистофель, соединяя руки девушки и юноши, - слишком молод, слишком горяч, слишком наивен… Но я не буду мешать вашему мимолётному счастью, ведь любое счастье – это лишь вспышка в море проблем, за которой следуют непонимание, отчуждение и холод. Рано или поздно, но вы снова придёте ко мне.
С тех пор прошло несколько лет… Был такой же летний пасмурный день, за окном лил дождь, а на перекрёстке стоял пьяный небритый мужчина. Его чернявые с проседью волосы намертво прилипли ко лбу, с них струилась вода, но, казалось он этого не замечает. Одет он был заурядно – тёмные подранные джинсы, чёрные сношенные туфли, чёрная мятая рубашка с целой россыпью пятен. В руках у него был небольшой засохший букет - розы, орхидеи, листья лимонника, какие-то колоски… Букет, как и он сам, промок, с них обоих струилась вода, но мужчина не придавал этому факту особого значения. Он ждал, когда же часы пробьют шесть… С последним ударом на перекрёсток въехал уже знакомый экипаж, из которого практически на ходу выпрыгнул Мефодий Исаевич, как всегда безукоризненно одетый.
- Ну что, Ромео, вот мы и встретились, - буднично произнёс Мефодий.
- Да, - еле-еле ворочая языком ответил Ромео, продвигаясь к собеседнику, - встретились…
- Не скажу, что мне неприятно видеть тебя, так как это означает только одно – ты не сдержался. А раз так – твоя душа принадлежит мне.
- Да, - опять еле-еле произнёс Ромео, - не сдержался. А ты бы сдержался? С этой стервой под одной крышей…
Мефистофель взмахнул рукой, и на стене готического собора появилась небольшая картинка. Она всё увеличивалась и увеличивалась, и приняла облик экрана в кинотеатре. Там, как в чёрно-белом кино времён мэтра Чаплина, происходило действо. Сначала жених, донельзя похожий на Ромео, надевал на палец невесты кольцо, потом выводил из церкви, потом нёс её на руках в гостиничный номер… Картинка сменяла картинку, и вот уже в домашней обстановке двое влюблённых пытались обустроить свой семейный быт… Несколько картинок – и жена, привыкшая жить в роскоши и богатстве, упрекает мужа за недостаток денег и отсутствие шика. И муж, страстно любящий свою жену, устраивается на ещё одну работу… Ещё несколько картинок – и жена начинает понемногу забывать прошлое, всё больше отдаляясь от мужа… Муж в свою очередь погружается в работу с головой, не находя себе места дома… Картинки всё бегут и бегут – и вот уже муж не выдерживает загулов жены, и собирается разводиться. Но тут не к месту известие – она беременна, и в семье появится ребёнок. Муж на седьмом небе от счастья… Вот только на ребёнка уходит львиная доля его заработков, жена требует постоянного денежного обеспечения… И в один прекрасный день на работу к мужу устраивается красивая незамужняя девушка с широко распахнутыми глазами и искрящейся улыбкой, как у ребёнка. Её золотистые волосы так напоминают Ромео волосы Джульетты, той прежней Джульетты, которую когда-то он знал и любил… Джульетта же на картинке из принцессы превратилась в прокуренную домохозяйку, которой нет места в сказке… Апогеем этого чёрно-белого кино становится то, от чего так давно заклялся Ромео…
Мефистофель лишь печально вздохнул и снова махнул рукой. Картинка исчезла так же внезапно, как и появилась… Он повернулся к собору всего на один миг, а когда снова посмотрел на Ромео, тот плакал.
- Что ж, Ромео, я дам тебе сегодня ещё раз выбор – но только думай дольше и глубже. Сладкая сказка возможна лишь на экране кинофильма, но не в реальной жизни… Так что думай…
Всё перед глазами Ромео завертелось, разноцветные круги заслонили переулок… И снова надрывно плакал дождь… Его слёзы алмазной россыпью разбивались о стёкла старых и не очень домов, о булыжники мостовой, кое-где утонувшие в земле. Слёзы дождя размывали творение художника, не успевшего убрать свой мольберт в ближайший подъезд… А посреди мостовой, под шумный плач капель, стоял молодой человек – уже не в том возрасте, чтобы его можно было причислить к студентам, но ещё не соответствующий гордому званию «мужчина». Его чернявые волосы намертво прилипли ко лбу, с них струилась вода, но, казалось, он этого не замечает… Он ответил на два вопроса Мефистофеля, и как раз думал над последним ответом. Толпа давно замерла, следя за ходом поединка, Джульетта также молчала. Один Мефистофель тихо ходил туда-сюда с печатью беспокойства на красивом лице. Он откидывал абсолютно сухие волосы небрежным жестом, но они снова спадали на его плечи. Наконец, Ромео заговорил.
- Я клянусь, Джульетта, что буду любить тебя вечно… Но у нас нет общей дороги… Ты не знаешь меня, я не знаю тебя – мы знакомы лишь пять дней и не более. Я люблю тебя, Джульетта, и буду любить тебя вечно.
- Ромео, как же ты можешь… - Джульетта плакала, опустив голову, закрывая лицо руками.
Толпа недоумённо шепталась – неужели Ромео сделал столько лишь для того, чтобы отказаться?
- Я дал свой ответ Мефистофель, - прошептал Ромео одними губами, - я сделал свой выбор.
- Что ж, Ромео, могу сказать, что твой выбор правилен… Джульетте не место в тесной суете современного города, она не привыкла ездить в трамваях, метро и маршрутках, она не вынесет заключения однокомнатной квартиры после шикарного дворца её родителей. А тебе пока не место там, за чертой. Пускай твоя любовь хранит тебя, Ромео!
- Прощай, Джульетта… - только и смог прошептать влюблённый, протягивая руки к девушке, уже садящейся в экипаж Мефистофеля… - Прощай…
Снова надрывно плакал дождь… Его слёзы алмазной россыпью разбивались о стёкла старых и не очень домов, о булыжники мостовой, кое-где утонувшие в земле. Слёзы дождя размывали творение художника, не успевшего убрать свой мольберт в ближайший подъезд…
По кладбищу шёл старик, опираясь на палочку. Его седые волосы намертво прилипли ко лбу, с них струилась вода, но, казалось, он этого не замечает… В руках у него был небольшой, со вкусом подобранный букет цветов – розы, орхидеи, листья лимонника, какие-то колоски… Букет, как и он сам, промок, с них обоих струилась вода, но старик не придавал этому факту особого значения. Перед знакомой могилой он остановился, положив букет к ногам каменного изваяния…
Через несколько часов его нашли мёртвым, лежащим на этой могиле, на могиле Джульетты. Единственной возлюбленной, не замаранной грязью бытия, оставшейся идеалом и мечтой…
А за окном плакал дождь…
|
|