СЦЕНА 1
(Гостиная Сальери, аскетично обставленная:
минимум предметов быта и мебели,
необходимых для жизни)
ВХОДИТ МОЦАРТ – НАРЯДЕН, ОТРЕШЕН.
Садится. Смотрит на свои руки, потирает их,
поправляет жабо.
САЛЬЕРИ, ВОЛНУЯСЬ, ХОДИТ ПО КОМНАТЕ.
Одет по-домашнему.
МОНОЛОГ САЛЬЕРИ:
– Звал тебя, Моцарт! Благодарен, что пришел.
Ты болен, друг? Тебе нехорошо?
Ты бледен… Сядь. Есть важный разговор.
Лишь музыка важна, а остальное – вздор!
Мне, Моцарт, сорок один год.
Жизнь не давала мне авансов, льгот.
До капли выжал из себя, что мог.
Я стар и мрачен, скучен, строг.
А ты в общенье легок, весел.
Как Женщину, ты Музыку увлек!
Она ж и Мать: дар отдала повесе,
талантом щедро одарила – впрок.
Сейчас Любовницы играет роль,
немного ветреной, но тебе верной.
Я ж в юности знал только голод, боль,
глухую ненависть – безжалостну, безмерну!
Тебе подобно, Моцарт, не познал -
любовь родителей, добро и ласку.
Никто мне гульдена не дал,
в детстве ни разу я не слушал сказку.
(МОЦАРТ СКЕПТИЧЕСКИ УЛЫБАЕТСЯ)
Я – серость, Моцарт! Но трудолюбив.
Не добр я, верно. Но тебя люблю!
Мое усердие иссякло… А я жив…
Но не живу, а существую. Сплю.
Финита ля комедия! Финал!
Я пуст, мой Моцарт! Глух и нем!
Душевно болен я. Убит! Устал!
Не сочиняю, не играю и … не ем…
Мир музыки меня, увы, покинул.
Я скоро тоже мир оставлю. Сгину!
На все вопросы, друг, ответов нет.
Терпенье! Звал тебя, чтоб дать совет –
я о тебе, мой Моцарт, веду речь:
Бог дал талант – его надо беречь!
(Моцарт глумливо хлопает в ладони
(беззвучно), принимает картинную позу,
имитирует жестами – якобы снимает шляпу)
На жизнь свою, бездарную, в обиде я.
А ты велик! Нет! Нет, я не завидую!
Ты выше всех! Тебе нет равных!
Но дар расходуешь греховно…
Вижу талант я у Бетховена –
способный – изящество, размах!
Весьма мной уважаем также Бах,
чьи фуги легки, гармоничны, – славны!
Ты ж Моцарт – гений. Но в себя не веришь.
Рассеян, легкомыслен, суетлив…
Свой уровень - столь низкой планкой меришь!
Ты не тщеславен, хоть честолюбив.
Торопишься! А впереди – года!
Прошу тебя: пиши, твори. Твори!
От музыки – ни шагу! Никогда!
Пока так ярко звезда твоя горит!
(Моцарт мимически изображает
скуку: зевает, закрывает глаза.)
Ты послан с Миссией Всевышним –
на землю. Наделен талантом высшим,
чтобы ее исполнить. Моцарт, верь!
Я скоро постучу в Адову дверь,
и не желаю брать на душу грех!
Ты ищешь гибели, презрев успех.
Решил, что обречен? Стоишь у краха?
Себя сжигаешь ты в объятьях Вакха!
Транжиришь жизнь на балы, танцы.
Любовниц рой. Мало тебе Констанцы?
Подругу верную ты не жалеешь.
Ты Музыку в любовницах имеешь!
Уймись! Сулю тебе попутный ветер!
Когда умру, никто и не заметит.
А имя Моцарт останется в веках!
Вот! Угадай, что я держу в руках…
Твой «Реквием», великий гений!
Итог безумных полуночных бдений –
ты на пределе сил своих творил…
Шедевр! А я его благословил!
(Моцарт взволнован: вскакивает, делает
несколько шагов к Сальери. Тот жестом
останавливает его.)
В недоуменьи ты. Открою сей секрет:
сподвигнул я тебя. Я – Незнакомец,
что был в одежды черные одет!
Не веришь? Думаешь, что я – безумец?
Что я – соперник? Враг? Или злодей?
Ангел-хранитель твой я, Амадей!
(Моцарт вновь садится, приложив
руку к груди. Глаза его горят.)
Я видел твои творческие муки,
слушая с болью все слабеющие звуки.
Божественны мелодии хирели,
гармонию теряли твои трели.
Талантливые, опускались руки…
Мучительно больна душа твоя!
Ты исстрадался, потерял себя.
Падал все ниже, свой талант губя.
Я страшно мучился, тебя любя.
Видно, Создатель привел к тебе меня –
на «Реквием» заказ тебе дал я!
Прошу: вы слухам обо мне не верьте!
Я говорил о своей близкой смерти…
(Сальери останавливается напротив
Моцарта. Тот недоверчиво смотрит на него.)
Я не пишу. Я истощен, бесплоден –
видно, я Музыке был не угоден.
Давно решил уйти из жизни.
Хочу хоть на последней тризне -
не слушать с болью опусы свои.
Я одинок! Считай, и без семьи.
К тебе тянусь душою, брат!
На грош мне дай! Отдам стократ!
Бог надоумил заказать тебе-
тот «Реквием» – последнее творенье.
Я благодарен небу и Судьбе –
мертвым услышу Ангельское пенье!
(Сальери опять взволнованно ходит
по комнате. Моцарт – застыл
изваянием. Он погружен в свои мысли.)
Твой дар разбужен – стал творить!
Ты нищ был, я тебе помог…
Ждал: будешь ты благодарить.
Сердит и зол ты. Занемог?
Достоин большего твой гений!
Ты беден, но не взял бы денег,
хотя стоял почти что у черты.
И вот, держу бесценные листы –
лежат на сердце, как на троне!
«Реквием» – гимн мой похоронный –
хочу услышать Гения шедевр!
Мы вместе – творческий кентавр:
ты – голова, душа чуткая, сердце,
дар искрометный, вдохновенье!
Конечности – мои. Я – скерцо.
Моя ж утроба, что кормлю с терпеньем.
(Моцарт смеется.)
Вольфганг! Давай закроем тему.
Гляди, бокал… Отрава в нем, сулема…
Сейчас налью хорошего вина,
и выпью смерть свою до дна!
(Сальери берет штоф с вином, бокал.
Моцарт вскакивает: он – в недоумении.)
Я не шучу. Устал я! Выпью яд…
Не веришь, друг? Сколь недоверчив взгляд!
Не уходи! Прошу тебя, постой!
Моцарт, возьми себе бокал пустой.
Выпей со мной в последний раз –
мой упокой! Не прячь же глаз!
Не веришь ты в расклад такой?
(Моцарт жестом, почти брезгливым,
останавливает Сальери.)
– Слушал тебя... Болтлив нынче Сальери!
Я тебя знаю! Не глупец, чтоб верить.
Тот Незнакомец в черном – Провиденье!
Ты ж шутишь: мол, до смерти – лишь мгновенье.
(Моцарт подходит к столу, хватает
бокал, торопливо наливает вина.)
МОНОЛОГ МОЦАРТА:
Я тоже выпью. Вот, налил бокал.
Проверю: прав ты был или солгал,
сказав, что гений я, талант. Ведь так?
Хочу удостоверить я сей факт!
Не шутка ли была? Абсурд? Пустяк!
Поставь с ядом бокал – здесь, рядом.
Не жги меня своим цыганским взглядом!
Так моя миссия – священна?
Увы, я смертен, и подвержен тлену!
(Моцарт, издеваясь, изображает
фокусника (факира): «колдует»
у стола с бокалами.)
ПРОДОЛЖАЕТ МОНОЛОГ
Действительно меня послал Создатель?
Давай бокал свой, работодатель!
И отвернись! А я бокалы поменяю,
и истину, и цену слов твоих узнаю.
Ты мне – загадку, я тебя – проблему:
скажи, Антонио, бокал который твой?
Что удивленно качаешь головой?
Где мой бокал, а где твоя сулема?
Судьба решит пусть! Что желает Бог?
Кому же – смерть? А жизни кто достоин?
Бери один бокал! Чем жребий плох?
Узнаем точно: кто и сколько стоит!
Ты онемел? Стоишь праздным гонцом.
(Моцарт изображает шута, глумится.
Он не верит в серьезность намерений
Сальери и в фатальность происходящего.)
Готов ты к смерти? Ждешь ее с венцом!
Я бы пожить хотел еще немного…
Бог дарит жизнь, и он дает дорогу.
Бокал бери! Жребий тяни своей рукой.
Так. Мой черед! За чей пьем упокой?
Не шутишь, что покой тот вечным будет?
Слышу, как чудно Ангелы поют!
Неужто мир своего Моцарта забудет?
Самоубийца, пей! Часы двенадцать бьют!
(Сальери, в страшном волнении,
отталкивает Моцарта, пытаясь
отобрать у него бокал.)
– Моцарт, оставь! Не пей! Не надо!
Такой конец – тебе в награду?
Я выпью чистое вино и с ядом,
ты ж жизнью рисковать не смей!
Лучше вино свое в бокал мой слей.
МОЦАРТ:
– А шутка вовсе не плоха. Ха-ха!
Я выпью тоже, нету в том греха!
САЛЬЕРИ:
– Не шутка! Не искушай Судьбы своей.
Не делай глупостей, пожалуйста. Не пей!
Отдай вино: я выпью за твое здоровье.
Жизни - не люб. Одарит Смерть любовью!
Здоров будь и твори! О, вкусное вино!
Давай второй бокал: мне все равно.
(Сальери – мертвенно бледен.
Он умоляюще смотрит на Моцарта,
готовый стать перед ним на колени.)
Остановись, Моцарт! Не пей! Постой!
Самоубийца сам! О! Бокал пустой!
Есть ли осадок? Боже мой! Он – чист!
И этот тоже чист. Поставь на лист.
(Моцарт, выпив вино, садится и вновь
шутовски хлопает в ладони: браво,
Сальери! Фарс удался! Салери обреченно
продолжает монолог.)
Выбор глупца! А жизнь – всегда борьба!
Пусть спор наш разрешит Судьба.
Что, Вольфганг, чувствуешь? Я – ничего!
Ты тоже? Яд! Кто ж выпил-то его?
Хоть в жизни я крохи добра лишь видел,
тебя любил! И не питаю зла.
А лесть всегда я ненавидел.
Людская зависть нас развела.
Не верь моим врагам: тебе я – друг.
За «Реквием» тебя благодарю!
Прощай! Ведь неизвестно, вдруг…
Не ты! Я должен умереть! Я весь горю!
Ты – гений! Дар земле – Господень!
Ты – Солнце Музыки! Ты – ее день!
Я – ночь! Я – бездарь! Я – Луна.
Висит на небе. А кому нужна?
Греет кого? Лишь отражает свет –
твой, Моцарт! Я – всего жалкий отсвет!
Ты должен жить! И помни мой совет!
Теперь иди! Дай обниму! Прощай!
Сальери лихом, друг, не поминай.
(Моцарт встает – как бы собираясь уходить.)
Постой! Верь мне! Я вовсе не злодей!
Не был врагом. Был другом, Амадей!
Ты – гений, Моцарт! Помни о том!
А «Реквием»… исполнишь мне потом?
Бог не допустит твой смерти!
Я ж лишний… Пусть меня уносят черти!
(Моцарт уходит, не прощаясь.)
СЦЕНА 11
(Декорации: улица, вдоль которой
идет Моцарт, - как бы разговаривая
сам с собой, вспоминая свое прошлое.)
МОНОЛОГ АВТОРА:
…Они расстались. Чего теперь им ждать?
Моцарту – жить! Сальери – умирать!
А Моцарт думал все: игра? Злодейство?
Игра! Он вспомнил свое детство…
Сестру Наннерль, отца и мать.
Мюнхен… Концерт… Волненье. Знать.
Эрцгерцога Иосифа со скрипкой
и Иоанну, его милую сестру,
И Их Сиятельств – монаршую чету –
Марию Терезию с улыбкой
и Франца I. Их младшенькую дочь –
она, как яркий лучик света –
крошка Мария Антуанетта,
вся извелась, желая им помочь!
Все в валасьянских кружевах,
брильянты в пряжках – на башмаках!
Графиня Тун с своим супругом,
канцлер Богемии – граф Хотек.
Как на арене – в центре круга –
Вольферль с сестрой. Такой успех!
Как хлопали особы! Как никто,
бисировал граф Коллальто!
У милой баронессы Гуденус
был тонкий музыкальный вкус.
(Идущий Моцарт проборматывает свой
монолог, жестикулируя. На лице –
выражение умиления: он растроган:
вспоминает детство, родителей,
первый успех.)
МОНОЛОГ МОЦАРТА:
… – Помню концерт, и досконально всех,
сопровождавших первый мой успех!
Незабываем, сладок первенец!
Как радовался Леопольд! Отец…
В слезах Анна Мария. Мама…
Муза моя и моя драма!
Несносен был я, но ее любил.
Мамы любимчиком я был!
Мама, прости! Был мал – всего пять лет…
Всю жизнь мне освещал твой свет!
Тот день я вспоминаю, плача:
были бедны! Была нужна удача.
Шагнул я в Музыку, в Гармонию.
Наверное, был прав Антонио,
сказав о Миссии Господней,
возложенной на Моцарта. Сегодня –
жребий брошен! Кто же выпил яд?
Как нынче пышен Моцарта наряд:
и кружева, и золотые пряжки!
Красивых лошадей упряжка -
возит мое сиятельное тело.
Я – господин! Забыл я что-то… Дело…
Мне нужно было срочно завершить…
О, яд! Кто выпил? Мне ль не жить?
(Бетховен (условно!) – не следует
добиваться портретного сходства.)
МОЦАРТ:
Людвиг себя несет… Привет, Бетховен!
Я бледен? Да, немного болен…
Яд выпил я! Или Сальери?
Кто отравил кого? Я не уверен…
Прощай, дружище! Да гляди, молчи!
Да, не брюзжи ты и не ворчи!
(Они разошлись. Бетховен, сделав
несколько шагов, недоуменно
смотрит вслед Моцарту. Тот,
жестикулируя, идет дальше,
продолжая монолог.)
Иду домой. Что-то меня заносит…
Живот болит… где доктор Клоссет?
Домой! Тошнит… Констанца ждет.
Карл Томас – сын! Софи… О, дочь,
папу шатает. Я – идиот!
Франц Ксавер – мой! Сомненья прочь!
Жена верна мне! Констанция – святая!
О, голова, как барабан, пустая…
Отрава! Жребий: жизнь иль плаха?
Сейчас сыграю фуги Баха –
столь восхитительны они!
Упьюсь восторгом – в последние-то дни!
А может, «Реквием» исполнить?
Огнем боль мое тело полнит!
А воздух – серебрист и чист!
Птицы кружат. И день – лучист!
То «Фигаро»… не Бомарше…
Мой «Фигаро»! Вот дом уже.
Жена! Констанца, доктор нужен!
СЦЕНА 111
(Констанца заботливо раздевает
мужа, хлопочет вокруг него,
укладывает в постель.)
МОНОЛОГ АВТОРА:
…Супруга уложила мужа,
сразу за доктором послала.
Про яд и жребий она не знала!
Вердикт врача: нервы и истощенье.
Констанца отдалась моленьям –
о здравии отца и мужа.
Больного доктор мучил зря:
недолго он лежал недужа!
Пошел день пятый декабря…
Той ночью Моцарта не стало –
сердце Титана биться перестало!
СЦЕНА 1111
(Декорации кладбища.)
МОНОЛОГ АВТОРА:
В горе жена, в постель слегла.
Лишь дочь Софи за гробом шла.
Да человек пять-шесть пришли:
горстка – за дрогами идущих…
На кладбище святого Марка отвезли –
тело покойного – для неимущих!
Работал лишь один могильщик –
в могилу общую, для нищих, –
гроб бросил. Чей? Он не спросил.
Ни гульдена за труд не получил.
Так Гений в смертном сне почил!
Чуть опоздав, пришла Анна Готлиб,
его товарищ детских игр.
Какой из множества гробов – его?
Сказав им всем последнее «Прости!»,
Анна ушла с обидой. На кого?
Кого, Господь, можно винить?
Тебе лишь одному судить!
И в жизни Моцарт был лишен участья.
И в смерти – без последнего причастья!
В могиле общей – нищей! Невозможно!
Бесчеловечно и безбожно!
Он Землю, человечество прославил,
но Гения конец бесславен!
… Сальери ж жив. Но исстрадался, бедный!
Болел. Лежал. Не шел к обедне –
свечу за упокой души зажечь:
он вместо Моцарта готов в могилу лечь.
Душа у самого пылала Адом!
Уверен был: Моцарт отравлен ядом.
– Зачем дала мне яд Изора?
Теперь уж мне не избежать позора,
проклятья вечного и горьких мук –
яд выпил Гений из моих рук!
А «Реквием» – великое творенье –
тризна по Моцарту! Себе писал!
Предупрежденье нам! Его прощенье –
нам грешным. Провидец! Все он знал!
Знал, что не шутка. Столь высока цена –
за тот бокал вина! Господь, на мне вина?
***
СЦЕНА 11111
(Гостиная Сальери.Входит Бетховен.
Сальери, встретив его, жестом приглашает
сесть. Прямо у порога начинает говорить.
Он – бледен, взволнован, убит вестью о
смерти Моцарта.)
МОНОЛОГ САЛЬЕРИ:
– Я ждал тебя, Бетховен, чтоб узнать…
Пришел не к другу ты! Казнить и обвинять!
Вольфганг сказал, что был отравлен мной?
Ты поделился информацией с женой?
С твоей? Бормочешь ты… С Констанцей?
Боже! Ты лучше не нашел посланца?
Эй, Людвиг! Ты не только слегка туг -
на ухо. Потерял уже весь слух!
Что Моцарт говорил о яде? Я – виновен?
Кто я, чтоб Гения травить? Ничтожен!
Как мог дерзнуть? Поднимется ль рука?!
Куда бежишь? Я расскажу…Пока!
(Бетховен уходит. Сальери в ужасном
волнении быстро ходит по комнате,
продолжая монолог.)
Пошел трезвонить: вестник! – всему миру –
Сальери – душегубец и злодей!
Как оправдаться мне? О, Амадей!
Желал проверить ты, и свою Лиру,
талант решил сам погубить!
А мне теперь как, Моцарт, жить?
Не оправдаться мне в веках:
смертельный яд держал в руках!
Проклятье вечно и неискупимо!
Как мог ты, друг? Непостижимо!
Невинно, безответственно, легко
яд выпил, как ребенок молоко…
Душа твоя – на небе, высоко.
Вознесся ты! Достиг признанья, славы!
А я низвержен в Ад! Выпью отраву!
Не прав был Бог! Испить уж до конца…
Наперекор воле Творца,
я лягу, друг, с тобою рядом:
злодей и Гений – одним убиты ядом!
Кентавр наш творческий погиб:
коль уж в гробу лежат сердце, душа,
куда ногам идти? Я, не спеша,
иду к тебе! Ликуйте же, враги!
Постой! Враги и так вершат уж суд!
А смерть мою признанием сочтут:
убийца, осознав весь ужас преступленья,
убил себя – во имя искупленья
вины – огромной, непосильной…
Травителю дорога – лишь в могилу!
Нет, надо жить! Я правду всем скажу,
и невиновность Сальери докажу!
Да кто злодея пожелает слушать?
Увы, для правды все закрыты уши.
Зато открыты слухам, лжи и лести.
Весь мир уж праведно желает мести:
гневом облить Антонио, презреньем!
Участь Сальери достойна сожаленья!
Сколько же жить мне, мучаясь, теперь?
Когда откроется мне преисподней дверь?
Существовать, тлеть, гнить при жизни…
И во всеобщем остракизме, укоризне!
Я смерти ждал, мечтал о тризне,
чтоб «Реквием» исполнил Амадей –
Маг! Гений! Мастер! Чародей!
Вышло ужасно! Где найти слова?
Распространились слухи и молва!
Казнись, Сальери! Не занимать терпенья!
Скорей бы смерть и полное забвенье!
СЦЕНА 111111
(Декорации: экран. Кадры из фильма
«Моцарт».)
МОНОЛОГ АВТОРА:
… Не знал Сальери на вопрос ответ:
он жил еще тридцать пять лет!
Был Моцарту отпущен тот же срок.
Судьба? Иль Рок? Или – урок?
Чего Сальери удостоен: Рая? Ада?
За каплю выпитого другом яда…
Сие есть тайна – велика, безмерна.
Ее потомкам не разгадать, наверное.
Да и судить не нам: все мы грешны.
Но обвиненья без вины – страшны!
Все круги «Ада» Данте Алигьери –
прошел при жизни Антонио Сальери!
… Моя модель трагедии – условна:
не следует все понимать дословно.
Но без греха нельзя винить в измене
иль в преступлении фатальном.
Не подтверждено документально,
что был Бетховен в 91-м в Вене.
Людвиг тогда и не был еще глух:
под конец жизни стал терять он слух.
Известно: прибыл в Вену через год,
как Моцарт умер. Слухам он не верил,
ведь стал потом учеником Сальери.
Исторически недостоверен эпизод?
Вместо Бетховена поверенного роль
другой сыграть мог кто-нибудь –
это ли есть случившегося суть?
Виновен ли Сальери – в этом соль!
Участие его в трагедии – де-факто
или де-юре? А алиби? А факты?..
Удостоверил кто: была ль отрава –
ее наличие, воздействие и свойства?
Как странно мироздания устройство!
Гений творил, и по заслугам его слава –
вклад Моцарта в искусство столь огромен!
Другой упорен был в труде, но скромен –
к цели натужно шел, с терпеньем…
Творил без блеска, без вдохновенья.
И умер в муках! Тоже не бесславно –
был коронован он дурною славой.
Пожизненным был приговор. И вечным!
Без права апелляции: конечный!
Давно настали другие времена,
но вечно будут рядом их имена:
Моцарта вспомнят, добавят обязательно –
Сальери! Вердикт бесспорный, окончательный!
Злодейства большего не знает Лета –
злодей Сальери! А так ли это?
(Заключительный монолог Автора –
возможно сократить.)
… Пусть не подумает (не допусти, Создатель!)
ни злопыхатель-недоброжелатель,
ни критик резвый, ни читатель:
дескать, желает великого лягнуть –
что я на Классика могла бы посягнуть:
оспорить Пушкина и его мнение
(участь моя была б достойна сожаленья!
Ай, моська! Знать она сильна,
коль – малое творенье Божье! –
ничтожество! – а лает на слона!
Ах, люди добрые, на что это похоже?
Не допущать! Казнить! Негоже!).
Я – лишь пылинка на Его стопах –
Гения Пушкина! Сориночка в глазах!
Ему – Великому! – о Моцарте писать:
Гений о Гении – шедевры создавать!
А мне – в тени их прозябать…
И не дерзать! Не посягать!
Знаю прекрасно место малое свое!
Чтобы развеять недоумение твое,
весьма придирчивый читатель,
скажу, что я всего лишь обыватель.
Учитывая свой житейский опыт
(всяк человек его за жизнь накопит),
и возраст свой, весьма преклонный,
осмелилась предложить я опус оный.
Ведь оба гения были так молоды…
А слухи часто доводят до беды:
они для праздного ума – халва!
(И Пушкина убила ведь молва!)
И Вейс писал: Сальери виноват.
Но ведь могло быть по-другому, брат!
Антонио мог быть и не виновен!
Такая точка зренья разве внове?
А вдруг его оклеветали слухи? –
весьма глупы назойливые мухи!
Сальери мучился: как доказать обратное?
Я ж излагаю мнение приватное.
А если чист Сальери, аки агнец?
Но оправдаться он не мог, страдалец!
Ведь шанса не дала ему История:
кто он? Другой был Мира Глорией!
Казнить иль миловать? У Бога – право.
Ему нам отпускать грехи – по праву!
Кара Его праведна и справедлива!
Мы ж – суетны, доверчивы, гневливы…
Моцарт и Пушкин! Сколь могли б создать,
но не хотел злодей им время дать!
Дантес – тот заслужил проклятье!
Сам долго жил! Вину не искупил.
Сальери… Он ли Моцарта сгубил?
А может, смерть была естественной его –
тогда не следует винить в ней никого!
Сальери жил, как на Голгофе, на распятье.
Коли ж на обвиненном нет вины,
быть снисходительны – хотя бы! – мы должны.
Вдруг не палач он, а жертва клеветы?
Всегда торопимся сжигать мосты…
А завтра клевета начнет другую жатву –
под гильотиной падут новые жертвы!
Вдруг среди них окажемся я, он, она и ты!
Не приведи, Господь!
|
|