Не в глянцевитый муслин морей,
Взбитый с желчью слоновьих бивней –
Как в плед, оберни меня в март и ливень,
Откинув щеколду древних дверей.
Не тень кипариса с медовым отливом,
Как в мутных бусах, под душным песком –
Холщовую тень перевитой ивы
Мне повяжи, будто ткань, платком.
Там крепкий запах прожжённых рей,
Лодыжек, истёкших горячим глянцем,
Наложниц, свитых, как плетью, танцем
И повторённых в зрачках зверей.
Там тёмные сливы в глазах, и в косы
Плетут воронье крыло чернил –
Ночь, забродившая зноем плёсов,
Во вздохах огня по кайме могил.
…Я в русой рубахе пришла – остаться.
Перстень тропиков брось в костёр:
Имя дай, безымянный палец
Облив венчальным кольцом озёр.
Буре быть и не быть покою:
Удушлив поздний цветок грозы;
Пойду к венцу под льняной фатою
И в римских сполохах органзы.
Швырнёшь под босые ступни рваную,
Искристую, словно кровь, слюду:
Когда, далеко, ты горишь в бреду,
Мне режут ноги, как нож, тюльпаны.
В глиняном кувшине рвануться: «Рано,
Он жив. И нет дня, чтоб не помнил ржи.
На спицах любовь, будто шарф, вяжи -
И жги в холодном костре тюльпанов».
Но если, как угорь, вползёт пырей
В хищную охру и тюль тюльпанов –
Вплету тебе в бледный венок герани
Рудые подсолнухи фонарей.
|
|