I
Ну, вот и дача. Как всегда, Аленка, не заходя в дом, побежала проверить своего Синенького. Синеньким она звала лягушонка. Он вовсе не был синим, скорее зеленым, совсем не боялся людей и подолгу грелся на солнышке на ступеньке, ведущей в пруд. В пруду жили и другие зеленые лягушки. И они любили греться на солнышке, вылезая на крутой откосый бережок. У каждой было свое любимое место. У толстой зеленой квакши – широкая дощечка, которую сосед Андрюшка забросил зачем – то на середину.
Когда к пруду подходила я, все лягушки, как по команде, прыгали в воду. Некоторые, как заправские ныряльщики, сигали метра на полтора, а толстая квакша ныряла со своей доски, как со спортивной вышки, с силой отталкиваясь, так что доску отбрасывало в сторону и она долго потом покачивалась на волнах. Только Синенький никогда не сигал сразу. Он был еще маленький и поэтому ужасно любопытный. При виде людей смотрел сбоку своим желтым немигающим глазом и только, когда опасность становилась реальной, неторопливо, с достоинством, плюхался в воду.
Аленку он совсем не боялся. Несколько раз позволял ей даже дотронуться до себя стеблем длинной тимофеевки, чем вызывал ее восторг и умиление.
II
…Свежевырытому пруду радовалась больше всего Алена. Она прыгала и скакала вокруг глубокой рыжей ямы и кричала, что будет летом здесь купаться и ловить рыбу. Но в пруду не было еще главного – воды.
Дед радовался другому – не надо будет больше ходить на дальний общественный пруд, чтобы поливать капусту и морковку.
Стоя у ямы, дед с Аленкой о чем – то шептались, а придя домой, взяли с полки толстую книгу и долго рассматривали какие – то картинки. Аленка так с книжкой и уснула.
Мне стало тоже интересно.
—Господи! Только этого не хватало на сон грядущий!
Из энциклопедического словаря на меня глянуло целое сонмище самых разных земноводных: перепончатые летающие лягушки, сиреневые древолазы, краснобрюхие жерлянки, чесночницы, зеленые лягушки, остромордые и даже лягушка – бык.
На следующий день Алена толково объясняла мне, что рыбу этой осенью заводить еще рано. ( Стоял уже август). А вот после дождей, когда в пруд натечет хоть немножко воды, они с дедом туда кого – то выпустят, но кого – это большой секрет.
—Эх, ты, Аленка – пеленка! - поучала я свою пятилетнюю дочку. - Секреты надо держать за зубами.
Аленка остановилась, посмотрела на меня большими черными глазами. Только сейчас она поняла, что проговорилась. В глазах заблестели маленькие слезинки.
—Ты только деду не говори, ладно?
Я пообещала.
В один из воскресных дней мои заговорщики куда- -то пропали, прихватив большое черное пластмассовое ведро. Вечером доложили, что ходили проверить дачу. Там все в порядке, а в пруду появилось немного воды.
На какое озеро ходили дед с внучкой, осталось тайной, но весной в нашем пруду появились красивые зеленые лягушки.
III
Аленка очень любила наблюдать за жизнью обитателей прудика. Она садилась под куст орешника, который рос прямо у ступенек, ведущих к воде, спускала ноги на одну из них и замирала. Иногда мы сидели с ней вместе. Самая нижняя ступенька была под водой. На нее любил выползать желтобрюхий тритон. Мы подолгу его рассматривали. Аленка сначала пугалась. Еще бы! Совсем как маленький крокодильчик. Был он ужасно смелый. Чувствовал себя хозяином, за что однажды и поплатился.
Я решила полить капусту, зачерпнула в пруду ведром. Аленка взялась мне помогать и баночкой разливала воду. Когда в ведре осталось немного, я выплеснула остатки под очередной корешок.
—Желтенький! Попался!
Тритон беспомощно извивался, хвостиком касаясь самой головки.
Пока несли его обратно в пруд, хорошенько рассмотрели. Гордая голова, вытянутая немного вверх, черные бугорки на спинке, длинный крокодилий хвост, только перевернутый на девяносто градусов, красивое желтое, в черных пятнышках брюшко, белесые глазки.
Очутившись в воде и еще не веря в свое чудесное освобождение, тритончик некоторое время лежал неподвижно, затем, словно очнувшись, нырнул в глубину. Но своей привычке не изменил. Мы его и потом частенько видели лежащим на затонувшей ступеньке.
С интересом рассматривали мы и жирных пиявок, извивающихся в прозрачной теплой воде, и жука – плавунца, и водомерок, как на лыжах бегающих по поверхности.
Однажды Аленка прибежала, чтобы сообщить, что в пруду творится что – то невероятное. От быстрого бега она задыхалась и смогла только выдавить из себя:
—Там вулканчики!
Солнышко освещало не всю гладь пруда. Где кусты, где высокая трава, заслоняли поверхность воды, но там, где лежали желтые блики, действительно наблюдалось оживление. Сначала я не поняла, что это. Из воды к свету поднимались рыже – коричневые пирамидки. Внутри них все двигалось. Несмотря на это, они сохраняли свою форму. Казалось, более десятка бурлящих фонтанчиков стремятся выбраться на поверхность и никак не могут.
Решили позвать деда: он был биолог.
—Пора разводить карасей, – заключил дед. – Вон сколько корма пропадает. Это дафнии танцуют свой брачный танец.
И все - таки Аленкиным любимцем был Синенький. Почему она так звала зеленого лягушонка? Может быть, ей хотелось увидеть голубую лягушку? Вы скажите, что таких не бывает? Я тоже так думала, пока однажды, в самом начале мая в небольшой луже на берегу пруда, у самой воды, не увидела это чудо. Мне показалось, что в луже расцвел голубой цветок. Лишь потом я узнала, что действительно, голубых лягушек не бывает. Это наши обыкновенные остромордые лягушки весной ненадолго надевают красивый свадебный наряд и собираются вместе, чтобы отложить маленькие икринки.
Эту историю я и рассказала Аленке. С тех пор она мечтала увидеть голубого лягушонка. Так появился Синенький.
IҮ
…Аленки долго не было. Я забеспокоилась и пошла посмотреть, что она делает. Берега пруда успели уже зарасти кустиками. Сзади зеленой рамой наш участок окаймлял невысокий лес. Слева на небольшом лугу рядами лежала свежескошенная трава. Пахло клевером, донником и Иван – чаем.
Аленка сидела над первой ступенькой, поджав под себя ноги, и смотрела вниз.
—Си-си-синенький, - глотая слезы, она повернулась ко мне, часто – часто заморгала и слезы полились тоненькими ручейками по ее щекам.
На верхней ступеньке лежала бесформенная зеленая кучка. Лишь по растопыренным в стороны лапкам я догадалась, что это был ее любимец. Бывшее тельце облепили мухи и нещадно, с остервенением терзали. Такое же беспомощное тельце, только побольше, как на плоту, плавало посередине пруда. Под ветлой, на глинистом берегу, лежало еще несколько раздавленных обезображенных зеленых лягушек.
—Кто же это сотворил?— Спросила я.
—Наверно Андрюшка. У него рогатка есть.— Аленка размазала слезы по щекам и решительно встала.
У соседей играла музыка. Андрюшка и его двоюродный брат Ромка сидели на крыльце дома. В железном мангале пылали дрова, прямо на крыльце на клеенке стояла миска, лежали помидоры и лук. Готовилось пиршество.
Забора между нашими дачами не было и Аленка прямо по грядкам направилась к соседям, решительно сжимая маленькие кулачки.
—Чего тебе?— Долговязый семиклассник, которого родители и знакомые почему - то звали Андрушей, шагнул ей навстречу.
—Ты зачем моего Синенького? За что?
Ее кулачки быстро – быстро забарабанили в тощий живот долговязого мальчишки.
Парень поднял обе руки вверх, машинально загораживая лицо. До него Аленка не дотянулась бы при всем своем желании.
—Это не я, это Ромка!
Такой Аленку я еще никогда не видела. Глаза сузились, губы поджаты. Она решительно шагнула навстречу другому мальчишке. Ромка сидел на ступеньке и насаживал мясо на шампура. Рядом лежало орудие преступления – большая суковатая рогатка. На толстой широкой резинке был уже приготовлен гладкий круглый камешек.
Ни говоря ни слова, Аленка схватила ненавистную рогатку и швырнула в мангал. Пламя вмиг охватило сухую древесину, зашипела, плавясь, резинка.
— Бал - бес!— Презрительно по слогам проговорила Аленка и не торопясь пошла к своей даче. Для нее это слово было самым страшным и оскорбительным ругательством.
К вечеру пошел дождь, и мы остались ночевать на даче. Снова Аленка с дедом о чем - то таинственно шептались весь вечер. А ложась спать, у входной двери я увидела, как рядышком стоят большие дедовские резиновые сапоги и совсем крошечные, Аленкины, да большое черное пластмассовое ведро.
|
|