На холме – церковь белая, чистая:
голубые – в синь-купола,
да кресты на них золотистые,
среброзвучные колокола.
Рядом с храмом – мужской монастырь,
лес повыкорчевав, построили.
Ниже – узкая речка, мосты –
деревянные, братией скроены.
…День погожий, в лесу – покой.
Шла я в церковь, к заутрене.
Вдруг на тропке – старуха с клюкой…
Меня холод пробрал внутренний:
глазки впились в меня – иглой!
Пробежал по деревьям ропот,
затянуло лес серой мглой.
Но вдали слышен конский топот…
Стало легче – люблю лошадей;
не одна я! А ведьма близко!
Слышу шепот: «Бойся людей –
с сердцем черным, с душонкой низкой!
Встретишь черного молодца,
не вступай с колдуном в разговоры,
не бери золотого кольца!
Нелюдь он! Сатана! Черный ворон!
Если скажешь ему хоть слово,
аль кольцо колдовское возьмешь,
станешь пленницей ворона злого,
в рабство черное попадешь!»
Растворилась во мгле старуха.
Ни жива, ни мертва, помолилась,
собралась, укрепилась духом,
снова к церкви я устремилась.
Вижу черного, страшного всадника.
Я крещусь, продолжая идти:
– Не испортишь мне светлого праздника!
Искуситель! Бес! Прочь с пути!
Трепеща, отвернула лицо.
Шум и звон в пустой голове.
Подкатилось к ногам кольцо –
отшвырнула! Пропало в траве.
Заплетаются пьяно ноги –
чуть не падая, побежала.
Светлый луч сверкнул на дороге!
Лошадь где-то вдали заржала.
Вот врата! Я на храм смотрю:
на кресте – черный, грязный ворон!
Вновь крещусь и молитвы творю:
улетай, черный дух, тлетворный!
Опустел крест – сверкает сфера!
Птичий гам оглашает лес.
Воссияла в душе моей вера:
верю, Боже: Христос воскрес!
Подошел монах молодой:
лик прекрасен – сама Красота!
Аскетичен, худ. Волос седой.
Воплощенье Иисуса Христа!
Протянул мне смиренно яйцо –
цвета крови. Исчез сразу.
Засияло златое кольцо
на руке моей – жарко!
На кресте золотом ворон каркнул.
Помутился мой разум…
Я очнулась: лежу у моста.
Веет ветер – лихой проказник.
Не впустили меня врата –
в светлый храм, в светлый праздник!
С пальца снять я кольцо не могу:
приросло, что не сдвинуть с места.
Всем, кто спросит меня, лгу,
что я – чья-то невеста.
Но страшусь вдруг узнать – чья?
|
|