В 1557 году вышел указ его королевского величества о том, что подданные Речи Посполитой из Западной Украины и Белоруссии приравниваются к быдлу. То есть, являются скотом. И отныне их убийство становится банальной порчей имущества. За порчу имущества, по крайней мере, чужого, конечно, следует платить деньги. Но ведь это такой пустяк. На барщине тоже крестьяне этих земель должны были работать, в отличие от привилегированных поляков, шесть дней в неделю. Значит, на прокорм семьи оставался один день. А выходных и вовсе не было. Но господствующая нация на этом не успокоилась. Упорно держащихся за свою православную веру, регулярно преследовали, убеждая и принуждая принять католичество. Крестьяне тоже были хороши. Уперлись в своем православии, как будто не в одного бога верили. По известному принципу: «Лучше разойтись с солнцем, чем сойтись с Римским папой.» Впрочем, и это высказывание было позже. А пока… Бунт следует за бунтом. Кто первый не выдержал и решил, наконец, усмирить бунтовщиков, король или церковь, неизвестно. Но факт, что в Белоруссию был направлен архиепископ Кунцевич с весьма жесткими задачами.
И он начинает претворять их в жизнь. Для начала он объявляет всех похороненных по православному образцу грешниками и велит раскопать могилы, и отдать их тела на растерзание псам. Дальше,… впрочем, дальше ничего не случилось. И этого было вполне достаточно.
На весь этот беспредел и позвала полюбоваться Золотого всадника Ангел-дева. Был он непривычно хмур. Да и то понятно. Чистым данный эксперимент назвать было никак нельзя. Заранее стало ясно, чем дело кончится. Однако поехал.
В небольшом белорусском поселении, куда еще не дошла молва о страшных делах, творящихся в округе, появились закованные в кольчуги, служители архиепископа. Осеняя себя крестом, и раздавая одновременно проклятия, они зачитали указ, в котором и было все вполне конкретно сказано. Под вопли ужаснувшихся такому варварству крестьян, они направились к ближайшему кладбищу. Похоже, совсем не было ума у архиепископа, если додумался он до подобного вразумления всех отступников от святой веры. Хотя собственно, князь Владимир, тоже огнем и мечем, народ поучал.
Чумы и холеры в том поселке давно не было. Поэтому умирали мало. Соответственно, из недавно похороненных, были только девочка десяти лет от роду, да старый отец семейства, сильно зажившийся на этом свете. Они и были выкопаны под негодование родичей. Старик уже почти разложился, а девочка была практически не тронута гниением, и вид у нее оставался поистине ангельский. Когда же ее тельце было небрежно брошено на землю, люди неожиданно взорвались. С дикими нечленораздельными криками, они ринулись на кольчужников и… напоролись на приготовленные копья. Ведь псам святой церкви не впервой было проделывать подобную процедуру. Отрезвленные видом крови, оставшиеся, спешно пали на колени, умоляя о пощаде. С тем и были крещены в единственную истинную веру римско-католического образца. Но так было далеко не во всех поселениях. Во многих местах служителей Господа просто поднимали на вилы. Движение непокорных ширилось. И вот, наконец, сам преподобный архиепископ Кунцевич закончил свои дни вовсе не в славе и наградах за великие заслуги, а совершенно неподобающим для его сана образом. Правда, на этом народ не остановился. И одна за другой вспыхивали барские усадьбы, населенные шляхтичами.
Под утро утомленные всадники, без отдыха скакавшие из одного поселения в другое, застали кульминационный момент. Богатый дом, где с недавних пор поселилась семья польского пана, был превращен в настоящий костер неистребимой мести. Вокруг водил хороводы полу обезумевшие люди, а из пламени доносились крики и мольбы о помощи. Наконец, молодая женщина в горящем платье, вырвалась из завесы дыма, прижимая к себе грудного ребенка. Но здоровенный кузнец яростно швырнул ее обратно в огонь. Тогда последним усилием, она протянула задыхающегося младенца стоящей в сторонке крестьянке. Та, испуганно отшатнувшись, все-таки приняла кричащий комочек, затравленно озираясь на родичей. Но тот же кузнец с криком: «Шляхтичам продалась, ведьма!», отправил и молодую селянку и ребенка обратно в костер.
«Я больше не могу.» - отворачиваясь, прошептал Золотой всадник. «Нет, ты смотри.» - Рассерженной кошкой зашипела небесная дева: «Смотри, что делается с именем твоим!» Золотой всадник неожиданно метнулся прямо в огонь, который не причинил ему никакого вреда. И уже через минуту появился с младенцем. Народ, внезапно разглядевший Спасителя, как будто сбросил шоры с глаз. Все разом рухнули на колени, протягивая к нему руки. Но Золотой всадник не замечал этого. Он старался возродить к жизни ребенка. Что ему, несомненно, удалось. Но тот слишком сильно обгорел, глаза были выжжены, тельце почернело. «Ну, что, великий чудотворец, может, теперь спасешь все заблудшие души во все века и у всех народов?» - поинтересовалась подошедшая дева. Всадник ничего не ответил, он смотрел на ребенка, орущего от боли, которую он никак не мог прекратить. Толпа глазела на него в ожидании нового чуда. Но как он ни старался, все рубцы так и не затянулись. Измученный мальчик продолжал кричать. Тогда Золотой всадник достал из-за пояса нож. Толпа ахнула и бросилась на Спасителя. Но небесная дева не дремала. Мощными взмахами хлыста, она охладила порыв наиболее активных, и, буквально, втащила юношу в седло.
«Зачем ты их остановила!» - шептал всадник, бессильно болтаясь на шее лошади в диком галопе. Миновав порядочное расстояние, дева обернулась. Юноша сползал коню под копыта. Она подошла и крепко его встряхнула: «Героя одиночку решил из себя строить! А как насчет всех страждущих? Их ты опять поманишь красивой идей, а потом бросишь наедине с собственными страстями?» «Так это ты отняла у меня силы?» - Потрясенный, он поднял залитое слезами лицо. «Ребенок должен был стать одним из разбойников, который из, как и у тебя, благих побуждений, должен был перерезать полторы сотни проезжающих по большой дороге. А деньги, – нехорошо усмехнулась небесная дева, - он бы раздавал бедным.»
|
|