Злата Рапова
Монастырь доминиканцев (псов Господних, как они сами переводили свое название, хотя и происходили от святого Доминика) расположился в ущелье горной долины. Доминиканцы были одним из орденов инквизиции, которая возникла в XIII веке. Обязанности у нее были почетные: беречь саму душу народа от искушений лукавого. Потому имели они практически неограниченные полномочия. Самым приятным, из которых была возможность конфисковать имущество у осужденных. Это был своеобразный судебно-полицейский орган.
Ангел-дева и Золотой всадник под покровом ночи приблизились к убежищу святых отцов. На склонах горы располагались неказистые деревушки, жители которых исправно платили подати монахам. Сейчас был один из самых строгих дней Великого поста. Окна в монастыре были погашены, и оттуда не раздавалось ни звука. Настоятель уехал по делам к кардиналу, наказав братии показывать истинный пример всем мирянам своим послушанием и отречением от грешной плоти.
Однако монахи восприняли приказ довольно своеобразно, и как только луна взошла из-за облаков, к монастырю потянулась испуганная стайка юных селянок, сопровождаемых грозным служкой. Накануне несколько представителей святой церкви побывали в окрестных деревнях, проверяя, блюдет ли нравственные законе паства. Были выявлены несколько грешниц, которых подозревали в блуде. И, не смотря на слезные уверения родни, что их дочери еще девственницы, было им велено явиться для очищения от греха в монастырь святых братьев. Обнаружена так же была местная колдунья, которая неизвестно каким образом промышляла прямо под носом инквизиции. Бабка, клявшаяся, что лечит травками людей, увидев разложенный костер, все же призналась в продаже души дьяволу. И в назидание остальным была предана очистительному огню. На этом монахи и удалились обратно в свою обитель с чувством выполненного долга. Жители же деревушки вздохнули с облегчением. Неспокойны были только те, чьи дочери должны были пройти покаяние в монастыре. Доминиканцы отобрали четырех наиболее пригожих девиц, и по деревне прошел слушок, который пустила семья самого богатого селянина, что дело тут вовсе не в, якобы, грехе девушек. Впрочем, на распространителей хулы на святую матерь церковь, тут же зацыкали, испуганно оглядываясь по сторонам. И то верно, доносчикам при инквизиции жилось вольготней всех. Правда, лишь до той поры, пока кто-то не доносил, в свою очередь, на них. Девушек одели во все самое лучшее, и отправили вслед за угрюмым немым служкой.
К этой процессии и пристроились, молчаливые всадники. Служка открыл ржавым ключом железные ворота, и они оказались в темном монастырском дворе. Ангел-дева и Золотой всадник спешились и, привязав коней к ограде, вошли вслед за остальными в главную башню. Было темно и не раздавалось ни звука. Прислужник освещал путь свечой. Они спустились по крутой лестнице, в подвальное помещение, открылась дверь и… В огромном зале ярко горели свечи. Было жарко и невыносимо удушливо. Но пьянствовавшая братия этого не замечала. Деревянные столы были завалены окороками и дичью. В кувшинах плескалось и красное вино, и эль, и даже портвейн. Пили и ели все без разбору.
«Твои служители хуже клопов. Мерзкие насекомые, по крайней мере, напившись человеческой крови, отваливаются. А эти, - ангел-дева брезгливо махнула рукой в сторону святых отцов, - будут пить кровь до самой смерти.»
Трапеза, видимо, началась давно, так как монахи успели окончательно потерять человеческий облик. Кто-то валялся прямо в луже вина, кто-то распевал непристойные песенки, а одна парочка уединилась в уголке и увлеченно занималась запретным грехом. Девушки, при виде этой картины, с криками, попятились. Но грозный служка подтолкнул их в спины, и они кубарем скатились вниз по крутой лестнице. Наиболее трезвые оживились при виде лакомой добычи. Несколько монахов резво вскочили со своих мест и бросились к вновь пришедшим. Затрещала разрываемая одежда. Помещение огласилось криками боли и ужаса. Жертвы переходили из рук в руки. Один брюхастый монах, с лоснящимся от жира лицом, насиловал самую молоденькую из девушек извращенным способом, заставив ее во время этого действия, исповедываться в своих грехах.
Золотой всадник стоял с побелевшим лицом, прислонившись плечом к стене. Оргия закончилась только к утру. Две девушки лежали мертвыми, две другие еще дышали. Теперь уже все монахи храпели, кто под столом, кто прямо на своей жертве. Огромный служка, молча невозмутимо наблюдавший за происходившим, наконец, вышел из своего угла, и открыл незаметный ранее каменный люк, ведущий вниз. Пахнуло гнилью. По очереди он перетащил к отверстию всех четырех, не разбирая, кто живой, кто мертвый, и скинул вниз.
Ангел-дева и Золотой всадник медленно, вслед за отправившимся спать служителем, поднялись на поверхность. В округе по-прежнему не было слышно ни звука, только вдалеке прокричал петух. Юноша неожиданно обернулся и стал искать в карманах огниво. «Ты что, с ума сошел!» - остановила его дева. Снова готов был разгореться спор. Но тут их внимание привлекла какая-то тень. Человек неслышно крался вдоль стен монастыря. Он тащил охапку соломы. Вокруг уже валялось несколько вязанок. Он ударил кремнем, и сухая трава мгновенно вспыхнула.
Золотой всадник и Ангел-дева, отъехав на приличное расстояние, остановили коней. Позади багровая заря соперничала по яркости красок с разгоравшимся пожаром.
|
|