В темноте кабина казалась и больше, и уютней. От нагретого двигателя приятно тянуло теплом. Пахло табачным дымом и машинным маслом.
За окнами сыро отблескивал в свете фонарей асфальт. Издалека ночь приносила отблески горящих вывесок.
Теперь пора.
Он выпрямился, завел мотор, включил свет в салоне. Привычно и даже приятно задрожал руль под старыми ладонями.
Он был рад, что в последний рейс выходит на этом маршруте. С него начинал сорок лет назад, к нему вернулся. Вернулся с радостью. И даже прослезился, обмывая это событие.
Уверенно двинулся вперед, выворачивая руль, вводя машину в поворот.
Последний раз это и грустно и приятно. И сегодня он делал все с особым смаком и тоской.
Здесь, на конечной, ждет первая пассажирка.
Он знал их всех, пассажиров последнего ночного рейса. А многих видел еще малыми детьми. Знал по своему, знал их жизнь вдоль маршрута, а остальным интересовался мало.
Эта девушка садилась на конечной.
Раньше она мало ездила автобусом, а год назад чуть ли не каждый день садилась в последний автобус. С охапкой цветов, робко пряча счастливую улыбку.
Месяца четыре назад пропала.
И вот недели две тому, опять появилась. Совсем другая. Тихая, подавленная. Первый раз была и вовсе – в слезах.
Сегодня тихо зашла в последнюю дверь, не поднимая раскрасневшихся глаз. Неловко шаркнув ногой, прошла к обычному своему месту, – над задним левым крылом, лицом к водителю, села. Уткнулась в зеркальную темноту окна.
Водитель качнул седой головой, неодобрительно хмыкнув в усы. Да что же сделать?
Зашипев, лязгнули двери.
Тяжело покачиваясь, автобус тронулся в путь.
Водитель любил этот маршрут. И сейчас, проезжая последний раз, любил больше обычного.
Улицы слободы нравились гораздо больше, чем улицы остальных частей города. Тихие, узкие, застроенные двух-четырех этажными домиками и особнячками, они неизменно вызывали ощущение уюта и покоя. Здесь не было вдоль тротуаров тесной «бахромы» машин дельцов и спекулянтов. Не было шумных и ярких реклам.
А в полвторого ночи они и вовсе были совершенно пусты. И оттого еще более милы.
Возле остановки черной глыбой замер большой, резких черт «Крайслер». Здесь садится бизнесмен.
Его водитель помнил еще маленьким мальчиком. Когда тот ездил в музыкальную школу, трепетно прижимая к груди футляр со скрипкой. И все время забывал пробить талончик.
Теперь он одевался в роскошные костюмы и ездил на огромной чужестранной машине. Водитель не мог оценить полной их стоимости, для него главное было, что смотрелось все это роскошно и блистательно.
Он остановился, гостеприимно распахнулись двери. Передняя – прямо напротив бизнесмена. Тот легко запрыгнул внутрь и пошел к месту, которое считал своим – слева сразу позади кабины водителя. В «лиазике» здесь выходила труба, по которой отводился горячий воздух от двигателя. Здесь, как решил еще в глубоком детстве бизнесмен, самое теплое и самое уютное место во всем салоне.
Ему неизменно нравилось прислонившись лбом к стеклу перебирать детские воспоминания и решения сегодняшних проблем. И поэтому даже сейчас, имея дорогую быструю и удобную машину с шофером, он ехал из офиса на автобусе. Последним рейсом.
Сегодня – мрачнее и задумчивей обычного, отметил водитель. И, заскакивая в автобус он тяжело схватился за поручень. Обычно все гораздо веселее. Значит, и у него – беда.
Старый водитель знал, когда кому выходить и пропустил две следующие остановки не останавливаясь.
А потом остановился, открыв обе двери, и стал ждать.
Садящегося здесь человека водитель называл «ученый». Он вечно опаздывал, влетая в двери, на крыльях пол плаща забрызганных осенней слякотью. Взволнованный спешкой, бегом, умными мыслями, тяжело дыша, он садился на первое попавшееся место.
Все последнее время, он даже в автобусе читал и чего-то писал. А сегодня сел победно оглядывая салон, словно желая поделиться чем-то важным и нужным. От него веяло радостью и завершенным делом.
Сейчас старик одобрительно улыбнулся и, мягко вдавив педаль, послал машину вперед.
Остался только один пассажир.
Этот парень ехал до самого конца. По-видимому ему нравилось ехать именно в последнем, пустом автобусе. Когда он оказывался на остановке раньше последнего рейса, то пропускал предыдущие автобусы, неизменно садясь в последний.
Входил не торопясь. Дожидался когда двери закроются и автобус тронется и только после этого садился. Обычно на сиденье над правым задним крылом, отделенное от задней площадки жестяным щитом.
Но сегодня водитель видел в зеркале, что тот сел не глядя в окно, а склонив голову. И у этого что-то не так.
Словно что-то свыше пыталось сделать последний рейс еще более тягостным и тоскливым.
А ведь наверняка, если бы пассажиры поговорили друг с другом, подумалось водителю, несколькими бедами стало бы меньше.
Он, бросив взгляд на зеркало, оглядел салон. Бизнесмен, его не видно, ученый, парень и заплаканная девушка.
И еще один парень на задней площадке. Стоит, опершись локтями на перила. Пристально смотрит прямо в глаза. Темная кожаная куртка, черные джинсы, аккуратный пробор.
Откуда он?
Старик никогда его не видел, и не помнил, чтобы он сегодня садился. Но почему-то это не взывало лихорадочного беспокойства. Парень этот внушал ледяное спокойствие. И даже создавалось ощущение, что старик знал его с глубокого детства.
Мокро шуршали колеса по сырому асфальту. Осень цепко держала город завесой дождей.
Скоро девице выходить, подумалось водителю. И уже ничего не исправишь.
Парень на задней площадке качнулся и пошел к проходу между креслами.
Он наклонился к сидящему молодому человеку и что-то проговорил. Тот удивленно поднял голову, огляделся и пересел к всхлипывающей девушке. Та занялась румянцем, улыбнулась. На остановке они вышли вместе.
А парень с задней площадки прошел дальше. Он шел выпрямившись, не касаясь перил, и при этом не раскачиваясь. Предугадывая каждый рывок и прыжок пола под ногами.
Прошел мимо ученого и наклонился к бизнесмену.
Водитель увидел, как тот встал и прошел к ученому. Заговорил, а после и сам расцвел, словно и он отыскал решение.
А парень остался возле кабины водителя, положив локти на поручень.
Только теперь, поймав пристальный, но не назойливый, взгляд, старик все понял.
- Все закончил? - спросил он.
- Одно осталось, - ответил парень, - понял же.
Старик мелко покачал головой и тяжело вздохнул.
Сомкнулись за спиной жестяные ворота парка, отсекая всю жизнь, связанную с работой. С маршрутами.
- Пойдем, - сказал старик и тяжело оперся на руку ожидавшего его парня.
И оба растворились в тяжелой и сырой темноте осенней ночи. Навсегда.
|
|