Шёл страшный для нас восемнадцатый год ─
Россия вся смутой объята.
На Красных и Белых поделен был флот.
Войной шёл родной брат на брата.
Затоплена «красная» часть кораблей
Была после этого вскоре ─
Их в бухте Цемесской за несколько дней
Упрятало Чёрное море.
А «белая» часть с якорей лишь снялась
В двадцатом году в ретираду.
С Россией прощаясь, просили молясь,
У Бога возможность к возврату.
С оружием, штабом, кто мог и с семьёй
Оставили свой Севастополь …
Им будет лишь сниться в сторонке чужой
Родная берёзка и тополь.
*
Отца Насти звали Манштейн Александр.
Он часто возил ей подарки
Морской офицер. Он был, брав и не стар,
Эсминцем командовал «Жарким».
На нём он и вывез её и сестёр,
Их маму и семьи чужие ─
Всех тех, кого ждал неизбежно костёр
Репрессий и беды большие.
Для «Жаркого» были сверхжаркие дни:
Средь паники, слёзы и вопль
Он многие семьи воссоединил,
Доставив их в Константинополь.
Оттуда за море античных богинь
Их вёз пароход всех от смерти ─
Сверх норм переполненный «Князь Константин»,
Который причалил в Бизерте.
*
В поход корабли свой последний идут
В Тунис на французскую базу ─
Эскадра в Бизерте находит приют
Средь пальм непривычных для глаза.
Отца и эсминец считали тогда
Добычей глубин безвозвратной,
Но «Жаркий» пришёл через месяц сюда,
Потрёпанный штормом изрядно.
Здесь годы вдали от родимой земли
Последние гардемарины
Под флагом Андреевским службу несли
Три года с большой половиной.
С признанием Францией СССР,
Был вынужден, верный присяге,
Команду по вахте отдать офицер ─
Спустить сине-крестные флаги.
Эскадра, с тех пор, как флаг с клотика слез,
Утратила воинский статус.
На грудь отчеканен был памятный крест
В честь тех, кто не сдал ни на градус.
Все те, кто от веры на румб не свернул,
Здесь бросили якорь Надежды:
По родине милой бродил Вельзевул…
Когда он уймётся мятежный?
*
В Бизерте пришлось начинать жизнь с нуля.
Была, чтоб она полновесней,
Был создан театр на борту корабля,
Где ставились русские пьесы.
Храм Невского здесь моряки возвели.
В нём правилась служба исправно:
Молились за тех, кто от них был вдали,
О тех, кто здесь умер недавно.
А в форте французском, где размещено
Морское училище было,
Мальчишек, что в форменках белых оно
Различным наукам учило.
А в «Утке» подлодке верстался журнал ─
Редакция в ней разместилась.
Гектограф-станок там, в отсеках стучал,
Чем «княжество» русских гордилось.
Диаспорой русских тогда управлял
По совести и по уставу
Герасимов вице седой адмирал,
Чиня честный суд и расправу.
*
От взрослых узнав, что Блан Кап (Белый мыс)
Ближайшая к родине точка,
Сюда прибегала, где дул лёгкий бриз,
В слезах капитанская дочка.
Встав к морю лицом, где была её Русь,
Кричала ей Анастасия:
«Люблю тебя очень, тоскую, вернусь!
Ты жди меня только, Россия!»
Училась, росла и учила сама
Арабов и русских в лицее.
Для дружбы внесла вклад весомый весьма,
Как сотни послов не сумеют.
Самим президентом страны Бен Али
Ей орден вручён за заслуги.
За то, что у ней все учиться могли
Арабы, их дети и внуки.
С арабами русские были дружны,
Всем бедно жилось, но не горько.
У русских из золота, знали они,
Погоны, сердца, да и только.
Байдарки и мебель отец мастерил
И многие делали тоже.
«Варяга» герой адмирал Беренс шил
Для барышень сумки из кожи.
Ничейного подданства не приняла
Ни Франции и не Туниса.
Без всякого подданства так и жила
С бумажкой ─ открытою визой.
Шли годы, шли годы, десятки прошли,
Услышала Настю Россия:
Однажды увидела парус вдали ─
То барк приближался красиво.
К ней в форменке белой подходит моряк,
Подняться на борт приглашает…
Не верилось русской Ассоли ни как,
Что в жизни, как в сказке бывает.
Впервые был выдан ей паспорт послом.
Он очень похож был на мамин:
Российский, на корке с двуглавым орлом,
Лишь красного цвета, как пламень.
От всей той эскадры осталась одна.
Одна на Руси побывала.
От имени всех поклонилась она
Земле, что им всем не хватало.
Была в Севастополе несколько дней,
В Москве издала свою книгу.
В Бизерту взяла горсть землицы своей
И русского хлеба ковригу.
Она бережёт очень время своё.
Ей некогда сплетничать сплетни:
Сынок безработный на шее её
Пятидесятишестилетний.
Помимо обычных домашних забот
О русских могилах хлопочет
И с пенсии десять динаров даёт
За добрый досмотр днём и ночью.
Романсы она на французский язык
Под звук переводит гитары.
Чтоб нам донести сей истории миг,
Готовит в печать мемуары.
А ныне в дорогу собралась опять
К подруге, которая пишет:
«Я жду, приезжай, погожу умирать
Пока я тебя не увижу!»
Ей тоже за девять десятков чуть-чуть,
А жили они по соседству,
Ведь лучший подарок ─ подруге вернуть
Её восьмилетнее детство.
|
|