Свет лампы, одинокой над землею, Слепит мои глаза. Шепчу с тоской: Мне никогда уже не быть с тобою, Мне никогда не полюбить другой. Люблю тебя! В порывах безутешных, В печали, в покаянии, в мечтах, В снегах, в дождях: осенних, летних, вешних, - В беспамятстве, в отчаяньи, в стихах – Везде! одним стремлением исполнен, Селил тебя. Желаний не щадя, Я возводил тебе злаченый полдень, А вечер сочинял из хрусталя. Услады ночи, призрачные Утра – Все было в этой сказочной стране. И горы... Нет! Вселенну изумруда Я дарствовал, любимая, тебе. Ты не со мной – ревущая реальность. Ты рядом – грезам отданная блажь. И никакая жизни привокзальность, И никакой заманчивый витраж, Скрывающий бездушия пейзажи За яркостью стеклянной мишуры, Не отвоюют, не коснутся даже Ни пяди, ни молекулы мечты, Ничем не приглянувшейся той яви, Что бродит, плесневеет и чадит В захламленной, загаженной канаве, Где глас распутный верок, зинок, лид. Иных не счесть. Но мне иных не надо. Кричи, разумник: "Он сошел с ума!" Мне сумасшествие пустынное – отрада! А все публичные твои дома – тюрьма! Поди же прочь! Я с ней останусь лишь. И пусть она ни в полдень, ни в вечёре, Ни в утрах, ни в ночи, под спелость вишнь, Не говорит со мной в лазурном доле. Пусть косточки тех ягод, с милых губ Скользнувши, падают уж не в мою ладонь. И счастье, не дождавшись медных труб, Взобралось на скучающий перрон, К которому не ходят поезда, К которому теперь моя дорога Уж не лежит. И стоном: Где она?! – Я не тревожу собственного Бога. И только шелест боязливый по листве Крадется, словно вор в карман пустой. В сей час пишу Послание тебе, Чтобы потом прочесть его другой.
|
|