… Белое молоко пространства с розово-сизыми переливами охваченное дымкой космических туманностей раскрылось как по волшебству своей неповторимой удивительностью. В самой середине этого пространства находилась ослепительно синяя окружность. Она потрясала своей глубиной и объемностью. Если приглядеться, то по всему её фону слабо мерцали маленькие, но ослепительно яркие жёлтые звёздочки…. Филипп открыл глаза и вот уже четверть часа смотрел на стоящее перед ним на этюднике новое полотно. Я назову его «Наваждение». Затем мужчина сладко потянулся и, ухнув, встал с жёсткого ложа деревянной, грубо сбитой кровати. Нужно было собираться. Запас продуктов давно иссяк. Картина была закончена, а это означало, что можно было попытать счастье и при счастливом стечении обстоятельств постараться продать её в городе. Бережно уложив полотно в дорожный футляр, и надев испачканную краской вельветовую куртку, Филипп вывел свой наладом дышащий велосипед за старые, пошатнувшиеся ворота своего охотничьего домика. Накануне художник работал всю ночь, и поэтому проспал весь день. До наступления темноты оставалось часа три, и нужно было спешить. Дорога петляла и изгибалась. По пути попадались огромные булыжники, которые необходимо было объезжать. Глаза Филиппа слипались, он еще до конца не проснулся, но страх свалиться в ущелье заставлял его вновь широко открывать глаза и следить за дорогой.
Он сам ушел высоко в горы от людей, от их ежедневной суеты и обыденности. Живя на мансарде одного из центральных домов городка, который уютно расположился в теплой бухте средиземного моря, Филипп постоянно испытывал дискомфорт от соседей, уличных звуков, даже от запахов приготовления пищи, который постоянно обрушивались на его чуткую натуру бесконечной лавиной. Решение уйти в горы, пришло к нему спонтанно и неожиданно. С необычайной для него быстротой и оперативностью, художник нашел подходящий для себя вариант в местной газете бесплатных объявлений. Встретившись с хозяином горного домика у себя дома и заплатив по своей наивности предоплату за полгода вперёд, он обнаружил это строение в полном запустении и упадке. Но он не жаловался. Здесь ему никто не мешал. Охотничий домик находился высоко в горах на два километра выше последнего поселения и вид, который открывался каждый вечер и утро завораживал и будил неуёмную фантазию Филиппа. Картины рисовались быстро и легко. Правда, время от времени художнику приходилось спускаться с гор за запасами еды и красок, но это было всего лишь один раз в неделю. «Любишь кататься, люби и саночки возить» - Повторял про себя Филипп, когда после стремительного горного спуска у него слегка подкашивались ноги, и кружилась голова от резкого перепада давления.
Но в этот день художник приехал слишком поздно. На набережной, где выставлялись картины, было уже безлюдно, а оставшиеся открытыми два салона ориентировались на классику, которую Филипп воспринимал, как очередную, вчерашнюю ступень развития живописи. Так что доллар в кармане его пиджака, это всё, что у него оставалось, по крайней мере, до завтрашнего утра.… Подумав немного, куда потратить оставшиеся крохи: снять ли на ночь комнату или спустить всё в ближайшем баре? Он решительно направился в сторону переливающихся огней и зажигательной музыки.
Оставив велосипед у входа (просто такая рухлядь вред ли кому была нужна) Филипп зашёл вовнутрь. Переливающиеся огни неоновых ламп и небольшой мелодичный квартет, выводящий зажигательные мелодии, пропитанные морским бризом и южным солнцем, и которые можно только услышать в небольших южных городках, заставил художника на время забыть свою нищету и всецело отдаться музыке. Он сел подальше от сцены, в самую глубь прокуренного и душного полутёмного зальчика за пустой столик у окна. Перед ним стояла пинта кокосового пива, которую он должен был растянуть по возможности до утра.… Отпив два глотка крепкого и будоражащего напитка, Филипп огляделся. Его внимание привлекла потрясающей красоты женщина. Она была стройна и очень темпераментно подвиливала бёдрами в такт музыки в своём прекрасном брючном костюме из какого-то блестящего и очевидно очень дорогого материала. Филипп невольно засмотрелся на красотку. Что-то кольнуло его и заставило вспомнить о сегодняшней, написанной им ночью картине. Он машинально провел руку по футляру, а затем, улыбнувшись собственной выходке, сделал еще пару жгучих глотков. Неожиданно к темпераментной красотке подошли двое подвыпивших посетителей. Они что-то, что Филипп не мог слышать, начали говорить ей, один из них стал нахально трогать её попу, но пока художник еще только раздумывал, как ему поступить? Девушка взяла обоих мужчин под руки и вышла с ними на улицу. Что-то заставило Филиппа встать и, оставив недопитой свою только что початую кружку, последовать за ними. Выйдя за дверь, и не успев сделать и двух шагов, Филипп увидел, как на том, что еще четверть часа назад было его велосипедом, лежало два окровавленных тела подвыпивших хулиганов. И хотя велосипед по всему видно был окончательно поломан, эти двое очевидно отделались сравнительно легко. Один из них, уже прейдя в себя, начал грязно ругаться, а второй беспомощно пытался освободиться от веса первого… «Кто же их так…?» - Мелькнуло в голове Филиппа. Больше он не успел ни о чём подумать, потому что перед ним остановилась шикарная машина, каких раньше он никогда не видел. Тонированное стекло бесшумно опустилось, и за рулём Филипп увидел Его Незнакомку! От неожиданности и удивления он моментально забыл о своём исковерканном велосипеде. Незнакомка смотрела на него пронзительно, и казалось, она всматривалась в самую его душу. Лёгкий озноб пробежал по спине сорокалетнего мужчины, и его ноги предательски начали подкашиваться.
- Мужчина! Я, кажется, невольно стала причиной вашей безлошадности! - Она немножко прищурила большие открытые лучащиеся невероятным волшебным светом глаза. И Филипп увидел, что они разного цвета. Левый был, иссини голубым, а правый карим с жёлтым узором роговицы. Но это совсем не портило Незнакомку, а напротив, лишь добавляла ей еще больше шарма и очарования.
- У вас один глаз иссини голубой, а другой карий с потрясающим жёлтым узором роговицы! – Художник смотрел взволнованно и задыхаясь от волнения. Жаркий комок подступил ему к горлу, и он всё никак не мог его проглотить…
- Я знаю. А вы действительно потрясающий художник, - Незнакомка дружелюбно открыто улыбнулась, показав ряд правильных коралловых зубов. – Садитесь! Иначе эти двое не дадут нам поговорить.
И действительно двое избитых и изрядно помятых подвыпивших мужика уже встали и, покачиваясь, внимательно всматривались в их сторону. Филипп обошел автомобиль спереди, мельком обратил на необычайную форму капота, и, плотно закрыв за собой дверцу, опустился в невероятно удобное, и как бы сработанное по его анатомии кресло. Внутри машина выглядела не менее экзотически. Не сказать, что Филипп ездил каждый день на таком прекрасном автомобиле, но невероятные приборы, датчики, всевозможные мыслимые и немыслимые ручки и кнопки не могли ни броситься в глаза. Но самое удивительное было то, что на передней панели, около лобового стекла лежал небольшой томик. На нём по-русски было написано заглавие М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита». Книга была потрёпана и явно ни раз перечитана. В тот самый миг, когда машина тронулась с места, в неё полетела пустая бутылка, очевидно брошенная разобравшимися в ситуации хулиганами. Но, не успев коснуться авто, она шумно взорвалась, разлетевшись на тысячи мельчайших осколков. Филипп этого не заметил. Его интересовало другое.
- Как вас зовут? – Он с любопытством всматривался в сосредоточенно спокойное лицо Незнакомки. Её длинные, почти вьющиеся светлые волосы будили в нём страсть и притягивали как магнитом.
- Марго… - Чуть замешкавшись, представилась Незнакомка. - А вы, наверное, Мастер? - Предположила она.
- Я художник… я живу…. – Начал, было, Филипп…
- Я знаю кто вы и где живете… Вы – удивительный человек, Филипп!
Марго знала, как его зовут (!), да ещё назвала удивительным человеком!!! Это было маленьким чудом. Филипп не верил своим ушам. Всё это походило на настоящее Наваждение. Он опять вспомнил о своей последней картине, которая находилась за спиной в кожаном футляре. Думал ли он, назвав обыкновенную картину так, что она подарит ему намного больше, нежели максимум тридцать зелёных бумажек на пропитание! Филиппу было так хорошо, что он не только боялся спросить, откуда таинственная Марго узнала о нём, но даже сама мысль эта казалась ему ужасна, и он гнал её, загоняя в самые потаённые уголки своего подсознания. Дорожные столбы за окном перемещались с такой быстротой, что сливались в единую грязно белую, смазанную ленту. Филиппа слегка покачивало то влево, то вправо. Удивительно, но скорости практически не чувствовалось. Машина шла удивительно ровно и мягко. Как будто под колесами шло не горное шоссе, а сверхскоростной автобан. Наконец они остановились. У Филиппа не было часов, но время, которое он провёл в автомобиле, было явно мало, для столь долгого и извилистого пути высоко в горы. Слишком много вопросов взвалилось на плечи художника. Он уже отказывался, что-либо понимать. Единственное, что он смог сделать, так это поблагодарить Марго за ту любезность, которую она оказала ему, доставив к самому дому, или вернее тому, что заменяло ему полноценное жилище.
- Какой вы смешной! Вы даже не думаете меня пригласить к себе! – Марго по-доброму улыбнулась. – А я бы с удовольствием заглянула к вам!
Филипп опешил. Такого поворота он абсолютно не ожидал. Всё, что угодно, но только не к нему в «Хижину Дяди Тома»! Господи! Зачем ему такие испытания! Но вместо того, чтобы решительно отказаться, он вдруг неожиданно для самого себя посмотрел в упор на эту влекущую его к себе женщину и выпалил:
- Пойдемте, но из еды, у меня только яблоки. Я их не тронул на тот случай, если моя картина будет не куплена, и я буду вынужден рисовать натюрморт. Мои натюрморты хорошо покупаются, да и пишу я их часа за три, не более…
- Спасибо, я не голодна, и я же говорила, что вы, удивительный художник! А вы покажите мне эту, свою последнюю работу? – Марго уже вышла из салона автомобиля и направлялась вместе с художником в его более чем скромное жилище.
То, что предстало перед их глазами, было обыденно для Филиппа и удивительно для Марго. Она с не скрывающим любопытством рассматривала всё, что окружало Филиппа во время его работы. Центром вселенной этого маленького пространства, очевидно, было большое, и почти никогда не закрывающееся окно. Вид его выходил на ущелье, а за ним открывались такие виды и такой пейзаж, что грех было не творить, имея такое необыкновенное окно! Перед Окном возвышался этюдник. За ним размещался грубо сбитый стол. Действительно на столе, в прекрасном жестяном блюде лежал Белый налив. Марго потянулась, взяла яблоко и жадно, с хрустом и брызгами откусила добрую половину. Около стола находилась, такая же грубая спартанская кровать. Вместо простынь лежало засаленное и испачканное в краске верблюжье одеяло, всё, что осталось у Филиппа от его покойной Матушки.
- Вы покажите мне картину? – Вдруг спросила Марго, она ни с поддельным любопытством смотрела за спину художника.
Вместо ответа Филипп, не снимая чехла, виртуозно извлек скрученный в рулон холст, и, развернув полотно, прикрепил к этюднику. Белое молоко пространства с розово-сизыми переливами охваченное дымкой космических туманностей вновь раскрылось, как по волшебству своей неповторимой удивительностью… Неожиданно Марго повернулась и так же жадно, как она только что откусывала яблоко, поцеловала Филиппа в губы. Он, сначала в какой уже раз за сегодняшний вечер опешанный, вдруг крепко обнял Марго и продолжил начатый ей поцелуй. Вкус белого налива смешивался с ароматом женщины, и Филипп, взбудораженный и разбуженный от вековой спячки, набросился на не возражающую и такую же страстную женщину…
Их сумасшествие продолжалось почти до самого утра. Только под утро, нежно обняв свою таинственную Марго, Филипп уснул сном младенца. Марго не спала. Широко раскрытыми глазами она смотрела в потолок. Но взгляд её был обращен во внутрь себя, туда, где всего лишь час назад зародилась новая, и уже неземная жизнь. «Вот я и снова Мать!» - Подумала «Марго» и благодарно посмотрела на своего Филиппа. Затем, нежно приподняв его руку, и аккуратно встав, «Марго» бесшумно надела блестящий чешуей костюм на своё упругое, неземной красоты тело. Затем, подойдя к столу, раскрыла свою сумочку и осторожно высыпала её содержимое – несколько внушительных пачек стодолларовых банкнот, прямо на поднос с яблоками и так же осторожно выскользнула за дверь. Там она оказалась в густом тумане зарождающегося утра. Где-то на горизонте лишь угадывались первые вестники солнечных лучей. За сизой дымкой тумана и еще не собирающейся сдавать свои права ночи, с трудом улавливались контуры её шикарной машины. Она аккуратно обошла авто сзади, открыла ветхие ворота, и уже через несколько мгновений мчалась прочь по извилистой, как новогодний серпантин, горной дороге. На невероятной скорости её машина вышла на короткий прямой отрезок, и солнечные лучи восходящего светила выхватили из тьмы металлическую пулю скоростного авто. Но вот в какой-то момент скорость переросла критический барьер, и колеса оторвались от влажного, отливающего серебром предрассветного шоссе. И в то же мгновение автомашина превратилась в серебряное яйцо межгалактического корабля. С достигнутой высоты озарённые лучами горы выглядели взволнованно и особенно прекрасно. Но корабль продолжал стремительно подниматься вверх. И вот, с достигнутой высоты стратосферы солнце уже начинало лизать своими ярко-розовыми лучами целый континент. На фоне темной стороны Земли с мерцающими огоньками городов и черной безграничностью океанов, радость пробуждения завораживала своей ежеминутной неповторимостью. Это последнее, что увидала «Марго», переключив аппарат на прорыв межгалактического пространства. Она в последний раз взглянула на этот уютный, неспешна вращающийся, голубой шар. Женщина чуть прикрыла глаза и с блаженной улыбкой вспомнила сегодняшнюю ночь: «Странные существа – люди. Лучшие из них вынуждены выживать в одиночку и влачить жалкое существование. Но наверно именно в этом наша сила над ними. Пока на земле правит алчность – можно не беспокоиться за…» Она не успела додумать. Наконец произошел лёгкий, едва заметный хлопок и космический корабль, казалось, рассыпался на мельчайшие частички, лишь для того, чтобы возникнуть через миллиард световых лет, в ином измерении.
Белое молоко пространства с розово-сизыми переливами охваченное дымкой космических туманностей раскрылось как по волшебству своей неповторимой удивительностью. В самой середине этого пространства находилась ослепительно синяя окружность. Она потрясала своей глубиной и объемностью. Если приглядеться, то по всему её фону слабо мерцали маленькие, но ослепительно яркие жёлтые звёздочки…. Серебристый корабль «Марго» направлялся как раз в эту синею бездну. Через несколько мгновений он превратился в такую же ярко жёлтую звёздочку, одну из тысяч космических путешественников, возвращающихся домой.
2004-05-01 Алексей Карелин
|
|