арт
На самом деле я не понимаю тебя, но ты мне нравишься.
Когда ты молод, то работаешь,
потому, что считаешь,
что тебе нужны деньги;
когда ты стар, то считаешь,
что тебе не нужно ничего,
кроме смерти,
поэтому зачем работать?
Зашел поискать потерявшуюся рукопись,
которая могла оказаться в комнате,
поскольку я оставлял ее
для всеобщего пользования,
а на самом деле даже с инструкцией:
Если ты не понимаешь этого Писания,
выкинь его.
Если ты понимаешь это Писание,
выкинь его.
Я настаиваю на твоей свободе
и начинаю понимать,
то, что славная мокрая щелка вглубь
загибается,
важно лишь для спуска.
Спуск спускается, и ага...
Но я лежал там двадцать четыре
или, может быть, тридцать шесть часов,
уставившись в потолок,
пока соседняя квартира
издавала скрипы любви,
которые не беспокоили меня.
В Париже холодными ночами
жилые дома вдоль Сены
уныло выглядят,
как дома Нью - Йорка
январскими ночами,
когда негостеприимные порывы Гудзона
бьют людей мокрыми клочьями из-за углов,
но на берегах Темзы ночью,
кажется, есть какая-то надежда в мерцании реки,
что-то дьявольски полное надежды.
И я увидел в конце концов парижанку
своей мечты в пустом баре,
где прихлебывал кофе.
И тут входит прелестная парижанка
такой медленной чарующей походочкой
мол: некуда - идти,
руки в карманах,
говоря просто:
"Ну как? Жизнь - то?"
"Да так. Живу себе"
И она бросает такую вялую улыбку,
которая стоит больше, чем все ее нагое тело,
по-настоящему философскую улыбку,
ленивую и амурную и готовую ко всему.
Ренуаровская женщина,
которой больше нечего делать,
кроме как зайти в бар
и поддеть меня расспросами о жизни.
Что за походка,
что за ленивая грация.
Песни Эдит Пиаф выражают такой тип парижанки:
целые дни за ласканьем волос,
на самом деле скука,
кончающаяся внезапными ссорами
из-за денег на шубку.
Пожимаю плечами по поводу трагедии и красоты,
зная все время, что это ни трагично, ни прекрасно,
а просто скука в Париже и любовь,
потому что больше нечем заняться.
Стою на коленях в траве в полутьме,
поливая эмалевой краской бумагу
и дуя на нее, пока она
не распускается и не смешивается,
и это будет великий шедевр,
пока внезапно бедный жучок
не приземляется на нее и не застревает.
Поэтому я трачу последние минуты сумерек,
пытаясь высвободить жучка
из моего липкого шедевра,
не сделав ему больно
или не оторвав ему лапку.
Потом лежу там и смотрю
на бьющегося в краске жучка и понимаю,
что мне никогда не следовало писать его
ради жизни этого жучка.
Благословите маленькую мушку
не убивайте больше.
не работайте на бойнях.
|
|