Мы заметили их первыми. Четверо вьетнамских рейнджеров из «первой парашютной» двигались гуськом по скальной площадке. Пижоны, хоть бы каски или кепки надели, а то красуются в своих красных беретах, как попугаи. Славка поднял руку с раскрытой ладонью. Я его понял, - пусть отойдут подальше от кустов, тогда прятаться им будет негде. Славка выбросил вверх указательный палец, потом показал на вьетнамцев.
Четыре «калаша», даже если они палят одиночными выстрелами, для оставшихся без укрытия рейнждеров оказалось вполне достаточно. Последний из них почти добежал до спасительных кустов, но чей-то выстрел распластал его на скале. Мы переглянулись, но пока молча. Кто ж их знает, этих азиатов, может еще два десятка сидят и ждут, когда мы покажемся, нам ведь тоже эту скальную площадку переходить придется, а там прятаться негде, четыре трупа хорошо доказывали это. Мы лежали молча и до боли вглядывались в стену джунглей. Никого…
Славка осторожно поднимался, держа автомат наготове. Встал. Тишина.. Птицы возобновили свой визг, лес снова жил своей жизнью, на время остановленной жесткими хлопками выстрелов.
- Откуда они взялись?
- А ты у них спроси, я откуда знаю.
Славка был явно встревожен. Вроде бы все шло гладко, самолет мы нашли быстро, две головки наведения от ракет «hellfire» оказались целехонькими, мы быстренько их демонтировали и айда до дому. Ничего особенного, все, как всегда. И вот, нате вам, явление тени отца Гамлета – четверо рейнджеров за сто километров от их главной базы. Ох, неспроста все это…
«Хью» выскочил, как чертик из табакерки. Только что не было и вот он… Вертолет поднялся из ущелья, потому мы не слышали мотора, и завис всего в сотне метров. Я отчетливо видел светлые пятна лиц в его брюхе, успел заметить, как пулеметчик разворачивает ствол в нашу сторону. Не сговариваясь, без команды, четыре «калаша» ударили по вертолету. Это сильно не понравилось пилоту, и он рванул машину вниз и вправо. Пулеметчик успел дать одну короткую очередь и «Хью» вновь нырнул в ущелье. Я оглянулся и замер.
Одна-единственная очередь, патронов восемь, не больше, и наша маленькая победа обернулась большой бедой. Один му.. к с пулеметом - и весь наш рейд коту под хвост…Вадим лежал на боку, прижав руки к животу, из-под него струилась, скатываясь в пыльные комочки, струйка крови. Я вкатил ему дозу «антишока» прямо через штанину, ребята изредка косились на нас. Главное сейчас, не прозевать вертолет – ушли или снова вернутся? Если вернутся, нам крышка. Всем. И тогда ранение Вадима только первая ласточка…
Вертолет не появлялся. То ли мы во что-то важное угодили или хорошенько напугали,
но нас на время оставили в покое. Вот надолго ли? А до темноты еще часа два, а до хорошего укрытия километров пять, не меньше. Я перевернул Вадима на спину. Плохо, ох, как плохо… Две пули и обе в живот. Одна справа, наверняка в печени, другая пониже. Вот же гад, одну очередь успел дать и попал… Я поднял куртку, кровь, как ни странно, текла не очень сильно, но дырки были здоровые. Так, тампоны побольше, потом бинт, тоже побольше, и потуже, больше пока ничего сделать не смогу, Вадик, терпи. Делаю, что умею, я же не хирург и даже не медбрат… Это хирург бы сделал, да где ж его взять-то, хирурга. Он за двести километров, в Ханое, а мы где? Кажется тут еще Камбоджа, а может и нет… Хрен их поймет, эти границы. Терпи, Вадик, терпи, еще чуть-чуть и все…
Вадим, наконец, потерял сознание, я и так удивлялся, что он еще в памяти, с такими дырками…
Пять километров мы почти пробежали, благо путь был понемногу вниз, Вадима несли поочередно на плечах, носилки было делать некогда, да и не из чего. Наконец, снова в джунглях. Вот у ж не думал, что буду радоваться, что опять в этом проклятом сыром лесу со всякими ползающими и летучими гадами. Зато теперь сверху нас никто не засечет, а это главное. До темноты всего чуть-чуть, солнце едва нырнет за те дальние горки, как будто кто-то выключит свет. В этих тропиках все, не как у людей.
Пока еще окончательно не стемнело, я заново перевязал Вадима. Бинтов почти не осталось, да и толку от них. Предохранить от заражения? Какая к черту зараза, если две пули калибром двенадцать и три прошили насквозь живое тело. Пока живое. Хоть и бессознательное. Тело нашего товарища. Вот это главное. Славка прикурил две сигареты, одну из них сунул мне в рот, руки у меня были в подсохшей липкой крови.
- Плохо?
- Очень. До сих пор не понимаю, почему он жив.
- Вадьку так просто не убьешь. У него здоровья на пятерых.
Славка витиевато выругался. Его можно было понять. Положение аховое. Задание мы наполовину выполнили, унесли в клювиках то, за чем охотились, а вот что делать дальше?
Кому, на хрен, нужны эти ракеты, если мы их не донесем…
- Ты думаешь, эти рейнджеры случайно тут появились?
- Нет, на нас охотятся. Да и вертолет.
- А может, они за своими прилетали? Самолет-то почти целый, подумали, что в живых пилоты могли остаться? Один, во всяком случае. Ты же сам видел, что от второго осталось.
- Это вряд ли. Скорее всего – за нами пришли. Вроде засады устроили, только опоздали немного, не поверили, что мы так скоро здесь окажемся.
- И то верно. А чего ж они удрали, добили бы нас, как кроликов?
- Кажется, мы им яйца отстрелили.
- Ну, яйца, не яйца, но дымок вроде бы я успел заметить. Да и не готовы они были, случайно на нас наткнулись. Что делать будем, как уходить? Сколько нам до «вертушки»?
- Если по прямой, то еще километров сорок, если по горам, так и весь полтинник.
- С Вадимом – три дня… Если, конечно, нас раньше не достанут. Они вернутся, как пить дать, вернутся…. Ладно, пошли, место на ночь тут неудобное.
… Вадька - самый здоровый из нас, амбал, бляха, килограммов под сто… Это когда был здоров, а сейчас он весил в два раза больше, точно. Что-то ноги у меня подгибаются сами собой, как у детской игрушки. Носилки сделали наспех, ветки тонкие, где толстые возьмешь? Две палки, две куртки и все. И такого бугая на них тащить? Прогибаются, качаются… Как раз для горных мест, лучше не придумаешь. А вот сзади идти хуже, бля, не видно камней, все ноги посбиваешь, да и Вадьку вывалить на землю можно запросто…
Вадим пришел в себя, и было видно, как ему больно, как переживает, что стал обузой, невыносимым бременем для всех. Я несколько раз ловил на себе его взгляд и только пытался усмехнуться в ответ. Но усмешка, прямо сказать, у меня не очень голливудская. Вадим при очередной моей попытке выглядеть героем закрывал глаза. У меня оставалось еще три упаковки морфия, одну я ему уже вкатил, и что будет, когда у меня не будет ничего, чтобы хоть как-то облегчить эту адскую боль, и думать неохота.
- Эй, орелики, весь «первач» - мне. Вот сюда.
Славка, как всегда на высоте… Это он «первитин» первачом кличет, а ведь верно решил, выдохлись все. Вон Колька, на что уж ломовик, а морда бледная, губы трясутся. Устал. А «первитин» штука хитрая, примешь и сначала, как на крылышках летаешь, а потом… Славка прав, вчера все четверо явно переборщили со стимулятором, почти всю ночь тряслись, а утром даже чифирь пополам со спиртом мало помог, Только часам к десяти все четверо втянулись в ритм ходьбы и перестали дышать, как паровозы на подъеме. Вот удастся ли поспать в следующую ночь, никто не знал.
Американская «вертушка» с утра помаячила довольно далеко на юго-западе, потом свалила. Наверно, нас все-таки они потеряли, но это дела не меняло. Они знают, что нам все равно придется выбираться на плато, чтобы встретить свой вертолет. Где-то там, наверху, они и будут нас ждать. Если мы не поторопимся. Но «Хью» это еще полбеды, за нами теперь, как борзые, идут рейнджеры, а это уже серьезнее. С этими ребятами лучше не связываться, да их наверняка раз в десять больше чем нас. И не в перевесе дело, лучше со взводом янки встретиться, чем с десятком этих зверей из «первой парашютной». А мы сейчас кто – четверо еле живых от бешеной беготни по скалам с носилками… Из нас сейчас вояки хреновые. Хотя, конечно, еще можем показать кое-кому «кузькину мать», как когда-то обещал всем наш незабвенный Никита Сергеевич… Но лучше бы не показывать. Понятно, чем дело закончится.
Мы пересекли солидный кусок открытого пространства без леса, даже небольших кустов, и снова полезли в гору. Где-то здесь должна проходить знаменитая тропа Хо-ши Мина, но пока на нее не наткнулись. Карта паршивая, на вид вроде бы очень подробная, но, как оказалось, такая же приблизительная. Горы там, где их нет, а тропа дядюшки Хо не показывается. Да это вообще присказка, что тропа, а на самом деле так, место, где можно пройти, не обладая альпинистскими навыками, не более… И то хлеб.
- Ребята, дайте попить.
Голос у Вадима совсем бесцветный, тусклый какой-то, обычно он мог рявкнуть так, что стекла дрожали. Мы уставились на него, его голос яснее ясного показал, что дела совсем плохи. Колька нарочито небрежно, как заправский медик, пробасил:
- Тебе нельзя. У тебя ранение…
Вадим разлепил ссохшиеся губы.
- Мне теперь все можно. Правда, Паша?
Что тут скажешь… А-а-а, черт, я открутил пробку фляжки. Вадим смог сделать лишь один глоток, тяжело закашлялся, по недельной щетине, смешиваясь с водой, потекла почти черная кровь. Плохо дело… Совсем плохо. Славка первым оценил обстановку.
- Все. Вставайте, вот вам по паре таблеток «первача» и вперед. К ночи надо успеть до той вершинки.
Ага, вершинки… Как ласково и по домашнему - вершинки. До нее топать и топать, да и не люблю я географию, если ее ногами проверять надо. Пошли, так пошли… Сегодня меняемся уже на носилках через каждые полчаса, больше кисти не выдерживают. Кретины, с самого начала не обстругали хорошенько ручки носилок, сорвали ладони, теперь вспомнили, да что толку. Идем, как тупые бараны, только вперед, только вперед. А куда? Мы уже не живые даже, а так, полуфабрикаты для ада. А если и туда не примут, то куда? Может, будем вечно болтаться вот по таким же горам, только где-нибудь на другой планете… Черт! Что за мысли дурацкие в башку лезут. Может песню затянуть, вроде «По долинам и по взгорьям…» И долины есть, и взгорья, чего еще-то… И все герои мы несусветные, посередине Азии тащимся по горам, воруем у американцев неизвестно что, а Вадиму жить осталось… Кто ж его знает, сколько ему осталось, может и дотащим до вертолета, а там, глядишь, в госпиталь поспеем, на операцию… Да только как поспеть туда. Сзади рейнджеры топают, им тоже несладко, но у них нету носилок, они, говорят, своих пристреливают, чтоб не мешали, значит… Оно, конечно, правильно, с точки зрения тех, кто нас послал на это задание, что для них мы, а вот лежит на носилках мой товарищ, Вадька, и мне уже плевать на любое задание, я его хочу вытащить..
Врешь ты однако, Паша… Это ты себя хочешь вытащить. Нет, постой, ты не прав, Паша, Себя я тоже хочу, но вместе с Вадькой. Ну и дурак! Вместе никак не получится, либо он, либо ты. Или все вместе, одной веревочкой связаны. Только самое тяжелое звено вот оно, у меня перед глазами, качается на носилках и стонет. И никуда от него не денешься, если ты человек еще. Как это? Я – человек! Как говорится, звучать должно гордо. Только вот не звучит…
Сухой спирт – последний, хоть чифирь заварить хватит. А больше ни на что. Ладно, не привыкать всухомятку. Было бы что жрать, а уж как, дело пятое. Вадька вон уже три дня не ел, и на чем он только держится, в башке не умещается. У меня всего одна ампула морфия, больше взять негде, разве что у рейнджеров попросить? Только не дадут, суки, вернее дадут и еще добавят…
- Больно, Вадька?
- Нет, не очень. Тупо как-то, сначала резало, а теперь притихло.
- Потерпи, завтра, может, и к вертушке выйдем.
Не стану же я рассказывать, что Толян вчера провел разведку с небольшой горушки и то, что он увидел, лучше Вадьке и не знать. А новости хреновые. Впереди на нашем пути еще одна группа рейнджеров, Толян как раз застал их, когда они высаживались, а сзади – другие ребята - тоже хотят с нами потолковать. Куда ни кинь, везде клин.
- Ты где сейчас, Паша?
- Я? Да здесь, рядом с тобой.
- Нет, я вообще.
- А вообще я сейчас добываю золотишко с какой-то артелью где-то в районе Благовещенска.
- Смешно. Я тоже в артели сейчас, только на Колыме.
- Далеко тебя занесло…
- Да уж не дальше тебя… Паша, я тебя попрошу, напиши матери, где я… помер.
- Брось ты, Вадька, никто не помер и не помрет…
- Кончай ты, на хрен, свои утешения. Как будто не знаешь, ты же у нас доктор.
- Ха, нашел доктора! Кроме уколов ничего не умею, ты и сам их не хуже меня делаешь.
- Заткнись, Паша, я что, идиот, по-твоему, думаешь, не понимаю.
Вадим закусил губу.
- И чего меня сюда понесло, к этим косоглазым? Сидел бы себе дома, так нет же, в герои захотелось. В безвестные. Комсомолец-доброволец… Ты все-таки напиши матери, хрен с ней, с этой секретностью, мне уже плевать на всякие там подписки. Запомнишь?
- Запомню, Вадик. Если сам доживу до того, чтобы письма писать.
- Доживешь, ты везучий. Запоминай - Новосибирск, Красная, десять, квартира тоже десять. А фамилия у меня простая – Воробьев. Напиши. Или заезжай, мать у меня добрая, борщом накормит.
- Что это ты себя хоронишь? Я-то запомнил, а вот теперь запомни мою фамилию, может, и сам в гости заедешь.
- Вот мне-то твоя фамилия ни к чему…
Вадим вдруг дернулся и затих. О, черт, умер… Так, на руке пульса нет, а на шее? Есть! Слабый правда, но откуда ж ему сильному взяться… Отключка полная.
- Вырубился?
Славка подошел так, как умел только он один, словно не ходил, а летал над землей.
- Ага. Оно и лучше, меньше болеть будет.
- Как ты думаешь, он долго протянет?
- Кто ж его знает, по мне, так он давно умереть должен, а вот…
- С ним нам не уйти.
- Уйти или не уйти, никто пока не знает, а ты что предлагаешь, старшой?
Славка любил, когда его так называли, но мы его не очень-то баловали, так что он скосил на меня глаз – не подколка ли?
- Не знаю, Паша, не знаю. Аж башка разламывается, все думаю. И ничего придумать не могу.
- Слышь, старшой, там я видел впереди стенку скальную, отсюда смотреть – высота никак не больше метров ста. А если на нее залезть и потом по плоскогорью топать? Ежели с вертолета не засекут, то мы сэкономим километров двадцать, да и расселин там много, незаметно пройдем. Они же нас в обход ждут. На дороге.
- Неплохо придумал, да только как вот ты его… туда затащишь, а рейнджеры часах в двух позади, не больше. Если ночью не идут, а если идут? Так и двух часов не будет.
- Нет, ночью они не пойдут. Без мощных фонарей тут ходить - дохлый номер, а фонари бы мы отсюда разглядели.
- Тоже верно…. Ладно, попробуй поспать. Я подежурю.
Чертовы тропики, днем чуть от жары не растекся, как воск, а ночью холодина… Правда, в горах всегда так, в тропиках они или на Кавказе… Эх, Кавказ! Озеро Рица, Терскол, Эльбрус… Лазай себе по горам и ни от кого бегать не надо… Красота…
Где Вадька взял «стечкин», никто не знал. Может, мы забыли забрать его собственный, так за поясом и торчал? Нет, вроде бы я чуть штаны с него не снимал, не было там ничего. Да и что гадать, пистолет у него в руке, а рядом Славка стоит белый от напряжения – «стечкин» ему живот нацелен. И рука у Вадьки не дрожит.
- Вадим, положи пушку. Отдай мне. Ну, пожалуйста.
- Не подходи. Сделаешь шаг – выстрелю.
- Ты что, сдурел? По своим стрелять будешь?
- Сейчас – буду. Отойди на пару шагов, слышишь!
Господи, вот это пробуждение! Век бы такого не видел. Колька и Толян стоят немного поодаль, Славка медленно отступает. А мой друг Вадька целится в командира группы.
Сказал бы - представление, как в цирке, если б не на самом деле. Вадим дышал тяжело, видно, что привстать ему оказалось делом трудным, но упирался одной рукой в землю твердо, а в другой у него был неизвестно откуда взявшийся «стечкин»
- Спасибо, Слава, а то бы я все-таки выстрелил. А мне очень не хочется стрелять в тебя. Паша, подойди.
Я постарался подняться как можно медленнее, без резких движений и подошел. Лицо Вадима покрывали крупные капли пота, я и не знал, что таки могут быть, а губы раскусаны до крови.
- Паша, не пытайся выхватить у меня пистолет. Я буду стрелять. Даже в тебя.
- Не буду. Вадька, не буду. Ты что это задумал? Кончай дурить, пора двигать, солнце уже вон где.
- Паша, я никуда отсюда не пойду. Оставьте мне «калаш» и пистолет. Я их задержу. Ты ведь и сам знаешь, что не дотащить вам меня до госпиталя… Сколько часов там в правилах мне отведено при ранениях в живот? Вот то-то…
Я покосился на ребят. Лица напряженные, но ничего прочесть в глазах я не сумел, хреновый из меня психолог.
- Паша, не тяни, вам уходить надо. Вы сможете вырваться, через горку. Я в сознание пришел, слышал… А из-за меня вам всем кранты.
- Ну, до крантов, дело пока не дошло…
- Не трепись, Пашка, давай автомат и… прощайте. Я их тут на час, не меньше, задержу. Они же знают, что я один…
Славка еле заметно кивнул головой. Шутки шутками, но Славка действительно был старшим в группе и его кивок означал приказ. Я поднял автомат и положил рядом с Вадькой, присел на корточки. Мне показалось, что на глазах у него навернулись слезы, но может, это только показалось…
- Вадька, я все сделаю, если…
- Никаких если, вы прорветесь, а я им покажу, что такое сибирские ребята… Только устройте меня поудобнее, а то я что-то ходить плохо стал….
Неподалеку оказался небольшой валун, идеально подходивший для огневой точки. Колька на руках перенес Вадима, уложил к спиной к камню и отошел. Толян положил на землю запасной рожок и похлопал Вадима по плечу, Славка, у которого все карманы были обычно забиты обоймами, разложил три штуки на валуне…. Прямо возложение даров святым мощам. Только вот святым, да к тому же еще живым, был наш товарищ Вадька. Вадим Воробьев. А как же его отчество? Я наклонился.
- Эй, Вадька, а как твое отчество?
- Со смеху помрешь – Онуфриевич… Спасибо тебе, Паша… Ты знаешь, совсем не больно, тянет только немного, будто понос у меня, а так ничего…
Вадим протянул левую руку для пожатия. Я и забыл, что он левша... Рука белая, на солнце даже отливала желтизной, но все еще крепкая…
Я оказался прав, стенка высотой около ста метров, но только часть перед вершиной оказалась действительно сложной, почти половину подъема можно было преодолеть безо всяких альпинистских причиндалов. Зато на второй половине я уже потел ровно сорок минут. По часам. Надо бы побыстрее, да на стенке не разгонишься…Славка оказался прав, вьетнамцы шли ночью, потому что выстрелы мы услышали всего через час, как оставили Вадима…
Ботинки пришлось снять, по этим скалам они были скорее помехой, и теперь я цеплялся пальцами рук и ног за мельчайшие выступы, как приличная обезьяна. Крюков в запасе тоже немного, на собственную страховку я вообще вбил только два, остальные – для навешивания перил. Еще двадцать минут, и я улегся расцарапанным пузом на вершине скалы. Выстрелы позади замолкли, теперь только мое дыхание нарушало тишину. Эх, Вадька…
Из-за выступа я не видел подножия и приготовился принять кого-то из ребят, подстраховывая и подтягивая слабину веревки, но вместо Кольки или Толяна увидел, что тащил рюкзак. Ну, бляха, Славка, служака чертов! Сначала, он, конечно, заставил меня затащить эти чертовы боеголовки… Не догадался, идиот, что вдвоем наверху мы все сделали гораздо быстрее… Наконец, все были здесь. Толян с удивлением смотрел вниз.
- Я что, сюда сам забрался?
- Точно, теперь ты у нас снежный барс.
- Какой барс? Нет, я скорее волк, научившийся лазить по скалам.
Ребята растянулись на камнях, переживая первое в жизни восхождение, а я снова полез вниз – перила надо убрать. Заметят – вся наша затея пойдет к чертям собачьим… У меня уже отваливались руки, а пальцы ног превратились в крошево из лоскутов кожи и живого кровоточащего мяса, но в горячке я лишь глухо ощущал боль, как будто болело не у меня… Неприятности начались, когда перебинтованные ноги не захотели влезать в ботинки… Пришлось отказаться от повязок и лишь переложить ранки кусками бинта и ваты. Если через пару дней не будем дома, прощай, Паша, быть тебе с хорошенькой гангреной…
Славка остался понаблюдать за рейнджерами, Осторожно прикрыв стекла бинокля, чтоб, не дай Бог, не бликовали, он смотрел, как группа вьетнамцев с предосторожностями проследовала по той тропинке, что еще час назад была нашей единственной дорогой к спасению. А мы, как учил товарищ Ленин, пошли другим путем…
Радиомолчание вещь нужная, но сейчас пришел мой черед. Это хорошо, что мы так высоко, никаких сложностей со связью не будет… Я покрутил ручку настройки и услышал такой знакомый, ну просто родной, телеграфный почерк Игоря. С базовой радиостанции он передавал на нашей частоте всякую муру, изредка вставляя QRZ?. Я дождался паузы и вбросил свое - Roger. Нет, точно, Игорь наверно, подпрыгнул на стуле, в эфир с дикой скоростью полетел пароль, я так же быстро ответил и в конце передал заветную «тройку». Он переспросил, понятное дело, что не поверил сразу, я снова подтвердил. Все. SK. Полный конец связи.
«Тройка» означала запасную посадочную площадку почти в тридцати километрах от того места, куда мы могли выйти по всем мыслимым и немыслимым планам. Понятно, что Игорь не сразу поверил… Ладно, как-нибудь разберемся потом, а теперь надо сидеть, как мышка в норе и не высовываться. А потом бежать, как заяц, к вертолету и улепетывать, как воробей от коршуна. Короче, зоопарк, а не жизнь…
Пилот по кличке «Вася» махал рукой из дверей «вертушки» - быстрей, быстрей… Но нас не надо было поторапливать, мы и так неслись на всех парах. Славка плелся, едва переставляя ноги, впереди с тремя рюкзаками и оружием, за ним Колька с Толяном волокли меня, мои ботинки царапали камни, изредка высекая искры, когда стукались стальными подковками… Нам, правда, казалось, что мы бежали, но по морде пилота Васи чувствовалось, как он нервничает, видя нашу скорость….
Небо еще не конца потемнело, а вертолет оторвался от скалы, громыхая всеми своими деталями вплоть до заклепок. Любознательный пилот Вася вышел из кабины, чтобы поболтать о рейде, но разговаривать было не с кем. Мы - спали. И видели даже во сне, что летим домой.
Домой… Господи, неужели у нас есть дом?
|
|