(Окончание)
- Андрюха... Андрюха... Богатырь! Черт бы тебя побрал, - надрывным шепотом, взывал из-за занавески Геннадий. - Оглох ты, что ли?
- Кто тут? - оглядываясь по сторонам, но по причине тусклого освещения никого вокруг себя не видя, заговорщицки вопросил Андрюха.
- Это я, Бурсин, - донеслось из темноты. - Иди сюда.
- Иду, - повинуясь зову, т.е. покидая вслед за товарищем дом культуры, проворчал богатырь. - Чего тебе? - уже на улице осведомился он. - Что происходит? За нами следят? Ты хочешь дать мне парабеллум?
- Угадал, - ответил Геннадий.
- А если серьезно? - отбросив шутки, полюбопытствовал поклонник парабеллума. - К чему такая конспирация? Случилось что?
- Да нет, - успокоил сообщника Бурсин. - Просто не желаю нашему Малюте глаза мозолить. Как говорится, береженого бог бережет. Кстати, он здесь?
- Кто? Бог?
- Малюта.
- А, Малюта, - улыбнулся Андрей. - Малюта здесь. Где ж ему еще быть? Какая свадьба без баяна? Без него танцы не танцы. Ходит, вынюхивает. Перед начальством выслуживается. Труффальдино. (Опять Труффальдино! Вот здОрово!) Зрение, как у филина. СтОит только пригласить кого-нибудь, да прижать к себе, по-русскому обычаю, крепко-накрепко - всё! Труба дело! Словно из-под земли вырастает. "Товарищ сержант! Прошу вас проследовать за мной". Каково! Сразу видно - опричник. - Говорящий тяжело вздохнул. - Да и шут с ним. Чего надо-то?
- Да вот, - нерешительно приступил к объяснению Геннадий, - хотел...
- Дать мне парабеллум? - вмешался прекрасно в тот вечер настроенный Андрей. - Это мы уже проходили. Дальше.
- Дальше? - Минутное молчание, после которого - "Чего уж там! Была не была! Не Боги горшки обжигают!" - состоялся бросок с места в карьер: - Слушай, Богатырь, выручай! Спасай, так сказать, Отечество. Мне очень нужно сегодня вечером одно дело сделать, а у меня через два часа дежурство начинается. Катастрофа! Утро стрелецкой казни! Ты бы подменил, а?
- Утро, говоришь?
- Утро!
- Точно?
- Как на духу! Вот те крест! - Геннадий уже приготовился осенить себя крестом, но был сбит (с толку) своим нетерпеливым собеседником.
- Да что стряслось-то? - терзался незнанием богатырь. - Объясни наконец.
- Да так, пустяки. Ничего особенного. Просто я... Ну как бы это поточнее выразиться? Просто я... В общем, ты был прав, когда утверждал, что без женщин жить на свете ни в коем случае нельзя, нет.
- А то, - самодовольно вставил Андрей. - В них символ счастья, как сказал поэт!
- Вот-вот, - подтвердил Геннадий. - Мой символ счастья... - Запинка. - Короче, я сейчас одну девушку встретил...
- Одну?
- Да.
- Разумеется, случайно? - не замедлил уточнить подковыристый богатырь, на лице которого неотложно воцарилась наиглумливейшая, наипохабнейшая, наибесстыднейшая всеозаряющая улыбка.
- Да, случайно, - не рассекретив подвоха, изрек Генка, а рассекретив, сменил тон и сказал вот что: - Ой, ну и сучий ты все-таки сын, Андрюха... Тебе бы только в хихоньки да хахоньки играть, а здесь - дело серьезное. Поважнее всяких там быть или не быть будет.
- Неужто? - стремглав атаковало сомнение.
- А ты как думал, - не заставила себя ждать убежденность. - Я сегодня, - зазвучало вдогонку, - виделся с Витькой-осетином, поболтал с ним с полчасика о том, о сем. И можешь себе представить, он, за то, что мы его тогда, в мае, пьяного из колодца вытащили, обещал дать мне до завтрашнего утра свой мотоцикл! Секёшь тему, дядя?
Свежеиспеченный дядя тему "просек", отчеканил: - Так точно! - и неожиданно, подобно снегу, упавшему на голову абсолютно трезвого папуаса, завозмущался: - А почему, собственно, одному тебе? Кажется, мы этого аквалангиста вместе спасали. Или нет? Или я идол, какой нерусский? Я что, заповедь какую-то нарушил? Может, я Труффальдина какая заморская, а не свойский парень, если не сказать - свой? С чего вдруг такая дискриминация коренного населения? Я вас спрашиваю.
- Ну понеслась... - обреченно проговорил Геннадий. - Теперь не остановишь. И зачем, спрашивается, я пред этим шутом кружева плету? Не понимаю! Битый час с ним вожусь, извиваюсь, словно пред Господом Богом, а он...
- А я, - закончил за друга Андрей, - до сих пор все еще не взял у тебя парабеллума.
- Что-о? - простонал Бурсин. - Опять? Боже! Где ты есть? Спаси меня, грешного! Избавь от соблазна дать этой гадине в морду! И как таких паскуд земля носит? Ума не приложу. Я, конечно, тоже хорош - слов нет. Раскатал губы, понастроил замков песчаных. Размечтался. Дескать, решу вопрос с дежурством, возьму у Витька мотоцикл, заеду за... - "За кем?.. Ай, да пошел ты к черту! Кто ты такой, чтобы мне пред тобой выкручиваться?!" - ... за Ларисой. Она согласна, осетин согласен, дядька, полагаю, тоже помех создавать не станет. В общем, все люди как люди, один только Андрей со своим сучьим парабеллумом... Друг, называется.
- Да ладно тебе, - исчерпав лимит на шутки-прибаутки, пошел на попятный называющийся другом. - Разбросался словами. Распустил нюни: ой бедненький я, ой несчастненький! Прям - сирота казанская! Того и гляди - заплачет. Нечего сказать: артист! Вылитый - Труффальдино. - Богатырь кротко усмехнулся и серьезным, отпугивающим сомнения тоном присовокупил: - Будто не знаешь, что за мной никогда не заржавеет. Надо так надо. Отдежурю. Делов-то.
- Отдежуришь?! - почуяв спасение, возрадовался Геннадий.
- Чего уж там, - великодушно подтвердил его истинный, не посажённый* друг. - Сделаем. Только вот, что мне Скуратову сказать, если он со своей долбанной проверкой нагрянет?
___________________
* Посажённый - здесь: ненастоящий, временный.
- Малюте-то? - переспросил ликующий спасенный. - Ерунда! - признал он тут же. - Придумаешь что-нибудь. Ты ж у нас парень умный, начитанный. Труффальдино какого-то все время поминаешь. Кстати, кто такой? Хотя - нет, потом расскажешь. - Заключил, прощаясь, Геннадий. - Ну всё - убегаю. Спасибо! Спасибо, товарищ Богатырев! Родина вас никогда... И я тоже!
- Служу Советскому Союзу! - козырнул вслед убегающему другу товарищ Бо...
(Богатырев! Вот те на! Говорящая фамилия! Как у героев Щедрина, Гоголя! Блюдем, стало быть, традиции! С другой стороны, чему удивляться? Мы ведь не пришельцы, какие иноземные. Чай, не в Финляндиях, не в Буэнос-Айресах взращивались. Мы самые, что ни на есть, свойские. Я бы даже сказал...)
- Свои. Свои...
- Кто, говоришь? Повторикося.
- Свои, дядя Коля. Открывай.
Упрямство тугого, не желающего трогаться с места запора. Мелкая человеческая брань. Скрип сто (да чего уж там - тысячу) лет не мазанных дверных петель... Луна. Двор. Трава. На траве дрова, а на пороге - добрый вечер! - густо покрытый волосом дядька, одетый в нечто отдаленно напоминающее армяк и исподнее. У дядьки – две ноги, один сапог, на лице отблеск былой красоты. Сходство с падшим ангелом поразительное.
- Ой, ёпа бля! - замахал крылами ангел. - Генку! Племяшничек! Ой ё! Ты кактуся здесь очутился? Акось? А нукась заходь! Заходь! Чего в дверях-то? - командовал хромающий на бессапожную ногу дядька. - Ступай в кухню. Я щаса.
- Да думаю не стОит, - взбунтовался было гость.
- Что-о-о! - не потерпел возражений хозяин. - Хлебсолем моим брезговаешь? Ах ты засранец! Я таби, ёпа бля, покажу, как от родствянников отнекиваться! Ишь ты! Заходь! Кому говорят! Шидишь! Брысь в кухню!
"Брезгливому" племяннику ничего другого не оставалось, кроме как покориться воле своего хлебосольного дядьки и войти в жилое.
Вскоре туда же вошел и сам дядька, до того кое-как сладивший с неуступчивым запором и с минуту провоевавший в сенях с непролазной тьмой.
- Ухтося, ёпа бля, - усевшись на табурет и пробуя высвободить левую (видимо, любимую) ногу из сапога, сочинил едва вошедший. - Хреновасто чегой-тося мое (через е) сам-мочувст-вие... - И далее: - Давненько, давненькося, ёпа бля. Ты кактуся здесь очутился-то? На побывку, аль как?
- Да так, - отмахнулся Геннадий. - Меня в увольнение отпустили, ну я и решил...
- Понятненько, - не дал договорить молодому неюный, а вдогонку срочно полюбопытствовал: - А чтой-тося ты это - из Духово-то пешки, что ля добирался?
-Не-ет, - смешал удивление с возражением молодой. - Какие там пешки? Здесь же, от вас до Духова, почти что тридцать километров будет. Я на мотоцикле приехал.
- О ёпа! Мутоцикл! Мутоцикл - вещица сурьезная! - авторитетно заявил дядька.
- Ну так, - улыбнувшись, сказал Генка. - Фирма веников не вяжет.
- Оно, бля, конечно, - согласился старший. - А чагок-тося ты на ночь-то явился? - справился он затем. - У таби ч-что - дело, какое ко мни, али, бля, просто?
- Дело, дядя Коля, - волнуясь, признался Геннадий и незамедлительно, по стародавней привычке обратился за помощью к шутке, должной, как предполагалось, разрядить обстановку. - Дело. Можно сказать, государственной важности.
- Госхударственной? - подивился пожилой человек. - Сурьезно! Ты, племяшничек, видать, хенералом каким заделался али маршалом! Гос-ху-дарст-вен-ной! Во, ёпа бля!
- Дядь Коля, - примеряясь к прославленным бычьим рогам, обратился к дядьке "хенерал али маршал". - Ты это... Ну, словом, не обижайся, но мне надо идти.
- Идти? - изумился пуще прежнего хлебосол. - О ёпа! Куда ж то? А жрать?
- Нет, спасибо, - поблагодарил Генка. - Меня ждут.
- Жду-ут?
- Угу.
- Ой ё!
- Я к тебе вот зачем зашел...
И снова заминка, и снова молчание.
- Ну, говори, говори. Чаго мнешься-то? Я ж таби, подик ты, не чужак какой-тося там завалящай. Я ж таби, ёпа бля, близляжащий, как пить дать, родствянник! Говори, стярвоза! Сообщай давай свое госхударственное дело!
- Дядь Коль, я хотел тебя попросить... - промямлил "племяшничек", а после - "Ой, да была не была! Не Боги..." - сказал: - Дай, пожалуйста, ключи от бабушкиного дома. Я их тебе через пару...
- Ключ-чи? - гнал лошадей непрерывно в тот вечер дивившийся дядька. - От до-му, - по складам дополнил он. - Важно! А зачемкося они таби понадкобились? Небося дяваху какую, бля ёпа, сосватал? Ась? Чаго сниктоси?
- Да что ты...
- Да что я... А что я? А ты что? - хлынул дождь малоумных вопросов, а потом: - Решил, значат, обустроить в пустующей хатке публичную библи... - от бля! - ...отеку? Такося? - хихикнул дядя. - Нусь, нусь... Бабуся, сталО быть, к сородичам хохловской породы в УкрАину дунула, а ты тут как тутося! Востроногай, бля, очень. На постельке ее, девичьей, набедокурить задумкал. Герой!
- Да что ты...
- Цыц, стерва! Молчи уж. Не дурачь, давай, дядьку. Дядька твой старай, опытнай. Яго не объягоришь. Он, поди, не вчераськоти рождянный. Глядишь, повидал в своей жизни кой-чаго. А уж бабского дела - тю-ю! Повсяместно! Прости мяни, Господи! Ну, так ч-что? Подавать таби ключики?
- Да, да, разумеется, - скоропалительно вымолвил "стерва". - Мне всего-то на пару часиков.
- На па-а-ару, - недовольно потянул "опытнай". - Ведаем мы вашу "на па-а-ру", - пристроилось тут же. - Накось, бля ёпа, дяржи. БалУйся саби на здоровье. Гулевань хоть няделю, пока эта чертова перечница хохлов умом разумом потчует. Она ж у нась, знамо учительша. Сам понимаешь. Так что - ня раньше, чем к следующей пятнице. Во как.
После сих слов пожилой вручил юному связку покусанных ржою ключей и нехотя повел его в сени.
- Пойдем уж, - говорил по дороге старик...
Хотя, какой он старик. Ему всего-то пятьдесят четыре. Просто - выглядит так. Просто - говор дурацкий. Просто жизнь - набекрень: жену и двух дочек единым махом утратил. Разбились в самолете. А летели-то в первый раз. Столицу повидать. Повидали... Упокой их душу. Вот одна-одинешенька радость в виде "племяшничка" и осталась. А в остальном. Ну, да что там...
- Пойдем уж, - смирился с неприятно скорым уходом племянника дядя. - Ты толькося давай, ёпа, там, - напутствовал старший, - сору там всякого не наводи. Да главное - на ляжанке курить не смей. Подожжешь, чаго доброго, бабуськину жилплощадь во, ёпа бля, она поразится, когда от хохлов возвертается.
- Ну, всё, дядя Коля, спасибо! - выходя на улицу и предвкушая скорое удовольствие, торопливо проговорил Генка. - Через пару часиков, хорошо?
- Хорошо, хорошо, - ласково ответил дядя Коля. - Беги уж. ГолУбь свою кралю. Молодец, Генку! Истинный Бурсин! - И под занавес: - Смотри: на постельке курить, чтоб не смел!
- Да я ж не курю, - чуть слышно сказал молодой человек, устремляясь вперед! В темноту! К Ларисе!
- Не кури, - вещал тугоухий, престарелый, покалеченный жизнью ангел. - Не кури, в постельке-то!
Сладострастные тени на темной постели
Окружили, легли, притаились, манят.
Наклоняются груди, сгибаются спины,
Веет жгучий, тягучий, глухой аромат.
И, без силы подняться, без воли прижаться
И вдавить свои пальцы в округлости плеч,
Точно труп, наблюдаю бесстыдные тени
В раздражающем блеске курящихся свеч;
Наблюдаю мерцанье, колен изваянье,
Беломраморных бедер, оттенки волос...
А дымящее пламя взвивается в вихре
И свивает тела в разноцветный хаос.*
___________________
* В. Я. Брюсов. "Тени" (фрагмент)
- Ген, ну не надо! Не надо! Слышишь? Прошу тебя.
- Ну почему? Почему? Почему, черт побери?! Мы же...
- Я сказала: нет!
- Ну почему?
- По кочану! Я... Ой! Перестань, перестань, прекрати сейчас же! Ты же обещал. Ты...
- Ну, хорошо. Хорошо... Хо-ро-шо!
"Хорошо было за городом! Стояло лето. Золотилась рожь, зеленел овес, сено было сметано в стога; по зеленому лугу расхаживал длинноногий аист и болтал по-египетски..."
Вот она жизнь! (Я болен. Я пьян. Я весел! Я бодр! Я лирико-ироничен! Я хохочу - ха! ха! ха! - над своими слезами, над своим прошлым, над своими гнилозубыми иезуитами-стражниками!) Вот оно счастье!
По молодым осинам и березам беглым золотом сверкает доживающее свой недолгий век - до свиданья, милое! до завтра! - солнце. Босоногие мальчишки столпились возле крыжовника и посмеиваются над чудо-рыбаком, заявившем о своем намерении изловить в их затхлом, едва сводящем концы с концами пруду щуку.
"Щуку?! Ну-ну!"
"Ага! И сома!"
"Кита!"
("Ген, ну не надо! Не надо! Слышишь? Прошу тебя".)
"Вот здорово!" - слышны веселые восклицания.
"И рыбу золотую!"
"Ну почему? Почему? Почему, черт побери?! - слетая на сухую, густо покрытую пылью дорогу, шумит отчаявшийся искать взаимности голубь. - Мы же..."
"По кочану! - кричат в ответ скрываемые паутиной ракит воробьи. - Ты же обещал".
Журчат ручьи, болтают листья:
Вот она жизнь! Вот оно счастье!
И всё - позади, позади, позади...
Впереди - лес, наспех засыпанная щебнем змея...
Скрипят ворота. Слышите?
"Ну хорошо, хорошо... Хо-ро-шо!"
Зачинается дождь, гроза...
Уже давно вдали толпились тучи...
Сейчас, по прошествии многих, очень многих (365... 1979-й, 1980-й... нет! 1980-й - год високосный, значит...) пугающе многих дней...
... Тяжелые - росли, темнели грозно...
он, сидя в окружении исписанных листов, белоснежных, аккуратно сложенных в стопочку рубах, разбросанных по полу книг, словарей, заполонивших пепельницу яблочных огрызков, блуждающих мыслей...
... Вот сорвалась и двинулась громада.
... и недвижИмых стен, тщетно...
Шумя плывет и солнце закрывает
Передовое облако...
... пытался воскресить в своей доверху заполненной памяти Ту любовь - должную, как ему представлялось когда-то, стать особенной, единичной, жизненно важной, главное - в его судьбе неповторимой, - любовью, о которой он так долго, так потаенно мечтал, грезил, которую торопил, молил о которой, любовью - вехой, любовью - событием, коему вслед, отринув всякую - пусть даже маломальскую - возможность выбора, следовало бы непременно воскликнуть: "Жребий брошен! Обратной дороги нет!" - что на деле значило б: "Ну наконец-то! Я - мужчина!"
Он не хотел ничего сочинять, придумывать, не хотел изворачиваться, лгать, ссылаясь на право художника искажать факты, лукавить, выдавая за правду вымысел, небытие*, а хотел самОй правды, существа, были - пусть всего лишь для себя, себя одного.
___________________
* Здесь: то, чего не было, нет
Он истово стремился, желал, жаждал вспомнить то время - время сорвавшихся в пропасть надежд и уязвленных в самое сердце иллюзий - и не мог, не умел...
... внезапный
Туман разлился в воздухе...
... (или не решался) утолить этой своей жажды.
... кружатся
Сухие листья...
А то время, те надежды и те иллюзии, составлявшие некогда его, исключительно его настоящее, а составившие, в итоге, не ему (кому?)...
... птицы притаились...
... принадлежащее прошлое - вот они! Живы! Сюда! Скорей! Вот они - первые, стартовые самостоятельно обдуманные строчки, не им - кем-то (кем?!)... - Понимайте как хотите; sapienti sat*! - ... за него написанные.
___________________
* "Мудрому достаточно"; умный поймет (лат.)
Из-под ворот выглядывают люди...
Спускают окна, за...
О да!
... пирают двери.
Большие капли падают...
Он истово стремился, желал, жаждал...
... и вдруг...
Помчалась пыль столбами по дорогам;
Поднялся вихрь и по стенам и крышам
Ударил злобно; хлынули потоки
Дождя... запрыгал угловатый град...
Крутятся, бьются, мечутся деревья,
Смешались тучи... молнья!.. ждешь...
Сжала руки...
... удара...
... под темной вуалью...
"Отчего ты сегодня бледна?"
- Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
Как забуду?
Загрохотал и прокатился гром.
Сильнее дождь... Широкими струями,
Волнуясь, льет и хлещет он - ...
Он вышел, шатаясь,
Ис...
... и ветер...
...кривился мучительно рот.
... С воды срывает брызги... вновь удар!
Через село, растрепанный, без шапки,
Мужик за стадом в поле проскакал,
А вслед ему...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до...
... другой...
... ворот.
... кричит и машет...
Задыхаясь...
Смятенье!..
... я крикнула: "Шутка
Всё, что было. Уйдешь, я умру".
Но зато, когда прошла
Гроза, как улы...
... бнулся спокойно и жутко
И сказал мне: "Не стой на ветру".*
___________________
* Коллаж из стихотворений И. С. Тургенева "Гроза" (фрагмент) и А. А. Ахматовой "Сжала руки под темной вуалью..."
Возвращались молча.
Вчера еще в глаза глядел...
Впрочем, молчало исключительно человечество. Всё остальное...
А нынче - всё косится в сторону!
... напротив, звукам весьма и весьма потворствовало.
Вчера еще до птиц сидел...
Молчат, молчат человеки. Не разговаривают.
Все жаворонки нынче - вороны!
А чего им?
Я глупая, а ты умен...
Пускай отдыхают!
Живой, а я остолбенелая.
Пусть ветер-подлиза целует их лица и щекочет тела.
О вопль женщин всех времен:..
Поёжтесь, ребята. Да подержите покамест рты на замке.
"Мой милый, чтО тебе я сделала?!"
МЫ пошумим! По-богатому! Благо дорога дозволяет. Ий - ...
И слезы ей - ...
... ей!
... вода, и кровь - ...
Раз, два... Хором!
Вода, - в крови, в слезах умылася!
- Ши-ши-шун...
- Ши-ши-лгун...
Не мать, а мачеха - Любовь:..
- Ры-ры-рао...
- Ры-ры-зналаб...
Не ждите ни суда...
Разноголосье у нас - ...
... ни милости.
... дай бог каждому! Хочешь - басом, хошь - тенором! Всё как у людей. Как в ансамбле: кто-то рычит, кто-то чавкает.
- Тыр-тыр-трань...
- Ты-от-вянь...
Увозят милых корабли...
- Чуй-яй...
- Прощ-ай...
Уводит их дорога белая...
С кочки на кочку! С неба на землю! Из ямы в яму! Из огня да в полымя!
И стон стоит вдоль всей земли:..
В-в-верх - вни-и-из, в-в-верх - вни-и-из...
"Мой милый, чтО тебе я сделала?"
- О-о-он...
- Где-же-он...
Вчера еще - в ногах лежал!
Красота!
Равнял с Китайскою державою!
- Да-да-о-жем...
- То-мы-мо-жем...
Техника спорит с природой!
Враз обе рученьки разжал... -
- Чи-чи-ян...
- Чич-чи-ян...
- Ян!
Жизнь выпала - ...
- Дзынь...
- Ха-ха-ха...
... копейкой ржавою!
Воистину - быль! Дураки и дороги!
- Ай-я-я-я...
- А-я...
Детоубийцей на суду...
- Уд-ду...
- Ум-мру-у...
... Стою - немилая, несмелая.
Я и в аду тебе скажу:..
Русские горки! Матушка Русь!
"Мой милый...
А какой же русский...
... чтО тебе я сделала?"
Вот именно!
(Переход хода. Он... Или кто-то за Него:)
Прости! - мы не встретимся боле,
Друг другу руки не пожмем.
- Ай-ё-ём...
- Не-вдво-ём...
Прости! - твое сердце на воле,
Но счастья не сыщет в другом.
- У-у-епь...
- Вдру-гу-степь...
Эй, ямщик! Гони-ка к яру! Поспешай, залетныя! На восток! На юг! На север! На кудыкину гору! На запад! К чертовой матери! Куда б глаза мои не глядели - повсюду доставь!
Спрошу я...
(Реверсивное движение. Реверс.)
... стул, спрошу кровать:..
- И-и-ять...
- Что-га-дать...
"За что, за что терплю и бедствую?"
"Отцеловал - колесовать:
- Ры-ры-рвать...
- О-твай-ум-ать!
Другую целовать" - ответствуют.
- И-и-ей!
Еду, еду, еду к ней, Еду к миленькой своей.
Я знаю: с порывом страданья
Опять затрепещет оно,
Когда ты услышишь названье
Того, кто погиб так давно!
Липы, березы - леса! леса! - осины - позади, справа - то...
- Ля-ля...
... поля. Деревья, деревья... Бегут, убегают...
Жизнь приучил в самом огне...
- Ай...
- Я-е...
- Не-по-мне...
Сам бросил в степь заледенелую!
- Ух-ёй...
- Бо-хмой...
Вот что ты, милый, сделал мне!
- Уш-шу...
- Спрош-шу...
Мой милый, что тебе - Я сделала?
- Ал-ла...
- Бе-да...
Попробуем с полем. Да здравствует...
- Ой-ле...
Есть звуки - значенье ничтожно
И презрено гордой толпой - ...
Поле! Русское поле! Я, как и ты, ожиданьем живу...
- Уж-жу...
- Дрож-жу...
... Но их позабыть невозможно:
Как жизнь, они слиты с душой...
- Мам-мой...
- Ахм-илый-мой...
Полюшко-поле! Ты ли? Изыди из тьмы!
Как в гробе закрыто былое...
Покажись!
... На дне этих звуков святых...
Позволь полюбуюсь на спелое жито!
И в мире поймут их лишь двое,
И двое лишь вздрогнут от них!
А в ответ: "Не-е-ет..." Что ж...
Всё ведаю - не прекословь!
... жизнь рассудит.
Вновь зрячая - уж не любовница!
Люди!
Где отступается Любовь...
Где ж вы? Куда ж вы попрятались?
... Там подступает Смерть-садовница.
Неужто не надоело вам веками сидеть по своим погребальным квартирам, вперив идолопоклонские взоры в железобетонные стены равнодушия?!
Мгновение вместе мы были,
Но вечность ничто перед ним:..
Что же происходит на земле нашей, люди?! Куда путь держим? Куда нас ведет этот размытый небесными слезами и оплеванный человеческим без-раз-ли-чи-ем путь?
Все чувства мы вдруг истощили,
Сожгли поцелуем одним.
Куда несемся мы, без оглядки, матерясь и раскидывая слюни, взлетая над ямами и спотыкаясь на, казалось бы, ровном месте, мечтая...
СамО - чтО дерево трясти! - ...
... удобным расположением ноги...
... В срок яблоко спадает спелое...
...(на чьей-либо шее)...
Прости! - ...
... угодить себе и...
... не жалей безрассудно...
... боясь, как бы не пришлось...
О краткой любви не жалей...
... протянуть руку...
- За всё, за всё меня прости.
... какому-нибудь...
... Расстаться казалось нам трудно...
... надоедливому...
Мой милый, - чтО тебе я сделала!
... ближнему?
... Но встретиться было б труд...
Дай ответ, человечество! Не...
... ней!
... дает ответа. Слышно только:
- Фью-юн... Фью-юн... - голосит птица.
- Зындр-до-да... Зындр-до-да... Зындр-ры-ры-ра... - рычит мотоцикл.
- Я-юпль... Я-юпль... - подпевает земля.
- Фью-юн... Фью-юн...
- Ры-ры-тра... Рыр-рынд-дра...
- В-во-во...
- Ввот-и-всё...*
___________________
* В эпизоде использованы стихи М. И. Цветаевой "Вчера еще в глаза глядел" и М. Ю. Лермонтова "Прости!"
... август мертв. Отворяй воротА:
Прискакала пора лихая.
Заменила отраду тоска,
Смех - слеза, а тебя - другая.
Ты ждала, что он скажет: "Прости!"
Но прощение - на прощание.
И теперь у тебя впереди
Перед каждым звонком замирание.
Но напрасно - ты знаешь сама -
Уши ангелов тешить молитвами,
Не обнимутся впредь никогда
Его руки с твоей калиткою.
Он не крикнет: "Пойдем гулять!",
Не царапнет окошко веточкой
И, сказав: "Раз, два, три, в общем - пять!" -
Не отыщет тебя за беседочкой.
Он посеет, а ты не пожнешь,
Ты аукнешь, а он не откликнется,
Он под пули, а ты под дождь,
Его встретит Москва, тебя - Вырица.
Всё не вместе, и всё не в лад.
Две судьбы - параллельных линии,
Что, как сказал твой ученый брат,
Ни за что не сольются в единое.
Не умея его ни забыть,
Ни убить, ни купить, ни выменять,
Станешь горькую водку пить
И закусывать сладким именем.
Будет Ваня с тобой пировать
Или Павел Андреич какой-нибудь,
Или вся королевская рать,
Иль калики - слепцы перехожие.
Ты любимого имя в бреду
Нетактично шепнешь как заклятие,
И тогда тебе скажут: "Уйду!" -
Ну а ты: "И дорога скатертью".
Годы схлынут. Растают века.
Отразив тебя, сдохнет зеркало.
Станет ясно: твоя судьба -
Неудачи подруга верная.
Ты признаешься в этом себе,
А признавши, другое признаешь:
Светом в темном твоем окне
Было то, что всю жизнь прокли... На! Ешь!
Правду горькую кушай, грызи,
Пережевывай жесткое мясо,
Обрезай с черствой памяти дни,
Посмотри, как наточены лясы!
Сотни раз ты кляла тот июль,
На закате которого счастье,
Взявши в руки судьбы твоей руль,
Покатило по солнечной трассе
Твои чаянья и мечты,
Твои радости и тревоги...
Были камушки, но валуны
Не касались твоей дороги.
И пускай наступил сентябрь -
Слез осенних бессменный пращур.
И пускай эти слезы сталь
Прошибают. Но нет их слаще!
Сладки капли любовных мук.
И пускай на душе слякоть.
Если падает все из рук,
Значит: есть отчего падать.
Значит: было кого любить!
Значит: все-таки что-то было!
.............................
.............................
.............................
.............................
И она продолжала жить
И, наверно, еще любила.
Но, как прежде, в ее судьбе,
Как и в судьбах иных неудачников,
Все хорошее начиналось в конце
И в начале заканчивалось.
Человечество же по-прежнему - а что ему? - мочало. Молчало, пока...
- А-а-а-а... Куда ты?! Куда?! Канава! Ген-на-а-а-а-а...
- Сейчас. Сейчас. Выверну-у-у-у-у... Твай-у-у-у-у...
- Тыр-ты-ты-тра-а-а-а-а...
- Мам-ма-а-а-а-а...
- Спо... Ой-на-а-а-а-а...
- Мамочки! Ген-на-а-а-а-а...
- Не бо... О-о-о...
- Трррру-у-а-а!
(- Я люблю тебя!)
(- Я люблю тебя!)
Всё! Тишина! Тишина обетованная! Лишь заднее колесо тихонечко:
- У-уньк... У-уньк... У-у-уньк...
|
|