-Мама, погода портится, возьми зонтик, - помогая матери надеть плащь, сказала пятнадцатилетняя Лятифа.
- Ты же знаешь, я не могу носить зонтик, - ответила Мехрибан, поцеловав участливую дочку.
- Конечно, не сможешь – рога мешают! – проворчала ее сестра Саида, перебирая рис.
Мехрибан укоризненно покачала головой и, вздохнув, закрыла за собой дверь.
- Хала, когда ты прекратишь к ней прикалываться? Ты ведь их с папой когда – нибудь рассоришь. И вообще, он ее любит и ника-ких рогов она не носит.
- Как же! Ветер свистит в ее рогах! Скоро птицы в них гнезда вить будут.
- Ох, и вредная же ты, Саида – хала, - огрызнулась Лятифа и ушла в свою комнату.
Саида, глядя поверх очков, проводила ее взглядом.
- “Папа ее любит!” – передразнила она племянницу. – А куда он денется, плод греха? – проворчала она, намекая на рождения Ля-тифы через шесть месяцев после свадьбы ее родителей. – Любилка у него, кобеля, больно нахрапистая. А мать твоя – дура ушастая.
Саида и муж ее младшей сестры Мехрибан были когда – то од-нокурсниками, а позже и сотрудниками в одном министерстве. Ей казалось, что Искендер “положил на нее глаз”. Саида решила од-нажды пригласить его домой и познакомить с сестренкой. Это был рок. В тот же вечер Искендер, потерявший неразгоревшийся инте-рес к Саиде, переключился на ее очаровательную восемнадцати-летнюю сестричку. Они стали встречаться втайне от Саиды. А ко-гда Мехрибан рассказала сестре, которая была на пятнадцать лет старше и давно заменила ей мать, о своей близости с Сашкой (так она называла Искендера), предостережения оказались уже бес-смысленными. Проплакав всю ночь в подушку и обзывая Сашку бесстыжим кобелиной, а сестру глупой гусыней, она утром благо-словила их брак. А что ей оставалось делать? Хорошо еще, что этот прохвост не стал отпираться и сделал сестре предложение. Так и родилась Лятишка. Через полгода после свадьбы родителей. С тех пор они вчетвером живут в родительском доме Мехрибан и Саиды. Мать Искендера, женщина слишком уж строгой морали, с юной снохой не ужилась, а внучку до сих пор недолюбливает, на-зывая ее за глаза “муаммалы”. У нее на женитьбу сына были иные планы. Вины его в случившемся она не видела, считая, что жен-щине не дозволенно то, что дозволенно мужчине. По ее мнению, Искендер был “воспитанным, домашним ребенком, а сестры – вертихвостки попросту заловили его в свои сети”.
Саида замуж так и не вышла. Прежде этому мешала учеба, ра-бота и сестренка, позже разочарование, а теперь, когда ей уже со-рок восемь лет... Да кому она нужна? Она, хоть ворчит и брюзжит все время на сестру и племянницу, но очень их обеих любит. Вре-мя залечило старые раны, и Саида не даст в обиду своих девочек никому. И, тем более, этому кобелю Сашке. В его – то годы можно бы поубавить пыл: жена у него молодая, красивая, любящая. А он, старый козел, никак не уймется. Слишком уж это дура Мехрибан верит ему! А разве можно верить мужчинам?...
В соседней комнате, ответив на телефонный звонок, радостно визжала Лятишка.
- Хала, папа звонил. Завтра он нас в Губу проводит на выход-ные, к тете Нигяр. Здорово! Ты тоже поедешь?
- А что же мне, охранять здесь его донжуанскую задницу?
- Снова ты заводишься?
- Нет, фабрикуюсь, - съязвила Саида. – А почему сам не едет?
- Он в субботу работает, а воскресенье у его друга какое-то тор-жество. Хотел с нами, но не получается.
- У него другое хорошо получается,.. – продолжила было свою многолетнюю сагу о зяте – ловеласе Саида. Но Лятишка не стала ее слушать и, закрывшись в своей комнате, врубила на полную мощь магнитофон.
Три дня, проведенные у родственников в Губе, благотворно по-влияли на Саиду. Как там было хорошо! Родственники буквально затаскали их по гостям. Хлебосольные губинцы так закормили их пахлавой и вареньем, что, казалось, зубы обретут дар речи и взмо-лятся о пощаде.
Не сообщив Искендеру о приезде, женщины вернулись в Баку автобусом. Пока водитель такси загружал в багажник авоськи с гостинцами, Лятифа уговаривала мать “заглянуть на ярмарку”.
- Мамуля, ты же обещала мне белую куртку! Пусть хала едет домой, а мы сходим на ярмарку. Вот же она! Зачем же потом воз-вращаться?
Так и пришлось Саиде ехать домой одной. Она сердито пред-вкушала, какое ей предстоит удовольствие перетаскивать все эти сумки самой.
Доставая ключ у дверей, Саида с подозрением стала прислуши-ваться. В квартире было хоть и тихо, но чувствовалось чье-то при-сутствие. Но, поскольку Сашкиной машины она во дворе не уви-дела, стучать в дверь не стала.
В прихожей висела незнакомая куртка и женская сумка. Не внося в квартиру губинские гостинцы, Саида прошла в комнату и, оторопев от неожиданного зрелища, остановилась в дверях. Ее зятек был так увлечен лебяжьей шеей своей гостьи, что опрокинул бокал со столика от внезапно прозвучавшего в самый неподходя-щий момент голоса золовки.
- Твои жена и дочь через час будут дома, - громко, четко, но спокойно произнесла Саида, сама удивляясь своей выдержке. Де-вица, взвизгнув, вскочила, оттягивая задранный подол и поправляя плечики. Совершенно растерявшийся зять не знал, что сказать. Да все было и так ясно.
- Почему не позвонили? Я бы вас встретил...
- Уж не сомневаюсь, - посторонилась Саида, давая девице воз-можность выскочить в прихожую. – Сумку не перепутай. Сдачи не надо!
- Саида, я тебя прошу... – заикаясь, начал было Искендер.
- Заткнись, кобель! – огрызнулась Саида. – Лучше и сам прова-ливай, пока девочки не вернулись. Каков хам! Некуда больше бы-ло сучек таскать? Работает он по выходным! Торжество у друга! В морилку с формалином бы твоего “друга”… И в музей анатомии.
Когда дверь за зятем захлопнулась, Саида быстро прибрала в комнате, выбросила в мусорное ведро разбитый бокал и, немного подумав, отпила вина из другого. Что делать с пролитым на ковер вином? Да и накурено в комнате...
Вернувшись, сестра и племянница застали Саиду полулежащей на диване перед телевизором. На столике стояла недопитая бутыл-ка и два бокала. Пепельница была полна окурков и огрызков гу-бинских яблок.
- Саида! К добру ли? Как это понимать? – То ли с удивлением, то ли с возмущением вопросила Мехрибан. Лятишка в новой бе-лой курточке стояла рядом, разинув рот.
- К добру! Таксишник оказался очень симпатичным мужчиной, - отпивая из бокала и томно улыбаясь ответила Саида. – Пришли бы чуть раньше, познакомились бы.
- А ты, однако, сестренка, неразборчива стала!
- Почему же? Он, кстати, кандидат наук. Филологических. Всю дорогу мне стихи читал. Вот я и подумала: а что мне, старой дуре, терять? Посидим, поболтаем. Может, и меня Гименей вспомнит...
- Я смотрю, вы не только посидеть, но и полежать успели, пу-ританка ты наша, - ухмыльнулась племянница, поднимая с пола заколку для волос. – Хорошо, что папа еще не вернулся!
Саиду передернуло от этих слов. Она злобно посмотрела на Ля-тифу, сразу обретя привычный вид старой ворчуньи.
- Папа твой на торжестве у друга... Чтоб он повесился на своем “друге”!
- Ой-ой, молчала бы уж! Тихушница…
- Ладно, кончайте базар. Марш на кухню. Я так проголодалась, - остановила Мехрибан перепалку сестры и дочери. – А что, Саи-да, действительно стоящий мужик? Как- то уж очень неожиданно. Не похоже на тебя...
- Посмотрим. Если завтра, как обещал, придет с вами знако-миться, значит есть шанс.
- Ну-ну, твои бы слова да Богу в уши.
Искендер пришел домой поздно, когда дочь и золовка уже спа-ли. Жена, с нетерпением ожидавшая его, чтоб сообщить новость, долго, качая головой, рассказывала мужу о странной выходке се-стры. Искендер слушал ее рассеянно.
- Что ж, и у нее есть право на личную жизнь. Ничего предосу-дительного в этом не вижу.
- Конечно, есть право. Но она с этим таксишником едва знако-ма! И сразу - в дом? Если честно, я ее не узнаю.
- Я тоже…
- Думайте, что хотите, а я никогда и никому не позволю причи-нять тебе боль, сестричка, - думала в постели Саида, слыша их раз-говор.
- Мама, на улице моросит. Возьми зонтик, - целуя мать в щеку, сказала Лятифа и оглянулась на тетку, ожидая услышать что-нибудь по поводу “маминых рогов”.
- Да, действительно, моросит. Хоть платок повяжи, просту-дишься, - тихо добавила Саида и прошла в кухню.
- Что это с ней? Не заболела ли? – переглянулись Мехрибан и Лятишка. – Переживает, наверное, что ее филолог – таксишник так и не явился.
- Прекрати, Лятифа. Ты будь с ней поласковее. Она, хоть и не сахар, но тебя очень любит.
- Да я знаю! Но мне, если честно, эта история с таксишником совсем не понравилась.
- Ты еще ребенок. Женское сердце – великая тайна!
|
|