КАСЫДА (или касидэ) – одна из форм большого лирического стихотворения, моноримический жанр восточной поэзии, в основном панегирического или дидактического характера. Касыда возникла в арабской литературе в доисламский период, затем получила распространение в других литературах Востока. Объем ее колеблется в пределах от 15 до 200 бейтов (двустиший). Схема рифмовки К.: аа-ба-ва-га, то есть рифмуются первые две строчки, а далее рифма повторяется в двустишиях через строку. Композиционно состоит из 3 частей, к-рые в переводе с арабского языка обозначают: насиб – лирическое вступление, васиф - изложение основного содержания, мадх - концовка, восхваление определенного лица. Образцы касыды создали аль-Маари, А.Рудаки, А.Навои. К касыде обращался Федерико Гарсиа Лорка в произведении «Диван Тамариты» (сразу же, по горячим следам, хотелось бы объяснить значение слова «диван». Итак, диван (персидск.) – это сборник стихов восточных поэтов, систематизированных по различным стихотворным формам: касыды, газели и рубоят. Название также было заимствовано западными поэтами у восточных. Вспомним «Западно-восточный диван» В.Гёте). «Дивана Тамариты» состоит из газелей и касыд. Сейчас же рассмотрим только последнюю форму :
I
КАСЫДА О РАНЕННОМ ВОДОЮ
Хочу спуститься в глубь колодца,
хочу подняться лестницей крутою,
чтобы увидеть сердце,
ужаленное темною водою.
Теряя силы, бредил мальчик
в венке из инея и крови.
Ключи, колодцы и фонтаны
клинки скрестили в изголовье.
О вспышки страсти, всплески лезвий,
о белой смерти пение ночное!
О желтый прах сыпучего рассвета
среди пустыни зноя!
Один на свете, бредил мальчик
с уснувшим городом в гортани.
Прожорливую тину заклинало
приснившихся фонтанов бормотанье.
Агония дугою выгибалась
и, выпрямляясь, холодела.
Сплелись двумя зелеными дождями
агония и тело.
Хочу спуститься в глубь колодца,
и черпать смерти снадобье густое,
и впитывать ее замшелым сердцем,
чтобы найти пронзенного водою..
II
КАСЫДА О ПЛАЧЕ
Я захлопнул окно,
чтоб укрыться от плача,
но не слышно за серой стеной
ничего, кроме плача.
Не расслышать ангелов рая,
мало сил у собачьего лая,
звуки тысячи скрипок
на моей уместятся ладони.
Только плач - как единственный ангел,
только плач - как единая свора,
плач - как первая скрипка на свете,
захлебнулся слезами ветер
и вокруг - ничего, кроме плача.
III
КАСЫДА О ВЕТВЯХ
В Тамарите - сады и своры,
и собаки свинцовой масти
ждут, когда опустеют ветви,
ждут, когда их сорвет ненастье.
Есть там яблоня в Тамарите,
грозди слез ее ветви клонят.
Соловей там гасит рыданья,
а фазан их пепел хоронит.
Не печалятся только ветви -
одного они с нами склада:
в дождь не верят и спят так сладко,
словно каждая стала садом.
На коленях качая воду,
ждали осени две долины.
Шло ненастье слоновьим шагом,
частокол топча тополиный.
В Тамарите печальны дети,
и всю ночь они до восхода
ждут, когда облетят мои ветви,
ждут, когда их сорвет непогода.
IV
КАСЫДА О ПРОСТЕРТОЙ ЖЕНЩИНЕ
Видеть тебя нагой - это вспомнить землю.
Ровную землю, где ни следа подковы.
Землю без зелени, голую суть земную,
замкнутую для времени: грань алмаза.
Видеть тебя нагою - постигнуть жажду
ливня, который плачет о хрупкой плоти,
и ощутить, как море дрожит и молит,
чтобы звезда скатилась в его морщины.
Кровь запоет по спальням, и станет эхом,
и тишину расколет клинком зарницы -
но не тебе дознаться, в каких потемках
спрячется сердце жабы и сон фиалки.
Бедра твои - как корни в борьбе упругой,
губы твои - как зори без горизонтов.
Скрытые в теплых розах твоей постели,
мертвые рты кричат, дожидаясь часа.
V
КАСЫДА О БЕЗДОМНОМ СНЕ
Жасмин и бык заколотый. Светает.
Булыжник. Арфа. Карта. Полудрема.
Быком жасмина девушка рядится,
а бык - исчадьем сумрака и рева.
Будь это небо маленьким ребенком,
полночи бы жасмином расцветало
и бык нашел бы синюю арену
с неуязвимым сердцем у портала.
Но это небо - стойбище слоновье,
жасмин - вода, но тронутая кровью,
а девушка - ночной букет забытый,
у подворотни брошенный на плиты.
Жасмин и бык. И люди между ними
в пустотах сна подобны сталактитам.
Слоны и облака сквозят в жасмине,
и девичий скелет - в быке убитом.
VI
КАСЫДА О НЕДОСЯГАЕМОЙ РУКЕ
Я прошу всего только руку,
если можно, раненую руку.
Я прошу всего только руку,
пусть не знать ни сна мне, ни могилы.
Только б алебастровый тот ирис,
горлицу, прикованную к сердцу,
ту сиделку, что луну слепую
в ночь мою последнюю не впустит.
Я прошу одну эту руку,
что меня обмоет и обрядит.
Я прошу одну эту руку,
белое крыло моей смерти.
Все иное в мире - проходит.
Млечный след и отсвет безымянный.
Все - иное; только ветер плачет
о последней стае листопада.
VII
КАСЫДА О РОЗЕ
Роза,
уже становясь неземною,
искала не утренний проблеск -
искала иное.
Не жаждала света,
ни тьмы не просила, ни зноя -
рубеж полусна-полуяви,
искала иное.
Роза,
застыв под луною,
на небе искала не розу -
искала иное.
VIII
КАСЫДА О ЗОЛОТОЙ ДЕВУШКЕ
В воде она застыла -
и тело золотое
затон позолотило.
Лягушками и тиной
пугало дно речное.
Пел воздух соловьиный
и бредил белизною.
Ночь таяла в тумане,
серебряном и светлом,
за голыми холмами
под сумеречным ветром.
А девушка вздыхала,
над заводью белея,
и заводь полыхала.
Заря горела ясно,
гоня стада коровьи,
и, мертвая, угасла
с венками в изголовье.
И соловьи рыдали
с горящими крылами,
а девушка в печали
расплескивала пламя.
И тело золотое
застыло цаплей белой
над золотой водою.
IX
КАСЫДА О СМУТНЫХ ГОРЛИЦАХ
Две горлицы в листьях лавра
печалились надо мною.
Одна из них была солнцем,
другая была луною.
Спросил я луну: "Сестрица,
где тело мое зарыли?" -
"Над сердцем моим", - сказала,
а солнце раскрыло крылья.
И я вдалеке увидел,
по пояс в земле шагая,-
две снежных орлицы взмыли,
п девушка шла нагая.
Спросил я у них: "Сестрицы,
где тело мое зарыли?" -
"Над сердцем", - луна сказала,
а солнце сложило крылья.
И я двух нагих голубок
увидел в тени орлиной -
и были одна другою,
и не было ни единой.
Низами Гянджеви. Касыда
Труден путь, и черен мир вокруг, не гони коня среди тумана.
Бытие вези в страну души, хоть на миг спасая от изъяна.
Этих черных воронов гони ты из сада сердца своего,
Гамаюна счастья призови, - жди его, тоскуя неустанно.
Роза, ты родною стала мне, скинь же покрывало, не стыдясь,
Мудрости шербет себе налей, смело к цели двигайся желанной.
Там, где слуги духа пир вершат, не сиди с нахмуренным лицом,
Виночерпию подобен будь, в кубок лей вино струей багряной.
Ты мечтать о рае перестань, и об аде думать, друг, не смей;
На голову ада наступи, зачеркни Эдем обетованный.
Если только ты своей рукой прикоснулся к миру духа, друг, -
То престол небесный сотряси и сорви его канаты, пьяный.
Без шагов на этот путь вступи, слово то скажи без языка,
Виждь, не глядя, начерти в душе лик грядущих дней благоуханный.
Низами, такая тайна здесь, что ее не сможешь ты открыть,
Знаков этих нет, не разъясняй, бойся этой тайны несказанной.
|
|