Белая проза (О чём думает сторож, когда ему не спится) Сами собой – никак Дети Божии и дети диавола узнаются так: всякий не де-лающий правды, не есть от Бога, равно и не любящий брата своего… Кто говорит: я люблю Бога, а брата своего ненави-дит, тот лжец… И обрадовались, сукины дети. «Этот человек в Бога не верит. Согласны. И скорбим. Ско-о-рбим, слышите? Но он добр, с этим не можете спорить, а зна-чит, христианин. Инкогнито от самого себя. Так бывает. Акаде-мик Сахаров». А тут их Господь и отхлестал по правой и левой щекам: Что мы любим детей Божиих, узнаем из того, когда лю-бим Бога… Любовь к Богу – любовью к ближнему, любовь к ближне-му – любовью к Богу. А сами собой – никак… Тут шатёр, Церковь, Тепло. А выхватишь что-то, топором разрубишь, чтоб конец ухватить, – пеняй на себя: попадёшь под одинокий, леденящий, кислотный дождь самовлюблённости, самодостаточности и объяснения причин. Молчаливое большинство Раньше я думал, восставая против власти народа, что те же самые люди, которые в вербное воскресенье кричали: Осанна Сыну Давидову! – в страстную пятницу вопили: Распни Его! А теперь считаю, что это совершенно разные люди. Когда одни кричали Осанна! – те, другие, молчали. А ко-гда Распни Его! – молчали те, которые кричали Осанна! И казалось, что кругом все кричат Осанна! – или же все кричат Распни!… Но самые зловещие, страшней даже кричавших Распни, – были те, что молчали. И тогда и тогда. Молчуны. Горбуны. Вольному – воля, спасённому – рай Мне отмщенье, и Аз воздам Втор.32,35 «Он (Победоносцев) как мороз: препятствует дальнейшему гние-нию, но расти при нём ничто не будет». К.Леонтьев Не убий. Не укради… Пусть нас заставят выполнять заповеди. Мы тогда хоть из страха станем хорошими. Пусть из страха – лишь бы стали. Мы не гордые… Но странные. Где не надо – боимся. Где надо – посмеива-емся. Горбачёв, наверно, до сих пор удивляется: Я, генсек, им приказал не пьянствовать, а они не послуша-лись! А те ребята, которые низвели Бога до атрибута народно-сти, ругают теперешнюю власть последними словами за то, что она позволяет торгашам – торговать, проституткам – заниматься своим нелицеприятным делом, сектантам – проповедовать глу-пости, владельцам видаков парнуху крутить. Их возмущает со-седство на прилавках икон и голых баб... Но если б они сели как-нибудь и внимательно, на трезвую голову, прочли книгу Бытия, то могли б, ради честности, на-звать себя не только патриотами, но и богохульниками… Кесарево – кесарю, Божие – Богу. Кесарь пусть решает, что нам можно и чего нельзя делать. А сердце наше – не в его компетенции. Вот – соотношение. А демократия ли, диктатура, президентская республика, шведский стол – в сущности не так уж важно. Лишь бы кесарь не залезал в Богово, но и о вверенном ему не забывал… Но монархия, по-моему, всё-таки лучше, как вёдро прият-ней дождя. Всё перепуталось, и страшно повторять… До убожества ограничен диапазон её поэзии – поэзии взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и молель-ной… Не то монахиня, не то блудница, а вернее блудница и мо-нахиня, у которой блуд смешан с молитвой. Но клянусь тебе ангельским садом, Чудотворной иконой клянусь И ночей наших пламенным чадом… Это Жданов. Мне очень не нравится ода «Бог».. .. Оду «Бог» с востор-гом читывал один дюжий барин после обеда, которым он от-лично накушивался и напивался…Приличное чтение после сыт-ного обеда. Она написана от движения крови. По мне уж лучше почитать, с целью литератруной «Кавказского пленника», там светский поэт говорит о своём – и в своём роде прекрасно. Это святитель Игнатий Брянчанинов. Ахматова не хуже Жданова знала, что соседством ангель-ского сада, чудотворной иконы и пламенного чада ночей она се-бя подставляла. Но отделить одно от другого в душе своей не могла. А лгать не хотела… Сейчас любят журналисты повторять: духовность, духов-ная культура. Подразумевая под духовностью чаще всего ис-кусство. А разве оно духовно? Оно душевно. А душа психофи-зична. Между телом и духом болтается. Как в психосоматиче-ском отделении Боткинской больницы. Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что вам пить. Душе нужна пища. А у духа пища совсем другая. И душа – прослойка – может стать духом но может стать и телом.. Перефразируя Митеньку Карамазова: Здесь дух с телом борется. А душа человеческая – поле их борьбы. Поэзия – дочь души – психофизична и блудлива. Даже ко-гда ей кажется, что она помышляет о высоком. В ы с о к о е в ней вызвано другими, гораздо менее высокими заковыками. Свободен дух. Всё остальное заключено в причинно-следственную тюрьму. Конечно, можно назвать поэзией и псалмы и молитвы. Но на самом деле мы прекрасно знаем, когда перед нами молитва, а когда ямб. И если поэт назовёт его молитвой – молитвой он от этого не станет. Обязательно чем-то себя выдаст. Каким-нибудь зеле-ноглазым. И если гениальный поэт переложит на поэтический язык молитву Ефрема Сирина – мы будем восхищаться этим переложением, а молиться – молитвой Сирина. Нет, уж лучше не надо… Ну а Жданов? Ведь неглуп? Да как ещё неглуп. Блуд смешан с молитвой. Это ведь про всех нас сказано. Или почти про всех. А не хочется, чтоб Жданов был неглуп. Не хочется, чтоб он сказал мысль, сходную с мыслью святого. Не хочется, чтоб он мог спа-стись. А Богу хочется. Всякий человек, поскольку иногда всё-таки говорит правду, ещё, может быть, не потерян для Бога… Но это ведь – и в обратную сторону… В каждой моей правде – ложь. В каждой молитве – блуд. И не распутаешь, не отделишь одно от другого. Бедный я человек. Последние дни Все говорят о Пушкине, а самого Пушкина – нет. Булгаков побоялся. Что Он будет говорить? Ведь на это только третье-степенный драматург решится. Заставить говорить Святого придуманные тобой слова… А сделать из Христа Иешуа не побоялся… Уже и оперы пошли и фильмы. И даже верующие люди с удовольствием на них ходят. Смотрят, как актёры играют Бога, и получают эстетическое наслаждение. Когда-то люди Христа распяли, а теперь смотрят про это фильмы. 25 января 1997 года (Телевизионное попурри) В е д у щ и й. Лечь бы на дно, как подводная лодка, и позывных не передавать… Владимиру Высоцкому исполнилось бы сегодня пятьдесят девять лет. Рвусь из жил, из всех сухожилий… Да, поэт, как и его любимый герой Волк, рвался из всех запретов. Никакое бы сердце не смогло выдержать, и, в конце концов, его разорвало. Поэта не стало. Но с нами остались его песни, истинно народного поэта России. Мы принимаем твои позывные – великий сын русской земли. (пауза) Со смерти замечательного актёра и поэта прошло более шестнадцати лет. Да рановато умер бард. Если бы дожил до наших дней, этого могло бы не произойти… Настало время разобраться, в чём секрет притягательности жвач-ки Димидрол без сахара. Вася. Димидрол создаёт ощущение умиротворённости и комфорта. Петя. Необыкновенно интеллектуальный привкус. Наташа. Просто обалденно! Слава. Со жвачкой Димидрол без сахара началась подлинная революция в стиле Ретро, настоенная на аромате древне-восточных медитаций. Ведущий. Итак, друзья, если бы Высоцкий дожил до наших дней и прикоснулся губами к упоительной прохладе Ди-морол без сахара, ему незачем было бы рваться из сухо-жилий и выключать передатчик. Как сказал другой вели-кий поэт, кстати, тоже Владимир: Может, окажись чернила в «Англетере», Вены резать не было б причины… (пауза) А теперь в знак внимания к многочисленным Татьянам, чей день мы сегодня празднуем, – танго, прославленное не-забвенным Петром Лещенко, в исполнении великолеп-нейшего Иосифа Кобзона. Танцуйте с нами. Помню губ накрашенных страданье, В глазах твоих молчанье пустоты. Где же, где, скажи, моя Татьяна, Моя любовь, наши прежние мечты… Веселитесь, друзья! Нигде не могут веселиться, как у нас на Руси… Широкая масленица… Па-на-со-ни-ик!!!… Господи, помилуй. Инфляция Метафора – продукт сильнодействующий, но скоропор-тящийся. Впервые употреблённый лес рук был гениален и бил слёту. Но скоро истёрся. А лес и руки остались. И останутся… И журналисты. Патриотизм, Мир спасёт красота, Покаяние. Эта до-рога ведёт к Храму, В начале было слово, Духовность… Молитва …Но ведь не в том же дело, как назвать какой-нибудь предмет: член или… А в том, что называем не по делу. Ведь если мне что-то упало на ногу, и я в пароксизме бешенства убеждаю кого-то – хотя никого рядом нет, – что имел нецен-зурные отношения с его матерью, то смысла в моих словах нет никакого. Я просто ругаюсь, шаманствую – интонацией, бла-гозвучными звуками и ещё чем-то выражая, своё неодобрение случившимуся и клин вышибая клином. А интонация и ещё что-то – точно такие же, как если б: «Чёрт!» Вот в этом всё и дело. Я «его» зову, и «он» идёт мне на-встречу и уводит своего чертёнка. Что-то злобное, грязное, безчинное выливается из души, и становится легче. Душа вы-свобождается от мутной, клокочущей рвоты, а тело – от бо-ли… Но – ненадолго. Вскоре «он» возвращается с целой ко-мандой взрослых четей, и они решают отпраздновать у меня пикничок, шашлык приготовить. Влезают, не спросясь и уже не церемонясь, в грязных галошах. Пьют, матерятся, сплёвы-вают… «Он» очень хорошо всегда помогает. Это понимаешь ещё в детстве. Нужно подраться по кодексу чести, а – страшновато. Тогда отбежишь в кусты, ляжешь за пулемёт и выпустишь обойму матерной ругани. И страху – как не бывало… …Мужики грузили ящики. То ли с шампанским, то ли из-под шампанского. Всё выше и выше и выше. И хоть персо-наж был роста немаленького и сложения нехилого, а наступи-ла пора, когда закинуть ящик на верхотуру – стало проблема-тично. –А ты ругайся, ругайся, братец, – поучил тщедушный стреляный воробьишко и непринуждённо забросил очередной ящик… Доказательство той силы. Мы «ему» молимся, и «он» по доброте помогает. Только после помощи Божией не будешь жаждать опять, а после помощи этого товарища пить хочется всё чаще. Так что в конце слова в простоте сказать не можешь… Есть ещё такие, которые ругаются не по злобẻ. На ногу им ничего не падает. Они даже не ругаются, а просто произно-сят слова. Чтоб скучно не было. Сны 1 Лет десять после армии мне без конца снился один и тот же сон. Будто вызвали меня в военкомат и снова призвали в армию. И сколько я ни кричал, сколько ни скулил, что я уже служил, дескать, ни на кого никакого действия не возымело. Раздели до гола, в баню, остригли и в поезд. Привезли в часть а там сосунки двадцатилетние меня салагой считают, полы мыть заставляют – срок службы важней, чем, что я старше. Я к ротному: -–Служил я, вашество. Ещё десять лет назад. Хотите, хоть щас строевым шагом пройду, носок параллельно земле. Карабин разберу и соберу, выстрелю, ничего не забыл… Да вот смотрите: военный билет мой. А у солдат военных билетов не бывает. –Ну да, служил, рассказывай. Все вы служили. А воен-ный билет подделал, ещё мы тебя упрячем за это куда подаль-ше. Пришлось пойти на крайний шаг, объявить голодовку, а это уже ЧП. Зашевелился ротный, по инстанции сообщил, до Москвы доскочило. Оказалось – правда, служил. –Ну служил ты, милый, служил! Что ж теперь делать, ничего не попишешь. Машина сбой дала, а назад не повер-нёшь. Придётся дослуживать. Да ты не тушуйся: сейчас быст-ро служат. Зима – лето, зима – лето и домой. А мне ещё пи-лить, знаешь сколько? Ой-ёй-ёй. По службе я тебе снисхожде-ние сделаю. А на губе отсидишь. Додумался тоже – голодовку, если каждый так будет голодовку объявлять, что это будет за армия?.. Я просыпался в холодном поту и долго поверить не мог, что сон это. Через какой –то промежуток времени сон повто-рялся. 2 …А когда я работал помощником машиниста на ЗИЛе, мне снился часто один и тот же сон. Будто выскакиваем мы из-за поворота вперёд вагонами, а на пути глухой человек сто-ит (во сне я почему-то знаю, что он глухой). И сколько я ни сигналю, он – ни с места. Торможу, песочком рельсы посыпаю – а вагоны вперёд рельсы тащат неудержимо. И уж я понимаю, что состав мне не остановить и глухой с пути не уйдёт нашёл что-то интересное. И через десять, от силы пятнадцать, секунд я его обязательно задавлю. И когда я понимаю, что ничего сделать уже нельзя –неотвратимо – становится так легко-легко… И безразлично. 3 Бывает во сне история, в которой я веду себя не лучшим образом. Просыпаюсь и чувствую, что щёки горят от стыда. И весь день хожу потом и разговариваю с понурой ухмылкой. Они не знают, а я – подлец. 4 Одного у нас в той же самой армии комиссовали. Мочил-ся он по ночам. Земеля он мой оказался, не только москвич, а с одной улицы, с Пятницкой. Вот почему я набрался наглости перед его отъездом за чаркой дешёвого-дешёвого вермута по рубль двадцать две спросить, как это у него так неудачно или наоборот удачно – с какой точки зрения посмотреть – получается. – Горем от ума это называется, – грустно ответил парень. – Я когда это начинается, думаю во сне: Это мне не всё снит-ся. Посыпаюсь, оказывается, не снилось. Интоксикация На работе – пьяные подельники. Дома…зазвонил теле-фон, из телефона – пьяный товарищ… И никуда от них не денешься. В пору самому запить… В детстве, в общей квартире, запирался в туалете. А в армии и в туалете не спрячешься. Долой запоры. Кажется в «Мёртвом доме» есть: самое тяжёлое на ка-торге – невозможность побыть одному. Так то – каторга… Проклятый прогресс!!! «Испытывайте духов» В юности, при влюблённости, в самом упоении любования красотой, вдруг голос нашёптывал: А она тоже в уборную ходит, – любви не бывало. Потом прошло… А может, это и не бес был… Нет, всё-таки бес. Вся премудростию сотворил еси Тебе единому согреших и лукавое пред Тобою сотворих; яко да оправдишися во словесех Твоих, и победиши внегда судити Ти. В сущности любой грех – перед Богом. У ближнего у самого рыльце в пушку, отношения с ним крайне запутаны, где начало, где конец, – не разберёшь, и кто «первый начал» определить невозмож-но. Чувствуя свою виноватость, мы принимаем правду Божию и праведность судов Его, что всякий человек – ложь и нет человека. Иже не согрешиша, а не виноват только Он один. Если бы мы не грешили, то и не чувствовали греха, и не в чем было бы каяться, и считали бы, по своей наглости, себя в наших взаимоотношениях с Ним победителями, а для нас же лучше, чтоб победителем был Он. Без побеждённого чувства не было бы сердца сокрушенного и смиренного. Не было бы Царства Божия. Потому что побеждённое, смиренное сокрушенное сердце и есть Царство Божие внутри нас… Вы язвите, а действительно: не согрешишь – не покаешься. Невозможно не прийти соблазнам, … ибо надобно прийти со-блазнам… Но горе тому человеку, через которого соблазн приходит. Притча Один человек писал очень хорошие стихи. А в жизни с ним случались неприятности. Но человек был стоек и продолжал писать стихи. Когда он написал цикл, который ему показался ещё лучше, у него умер отец. Когда, после многих возвратов, его цикл всё-таки напечатали, у него умерла мать. Человек был поэт чуткий. Он всегда обращал внимание хотя бы на самые несопоставимые события и ставил их в ряд. Смерть отца заставила его задуматься. Смерть ма-тери почти убедила… Но утром он побежал в киоск и принёс газету с восторженной рецензией об его стихах. С нетерпением стал ждать возвращения жены, но не дождался… Человек рыдал и рвал волосы. Но стихи писать не перестал. Старые счёты Он был мне очень близким человеком. Настолько близким, что я часто думал о нём всякие гадости. Или сплетничал, если был уве-рен, что ему не передадут. Однажды он заболел неизлечимой болез-нью. Дни его были сочтены. Но Божий счёт – не наш счёт, и прожил он ещё долго. И стал надоедать мне, стесняя мою свободу. И по ве-черам, когда вспыхивал в темноте голубой, как экран чёрно-белого телевизора, зловещий мерцающий глаз, я бормотал, оглядываясь, на двери оглядываясь: «Когда ж ты умрёшь?» И он умер. И теперь знает всё… Когда-нибудь мы обязательно встретимся. Я ему поклонюсь, а он отвернётся и сплюнет. Или даже простит… Человек с двоящимися мыслями …Как расстроенная мандолина, как маяковский, перестаньте орать стихи, вы же не румынский оркестр – пьяный человек. Не люблю пьяных человеков, хотя кому какое дело до моей любви или нелюбви. Товарищ капитан, за время моего дежурства в роте никаких происшествий не случилось, за исключением – рядового Красикова убило током. Я, такой-то, такой-то, не люблю пьяных человеков. За исклю-чением бывальщины, когда… вы меня понимаете? Мы – заматерелые московские мужички, которые до сих пор, на шестом десятке, называют друг друга ребятишками. Ну а как же, с позволения сказать, ребятишечкам не выпить? О чём тогда они будут беседовать сердцеведчески? У нас сломался телевизор, и мы с мужем учимся общаться на языке, – сказала как-то знакомая моей молодости. Так не вечно же ломаться телевизорам… А как выпили ребятишечки – жизнь покрывается радужным блеском, и мир прекрасен, и мы не из последних рыжих в этом мире, и его хочется обнять в лице моего симпатичного собутыльника с мочеиспускающими глазками, которые Блок почему-то назвал кро-ликовыми, и в течение вечера мы будем вскрикивать, стучать кула-ками и прочее, что требуется в подобной ситуации. Подобное – по-добным, и я для него так же хорош, как он для меня, и стоит жить, и работать стоит на этом свете ради таких вечеров. Поэтому люди и любят напиваться, особенно – если с ранимой душой, которой да-ётся печаль… А не замечаешь ли ты, что заврался совсем, старое трепло? Всё это было, было, было, да быльём поросло. Всё, что было, всё, что пило, всё давным давно уплыло. Ведь ты давно уже не лю-бишь напиваться, хотя и, тем не менее, напиваешься. Оба собутыль-ника тебе глубоко противны. Он – меньше, ты – больше, потому что счёт к себе длиннее: когда ты ударяешь стопарём по стопарю и предлагаешь выпить за то, что вас так мало осталось и вам больше не на кого положиться, возьмёмтесь, дескать, за руки, друзья, – ты ж прекрасно понимаешь, что врёшь. Ничего прекрасного в этом ми-ре и в вас, его представителях, нет и в помине; оба вы – старые коз-лы, расстроенные мандолины, румынские оркестры, а ты ещё и враль безпробудный в придачу, со своими друзьями, которым необ-ходимо взяться за руки… А они, пьянчуги, на фальшь чувствительны, они прекрасно тоже чувствуют, что вызывают во мне омерзение, и от этого сам я им не очень-то приятен, надоедливый слабохарактерный милицио-нер, третий лишний, резонёр-моралист, «нет, брат, ты не ругай меня фетюком». «Да когда ж вы покинете нас наконец, ваше сиятельство?» Да я б с удовольствием, ребятушки, да идти-то мне некуда. Я здесь прописан, а другой хаты у меня нет. А за окном не Александ-ровский сад, а – холод, тьма, белое безмолвие. Полустихи Гедонисты Не любить скорби. И не надо дождя. Урожая не будет. Ну, как-нибудь, как-нибудь. Зато – тепло, хорошо, загар ровный, коричневый. Начальствующего в народе твоем не злословь «Они нам жить не дают, рожи свиные. В какую эпоху нам предстояло… Крест неподъёмный. И Симон Киринеянин не поможет. Хорошо было древним отцам. Подвиги совершали… Алкаши, алкаши, алкаши правят нами. В какую эпоху… Прости нас, Господи, хотя бы за скорби наши». Как бы не так. Небо на земле Троица Рублёва… Мерно плывут. Медленно-медленно. На земле так медленно не бывает. Головы-колокольчики… Утром проснулся, а росток зелёный из-под земли… Небо в летние сумерки… Иже Херувимы… В церкви и дома 1 Две женщины входят в Храм на Рождественскую литургию: – Вот говорят: у нас – крисис.А что такое крисис? Суд. Вот то-то и оно… Пришёл домой, посмотрел в словарь. Ну, суд – не суд, но – решение 2 Старушка подошла к иконе Божьей Матери, перекрестилась и наклонилась поцеловать. – Правой рукой надо креститься. – Дак дай мне её, правую-то, – не отрываясь от иконы. – Простите меня. – И ты меня прости, – отходя и так и не взглянув на свою по-учительницу. 3 Мальчик лет двенадцати протиснулся энергично к испове-дующему батюшке, задев плечом пожилую мещанку. – Молодые ещё, нагрешить не успели, а туда же – исповедать-ся лезут, – прошипела она обиженно. – Ничего себе, не успели! Удивлённо задумался мальчик. 4 Символ веры поют. Одни крестятся на Распятого же за ны при Понтийстем Пилате, а другие – И воскресшего в третий день по писанием. Два типа людей. 5 «…Но Петр сказал тому человеку: не знаю, что ты говоришь. И тотчас, когда еще говорил он, пропел петух. Тогда Господь, обратившись, взглянул на Петра; и Петр вспом-нил слово Господа, как Он сказал ему: прежде нежели пропоет пе-тух, отречешься от Меня трижды. И вышед вон, горько заплакал». Никогда не читал ничего сильнее. 6 В Библии и цифры читаешь – плакать хочется. Только не по-лучается. А вспомнишь строчку какого стишка – и сдержаться не можешь. Господи, дай мне вспомнить слова Твои и горько заплакать навзрыд. 7 Снискание Святого Духа. До и после Он говорит им, что распнут Его, а они: кто сядет по правую и по левую руку?.. А после просили, чтоб распяли их вниз головой. 8 Заставь дурака Богу молиться – станет окурки на улице подби-рать, чтоб дворникам легче и пешеходам приятней. А окуркам – конца и краю… Моря не вычерпаешь, плюнет и ближних разлюбит… Премудрый змий и через добро уловляет… Во всём – мера, царский путь, середина. А это у нас не в почё-те. 9 Кроткий гнев «…ибо Я кроток и смирен сердцем…» «…И воззрев на них со гневом, скорбя об ожесточении сердец их…» Мать ругает погибшего сына. Завтра убьют по приговору суда… И плачет, и плачет, и плачет над ним. Ритмы …не хочу; а после, раскаявшись, пошёл. …иду, государь, и не пошёл. Не хочу – хочу; хочу – не хочу… Хореи. Ямбы. Дактили. Амфибрахии. В чём Застану, в том и Сужу. Демократия Только кажется, что поступает, как хочет. Лучше б уж не казалось. Когда знает, что по чужой, – безкорыстней, достойней, муд-рее, жалетельней… Не тем плохи большевики, что заставляли, а что делали вид. Все врут. Но такой абсолютной – никогда больше. А как знает человек, что от него не зависит, – легше… Дети по двору бегают. Сначала – хорошо. А потом стемнело, но никто их не кличет. А они уж устали. Истерично, потерянно, как заведённые куклы, бегают по кругу и смеются смехом, похожим на плач. Надеясь, что из окна их наконец заругают… А взрослые уехали в гости. Умные люди Иов Сукачов перебегал улицу в неположенном месте и попал под машину. Ноги отрезали. Его навестили друзья. – Сам виноват, Иовушка, – сказали они со вздохом. Конечно, сам виноват… А ног нет. О пользе музыки Не по своей воле… А что есть воля Твоя? Не моя воля. Делать, чего не хочу? Но я не хочу делать зло, например. И не делай, не делай, пожалуйста. В одном случае – делать, чего не хочу, в другом – не делать? Вот именно… Совесть заставить не может. Совесть может тихо просить. А уму медведь на ухо наступил. Не знает, как отличить одно от другого… Может только музыкально одарённое сердце. У совести звучание тихое, грустное, извиняющееся. Как муха на стекле плачет перед началом зимы. Ветхий же Адам трубит трубно, нахально бравурно и лаяй. Ах, майн либер Августин, Августин, Августин! – говоря язы-ком Достоевского. Тщеславные …жалко нищим отдать. В хозяйстве верёвочка пригодится. Жадность фраера губит… Купец, ищущий хороших жемчужин, найдя драгоценную жем-чужину, идёт и продаёт, что имеет. И покупает жемчужину ту. А тщеславный боится что-нибудь упустить и остаётся с носом. Не защищаются …не защищаются, даже не убегают. Растут. А звери – с клыками, когтями – исчезают с лица земли. Блажени кротцыи, яко тии наследят землю. Афоризм Из всех возможных злодеев царствуют наименьшие. И затворит двери (Лк. 13,25) Хотел пойти в церковь, но жаль было долго стоять. Всё тянул и тянул. Чаю попил. Посмотрел телевизор. Потискал жену… А когда подошёл к дверям – их уже закрывали. Страхи Выйду на улицу – меня убьют. Стану переходить улицу – попаду под машину. Усну – а в ушную раковину заползёт таракан. А обратно выползти не сумеет. И, невольник чести, гнездо совьёт, призовёт тараканиху услов-ленным знаком – и устроят помолвку… И действительно могут убить, задавить, заползти… Но так же жить невозможно. За двумя зайцами Молиться и собирать грибы. Молиться и ловить рыбку. Молиться и болеть. А только молиться – скучно мне. И только собирать грибы, и только ловить рыбу, и только гу-лять, и только болеть я неспособен… Наверно, дружок, так ничего не получится. А потом удивляемся Пишем детективы и читаем. Пересаживаем сердца и другие субпродукты. Требуем долги. Заглядываем в щёлку на интимные части природы. Убиваем зародышей, боясь, что не прокормим. Боимся тех, кто сильнее. Читаем личную переписку гениев… А потом удивляемся, что чудеса перестали бывать. Эволюция Разумно ли будет сказать, что вечер мудрее утра, а последний акт трагедии сильнее первого только потому, что последний, И что без малого семь с половиной тысяч лет человек ел хлеб, а потом поумнел. Два Лазаря Среди адских мучений, в пламени, моля Авраама, чтоб послал Лазаря охладить влажным пальцем своим пересохший язык: –…пошли его в дом отца моего, ибо у меня пять братьев: пусть он засвидетельствует им, чтоб и они не пришли в это место мучения… В прошлой роскошной жизни своей к Лазарю был равноду-шен. Теперь же. в мучениях, вспомнить о братьях?.. …Было бы не до братьев. Вообще б я забыл, что существуют на свете. А то – хуже: Раз я мучаюсь – мучайтесь и вы. Языку палёному легче станет. Авраам отказал. Но ведь он всего лишь слуга. Он и не мог сказать иначе. Сторож сторожит, а кто-то постучит и спросит: – Пусти переночевать. Мне холодно. Сторож ответит: – Хозяин не велел никого пускать. Иди на вокзал, добрый че-ловек, – и захлопнет дверь. И будет по-своему прав. А утром хозяин встретит беднягу и сжалится. Его воля. На то и хозяин. Кого хочет – милует, кого хочет – гонит… Господь сжалился. Господь послал Лазаря… брата Марфы и Марии. Но ведь это другой человек, которого тоже назвали Лазарем… Думаете случайно? Случайностей, господа, совсем не бывает. Это любовь. Только это – любовь Господи! Тот, кого Ты любишь, болен… Умер… Сестры плакали. Лазарь смердел во гробе. Иисус прослезился. Люди с тех пор, как себя помнят, умирают. Смерть незаконна, но Адам сделал её законной. И миллионы и миллионы заплатили уже по его счёту. А теперь пришёл черёд Лазарю… Оставаться спокойным, когда тот, кого любишь, смердит? Будда смог бы. Будда любил людей. Холодной, мудрой, всезнаю-щей, буддийской любовью. И Лазаря не оживил… Иисус прослезил-ся… Лазарь! гряди вон. «И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальны-ми пеленами, и лицо его обвязано было платком…». Сообщающиеся сосуды Каждый лист разделён на две половины. В левой половине –очень много имён. В правой – гораздо меньше. В левой половине – «за здравие» в правой – «за упокой». Время от времени кого-то из левой половины вычёркиваю, а в правую – вписываю. А из правой никогда никого не вычёркиваю. Только вписываю. Раньше в левую половину я тоже вписывал много имён. С годами – всё меньше, и меньше, и меньше. Скоро уровни в обеих половинах сравняются, а там всё потечёт в обратную сторону. В правой половине будет очень много имён, а в левой гораздо меньше… Кто-нибудь впишет меня в правую половину.
|
|