Его светлость пирует в светлице,
Лошадь хрумкает сено в сенях.
Над лампадами - скорбные лица,
За окошком скрипят ясеня.
Челядь спит на полу где попало,
Что ей челяди? - Водка одна.
Эх, опала моя, ты опала...
Наливай до краёв, пей до дна.
Мимолетна царицына милость,
Скоротечна, как золота звон.
Словно ветка, любовь обломилась,
Да и с глаз долой, из сердца вон.
Сколь стоял с нею в церкви обеден!
Сколь встречал в её спаленке зорь!
А теперь её лик хмур да бледен,
И тяжёл её каменный взор.
Было время: был нужен да нежен.
Томный голос так душу ласкал.
Кабы знать, что конец неизбежен,
Он поболе б добра натаскал.
Нынче кто ж на Руси не ворует?
Всяк возьмёт, коли плохо лежит!
А сворует, так после пирует
Да закатывает куражи.
Догорает последняя свечка,
До слезы горек в водке имбирь...
А с утра по заснеженной речке
На санях во Сибирь, во Сибирь.
И другой у неё уж в фаворе.
Он не брал для неё крепостей.
Кобелей молодых в царской своре
Нынче жалуют всяких мастей.
Отвернулись и други, и слуги...
Стол оструган, как гроба доска.
Пьют с ним вместе две мрачных подруги,
Две попутчицы: скорбь да тоска.
Сколь пробита в боях треуголка!
Сколь запуталось пуль в парике!
А теперь опозорен и гол, как
Тот сокОл в шутовском колпаке.
За окном слюдяным вьюга злится.
На столе - опрокинутый штоф.
Его светлость пьёт водку в светлице,
Заедая вопросом: "За что?"
Потопил кораблей он немало,
И немало сгубил янычар...
Сколь клинков за неё поломал он!
Сколь за чары её пил он чар!
Его светлость искал мутным взором
Милый образ среди образов.
Вой хоть волком с тоски да позора -
Не услышит никто его зов.
Так и манит курок самопала.
Ствол прохладен и цель так близка.
Эх, опала моя, ты опала...
Бей в упор в перекрестье виска!
А с утра под медвежий он полог
Упадёт прямо в сани с крыльца.
Кто же знал, что сырым будет порох,
Да и штоф не допит до конца?
05.05.1998
Москва
|
|