Глава 3
«Духи шарящие» и «духи мутные»: каждому своё
Первые месяцы военной службы – самые трудные и беспросветные. В мыслях Сергей Куликов существовал будто бы вне настоящего времени: либо в воспоминаниях о прошлой счастливой гражданской жизни, либо в мечтах о будущем, когда он снова вернётся домой и заживёт ещё более счастливо и беззаботно. На гражданке, в кругу родных и близких, как-то не замечается, и само собой разумеется, что о тебе все заботятся, что ты нужен родителям, сестре, девушке, с которой встречаешься. В армии же чувствуешь себя словно карась, которого выловили из пруда и поместили в садок с хищными рыбами. Здесь не ты всем нужен, а от тебя всем что-то нужно.
Раньше Сереге хотелось поскорее отделиться от родителей и начать самостоятельную жизнь, но отрыв от дома оказался очень болезненным – будто отняли целый мир. Тонкая связь с тем миром – лишь письма, да изредка телефонные переговоры. Письма – это самая главная радость молодого бойца, они куда лучше короткого разговора по телефону. Письма можно хранить, перечитывать, вглядываясь в знакомый почерк, особенно если это переписка не с родителями, а с Катей. Поведаешь свои сокровенные мысли бумаге, бросишь письмо в почтовый ящик и ждёшь, как отзовётся послание в любящем сердце. Ну, а уж когда придёт ответ – словно солнышко выглянет из-за туч. На небе пасмурно, а на душе светло: вот оно, истинное матросское счастье. Чуть-чуть потомишься ревностью (только пока вскрываешь конверт), но это зря – Катя не предаст, Катя – она одна такая, она – лучше всех. Так что, хоть жизнь «духа» и не мёд, но в ней тоже есть свои радостные моменты.
Или, к примеру, как сладко вечером вынуть украдкой карманный календарик и зачеркнуть в нём крестиком очередной прожитый день. Чем больше крестиков – тем ближе к дембелю. И хорошо бы, чтобы этот день прошёл без «косяков», чтобы, как здесь говорят, не «накрутиться на шишку».
С тех пор как оказался на корабле, Серый научился избегать шишек. Удавалось такое не всегда, однако, всё чаще вместо ударов он получал от «годков» одобрение – «шарящий дух». Это было приятно: ещё одна радость в тяжком существовании молодого бойца. Так что на корабле жить можно, человек – такая скотина, что рано или поздно ко всему привыкает.
По сравнению с остальными «духами», Серый держался молодцом. Взять того же Пашу Пузырькова. Сколько ему не объясняй – бесполезно, ничего понимать не желает. Знает же, что нельзя таскать в карманах хлеб, что это – «косяк», а всё равно: наберёт после ужина нарезанных кусочков, зашкерится , сожрёт, а потом спит. Спать и есть, конечно, хочется постоянно, но нельзя же так опускаться… Зачёты сдаёт медленно: память у него, видишь ли, плохая! Недавно ходил к замполиту – проситься, чтоб перевели служить поближе к дому. На корабле он, якобы, не может, боится замкнутого пространства. Так что правильно вчера «борзые» устроили Павлику в наказание «сушку крокодила».
А Витас? В «учебке», вроде, был нормальным пацаном, а столкнулся с реальной службой – раскис, словно дитя малое. Перестал следить за собой, ходит грязный как чума. Недавно получил письмо из дома и – в слёзы. Думали, случилось что, а оказалось, мама продала на базаре любимую свинью. Ну кто после этого Витаса уважать станет? Таких, как Пузо и Витас, называют «мутными духами» или «чуханами». «Шарящим» с ними не по пути – роли сильно отличаются. Каждому – своё, как говорится. Проявил себя «мутным» – стирай носки годкам да гладь робу. А ещё – пиши домой маме и папе, чтобы присылали деньги и сигареты – для годков, естественно, не для себя же... Ну, а что ещё можно поручить «мутному»? Разве что собирать и сдавать бутылки. Другое дело – «шарящий дух». Это – старательный, смекалистый боец, в нём большой потенциал заложен. Такому только подскажи, что делать – сам землю рыть начнёт. Глубоко рыть, собственно, не нужно. Богатство прямо на земле валяется – в виде чёрного и цветного металла, да и приемный пункт недалеко, сразу за заводской проходной. Работает круглосуточно, деньги там платят неплохие. В общем, дальше «шарящему духу» объяснять не нужно...
Как-то раз предпринял вылазку за металлоломом и Серый – не один, для начала – под руководством Летучего Голландца. Непростое и опасное оказалось дело. Ночью удрали в самоволку, «вырубили» на территории завода сорок метров медного кабеля, сдали в пункт приёма и вернулись на корабль так, что никто и не заметил – ни корабельное начальство, ни охрана завода. От последних, кстати, вполне можно и пулю схлопотать.
Предстоящей ночью «борзые» доверили Серому самостоятельное «дело», но надёжного компаньона все равно следовало подобрать. Вдвоём ходить сподручнее всего – опытом предыдущих поколений «духов» проверено. Конечно же, Серый выбрал закадычного дружка – Мелкого: с ним всё выйдет как надо. Артём Малик быстр и расторопен, к тому же в технике соображает.
Скажи кто-нибудь пару месяцев назад тому же Сергею или Артёму, что на военной службе придётся заняться воровством – ни за что бы не поверили. Серёга помнил, как однажды, года два назад, бомжи украли электрический кабель с гаражного кооператива, где отец держал свой старенький «Москвич». Сильно тогда они с отцом возмущались. А сейчас сам Сергей превращается в такого же ворюгу. Легко так, без принуждения превращается. Конечно, если попадётся, хлопот будет столько, что мало не покажется. Но вот если всё получится, тогда сразу авторитет поднимется – есть ради чего рисковать. Ну да ладно, авось, да небось и на этот раз выручат.
В два часа ночи дневальный разбудил обоих. Серый с Мелким быстро оделись и, прихватив загодя заготовленные инструменты, приступили к осуществлению задуманного. Вся операция была разбита на следующие этапы: незаметно покинуть корабль; отыскать на территории завода добычу и похитить её; сдать краденое в пункт приёма металлолома; без эксцессов вернуться на корабль и отдать вырученные деньги кому-нибудь из «борзых карасей». Первый этап – самый простой. Единственное препятствие – дежурный по кораблю. Он должен не менее двух раз за ночь проверить личный состав по койкам. Хорошо, что сегодня дежурит мичман Михайлов. Этот точно ничего не заметит, ему хоть кол на голове теши – вечно играет в компьютерные игры. Серый осторожно заглянул в приоткрытую дверь мичманской каюты: дежурный сидел за монитором, нацепив здоровенные наушники.
- Порядок, всё чисто, – больше не скрываясь, «духи» отправились на верхнюю палубу.
Вахтенный у трапа – «борзый карась» Валера Стеклухин из Перми – самый гнусный из своего призыва. Хуже Стеклухина никого на корабле нет – урод конченный. Он и внешне выглядит соответственно: задница шире плеч, рыжий весь, конопатый, башка здоровенная, вытянутая, крошечная «беска» на самой макушке пристроилась, словно туча за горный пик зацепилась. Чучело, одним словом. По должности Валера – химик, командир химического поста. Представителей этой профессии в Военно-Морском флоте «ласково» именуют «дустами». Но только попробуй Валеру в глаза назвать Дустом – изуродует. Требует, чтобы его величали по имени или – «товарищ старший матрос». Нет, препятствий для схода он чинить, конечно, не станет, только всё равно найдёт, до чего докопаться.
- Опаньки, «дрищи» на дело собрались, – радостно приветствовал молодых бойцов Стеклухин. – Очень медленно двигаетесь, как утки обожравшиеся. Этак вас моментально вычислят, и с меня спросят: как с корабля сошли. Или вы, твари, Валеру Стеклухина подставить хотите?
- Не-е, если поймают, мы скажем, что по швартовым концам спустились.
- «Не-е», – передразнил Стеклухин, – лучше я вам всё-таки придам ускорения. Будете быстрее шевелиться. Позу бегущего египтянина приня-я-ять!
Пришлось друзьям согнуться, выпятив ягодицы.
- Первый пошёл, – взвизгнул Дуст и со всей силы пнул Серого в зад, от чего тот слетел с трапа, больно ударив коленку.
- Второй пошёл, – Малик в точности повторил манёвр своего товарища.
Они рванули, что есть сил, прочь от корабля и растворились в темноте. «Шарящие духи» вышли на охоту…
…В первую очередь нужно проникнуть в электроцех. Там всякого цветного металла должно быть навалом. Цветной металл – он гораздо дороже чёрного ценится, а ещё – легче носится.
Ага, а вот и заводская охрана – старенький дедушка с карабином: доблестный боец ВОХРа обходит вверенные ему владения. Серый с Мелким затаились в тени, не видно их, и не слышно – дед может пальнуть сдуру. Престарелый секьюрити остановился под фонарём и долго прикуривал сигарету. До злоумышленников донёсся запах дешёвого табака. «Интересно, а что будет, если внезапно выскочить из темноты и заорать: «Дай закурить!», не иначе того кондратий хватит», – весело подумал Серый.
Самозабвенно кашляя, как это может делать только курильщик с сорокалетним стажем, старикан отправился дальше – вглубь заводской территории.
Выждав несколько минут, две таинственно крадущиеся фигуры скользнули к вожделенному зданию электроцеха. Пока Мелкий при помощи ломика воевал с замком, пытаясь сломать дужку, Серый светил фонариком – очень аккуратно, чтобы со стороны не заметили. Наконец замок сдался на милость победителя, устало щёлкнул и «духи» проникли внутрь помещения. Удача в эту ночь была на их стороне: в углу почти сразу обнаружились разобранные электродвигатели и сгоревшие трансформаторы. А ещё – самое настоящее сокровище – четыре тяжёлые медные шины от неведомого электрического агрегата. Малик издал обрадованный писк и принялся укладывать все эти богатства в мешок. Получилось много – килограммов сорок.
Обратно передвигались короткими перебежками: сначала один, налегке, разведывает обстановку, затем другой, с мешком на спине преодолевает изученную, а значит – безопасную дистанцию, ну, а после короткого отдыха – смена ролей.
А вот и заветный лаз, прорытый под заводским забором. Лаз этот тщательно замаскирован, о нём заводской охране неведомо. Когда выбрались наружу, Серый с мешком залёг в серебристой от лунного света траве, а Мелкий отправился к пункту приёма металла. Ждать пришлось недолго, вскоре «разведчик» вернулся с хорошими новостями: пункт работал. На весах добыча потянула аж сорок восемь килограммов. За всё это богатство «духи» получили от заспанного приёмщика тысячу сто пятьдесят рублей. Больше тот давать наотрез отказался, но всё равно – сумма вышла приличная. Тысячу решили отдать в «общак», а на остальное накупить потом пряников для себя и остальных «духов». Возвращались с триумфом, весёлые и радостные. Вот только Стеклухин всё равно нашёл способ испортить настроение. Увидев счастливые лица пацанов, он спросил:
- Ну, «чмуры», сколько «нашкуляли»?
- Тысячу, – гордо ответил Серый.
Дуст небрежно протянул руку, в которую тотчас легла купюра цвета морской волны.
- Гонишь! Тут всего пятьсот, – Стеклухин схватил Куликова за грудки и приблизил к его лицу свою мерзкую физиономию, – надеюсь, ты меня понял, тело?
Чего тут было не понять: урод, он и есть урод.
- Встретился бы он мне на гражданке…, – зло прошептал Малик, когда «борзый карась» уже не мог его услышать. Серёга ничего не ответил, только про себя решил так долго не ждать, а наказать Дуста за его проделки при первом же удобном случае. За всё наказать – за присвоенные общественные деньги, а, особо – за «бегущих египтян». А пока – спать, до подъёма оставалось ещё больше часа.
***
Подъём на военном корабле происходит так: ровно в шесть утра раздаются звонки – две серии по три штуки, затем механический голос по громкоговорящей связи объявляет: «Команде вставать, койки убрать, приготовиться к построению на утреннюю физическую зарядку. Форма одежды на построении – брюки, голый торс». Вскоре заспанная команда нестройной толпой собирается у трапа, из числа младших командиров назначается старший, и – побежали…. Впереди бегут представители низов – «духи» да «караси», сзади их подгоняют «борзые», чтоб не отставали. «Годки» же занимаются физзарядкой по собственной программе – как правило, просто курят. Ну, а которые спортсмены, те или со всеми бегают, или сами по себе – кому как нравится. Бежать надо километра три. Для невыспавшихся Куликова с Маликом кросс тяжеловат, а для таких «чемпионов» как Пузырьков со Стасевичем – вообще ад кромешный.
Пузо, как всегда, выдохся первым – потерял темп, задышал тяжело и сипло, топает не в такт. Если человек не может бежать, всегда есть боевые товарищи, готовые «заботливо» поддержать отстающего. Лифанов и Жельский, лучшие друзья Стеклухина и такие же выродки – тут как тут, спешат на помощь Пузырькову. Из последних сил несчастный Павлик старается наверстать упущенное и прибавляет скорости, но поздно: «борзым карасям» только дай повод покуражиться – на спину и ягодицы «мутного духа» обрушиваются удары ременных блях. Больно одному Паше, а страшно всем молодым, глядишь, и Витас ускорился – не желает разделять участь товарища. Ничего, придёт время и Пузо в результате таких вот тренировок научится бегать без устали, а, став «борзым карасём», сам будет пасти «духов».
Всё когда-нибудь заканчивается и, как чёрной полосе в жизни наследует светлая, так и после зарядки на корабле наступает неизбежный завтрак. На завтрак дают хлеб с маслом, кашу и чай с сахаром. Однако «духам» и «карасям» не положено есть масло – его отдают старшим. Раньше отдавали и сахар, так что приходилось пить несладкий чай, но замполит распорядился сахар сразу размешивать в лагуне , прямо на камбузе.
Вообще, старший лейтенант Красовский наделал много разных изменений, облегчающих жизнь молодых матросов. Например, по воскресеньям все «духи» теперь обязательно должны спать после обеда: не как все – один час, а аж до ужина. За тем, чтобы им никто при этом не мешал, зам следит лично. Такое из всех кораблей только на «Заре» практикуется. Или взять «бачкование». Раньше этим делом занимались исключительно молодые матросы. Ох, и не сладко же им приходилось: чуть что не так, ну там мяса мало или кружка не сияет идеальной белизной – всё, накрутился: то ли на месте шишку получай, то ли после, в кубрике, ещё хуже отделают. А сейчас все «бачкуют» строго по графику, за этим обязан следить дежурный по кораблю. Но это смотря какой дежурный: если, как сегодня, Вася Михайлов, то ему наплевать на личный состав. По очереди должен накрывать столы для экипажа «годок» Лёха Семёнов. Присутствуй при этом дежурный по кораблю, так бы и было, но Михайлов ушёл куда-то, в результате пришлось «духам» в добровольно-принудительном порядке заменять Семёнова.
«Духи» прислуживают за баками, а Лёха стоит, да по сторонам озирается – не идёт ли кто из начальства. Если обнаружат, что молодых вместо себя «бачковать» заставил, накажут недельным «бачкованием», а то и, чего доброго, можно угодить в члены «клуба любителей классической литературы». Бесчеловечный клуб этот придумал всё тот же коварный замполит. Для старослужащего моряка нет большей беды, чем такая злая шутка. Ох, стоит она того, чтоб остановиться здесь подробнее…. С самого утра, в воскресенье, по громкой связи раздаётся команда: «Нижеперечисленному личному составу построиться в офицерском коридоре!…»… Горе тем, чьи фамилии названы! С тяжкими стонами тянутся они к каюте зама, где каждому вручаются отпечатанные на форматных листах стихи – кому попадётся монолог Гамлета, кому – причитания Ромео перед суицидом, а кому – Макбет с королем Лиром. Очень нравится Красовскому Шекспир. А дальше все «любители литературы» стоят в коридоре и тупо учат стихи. До самого отбоя стоят. Правда, с перекурами через каждые два часа да перерывами на очередной приём пищи.
Зачем такое издевательство над литературными памятниками понадобились? Когда Петухов на первом же «заседании» клуба об этом спросил, то Красовский познакомил всех с газетной заметкой о том, что в английских школах для одарённых детей внедряется новая система обучения: дети учат уроки стоя. Это, по мнению британских педагогов, позволяет достигнуть высочайшей концентрации внимания, в результате чего учебный материал усваивается максимально эффективно. Система показала очень хорошие результаты, и родители учеников остались довольны успехами своих чад. Конечно, тут же напрашивался и другой вопрос: а что будет, когда система сработает и все выучат стихи?
- Устроим поэтический вечер, весь экипаж приобщим к родникам мировой классики… Конечно, великого Шекспира придётся читать с чувством, толком и расстановкой, – лицо Красовского, с которого редко сходило ироничное выражение, в этот раз было абсолютно серьёзным.
Увы, Петухов, в силу своей природной простоты всё равно не умел распознавать иронии, так он и стоял тогда до самого вечера, сжимая в руках листки с бессмертными строками, словно персонаж некой загадки: «Один памятник стоит, а второй у него в руках сидит». А вот проницательный «шарящий дух» Серёжа Куликов, который эту самую загадку придумал, тот легко догадался, что вся шутка замполита в том и состояла, чтобы дать личному составу хоть в воскресенье возможность отдохнуть от злых «годков». Ведь для того, чтобы стать членом «клуба любителей классической литературы», нужно прослужить больше года и быть отпетым нарушителем воинской дисциплины…
После завтрака на корабле приборка . Палуба во внутренних помещениях моется обязательно с мылом, а верхнюю палубу драят «машкой» или по-другому «русалкой». Так здесь называют швабру, сделанную из расплетённого каната и палки. Когда «машку» ставят для просушки палкой вниз, верхняя её часть со свободно свисающими волокнами, действительно, чем-то напоминает женскую головку с распущенными белокурыми волосами. Психика тоскующих по противоположному полу моряков часто рождает подобные ассоциации.
«Годкам» делать приборку не положено, а для того, чтоб начальство не заметило отсутствия большей части приборщиков, молодым приходится трудиться и за себя, и «за того парня». Только, опять же, эта давняя традиция существовала, пока не вмешался старший лейтенант Красовский. Теперь по его требованию офицеры и мичманы, до этого во время утренней приборки неторопливо вкушавшие свой завтрак, обходят корабль – смотрят, где какой непорядок.
Мичман Михайлов попробовал, было, возмущаться, размахивал корабельным уставом, тыкал пальцем в страницу, где написано, что офицерский и мичманский состав обязан прибывать на службу только к подъёму флага, то есть после приборки. Но зам спокойно перевернул несколько листов в том же уставе, где черным по белому напечатано, что весь личный состав корабля должен быть расписан по объектам приборки, а, следовательно, само собой, обязательно на ней присутствовать. Но главный – неписаный – принцип устава заключается в простом постулате: начальник всегда прав. Так что пришлось Михайлову, хоть и без желания, но принимать участие в полезном деле, что для него было непривычно.
Раз начальство контролирует приборку, то и старослужащим деваться некуда – приходится трудиться. Естественно, они никакую палубу не моют, но свой вклад в наведение чистоты тоже вносят: драят медь, смазывают тавотом леерные цепи, расхаживают барашки на иллюминаторах, протирают плафоны на светильниках. Первое время годки только видимость создавали, изображая бурную деятельность, а потом – ничего, втянулись. Теперь по всему кораблю светильники ярче светят, да медные детали блестят «как у кота яйца». «Духи» так не отполируют: тут изрядный опыт требуется. Молодцы, конечно, «годки», но, всё же, не они основные борцы с грязью и беспорядком. Рядовые «духи» и «караси» – вот истинные герои «приборочного» фронта. Шуршат, бедолаги, щётками, ветошью да «машками» со скоростью пропеллера. Но, стоит только замедлить шевеление, тут же чувствуют на себе колючий взгляд кого-то из «борзых». Эти – всегда рядом, забота у них такая – не давать молодым расслабляться, чтобы служба раем не казалась, да чтоб успевали прибраться в срок. На флоте всё надо успевать делать в срок, иначе – «косяк».
Пузырьков со Стасевичем честно старались. Но это не так просто – вымыть начисто весь пятый коридор – самый большой и грязный на корабле. Приборка уже давно закончилась, а «мутные» ещё суетливо сушили палубу ветошью. Короче, «накрутились на шишку» – после подъёма флага обоих «пригласили» в кубрик – на расправу.
Подъём Андреевского флага на боевом корабле – ритуал зрелищный и захватывающий: загодя слышны звуки горна, экипаж строится по большому сбору . Под особую мелодию, выводимую горнистом, на флагшток гордо взвивается прославленный Андреевский стяг. Романтика… Но двум «мутным» не до неё – впереди ждут серьёзные неприятности.
В назначенное время Пузо с Витасом обречённо спустились по трапу к месту неизбежной экзекуции. Там их ждало целое судилище под председательством самого Петухова, который сразу же перешёл к сути вопроса.
- Ну, «чуханы», расскажите своим товарищам, – Петухов широким жестом обвёл собравшихся, – почему позорите доблестную электро-механическую боевую часть? Что ни день – то «косяк»!
«Духи» молчали, и то обстоятельство, что вопрос Петухова носил риторический характер, здесь было не при чём: просто они были напуганы до потери дара речи. Оба уставились на портрет знаменитого чемпиона мира по боксу в сверхтяжёлом весе, который Петухов вырезал из цветного журнала, вставил в рамку и повесил над своей койкой. Внизу его рукой была сделана приписка: «Кто Колю тронит – убью!»
- Благодаря вам теперь любой пассажир может сказать, что в БЧ-5 служат лохи, – предводитель годков с силой ударил здоровенным кулаком в железную переборку так, что та жалобно загудела.
- А всё потому, что я добрый, если б с «борзых» требовал как с меня в своё время «годки» требовали, они бы вас, уродов по-другому воспитывали…. Хотя всё равно толку не будет: вы оба конченые придурки, отчизна требует героев, а рождаются такие козлы как вы.
- Короче, – голос Петухова изменился и зазвенел как металл, – раз голова думать не хочет, пусть ж…а страдает. По десять клиньев каждому!
То был суровый приговор: Пузырькова и Стасевича уложили на койки и начали охаживать деревянными клиньями по ягодицам. Такие клинья есть в каждом кубрике, и служат они для борьбы за живучесть: на случай пробоины в борту. Только когда ещё та пробоина образуется… Так что инвентарь без дела не висел: многие поколения матросов испытали на своих филейных местах крепость клиньев. Два «борзых карася» – Коля Емец и Володя Мальцев, исполнявшие на этот раз обязанности экзекуторов, хорошо помнили, как сами лежали ничком под градом таких же ударов, а наказывали их Петухов с приятелями. Бить клином по ягодицам нужно правильно – чтоб звук получался звонкий, иначе удар не засчитывается, а неумелый «борзый карась» теряет толику своего авторитета. Так что щадить «духа» – последнее дело, от этого всем только хуже, ну и…за свои прежние обиды поквитаться охота. Вот и выходили удары такими, как надо. «Мутные» орали и дёргались, но на это никто не обращал внимания – кому какое дело, что они там чувствуют, да что у них в головах творится, когда всё внимание присутствующих сосредоточено на задницах. После десятого удара Петухов удовлетворённо осмотрел результаты наказания и изрёк:
- Кр-р-асавчики! Всё, свободны до следующего косяка!
Пузо с Витасом пулей взлетели вверх по трапу. Пониже спины у обоих ощущалось сильное жжение. К вечеру, ягодицы опухнут и приобретут синюшный цвет. Объясняй потом на телесном осмотре, что это ты упал или трусы полиняли. Ничего, до свадьбы заживёт, хуже саднят душевные раны. Даже когда остальные «духи» позвали есть пряники, легче не стало.
«Дух», не испытывающий чувства голода – экземпляр редкостный. Можно всю срочку от призыва до «дембеля» оттрубить, а такого уникума не встретить. Обычно матрос–первогодок, в дополнение к полноценному четырёхразовому питанию, способен за один присест без усилий слопать целую буханку хлеба. Это потому, что жизнь у него такая, что требует ускоренного метаболизма. Серёга Куликов помнил, как в «учебке», во время праздника по случаю приёма военной присяги, Пузо без усилий сожрать целый торт. Сейчас же Паша, который ещё вчера с голодухи таскал хлеб в карманах, сидел в кругу товарищей и с отсутствующим видом вяло жевал вкусный, отдающий мятой пряник. А Витас, тот вообще только стакан компота выпил залпом, а к пряникам и не притронулся.
- Не, пацаны, я так больше не могу! Мне б сейчас гранату, я бы точно Петуха и остальных гадов завалил, а потом пусть со мной что угодно делают, – нарыв обиды, вызревавший в душе Пузырькова, начал сочиться гноем.
- Ага, из-за этих твварей себе всю жизнь портить, – не согласился с ним Витас, – лучше уж под дурака закосить и уволиться через дурку. А что, у меня один знакомый из армии всего лишь через полгода уволился, типа у него на службе башню сорвало. Так ничего, даже работать устроился в продуктовый магазин подсобным рабочим. И бабок сорвал с государства по страховке за то, что психическое заболевание получил в армии.
- Ты б ещё мыло жрать начал, – вмешался обычно молчаливый Костя Ямпольцев.
- А это зачем? – удивился Витас.
- Ну, говорят в мыле есть щёлочь, которая разъедает слизистую желудка, появляется постоянная диарея, начинаешь сильно худеть. Через месяц тебя отправят в госпиталь и комиссуют как дистрофика.
Серый не принимал участия в этом разговоре. С одной стороны, он сочувствовал избитым приятелям, с другой – был твёрдо уверен, что и они сами в этом виноваты. Будто специально навлекают на себя неприятности. Привыкли, что их от всех напастей мама с папой оберегают, а самостоятельно ничего не могут – даже элементарных вещей. Таких кадров он встречал и раньше. Помнится в школе, был у них пацан – Сашка Огнев. Раз он в седьмом классе после физкультуры подсматривал за девчонками в раздевалке. Ну, те его «спалили», в результате чего Сашка получил туфлей по морде. Да не слабо получил, так, что перелом переносицы случился. Родители увидали это и в крик: «Нашего мальчика чуть не убили!» Давай бегать в школу и домой к той девчонке, которая стукнула их сына. Родители есть родители, но Сашке они сильно повредили: после того случая он попросился в другую школу, подальше от позора. Увы, это не помогло. Там Сашку постоянно стали бить старшеклассники. А вот когда Серёга сильно подрался и пришёл домой с подбитым глазом да опухшей губой, мать тоже давай кричать: «Надо вызвать милицию», да «Куда учителя смотрят». Отец её успокоил, а сына только спросил: «Ты или тебя?», а потом показал пару приёмов самбо, которым занимался в молодости и – всё, никакой милиции. Со временем Сергей привык все проблемы со сверстниками решать самостоятельно. Хорошо, что отец тогда проявил твёрдость – прошли годы, и это пригодилось сейчас, на корабле с прекрасным именем «Заря» и бортовым номером 709.
|
|