Еда как много в этом слове
Добавив в меру желатин,
Предвидя пыл его и хватку,
Орнамент делал из маслин.
Сливая чай из разных кружек.
Затем в кастрюле подогрев,
Добавив чуть лимонных стружек
В восторг вводил я светских дев.
Еда, как много в этом слове
И аромата и огня,
Я бы готовил, и готовил,
Но корм, как видно не в коня.
Но, тем не менее, к желудку
Бегу на первый его зов…
Будь я голодный, эту шутку
Вряд приготовил бы из слов.
Добавив в меру желатин,
Предвидя пыл его и хватку,
Орнамент делал из маслин.
Сливая чай из разных кружек.
Затем в кастрюле подогрев,
Добавив чуть лимонных стружек
В восторг вводил я светских дев.
Еда, как много в этом слове
И аромата и огня,
Я бы готовил, и готовил,
Но корм, как видно не в коня.
Но, тем не менее, к желудку
Бегу на первый его зов…
Будь я голодный, эту шутку
Вряд приготовил бы из слов.
Желанья, страсти и любви…
Я сам себе еду готовил,
Нет, не готовил, а творил.
В кругу волшебных ароматов,
Приправ – даров заморских стран,
Среди кастрюль, ножей, прихватов,
Всего съедобного гурман,
Я без заученных рецептов,
Без наставлений поваров,
Свою вносил в готовку лепту
И был на выдумки готов.
Не раз своим нововведеньем
Я приводил в восторг гостей
И поражался их уменьем
Съедать еду вплоть до костей.
Когда бывало в час застолья
Еду сменяла болтовня,
Входил, слегка поддавши, в роль я,
Седлал любимого коня.
Я мог жюльен из хлебных крошек,
Мукой, приправив сотворить,
А из нетронутой картошки
Глинтвейн по-русски заварить.
Из недоеденного сыра.
Колбас чуть- чуть их подогрев,
Рождалась пица словно лира
Рождала песенный напев.
Лечил я студня лихорадку,
Добавив в меру желатин,
Предвидя пыл его и хватку,
Орнамент делал из маслин.
Сливая чай из разных кружек.
Затем в кастрюле подогрев,
Добавив чуть лимонных стружек
В восторг вводил я светских дев.
Еда, как много в этом слове
И аромата и огня,
Я бы готовил, и готовил,
Но корм, как видно не в коня.
Но, тем не менее, к желудку
Бегу на первый его зов…
Будь я голодный, эту шутку
Вряд приготовил бы из слов.
Еда как много в этом слове
Добавив в меру желатин,
Предвидя пыл его и хватку,
Орнамент делал из маслин.
Сливая чай из разных кружек.
Затем в кастрюле подогрев,
Добавив чуть лимонных стружек
В восторг вводил я светских дев.
Еда, как много в этом слове
И аромата и огня,
Я бы готовил, и готовил,
Но корм, как видно не в коня.
Но, тем не менее, к желудку
Бегу на первый его зов…
Будь я голодный, эту шутку
Вряд приготовил бы из слов.
Добавив в меру желатин,
Предвидя пыл его и хватку,
Орнамент делал из маслин.
Сливая чай из разных кружек.
Затем в кастрюле подогрев,
Добавив чуть лимонных стружек
В восторг вводил я светских дев.
Еда, как много в этом слове
И аромата и огня,
Я бы готовил, и готовил,
Но корм, как видно не в коня.
Но, тем не менее, к желудку
Бегу на первый его зов…
Будь я голодный, эту шутку
Вряд приготовил бы из слов.
Желанья, страсти и любви…
Я сам себе еду готовил,
Нет, не готовил, а творил.
В кругу волшебных ароматов,
Приправ – даров заморских стран,
Среди кастрюль, ножей, прихватов,
Всего съедобного гурман,
Я без заученных рецептов,
Без наставлений поваров,
Свою вносил в готовку лепту
И был на выдумки готов.
Не раз своим нововведеньем
Я приводил в восторг гостей
И поражался их уменьем
Съедать еду вплоть до костей.
Когда бывало в час застолья
Еду сменяла болтовня,
Входил, слегка поддавши, в роль я,
Седлал любимого коня.
Я мог жюльен из хлебных крошек,
Мукой, приправив сотворить,
А из нетронутой картошки
Глинтвейн по-русски заварить.
Из недоеденного сыра.
Колбас чуть- чуть их подогрев,
Рождалась пица словно лира
Рождала песенный напев.
Лечил я студня лихорадку,
Добавив в меру желатин,
Предвидя пыл его и хватку,
Орнамент делал из маслин.
Сливая чай из разных кружек.
Затем в кастрюле подогрев,
Добавив чуть лимонных стружек
В восторг вводил я светских дев.
Еда, как много в этом слове
И аромата и огня,
Я бы готовил, и готовил,
Но корм, как видно не в коня.
Но, тем не менее, к желудку
Бегу на первый его зов…
Будь я голодный, эту шутку
Вряд приготовил бы из слов.
«Я не уйду из камеры сонета»
М. Тарковский
La divine commedia
Я не уйду из камеры сонета,
Хотя здесь тесно и порою жарко,
Зато сюда приходят с того Света
И Данте Алигьри, и Петрарка.
Они садятся запросто на нары
И, как в эпоху цвета Ренессанса
Поют под строй божественной гитары
Не, менее божественные, стансы.
Я открываю новую страницу,
Я в пыльных городах теряю меткость,
А в Бахте бью без промаха в куницу
И ощущаю Родины безмерность.
Я журавля поймал, а не синицу
И в камере храню сонету верность!
|
|