ДВЕНАДЦАТЬ ПЕСЕН
1
Ветер сильный.
В небе серые облака.
Ветер сильный.
Что я могу сказать?
Ветер сильный.
На что я могу надеяться?
Ветер сильный.
Что я могу понять?
Ветер сильный.
Что я могу увидеть?
Ветер сильный.
Что я?
Липовка. Лето. 95
2
Если серые облака, низко летящие над землёй, -
это край запылённый плаща Бога,
то хочу я спросить:
" Куда держит путь этот Старец?
Разве есть, куда уйти Ему?
Разве есть, что оставить? "
Липовка. Лето. 95
3
Вглядываясь в соцветие увядающего цветка,
кто не пожалеет о скоротечности жизни?
кто не вознесёт молитву о спасеньи своей души?
Но никто в этом мире
не пожалеет Бога,
не вознесёт молитву о спасеньи Его.
Липовка. Лето. 95
4
Если правда, что Бог сотворил человека,
то сколь неудачен этот опыт Его!
Кроме жалоб и просьб ничего Он не слышит.
Но теперь уж не скрыться в одиночестве прежнем.
Липовка. Лето. 95
5
Тёмная вода, что легла под мои ладони,
вдруг стала небом, в котором
плыли деревья и голос звучал:
" Если, как ты говоришь,
люди так любят Бога,
отчего жалеют они себя, или друг друга,
но не Его? "
Липовка. Лето. 95
6
Уснувший рыбак на резиновой лодке
плывёт по теченью реки
Навеки уснувший рыбак на резиновой лодке
плывёт по течению жёлтой реки
Липовка. Лето. 95
7
Восходящего солнца туманный круг
плывёт по воде ко мне
Восходящего солнца туманный круг
с дальнего берега плывёт по чистой воде ко мне
Липовка. Лето. 95
8
Дальний берег плывёт в тумане
между двух восходящих солнц
Дальний берег исчез в тумане
между двух голубых пустот
Липовка. Лето. 95
9
В белом небе белые облака,
белый ветер, белый шум.
Кони пасутся в лугах
и думают:
В белом небе белые облака,
белый ветер, белый шум.
Птица парит высоко
и думает:
В белом небе белые облака,
белый ветер, белый шум.
Ива глядится в белую воду
и думает:
В белом небе белые облака,
белый ветер, белый шум.
Думает о смерти моя душа
и видит:
В белом небе белые облака,
белый ветер, белый шум.
Думает о смерти моя душа
и видит:
В белом небе белые облака,
белый ветер, белый шум.
В белом небе белые облака,
белый ветер, белый шум.
В белом небе белые облака,
белый ветер, белый шум.
В белом небе белые облака,
белый ветер, белый шум.
Липовка. Лето. 95
10
Их было шесть и звались они:
Ветер, Дерево, Небо,
Камень, Трава и Вода.
Ветер был его звуком.
Дерево было жизнью.
Небо было светом.
Камень был его телом.
Трава была его кожей.
Вода была душой.
А потом они ушли,
и он остался один.
И кто-то седьмой,
кого он не знал,
тихо-тихо сказал:
" Теперь я буду тобой,
Теперь я буду тобой,
Теперь я буду тобой
до скончанья времён ".
Липовка. Лето. 95
11
Зачем ты, художник, рисуешь дерево?
Солнце играет в его ветвях,
и шепчутся листья с ветром летящим.
И ты им не нужен.
Зачем ты, художник, рисуешь воду?
Плывут по воде облака,
и шепчутся волны с прибрежным песком.
И ты им не нужен.
Зачем ты, художник, рисуешь горы?
Небо лежит на вершинах гор,
и шепчутся травы на склонах крутых.
И ты им не нужен.
Я знаю, художник, что ты одинок и в пути.
Печальней сюжета тебе всё равно не найти.
И дерево плачет,
тоскует вода,
и горы - в молчании.
Ты снова рисуешь своё с пустотою
венчание.
Не лучше ли нам прекратить эти глупые споры?
И выбросить краски, и кисти сломать.
Из дерева сделать ладью и, плывя по воде,
ожидать,
как вдали вырастают до неба безумные горы.
Липовка. Лето. 95
12
В нашем большом лесу много белых грибов.
Мы собираем их.
Очень нам нравится это.
На нашем большом лугу выросла земляника.
Мы собираем её.
Очень нам нравится это.
В нашей большой реке водятся караси.
Ловим мы карасей.
Очень нам нравится это.
В нашей жизни давно нет места страху и боли.
Не вспоминаем про них.
Очень нам нравится это.
В наших больших домах много сушёных трав.
Тонкий плетём узор.
Очень нам нравится это.
Тонкий плетём узор, думаем о хорошем.
Выйдет большой ковёр.
Очень нам нравится это.
Будет к зиме ковёр, постелим его на пол.
Будем смотреть в огонь.
Очень нам нравится это.
Будем смотреть в огонь, будут сниться тёплые сны.
Вы не будите нас. Вы не будете нами.
Вы не будите нас. Вы не будете нами.
Липовка. Лето. 95
КОРАНИЧЕСКИЙ ТРИПТИХ
День, который сделает детей седыми (Суд)
Словно волчий вой
над пустой землёй
долгий голос трубы
слушают в утреннем свете
ещё не рождённые дети,
и мертвецы покидают гробы.
Несущий ношу лишится ноши.
Целующий женщину лишится губ.
Высокий лес как осока скошен,
тростинкою тонкой ломается дуб.
Горы, прочно стоящие над равниной
падают как миражи в пустыне.
Тянущий руки лишится рук,
матери - сын, мужа - жена, и друга - друг.
Ближе к тебе, чем ярёмная жила,
над каждою вещью могучая сила.
Тебя наконец-то оставит она.
Ты станешь собою до самого дна.
И ты свою потеряешь тень.
И ты получишь полный расчёт.
Орёл и решка, нечет и чёт.
И дольше века продлится день.
С зелёной землёю, ставшею белой золой,
синее небо сойдётся, ставшее белой мглой.
95
Сады, где внизу текут реки (Рай)
В этом сне наяву
бесконечно мгновение длится,
беспредельно раскрыто
в обе стороны времени.
В этом месте сошлись
все тропинки земли,
неба облачные пути,
и прямые дороги
благородных мужей.
Ничего не исчезло:
те же солнце и звёзды,
те же женские ласки,
те же шрамы на теле,
та же грязь в колее.
Ничего не осталось:
ни высоких мечтаний,
ни бездонных отчаяний.
Даже горе стало частью
обязательного счастья.
Даже радости безумие
отрешённей египетской мумии.
Над равниною светом наполненной
словно водоросли под волнами
на бессонных качелях вечности
качаются сны человеческие.
95
Жёлтые верблюды (Ад)
Здесь конец - это снова начало.
А начало - начало конца.
Падая вверх, птица кричала,
рождённая не из яйца.
По кругу за тенью тень
врага преследует враг.
Здесь каждый стрелок - мишень.
А свет чернее чем мрак.
Твоя рука на плече
впереди идущего.
Обернётся - увидишь себя.
Позади идущего
рука на твоём плече.
Обернёшься - увидишь себя.
Здесь нет сна.
Ночь ярче дня.
Здесь до самого дна
колодцы полны огня.
Прошедшую жизнь как подачку
бросили на нищенское блюдо.
Вот и вся твоя пища отныне!
Бессонно идут по пустыне
караваны жёлтых верблюдов,
жующих вечности жвачку.
95
СИРЕНЕВЫЙ СИРИН
На дереве синем сиреневый Сирин
о вечной невесте стозвучную песню
то жалобно плачет, то сладко поёт.
Взлетает до неба стрела или лебедь.
Падёт на осоку копьё или сокол.
То в губы целует, то в очи клюёт.
О вечной невесте прощальная песня
как крик журавлиный с небесного клина,
как уханье сов из оглохших лесов.
Про красные зори и чёрные грозы,
про белое море и чёрные горы,
про ясные взоры и чёрную кровь.
А где же лихие твои женихи?
Там злые курганы - зелёные раны
на теле степи спит усталый ковыль.
Плывут над курганом больные туманы.
А мёртвые боги ушли по дороге,
похожи на ветер, похожи на пыль.
Убитые звери, забытая вера,
без тела одежда, истлела надежда,
по белому морю уплыло кольцо.
О вечной невесте венчальную песню
играет на лире сиреневый Сирин -
незрячая птица с девичьим лицом.
95
О Ветер летящий!
Как может быть, что ты,
так верно чувствующий
тончайшие оттенки осени,
не различаешь
года, века и эпохи?
О листопад, опускающий небо на землю!
Как может быть,
что тебе всё равно,
ребёнок я или старик?
О тропинки земли!
Вы ещё не прогнулись
под тяжестью судеб
поколений людей,
прошедших
из ниоткуда в никуда?
Всё та же трава на обочине,
корень дерева старый,
и ветер,
несущий последний листок
на осенний ковёр.
Всю свою жизнь человек в пути,
он хочет найти
то, что его отличает
от других людей.
Но чем успешнее поиск его,
тем больше уходит вместе с ним
в небытие навсегда.
О Ветер летящий!
Вернись лет на сорок назад,
спроси у ребёнка...
Впрочем, что же спросить?
Старики знают столько ответов,
но не помнят ни одного вопроса.
Мёрзнет трава на обочине,
сохнет корень дерева старый,
последний листок вплетается
в осенний ковёр.
Неизбежна осень,
как неизбежна весна
в следующем году.
Неразличимость...
Даже смертью нельзя
ничего доказать.
8 октября 95
Мне приснился Володя Кантор,
в синем небе плывущий под белым облаком,
подобный девочке-парашютистке -
такой же весёлый и бесстрашный.
А в центре зелёного луга,
поднявши голову,
Боря Скуратов
следил полёт подобно спутниковой антенне -
такой же чуткий и направленный остро.
И укрывая его от холодного ветра
тёмным крылом,
Виктор Коллегорский
говорил лемериками,
что оканчивались одной и той же фразой:
"Не бойся летящего! Это всего лишь Кантор."
Я же прятался в колючих кустах шиповника,
подобный птице - удоду -
такой же грустный,
и выглядывал с другого конца кустов,
похожий на гриб-боровик,
подобный лысине китайского мудреца,
боясь пропустить:
Как Володя Карпец под руку поведёт
Владимира Борисовича Микушевича
в долгую аллею осени.
Бесподобный ведут разговор,
кружащийся листьями золота и киновари
в ясном тумане неяркого солнца лучей.
Я подбегу к ним и крикну:
" Вот!
Это книга сновидений,
которую я добавляю в собрание моих сочинений,
хранящееся у Владимира Борисовича Микушевича.
Она начинается довольно забавно:
"Мне приснился Володя Кантор летящий..."
10 октября 95
ТАНЕЦ ХРИЗАНТЕМЫ
Хризантема, что была посажена у восточной ограды сада,
спустя пятнадцать веков
отцвела далеко на западе на окраине вишнёвого сада.
И сегодня, вглядываясь в чистоту лепестков
и стремительный росчерк тёмных листьев, вижу
чудный танец цветка.
Художник пытался кистью остановить мгновение.
Поэт пьянел вдохновением от его аромата.
К женщине от приходил любовью.
К воину - ритуальным мечом.
К философу - тайной мира.
Самый дикий цветок из сада культуры.
Самый культурный цветок на лугах земли.
Хризантему рождает осенняя луна
- ледяная планета поэтов.
Вой одинокого волка не слышен ли в этой песне?
Луны половина постели.
Немолодость женщины.
Ужас мальчика со скрипкой в руке.
Математически рассчитано холодное совершенство
линий.
Непредсказуемо дико неистовство танца
движений.
В огромном ли каменном зале у огня родового камина
или в маленькой комнатке у дрожащего язычка свечи,
тепло ледяной хризантемы
греет души мужчин и женщин,
обещая что-то более важное, чем невозможно далёкое
лето
и вовсе несуществующая весна.
И только ближе к началу времён,
когда свечу зажигали для продолжения разговора с
другом,
а ещё чтобы допить вино,
лепестки хризантемы плавали в винных чашах
и не были покрыты инеем,
как ныне покрыты инеем
все пятнадцать веков танцующей хризантемы.
Высохших лепестков шелуха шелестит страницами книг
в которых столь удивителен шелест шелухи душ
древних мудрецов.
Юная девушка моего времени!
Когда я дарю тебе цветок хризантемы,
видишь ли ты в этих линиях складки одежд
прекраснейших женщин
такого долгого прошедшего времени?
Учёный философ моего просвещённого времени!
Учитываешь ли ты в своих необычных расчётах
и странных движениях слов
мудрость
танцующей хризантемы?
Господа военные люди!
Сменив древний меч на ракеты и танки,
сохранили вы честь хризантемы
и стойкость нежного цветка?
Любимая!
Возьми этот стебель.
Ты видишь - он снова танцует в твоей руке.
ноябрь 95
1997 (не помню, куда делся 96-ой год)
ОДИННАДЦАТЫЙ СОН
Мне снился человек в высоких сапогах
и пыльном плаще.
Он что-то говорил о тёмных богах
и сути вещей.
Он трубку курил,
дым плыл волной голубой.
Он что-то говорил,
но я не слушал его.
Он встал
и достал из кармана флейту.
Он заиграл
музыку неверную как чей-то
последний вздох.
Осыпались звёзды,
упав на окно.
Луна пришла на порог.
Огонь в камине погас.
Я видел в глазах его слёзы.
Он сказал: "Это было давно."
Он сказал: "Я уйду сейчас."
Я ответил ему: "Да, брось ты!"
Я разлил по стаканам водку.
Он сказал: "Я здесь только гость."
Я ответил: "У каждого свои недостатки."
Он сказал: "Я Бог."
Я ответил: "Бывает."
Он сказал: "Что же делать?"
Я ответил: "Выпей ещё."
Мы пили ещё.
Мне снился человек в высоких сапогах
и пыльном плаще.
Я проснулся и затопил камин.
И пил горячий чай.
И грелся у огня.
97
Когда в Цзянчжоу по ночам...
Когда впервые увидал
я этот тихий лес,
Душа моя была юна,
и эта светлая сосна
Казалась стариком седобородым.
Уплыли годы. Снова здесь - и что же?
Сосна мне кажется моложе
меня, каким я был тогда.
И на душе невнятная тоска.
10.08.97
Дождь моросит.
Покрылась колечками гладь воды.
Они рождаются и через мгновение исчезают.
И снова рождаются и через мгновение исчезают.
Я сижу на перевёрнутой лодке
под ветвями дерева.
Рядом со мной две собаки сидят.
Шорох в траве - собаки насторожились.
Дождик затих.
Вдалеке закричали птицы.
Вода неподвижна - ни одного колечка.
11.08.97
Я слышу шёпот листвы,
голос далеко за рекой,
шум ветра, несущего дождь.
Только тебя я не слышу, мой друг.
Я вижу круги на воде,
деревьев упавшие ветви,
облака серого дым.
Только тебя я не вижу, мой друг.
Я прожить не сумел
этот день как последний.
Будет ли завтрашний день иной?
В уединеньи моём
мне не хватает тебя.
11.08.97
ДЕТСКИЕ ЗАБАВЫ
Била копытами лошадь.
Громко кричала свинья.
Пьяно орал дядя Лёша.
Молча прицелился я.
Забор опрокинула лошадь.
В лужу свалилась свинья.
На бок осел дядя Лёша.
Громко расплакался я.
13.08.97
Два липовских стихотворения, прочитанных на семинаре у Владимира Борисовича Микушевича и последующий комментарий.
"Ничто не вечно в этом невечном мире."
Ударил по струнам, запел на закате дня.
"Ничто не странно в этом нестранном мире."
Поднявши юбки, кружилась при свете звёзд.
"Ничто не пьяно в этом непьяном мире."
Забрался в небо, и в небо взошла Луна.
"Ничто не нужно в этом ненужном мире."
О берег бились волны солёных слёз.
Угрюмый мальчик на берег вышел.
Весёлый старец его встречал.
Пошли по краю всё выше, выше.
Один смеялся, другой молчал.
Подняли крылья, ступили в пропасть.
Один всё падал, другой взлетал.
А та, что в небе кружилась звёздном,
душе шептала: "Лети, лети!"
вернуться хочет, но слишком поздно,
и ищет, ищет назад пути.
Но в небе слишком разрежен воздух,
к земле дорогу ей не найти.
"Ничто не вечно в этом невечном мире."
Порвались струны, но молча они не звенят.
"Ничто не странно в этом нестранном мире."
Проснулась ночью - усталые ноги болят.
"Ничто не пьяно в этом непьяном мире."
Какого же чёрта с похмелья болит голова.
"Ничто не нужно в этом ненужном мире."
И больше всего не нужны, не нужны слова.
12.08.97
Мы будем плакать, мы будем плакать,
мы будем плакать, мы будем пить.
А кто не с нами, тот просто глупый,
не понимает простых вещей.
Ведь дождь не может не падать с неба.
Не может дым над землёй не плыть.
Не может птица летать по небу.
Не может волк на луну не выть.
Мы будем плакать, мы будем плакать,
мы будем плакать, мы будем пить.
А кто нас спросит: "Да что случилось?"
тому мы можем в ответ завыть.
Ведь ветер тоже летит и воет,
хотя к чему бы уж ветру выть.
И туча тоже летит и плачет,
хотя к чему бы ей слёзы лить.
Мы будем плакать, мы будем плакать,
мы будем плакать, мы будем пить.
А кто нам скажет: "Ведь жизнь прекрасна!",
того попросим мы выйти вон.
Ведь солнце тоже всегда уходит.
И жизнь уходит как летний сон.
И кто-то рядом всё время бродит.
И чей-то слышен всё время стон.
Мы будем плакать, мы будем плакать,
мы будем плакать, мы будем пить.
16.08.97
ЗАПОЗДАЛЫЕ ОТВЕТЫ НА ЗАДАННЫЕ ВОПРОСЫ
(комментарий)
После прочтения на семинаре Владимира Борисовича Микушевича двух стихотворений, написанных в Липовке в августе 97 года, мне задали три вопроса. Точнее, один вопрос и два утверждения.
Покалывание в кончиках пальцев на ногах.
Милая девушка спросила, как рождались эти стихи: я их придумал или я их услышал? Я пробормотал в ответ что-то банальное, а сейчас отвечу получше. Вопрос был задан в контексте рассуждений Владимира Борисовича Микушевича о том, что поэзия приходит извне. От демонов? От джиннов? От стихийных духов природы? Как божественное? Как дьявольское? Из чистоты небес? Из земного сора?
Конечно, конечно. Не настолько же человек примитивен, чтобы придумывать самому! Вот Владимир Борисович даже компьютер считает достаточно совершенным, чтобы соединять миры. Что же говорить о человеке? Могу лишь добавить, что орган, которым человек слушает голос, - это не ухо. Следуя китайской традиции, я назову его не сознанием, не разумом, не душой, а человеком. Человеком целиком - до кончиков пальцев на ногах. Не было бы этих кончиков пальцев - мировая поэзия ничего бы не знала об утренней росе на траве, о тропинках в лесу, о дорожках в саду, о твёрдости камня, о мягкости глины, о песке, о воде. Не говоря уже о ботинках, сапогах, тапочках и хрустальных туфельках.
Но если это так, то поэзию нельзя придумать. Придумать можно безукоризненные стихи. Можно научить этому компьютер. Поэзия не бывает без укоризны. Поэзия - это неправильность, нарушение, ошибка, шаг в сторону, который побег. А если придумать правила для исключений из правил, поэзия уходит из этого места, оставляя пустынные строки безукоризненных стихов.
Так не всё ли равно, какой своей частью человек начинает чувствовать поэтическое покалывание: ухом, рассудком, памятью, вербальным хаосом сознания или кончиками пальцев на ногах? Последний способ, правда, предпочтительнее: кончики пальцев, ничего не зная о правилах, под эти правила не подстраиваются. К сожалению, для всего дальнейшего кончики пальцев мало приспособлены. Поэтому, увы, стихотворение приходится придумывать. Пожалуй, это единственная причина, из-за которой получаются плохие стихи.
Всё это замечательно, насчёт соединения миров. Но Конфуций говорил: "Человек - не орудие." В чём-то он всё же отличается от ретранслятора и даже трансформатора. Мне кажется, поэт - не столько медиум, сколько организатор спиритического сеанса. Если он шарлатан, он сам подталкивает блюдечко и ответ известен заранее, а потому неинтересен. Настоящий поэт - это тот, кто умеет задавать вопросы, не зная ответов. Какой вопрос - такой и ответ он услышит извне.
Нужно очень много трудиться, чтобы в один прекрасный день кончики пальцев на ногах ощутили покалывание. На это уходит вся жизнь и часто её не хватает. По-существу, когда появляется первая строка, стихо-творение не начинается, а заканчивается. Всё последующее - дело техники. Перефразируя слова Сыма Цяня о музыке, можно сказать: "Всё это для поэзии второстепенное. Ведающий поэзией разбирается только в стихах, поэтому его сажают лицом к северу, и он читает стихи. В силу такого положения тот, кто совершенен в добродетелях, идёт впереди; тот, кто совершенен в искусстве стихосложения, идёт позади." Я согласен с теми, кто считает, что в мире были величайшие поэты, не написавшие ни строки.
Прекрасна ли жизнь и нужно ли плакать?
Молодого человека по имени Александр смутили мои строки:
А кто нам скажет, что жизнь прекрасна,
того попросим мы выйти вон.
Я, конечно, согласен с Владимиром Борисовичем, что "жизнь прекрасна" слишком часто означает лишь бесчувственность и отсутствие сострадания.
И всё же: прекрасна ли жизнь по большому счёту? Не правильнее ли сказать обратное: прекрасное жизненно? Или живо? Что больше: красота или жизнь? Прекрасное означает также хорошее. Но разве жизнь не больше, чем только хорошее в жизни? Не об этом ли говорил Лао-цзы: "Когда все в Поднебесной узнают, что прекрасное является прекрасным, появляется и безобразное. Когда все узнают, что доброе является добрым, возникает и зло."
Ведь если жизнь хороша и красива, откуда взяться печали? А, как сказал кто-то из китайцев, без печали нет поэзии. А прекрасна ли жизнь без поэзии? Не в том ли гениальная задумка Творца: "жизнь прекрасна" - не посыл, а вывод. Как стихи, растущие из сора. А откуда им ещё расти? Не только же из других стихов.
И всё же, спасибо Александру за сочувствие. Я мог бы уклониться от сочувствия, заявив, что лирический герой - это не автор, а автор - это не весь человек. Но зачем? Пусть не весь, но ведь и не что-то постороннее, а часть целого, быть может, сокровенная часть. Если стихи вызывают сочувствие или протест, пусть вызывают сочувствие или протест. Всё лучше, чем ничего не вызывают.
Однако, речь о другом. Цитируя стихотворение, Александр ошибся: он сказал "мне хочется плакать", а у меня сказано "мы будем плакать". Это важная оговорка!
Что бы я ни переживал в момент сочинения стихотворения (а, кстати, ничего особенного: от особенных переживаний рождаются не стихи, а поступки) я хотел сказать не о своих личных переживаниях, а о чём-то другом. Во-первых, "мы" - это не "я". Речь идёт не об одном человеке, а поскольку не уточняется о ком именно, то, значит, о человеке вообще, о всех людях, о человеческой природе, о человеке как философском существе.
Во-вторых, "нам" не "хочется плакать", а "мы будем плакать". Это не настроение и даже не желание, а намерение и решимость. Вот мы так решили, что будем плакать, и нечего нас отговаривать. Нам это даже нравится. Мы считаем это естественным и даже должным. И мы здесь не оригинальны, а всего лишь следуем естественному ходу бытия, подобно дождю и дыму, птице и волку, ветру и туче. К тому же мы ещё и пить будем. Это уже по-человечески: мы ведь не только следуем бытию, мы ещё и осознаём это. А что мы осознаём? Да то, что жизнь, будь она трижды прекрасной, всё равно уходит - как летний сон. И что нам остаётся делать от такого осознания? Только плакать и пить. Ну, ещё стихи писать.
Нет, совсем не случайно не бывает непьющих поэтов. И от прекрасности жизни стихи не рождаются. По китайской традиции благородный муж просто обязан время от времени плакать. Особенно, если это озабоченный судьбами Поднебесной государственный деятель или грозный полководец. А уж поэту сам Бог велел, ему и напиваться полагалось до бесчувствия. А как иначе? Поэзия - те же слёзы, и то же вино. От слёз тот вкус, от вина тот цвет, которые имеет кровь, текущая в жилах мира.
Так что, конечно, не "хочется", а именно "будем"!
Хочу быть мягким и писать плохие стихи.
Борис Скуратов и Владимир Карпец высказали наиболее ценное для меня суждение: раньше мои стихи были жёстче и лучше. Я только должен добавить, что ещё раньше у меня были мягкие и плохие стихи.
Я это оцениваю как похвалу и как предупреждение. На первое обратил внимание Владимир Борисович, когда сказал, что мягкость ему нравится больше жёсткости. Вот об этом я и хочу поговорить.
Обычно все начинают с мягких стихов, а потом приходят к жёсткости. Жёсткие стихи - это как бы зрелые стихи, а мягкие, соответственно, - незрелые. У людей мягкость ассоциируется со слабостью и ранимостью, а жёсткость - с силой и неуязвимостью. Мягкие стихи ругать легко, а жёсткие стихи сами нападают и критикам приходится защищаться. Тем не менее, мне кажется, жёсткие стихи писать проще, а мягкие - лучше.
Вся китайская поэзия - мягкая. Впрочем, как и китайская живопись, и китайская философия. Невозможно представить себе китайского Ницше, пишущего своего "Антиконфуцианца", или китайского Маяковского, сочиняющего поэму "Хорошо!" о падении династии Сун. Впрочем, может быть, я ошибаюсь, и Ницше - не жёсток, а поэтичен, а Маяковский – не жёсток, а раним? Может быть, жёсткой поэзии вообще не существует, и жёсткость каждый раз оказывается скрытой формой мягкости, особенно поэтичной и ранимой и потому вынужденной маскироваться?
Я пишу эти строки и мне уже надоело ставить две точки над буквой "ё" в слове "жёсткий", чтобы было правильное ударение и не путалось со словом "жестокий". Но корень ведь один, так что чего уж там! Итак, возможна ли жестокая поэзия? По-моему, это оксюморон. Разве что в том смысле, в каком говорят "жестокий" о наиболее сентиментальных романсах? "Жестокая поэзия" - не то же ли самое, что "безобразная живопись" и "бессмысленная философия"? Другое дело "философия бессмыслицы", "живопись безобразного" и даже "поэзия жестокости".
Не правильнее ли будет сказать, что именно жёсткая поэзия - незрелая. Она может быть очень хорошей, но ей не хватает мудрости и мужества вернуться к мягкости. Мудрость, как известно, приходит с годами, а вот мужество - необязательно. А вдруг новые мягкие стихи окажутся хуже прежних жёстких? Даже если они будут не хуже, они будут казаться хуже. Также как мягкость кажется слабее жёсткости. Но ведь ещё Лао-цзы говорил: "Слабые побеждают сильных, мягкое преодолевает твёрдое". Правда, тут же добавлял: "Это знают все, но люди не могут это осуществлять".
Я попытался осуществить. Борис и Владимир предупредили: получилось хуже. Хватит ли у меня мужества повторять попытки? Не хочется ведь писать плохие стихи.
А почему не хочется? Что это значит – плохие стихи? Чем плохие стихи плохи?
Пожалуй, не буду притворяться и скажу прямо: плохие стихи мне нравятся больше, чем хорошие. Никакого парадокса тут нет, просто в плохих стихах имеется та неправильность, которая и делает поэзию поэзией, а в хороших стихах она часто исчезает. Я не говорю о шедеврах мировой поэзии (почему не говорю - чуть позже). Плохие стихи, строго говоря, плохи не потому, что они плохи, а потому, что они недостаточно плохи. В хороших стихах это уже не исправить - вот почему они безнадёжно хороши. В плохих стихах поэзия рождается, в хороших стихах поэзия умирает. Правда, новорождённая поэзия часто имеет такие генетические уродства, что ей не удаётся выжить, а смерть поэзии может быть красивой и трогательной.
Поэзия - дитя неумения. Чтобы написать стихи, в которых поэзия рождается, а не умирает, нужно на время разучиться писать стихи. Правда, это довольно мучительно: всё равно, что писать левой рукой, когда ты не левша. Но рождение без мук - это не рождение, а штамповка. Можно продолжить аналогию дальше: стихи можно писать часто и помногу, а поэзия требует своих "девяти месяцев". Стихи можно делать в одиночестве, а для поэзии требуются двое. Правда, не знаю, кто кого оплодотворяет: жизнь поэта или поэт жизнь.
Вот теперь можно сказать, что шедевры - это не просто плохие стихи, а совершенно плохие стихи. В них всё неправильно, и всё - поэзия. Великое совершенство достигается великим неумением. Чтобы написать такие стихи, нужно всё забыть и ничего не уметь. Тут, наверное, и в самом деле не обойтись без потусторонних сил.
Ну, а я всего лишь пытаюсь время от времени, насколько хватает мудрости и мужества, писать настолько плохие стихи, насколько это у меня получается. Насколько - не мне судить.
97
1998
Когда он проснулся, он оглядел мысленным взором
известные ему Пространство и Время
и воскликнул: "Так это и есть жизнь?!"
Он вгляделся в себя в перспективе
Пространства и Времени
и воскликнул: "Так это и есть я?!"
Он пытался рассказать о том, что увидел,
но ему никто не верил.
Тогда он замолк.
Пространство, время и люди обтекали его,
как ветер обтекает неколебимую скалу.
5.1.98
Нужна мудрость, чтобы понять и простить всех людей.
Следующая ступень: отходишь в сторону,
чтобы не мешать потоку жизни и смерти.
И, наконец, возвращаешься
и проживаешь жизнь заново,
любя своих и ненавидя чужих.
Только Боги, лишённые мудрости,
всё время пытаются что-то создать,
или изменить, или уничтожить.
Они как дети, у которых впереди вечность.
А мудрость - это ощущение смерти.
5.1.98
Звезда печальная горит.
Слепые облака плывут.
Вода унылая бежит.
Земля квадратная лежит.
У неба круглого края
Горят сиреневым огнём.
И медленно сгорает в нём
Звезда упавшая моя.
Лежит квадратная земля.
Бежит унылая вода.
Плывут слепые облака.
Горит печальная звезда.
10.1.98
В небе женское лицо.
Белым снегом падал свет.
Я ответил тихо: "Нет".
Я ответил. Он услышал.
Бился свет летучей мышью.
Женщина ушла домой.
В небе круглая дыра.
Неба круглое яйцо.
10.1.98
Вересковая пустошь. Земляничная поляна. Персиковый источник.
Ветер летит. Солнце слепит. Вода бежит.
Голоса-призраки. Взгляды-призраки. Тени-призраки.
Звуки волынки. Звуки дудочки. Звуки флейты.
Ворон кричит. Медведь кричит. Обезьяна кричит.
Платье измялось. Платье испачкалось. Платье намокло.
Мальчик с ясным взором.
Мальчик с ясным взором.
Мальчик с ясным взором.
Осень. Лето. Весна.
Старик с тростью. Старик с клюкой. Старик с посохом.
Зима.
Молчание. Молчание. Молчание.
Вересковая пустошь. Земляничная поляна. Персиковый источник.
11.1.98
Белые тучи. Снег скрипучий. Ветер колючий. Что меня мучает?
Живот пучит. Нелепый случай. Жизнь сучья. Очень скучно.
Хочу и сяду. Выпей яду. Надо. Не надо. Жизнь-награда. На круге ада.
Бей по гадам. Считай по годам. Дрянная погода. Буддийская пагода.
11.1.98
Что думали о Гомере древние греки?
Что думали о Будде древние индусы?
Что думали о Конфуции древние китайцы?
Что думали о Христе древние евреи?
Что думали о Магомете древние арабы?
Бессмертные среди нас. Будьте бдительны.
11.1.98
По Зелёной пустыне идёт караван чёрных паломников.
Они идут в Синие Горы с белыми вершинами.
В Синих Горах есть Долина Жёлтых Садов.
Там зреют плоды бессмертия.
Оттуда ещё никто не возвращался.
У чёрных паломников есть специальные приборы для измерения
и маленькая кнопка, нажав которую
можно катапультироваться обратно в города Земли.
Они входят в Синие Горы,
они идут по ущелью,
они пьют ледниковую воду.
В Долине Жёлтых Садов они измеряют красные плоды.
Каждый съедает один плод и становится бессмертным.
Но за всё нужно платить.
Плата за бессмертие - забытьё.
Они забывают нажать на маленькую кнопку.
Они идут дальше в глубину Синих Гор.
Там есть Долина Белых Камней.
На белых камнях лежат неподвижно белые кости.
Они оставляют здесь свои кости.
А их души идут дальше в глубину Синих Гор.
Там есть Долина Круглого Озера.
Вокруг круглого озера всегда летит ветер.
Против часовой стрелки. Никогда не останавливаясь.
От этого голубая вода вращается.
Как вращается небо над головой.
Но только это не ветер.
Это души паломников летят по кругу.
Не останавливаясь. В вечном движении.
Это и есть бессмертие.
Ветер воет.
11.1.98
Две снежные души друг друга согревали,
Когда мороз ковал металл зимы.
Две снежные души друг друга укрывали,
Когда метель плела узоры тьмы.
Они состарились, когда пришла весна,
И плакали, когда светило солнце.
И талая вода бежала по щеке,
И два ручья сливались вместе.
И сердце их пронзив, тянулся к свету
Росток травы - зелёный и жестокий.
22.2.98
Не дай Вам Бог дожить до разрушенья Мира
и наблюдать, как рухнут купола,
осядут стены грудою развалин,
а меж колонн, держащих только небо,
экскурсовод лениво машет ручкой,
водя туристов глупую толпу.
И в той толпе с большим фотоаппаратом,
усердно щёлкая направо и налево,
глаза тараща, глупо улыбаясь,
и слушая враньё о Вашем мире,
идёте Вы, здоров и бодр телом,
и мёртвый духом, с память пустой.
22.2.98
Будет день, будет ночь, будет утро.
Будут птицы свистеть у виска.
Будет мальчик, читающий Сутру,
шелестящую Сутру Песка.
Будет ночь, будет день, будет вечер.
Будут звёзды скользить у лица.
Будет старец, сжигающий свечи
Над раскрытой Молитвой Конца.
Март 98
Хочется вылететь в окно и лететь в небо и расправить крылья широко-широко.
А вместо этого сидишь в своём тёмном углу и с печалью пьёшь пиво.
В битве веков ты всего лишь одинокая пуля, летящая чтобы убить.
В чёрный квадрат времени вписан круг слепящего солнца.
Твоя лошадь уныло бредёт по линии горизонта.
Художник пишет картину из мерных ударов сердца и летящих по ветру рук.
Бог рождает поэтов, чтобы их убить.
Собери друзей за столом, а после их ухода мой посуду горячей водой и думай о смысле.
Март 98
Даже самый негодный подонок
в глубине своей добрый мальчонок.
Только доброе в нём начало
От чего-то навек замолчало.
Этой гадкою жизнью обижено,
оно здесь, но оно обездвижено.
Будто снегом оно запорошено.
Ты к нему отнесись по-хорошему.
Вспомни всё, что он сделал ужасного,
Ты пойми его сердце несчастное.
И, отбросив сомнения ложные,
Делай то, что тебе и положено.
Если нужно забыть - забывай.
Если нужно убить - убивай.
19.3.98.
Я маленький играющий гобой.
По веткам яблонь прыгаю как зайчик.
И раздаётся под зелёною Луной
Мой переливчатый и серебристый вой,
Когда на клавишу жмёт пальчик.
Я мокрая берёзовая аллея.
Ещё не растаял снег на моих плечах.
Мои глаза полны воды.
Моя душа полна весенней печали.
Я человеческий ребёнок.
У меня вместо личности мировая истина.
Я ещё не вышел из пелёнок:
Руками двигаю как ветками,
И хлопаю ресницами как листьями,
И голосом кричу на мёртвом языке.
Я плохая погода.
У меня в душе только ветер, и дождь, и снег, и тьма.
Я иду по колено в воде.
Я туман раздвигаю руками.
Меня нет никогда и нигде.
Всегда и везде я с вами.
апрель 98.
Я женщину пою!
Когда она идёт, сидит, ложится.
Когда я вижу формулу ноги,
планету бёдер,
отвесное паденье живота,
и бездну тёмную.
Когда я вижу сложенные крылья её груди,
надкрылья плеч,
ствол шеи,
цветок лица,
и пестик языка.
Она могла бы показаться монстром,
когда б глаза не открывала.
Но она открывает глаза,
и материя исчезает,
мир исчезает
и рождается заново.
Как странно, что мужчины считают мужчиной Бога,
тогда как со всею очевидностью выходит: Бог - женщина.
И мир не столько создан, сколько рождён.
Пигмалион ли создал Галатею?
Он создал только статую, а жизнь
в неё вдохнула другая женщина -
богиня Афродита.
В потоке звёзд, в сиянии Луны,
в дыханьи ветра, шелесте листвы,
движеньи вод и мягкой плоти почвы
я чую женщину.
май 98.
В берёзовых аллеях детства
Гуляют умершие люди.
Скрипит телега на дороге,
кричит петух соседский,
и девочка соседская глядит:
Над лугом скошенным в тумане
тихонько солнце мёртвое встаёт.
И девочка соседская идёт
по глиняной тропинке босиком.
Как долг путь в небытие!
Ещё и ворон в вышине
лет сто, наверное, будет видеть,
как девочка соседская идёт,
как ей навстречу я иду.
май 98.
СЕМЬ ЛИПОВСКИХ СТИХОТВОРЕНИЙ.
С Восточного берега - сосны стеной крепостной.
Горят их стволы золотыми цветами заката.
А Западный берег укутал ковёр травяной,
до дальних холмов непрерывною лентой раскатан.
Так тихо, что птицы умолкли и ветер листвой не шумит.
По чёрному зеркалу лодка бесшумно скользит.
По чёрному зеркалу лодка уходит на Юг.
Вращается медленно неба серебряный круг.
Трава водяная то справа, то слева плывёт.
В подводных глубинах тяжёлые корни плывут.
В глубоком поклоне смиренные ивы плывут.
Тростник вдохновенно в иных измереньях плывёт.
Мгновение падает в Вечности чёрный провал.
Закатного солнца дымится тяжёлый овал.
Как капля росы выступает на небе звезда.
И кажется, будто глаза открывает вода.
Ушедшего дня утекает медлительный свет.
И тени ночные выходят на берег реки.
И кажется, вновь возвращаются те, кого нет.
Приблизятся тихо и нежно коснутся руки.
27 мая 98.
По деревенской улице
шагал мужчина Коля,
ещё не сильно выпивши
и в светлом строе чувств.
И плыли вдоль по улице
лучи горизонтальные,
вечерний свет космический
заборы озарял.
Задумавшись над судьбами
людей, цветов и птиц,
рукой мужчина Коля
престранно шевелил.
И сам того не зная,
магическую формулу,
могучую и страшную,
он пальцами сложил.
И тут ему навстречу
по проводу лучей
скользнуло Чудо вечное
в сиянии огней.
Исследовало Колю,
и дух его и тело,
и что-то подкрутило,
как шестерни машин.
И мысленно сказало,
а Коля всё услышал:
"Живи покуда Коля,
но больше не шали".
И вот уже полвека
по деревенской улице
идёт мужчина Коля,
ещё не сильно пьян.
Не то он стал бесммертен,
не то рождался вновь.
Всё думает о вечном,
о жизни человечьей,
О судьбах удивительных
людей, цветов и птиц,
и о крутых изгибах
космических путей,
И о великой тайне
и смысле бытия.
И пальцами престранно
при этом шевелит.
А старенькое Чудо,
что это всё создало,
задумавшись о Коле,
над звёздами летит.
июнь 98
Золотая голова
Я под яблоней сидел
в привокзальном скверике
и на Голову глядел
Золотую.
Солнце падало за Дом
Железнодорожников.
Голова была окутана
сиянием.
Я спросил Владимира Ильича:
"Ни хрена себе случилась История!"
Но Владимир Ильич промолчал,
только в небо глядел светло-синее.
Мимо бабушка прошла,
подобрала бутылочку.
Из буржуйского кафе
громыхнула музыка.
Тут и поезд подошёл,
я в Москву поехал.
А в городке провинциальном,
в скверике привокзальном
Золотая Голова всё глядела,
как закат умирал
оранжевый.
Сасово, 16 июня 98 года
Безумная жара как будто уползла сама,
за край Земли перевалив лениво.
Всё замерло в предчувствии прилива
ночного хладного ума.
На небе появились тени.
В траве проснулась жизнь растений.
Экран погаснувшей воды
ждёт появления звезды.
Я заварю покрепче чай,
что сон ненужный гонит прочь,
и, ожидая в гости Ночь,
стих сочиню как будто невзначай.
Липовка, 4.8.98
Белый тысячелистник,
и ты, жёлтая пижма,
и ты, серая полынь,
когда увяданье придёт,
увижу ли вас
на широких лугах Вечного Неба?
Липовка, 9.8.98
Деревянный ветер
Это было как сон.
Тонкой шеи наклон.
Наяву, будто снится.
Золотые ресницы.
Паутинка волос.
Мне всю ночь не спалось.
Незабудки на платье
не давали мне спать.
Платье тонкого ситца.
И сейчас мне не спится.
Неба бледная синь.
Дует ветер осин.
Липовка, 15-16.8.98
Спасибо Тебе, Господи, за то, что дал
мне тот уголок в лесу,
и ту поляну, тот старый пень,
и ту кривую сосну.
Спасибо Тебе, Господи, за то, что дал
напиться того дождя,
и ветром тем осушить лицо,
и в небо то окунуть глаза.
Спасибо Тебе, Господи, за то, что дал
ночную минуту ту,
и тот рассвет, что меня позвал,
и сумерки тихие те.
Но больше всего, зато, что отдал
мне сердце единственной той.
Спасибо, Господи, за то, что не дал
мне мимо пройти неё.
И вот почему я Тебя не прощу,
если раньше меня Ты возьмёшь её.
И Ты уж, Господи, меня прости,
но раньше неё меня не жди.
Липовка, 17.8.98
В МЕТРО
Прохладные нити в тугую косу сплетены
И чёрною лентой размечены волны и струи
Наверное к ночи когда поднимается ветер
и чёрная ленточка падает вниз на ковёр
взметаются волны их гребни касаются плеч
Наверное лёгкой долблёнкой спускается вниз
встречая рассвет деревянный узорчатый гребень
Так страшно увидеть на дне этой тёмной воды
русалочье рыбье лицо
Так тени неясные мечутся в тёмном стекле
Вагон тормозит открываются двери уходит река в океан
На высохшем камне у русла сухого
Пугливая ящерка веки поднимет
В тоске обретённой на белые камни
И тысячи лет не хватит
23-25 сентября 98
Эти два варианта одного стихотворения написаны в подражание Герману Лукомникову с его "киргуду" в сентябре или октября 1998 года.
1.
Я у всех на виду
одиноко иду.
За собой в поводу
свою музу веду.
И куда не пойду,
как во сне, как в аду
всюду дую в дуду:
"Киргуду! Киргуду!"
Ну, совсем ничего
не имея в виду.
2.
Одиноко иду
я у всех на виду.
За собой в поводу
свою музу веду.
И куда не пойду,
всюду дую в дуду:
"Киргуду! Киргуду!"
Ну, совсем ничего
не имея в виду.
триптих - Москва-Пекин - 2 октября 98
1.
Шорох тростника.
Бамбук склонился.
Луны - половина постели.
Шумел камыш. Деревья гнулись.
И ночка тёмная была.
2.
У японцев кукушки поют,
а у нас только годы считают.
Хризантемы в Киото цветут,
а в Твери, как всегда, отцветают.
Есть у них Фудзияма и танки,
а у нас только ямы да танки.
Они пьют даже чай с церемонией,
мы же пьём из горла на троих.
Солнце всходит всегда над Японией,
ну, куда нам, ребята, до них!
В небе бродит Луна на сносях,
но гляжу на неё я с тоскою.
Её славят японцы в стихах,
я же просто возьму и завою.
3.
Хризантему сорвать
под Восточной оградой хотел.
"Отцвели уж давно" -
мне мой внутренний голос пропел.
4 стихотворения, написанные 2-3 октября 1998 года
1.
Захотел выпить - и выпил.
Захотел спать - и уснул.
Захотел есть - и поел.
Чего бы такое придумать,
чтоб помучиться?
2 октября 98 года
2.
Сижу и думаю:
Что бы такое придумать?
Ничего не придумал.
Так и записал.
2 октября 98 года
3.
Загадка поэзии:
Вроде бы стихи -
а поди догадайся!
2 октября 98 года
4.
Захотел стать поэтом.
Подумал: А выдержу ли испытание нищетой?
Подумал: Выдержу.
Подумал: А выдержу ли испытание критикой?
Подумал: Выдержу.
Подумал: А выдержу ли испытание славой?
Подумал: Выдержу.
Пока думал, на стихи как-то времени не осталось.
3 октября 98 года
3 стихотворения "О!"
1.
О, финансово-экономический кризис!
Как шаги Командора твоя могучегрозная поступь.
На этом фоне так тонко поёт в тишине
всё то вечнокрепкое мгновеннохрупкое,
чему полагается тонко петь в тишине.
9 октября 98 года
2.
О, жена пятидесятилетнего мужа!
Ты хоть понимаешь, до чего мы дожили,
когда пьёшь китайский чай Оолонг
из двадцатипятилетней фарфоровой чашки,
положив руку на раскрытую книжку Агаты Кристи,
и глядишь поверх очков на меня,
который читает тебе
это стихотворение?
9 октября 98 года
3.
О, великий китайский поэт Тао Юянь-мин!
Не тем ты мне близок,
что воспел хризантему, сады и поля,
или даже Конфуция дерзкое слово,
а тем, что своих сыновей укоряя, воскликнул:
"Коль небо судьбою меня одарило этой,
осталось прибегнуть к тому, что содержит чарка".
Чёрт возьми, нам бы выпить вдвоём!
Мы бы даже, пожалуй, напились,
отойдя от полезных правил
и порядок всякий презрев:
в стельку, вдрызг, вдребадан,
в медный таз, наконец!
9 октября 98 года
Мише Файнерману
Дюжину лет назад
он всюду ездил с двумя собачками.
Поэтому ездил не в метро,
а на электричках с пересадками.
Теперь вот купил его книжку - всего за семь рублей.
Экземпляр номер 57 - подписан автором.
Через три года после выпуска.
А всего 200 экземпляров - все подписаны автором -
Мишей Файнерманом.
Как получилось,
что такие хорошие стихи
почти никому не нужны?
Как получилось... Как получилось...
Как получилось?
Ну, ты даёшь, в натуре!
Оглянись вокруг -
одуванчик хренов!
15 октября 98 года
Читает девочка стихи.
Она волнуется
и забывает строчки.
Читает девушка стихи.
Она волнуется
и долго после точки -
как птица, замеревшая в полёте.
Читает женщина стихи.
Она волнуется -
вон там свело в зевоте
рот старику в двенадцатом ряду.
Читает бабушка стихи.
Она волнуется -
оставила сковороду.
Никак не вспомнит:
выключила плиту
или не выключила?
октябрь 98 года
WWW
Веял ветер, ворота визжали.
Воровала ива взоры девушек.
Вдалеке по оврагам вербным
возвращаются воины верхом,
врагов убив.
Девушки сидели у окна,
синеокие.
Вечереет. Ветхий старец.
Телячья бумага. Гусиная вечность.
Where? When? Why? Who?
Wwwвwwввwввwввввв.......
ноябрь 98 года
20.922.789.888.000 стихотворений
На самом деле автор сочинил всего 16 строк, но таких, что их можно переставлять местами как угодно. Такими перестановками из 16 строк можно получить 16!=20.922.789.888.000 стихотворений. Одно из таких стихотворений и было создано прямо на вечере Клуба "Подвал #1" "Вечер Года" 12 декабря 1998 года с участием всех присутствующих.
Автор провёл среди публики лотерею: кому-то досталась одна строка, кому-то две, а кому-то, увы, ни одной. Потом случайным образом выбирались номера строк и обладатель строки прочитывал её вслух. По ходу дела на стенде составлялось стихотворение. Вот что получилось:
Чистота белого шёлка
Молчание, молчание, молчание
Крик вороны в тишине
Обледенел иероглиф сосны
Земля стала белым небом
Чьи следы на снегу?
Будто в старинном сне
Путник услышал сердце своё
Открой глаза и смотри
Над деревушкой вьётся дымок
Вечер года как вечер жизни
Небожитель бредёт
Огонёк горит вдали
Тихо падает снег
Облака как большие сугробы
Мёрзнут руки, устали ноги
декабрь 98
1999
Интерактивное стихотворение о весне
1. Вы чувствуете светлое дыхание весны?
да - А я вот не чувствую...
не знаю - Я тоже что-то не пойму
нет - Я тоже не чувствую...
... хотя... вот Вы сказали... нет, всё же что-то есть... такое светлое и свежее, весеннее и голубое... Быть может, это Ваше дыхание? Вам никто не говорил, что Вы пахнете весной?
2. Можно я посмотрю Вам в глаза?
Вы знаете, что у Вас зрачки раскрыты?
Весной раскрываются зрачки и почки.
Скажите, Вы не дерево?
да - Я так и думал.
не знаю - Сейчас узнаем.
нет - Вы так уверены?
Можно Вашу руку? У Вас такие ветви тонкие. И нежная весенняя кора - как кожа нежная. А что это у Вас на левом плече? Ну вот, спугнули - это были птицы. Они, наверное, хотели свить гнездо. Не шевелитесь, может быть, ещё вернутся.
3. А есть ли здесь ещё деревья?
Не бойтесь, признавайтесь: кто дерево?
кто-то признаётся - Впервые вижу говорящие деревья.
Наверное, весна так действует.
А остальные?
...Молчат деревья...
никто не признаётся - Молчат деревья...
Давайте послушаем молчание деревьев...
...Так тихо. Весной в лесу так тихо, пока не прилетели птицы.
4. Скажите, что Вы сегодня утром пили: вино, шампанское, коньяк?
да - Нет, от этого так не пьянеют. Вы пьяны иначе.
не знаю / нет - Да? А ведь Вы пьяны.
У Вас дрожат ресницы. И взгляд шальной какой-то. И румянец. И волосы - Вам растрепал их ветер? Я попросил бы Вас пройтись, но, боюсь, что Вас будет клонить, как клонятся деревья под ветром. Быть может, в этом всё и дело?
5. Вы не вдыхали утренний весенний ветер?
да - Я так и думал!
не знаю / нет - А мне вот кажется: вдыхали!
Вот почему Вы так обворожительно пьяны! Скажу вам по секрету: я с утра так навдыхался, что думал, что сюда уж не доеду! Меня шатало и несло, хотелось улететь и свить гнездо на чьём-нибудь плече. Насилу удержался...
Моё стихотворение уже подходит к своему концу. Сейчас я буду задавать короткие вопросы. А вы давайте быстрые ответы. И мы совместно закончим это наступление весны.
6. Скажите, Вам весной
не хочется быть маленькой собачкой,
что бегает по тающему снегу,
и все четыре лапы окунает в лужу,
обнюхивает корни у деревьев
и первую траву,
и звонко лает на весенний дождь
и жмурится на небо весеннее?
да - Прекрасно! Вы чувствуете светлое дыхание весны.
не знаю / нет - А Вы попробуйте и Вы почувствуете светлое дыхание весны.
Я выйду с Вами на прогулку и Вы научите меня распознавать весенние хмельные ароматы.
5. Скажите, у Вас есть короткое весеннее платье?
Настолько короткое, чтобы все мужчины
останавливались и не могли двинуться с места.
Настолько весеннее, чтобы облака в синем небе
принимали Вас за одну из них.
да - Прекрасно!
не знаю / нет - А Вы попробуйте купить или сшить.
Наденьте, и Вы подарите дыхание весны всем тем, кто мимо будет проходить иль пролетать. Я тоже постараюсь быть где-то рядом: пройду иль пролечу.
6. Скажите, эти Ваши лепестки -
Вы раскрываете их по утрам
навстречу солнцу, небу, ветру,
навстречу любящим глазам?
да - Я так и думал, что Вы цветок весенний.
не знаю - Ну, как же - ведь Вы цветок весенний.
нет - Мне кажется, Вы ошибаетесь. Ведь Вы цветок весенний.
Теперь хочу сказать я всем: деревьям, цветам, собачкам, ветру, облакам. Всем тем, кто чувствует весну. Спасибо вам за наступление весны. И будьте счастливы.
март 99
ТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ, НАПИСАННЫЕ В ЛИПОВКЕ В МАЕ 1999 ГОДА
Люди памяти
Мы - люди памяти.
Мы помним мир молодым.
Мы помним зелёные плечи лугов
в объятьях весенних вод.
И белые танцы берёз
по кругу мокрой земли.
И глаза голубого неба,
в которых отражаются сосны,
летящие над землёй
и водой.
Мы - люди памяти.
Мы помним звуки
умолкнувших языков.
Шёпот бегущей волны.
Шёпот летящего ветра.
Шёпот, плывущий с губ
людей, зверей и рыб.
Мы - люди памяти.
Нам снятся цветные сны,
И цветы, у которых есть запах.
Мы идём по камням и металлам
земли и неба.
Мы ищем толкователя снов.
Говорят, он ещё жив:
Древний седой старик.
Он объяснит смысл.
2 мая 99. Липовка
Виртуальная реальность
Я видел дожди -
повисшие в небе
волосы туч,
с секущимися концами,
не достигающие земли.
Я видел солнце,
прыгающее через дождь,
падающее к ногам,
блестящее и влажное.
Я видел цветы,
обезумевшие от красоты,
бредущие через луга.
Я видел ручьи,
упившиеся водой,
соскальзывающие
с круглого тела Земли.
Я видел круглые глаза озёр,
И плачущие деревья,
И смеющуюся траву.
Я видел белую смерть,
опутавшую вишнёвый сад.
Я видел чёрный тюльпан
распустившейся ночи.
Я слышал, как старик Морзе
выстукивает звёзды -
звезду за звездой.
Я слышал смех пьяного Ли Бо,
свесившегося с края небесной лодки,
пытающегося поймать голубую Землю.
Я видел его лицо
похожее на Луну.
Мне шептали страшные сказки
тени, прячущиеся в углах.
Мне на грудь прыгал ветер.
Мне на спину ложилась земля.
Приходили из леса волки -
вместе со мной повыть.
Мои ноги опутывали
тяжёлыми росами.
Мою душу душил
клубящийся белый туман.
Мне в уши вливали
жидкий гелий
птичьих трелей.
Мне заливали в глаза
синий холод рассвета.
Потом меня расстреляли
лазером утренней зари.
Я умер и вернулся
в нашу тихую виртуальную реальность,
к пасторали рекламы
и политических новостей,
к старомодной мелодии
террористических взрывов
и выстрелов киллеров.
Липовка. 4 мая 99
Река течёт
Река течёт в крутых берегах.
Зелень тонет в мутной воде.
Осыпается красная глина.
Только сосны, как прежде, стоят на песке.
Река течёт в крутых берегах.
Неба синее пламя горит.
в небе чёрные птицы летят.
Только сосны, как прежде, стоят на песке.
Река течёт в крутых берегах.
А по берегу вишни цветут.
А под вишнями люди идут.
Они идут на крутой поворот.
Лодка к берегу тихо прильнёт.
Вынут вёсла сушить на борту.
Река течёт в крутых берегах.
Люди лодку несут на плечах.
Они несут её на холм,
Где берёзы от ветра дрожат,
И сосны стоят на песке.
И только река течёт в крутых берегах
как прежде.
Липовка. 8 мая 99
СТИХОТВОРЕНИЯ, НАПИСАННЫЕ В ЛИПОВКЕ В АВГУСТЕ 1999 ГОДА
Когда-то, когда-то
я был молодым.
И белого сада
мне нравился дым.
И синее небо
казалось высоким.
И синее море
казалось глубоким.
И синяя даль
казалась далёкой.
А ныне подходит
всё ближе и ближе
Волна круговая
всё лижет и лижет
Кольцо горизонта
сжимается туже.
И скоро для жизни
я буду не нужен.
И новые люди
придут в этот сад.
И новым товарищам
Бог будет рад.
А я по дуге,
уплывающей в вечность,
Всё буду и буду
лететь бесконечно.
99
Я вышел из дома:
И сосны - И сосны!
И небо - И небо!
Берёзы - Берёзы!
Трава - Трава!
Дорога - Дорога!
Песок - Песок!
Я ждал поворота,
как пулю висок.
И медленный кто-то
поднялся с земли.
И белые всюду
гвоздики цвели.
И медленный кто-то
мне слово шепнул.
Похоже на "Бог".
Похоже на "Рок".
Похоже на серую пустоту,
в которой исчезли
И сосны - И сосны!
И небо - И небо!
Берёзы - Берёзы!
Трава - Трава!
Дорога - Дорога!
Песок - Песок!
И медленно-медленно
стыл висок.
99
Цикл стихотворений к циклу картин
свиток 1
Мне снились два солнца,
Три птицы и домик в горах,
В котором я спал
И видел сны.
Я стоял над обрывом.
Деревянный старик
Со спутанной бородой
Говорил о пути.
Он дал мне карту,
похожую на дерево,
похожую на землю,
похожую на воду,
похожую на небо.
По дороге травы
через ворота деревьев
я уходил
в белый рассвет.
свиток 2
У старого камня,
у красной травы,
у чёрной воды
я спрашивал о пути.
Из земли рождалось солнце.
Был воздух светом.
Были деревья туманом.
Дорога спускалась с земли
и уходила в небо.
Я думал: что там
в конце пути?
свиток 3
Была гроза
и деревья
говорили с небом.
В горах мой взгляд
над пропастью летел
туда, где домик над обрывом
чуть виднелся.
Не тот ли, где я спал?
Вот две скалы.
Деревьев юных стража.
И каменные облака.
свиток 4
Тропа вела всё дальше вглубь страны.
И чёрной птицей туча опускалась
В селеньи у ручья,
летящего в горах,
заклеены бумагой белой окна.
Оно покинуто давно.
Я дальше шёл.
С причудливого неба
сливался свет с одою пополам
и по земле струился.
свиток 5
В лугах дорога стала белой.
А может, белым был туман.
Я затерялся там.
На закате солнца
приходил в деревню,
чтоб чай попить и переждать
ночные превращенья неба.
А на рассвете
опять меня вели
ступени жёлтые земли.
И рощи на пути,
казалось, спрашивали:
Кто ты? И откуда?
свиток 6
И спрашивали камни гор:
Куда ты? И зачем?
На выбор предлагали
высь иль пропасть.
Порой казалось: двое нас.
Слетались облака и птицы.
И ветви к нам тянулись.
И наклонялись скалы.
Порой я исчезал.
Вода и свет переливались
через край земли и неба.
свиток 7
Бывали дни, когда мой мир
настолько тихим был,
что, может быть, и не был.
Ещё чуть-чуть -
исчезнут небо и земля,
останется лишь белая бумага.
Я в лодке плыл,
не трогая весла.
Не шелохнувшись,
мгновение стояло.
В моём пути я был не одинок:
Меня всегда сопровождала
весёлая толпа деревьев.
свиток 8
Дорога грызла землю.
Всё ближе, ближе подползали
кусты, как звери к водопою.
В лугах вода с землёю спорила.
А травы их пытались примирить.
Белые ветра смывали краски
и уносили с собой.
Мне казалось: и я унесён.
Просыпалось синее небо,
и краски земли возвращались.
И вновь тропа блуждала
меж небом и землёй.
И снова чудилось:
в высоких травах позади
я что-то схоронил.
свиток 9
Оранжевое солнце
неопознанно
взлетало над землёй.
В тот день был сильный ветер.
И сильная тревога: мне казалось,
я потерял свой путь.
Чудовищный закат
сжимал своё кольцо всё туже.
Но вдруг я увидал -
край деревянной крыши.
В дыму зелёного рассвета -
не то луч света, не то тропа.
И я по ней пошёл.
Проснувшись с розовой зарёй,
я выглянул в окно:
В домике напротив
тоже кто-то спал,
и тоже видел сны.
Липовка, 14 августа 99
НЕЭВРОТИЧЕСКИЕ СТИШКИ
Эти стишки были написаны к первому и пока последнему "эротическому" (кавычки, потому что только на словах) вечеру Клуба "Подвал #1" "Кармен-Жуан" 23 октября 1999 года.
Диптих
Левая Любовь
Я касался линий тела
Чуть дрожащею рукой.
Ты, прищурившись, глядела.
А в окно Луна глядела.
И звезда в окно глядела.
И сосед из тьмы глядел.
Как касаюсь линий тела
Только левою рукой.
Правая Любовь
Я касался линий тела
Чуть дрожащею рукой.
Ты, прищурившись, глядела.
А в окно Луна глядела.
И звезда в окно глядела.
И сосед из тьмы глядел.
Как касаюсь линий тела
Только правою рукой.
1999
Ночное купанье
Ты шепнула тихо мне:
"Пойдём купаться при Луне".
На ночной воде лежало
Звёзд небесных покрывало.
А на нём - бела, полна
Обнажённая Луна.
Ты сказала: "Очень мило".
Я спросил: "А где же мыло?"
Ты сказал: "Дай шампунь".
Я сказал: "Потри мне спинку".
Ты спросила: "Где мочалка?"
Я воскликнул: "Ах, как жалко!
Мы забыли полотенце!
Я пойду за ним схожу".
Цветы любви
Она лежала на лугу,
Раскинув ноги.
А между ног -
Раскрылся розовый цветок
Гвоздики дикой,
И сладкий клевер,
И белая ромашка,
Синий василёк,
Цикорий голубой,
Тысячелистник жёсткий,
И горькая полынь,
Ковыль, и подорожник.
Я всё собрал в букет красивый.
Она оделась торопливо,
И побежала по тропинке,
Грустя о чём-то,
о девичьем,
о своём.
Я тоже загрустил.
1999
Из цикла "ВИДЕНИЯ"
Свеча
Свеча стояла на столе,
но не горела.
А ты была навеселе -
ты так хотела.
Свеча стояла на полу,
но не зажжённая.
А ты валялася в углу -
вся обнажённая.
Свеча стояла у тахты,
свеча потухшая.
Издалека казалась ты
слегка опухшею.
Свеча стояла у окна,
огнём не тронута.
Бедро, вспотевшее со сна,
слегка повёрнуто.
Свеча свисала с потолка,
но воск не капал.
И на груди твоей - рука,
а может - лапа.
Свеча сползала по стене
змеёй холодной.
И кто-то ползал по тебе,
и был голодный.
Свеча уплыла в ветиля-
ционную решётку.
И я воскликнул: "Ах, ты тля!"
И выпил водку.
Чаепитие
Я сидел и пил свой чай.
Ты стояла у стола,
и как будто невзначай
кофту белую сняла.
Я сидел и пил свой чай.
Ты по-прежнему стояла.
Тихо с белого плеча
Майка жёлтая сползала.
Я сидел и пил свой чай.
Ты слегка надула губки.
Словно флаг из кумача
опустилась на пол юбка.
Я сидел и пил свой чай.
Ты на шаг шагнула ближе.
И коварная свеча
Осветила грудь и ниже.
Я сидел и пил свой чай.
Ты меня коснулась ножкой.
Тихо звякнула о край
чашки бронзовая ложка.
Я сидел и пил свой чай.
Ты не в шутку распалилась,
и стеная, и крича
в белом дыме растворилась.
Я сидел и пил свой чай.
Ветер в форточке завыл.
Холодна была свеча.
Да и чай давно остыл.
1999
С.Э.
Она была вся в золоте сусальном.
Серьга тяжёлая звенела мелодично.
И это было очень сексуально,
и где-то даже эротично.
Пила вино из тонкого бокала,
в руке держала белые гвоздики.
Открывши рот, глядели сексуалы,
подсматривали робко эротики.
Он сама блистала ярче блеска,
когда кружилась в медленном фокстроте.
И все мужчины возжелали секса,
и даже женщины мечтали об эроте.
Но тут она сняла парик с волос-с-с-с,
и вынула мешки из декольте-э-э-э.
По залу свист пронёсся тихий: ос-с-с-с...
по залу вздох пронёсся тихий: э-э-э-э...
1999
А теперь два китайских стихотворения
НОЧЬЮ, СЛУШАЯ ЧЖЭН
" Когда в Цзянчжоу по ночам
Я слышал тихий чжэн,
Седеть я только начинал -
И слушать не хотел.
А вот сегодня час пришёл -
Я бел, как белый снег.
Играй на чжэне да зари -
Я разрешу тебе "
Бо Цзюй-и
так написал я раньше:
Не в осеннем увяданьи,
а в рождении весны,
в раскрывающихся почках,
в прорастающей траве,
в новых птичьих голосах
бьётся сердце смерти.
Ибо суть небытия -
в возвращении.
Играй на чжэне до зари -
я разрешу тебе.
а вот так специально к этому вечеру:
Когда в Цзянчжоу по ночам
Я видел девы грудь,
Седеть я только начинал -
И норовил прильнуть.
В те дни уже я не вернусь -
Вся голова бела.
Разденься ты хоть догола -
Я не пошевельнусь.
1999
То, что я сейчас прочитаю, - это форменное издевательство над прекрасным стихотворением и безобразное надругательство над его автором, великим китайским поэтом Тао Юань-мином. Это мой любимый поэт и моё любимое стихотворение.
Но издеваться над тем, кого любишь, и глумиться над тем, что ценишь, - это естественная человеческая реакция.
Человек всю свою жизнь проводит в тюрьме. Её решётки, запоры и стены - это мораль и нравственность, долг и семейные заботы, любовь к детям и сыновняя почтительность, законы государства и правила, которыми ограждают нас другие люди, и которые устанавливаем для себя мы сами.
И это правильно. Человек - не животное, чтобы жить на свободе. Для этого человек слишком сложное существо.
Но именно потому, что человек устроен сложно, он хочет вырваться из тюрьмы: ломает решётки и подрывает стены. Ведь человек не животное - в данном случае, не домашнее животное, чтобы не замечать стен и получать удовольствие от жизни в клетке.
Вот почему за возвышенным чувством следует ироничный смешок, за романтической любовью - циничная скабрезность, за поэтическим словом - матерное ругательство.
Ну, а за чистой поэзией Тао - мои грязные строки.
Может быть, Тао Цянь не перевернётся в гробу. В конце концов, он был мудрым человеком и имел большое чувство юмора.
Хулиганская выходка, которую я собираюсь совершить, ставит ещё один вопрос. Это вопрос о границах дозволенного.
Некоторые считают, что искусство, творчество не знают границ, что свобода человека ничем не должна быть ограничена. Ну, разве что свободой другого человека. Другие полагают, что существуют законы, которые человек сам ставит над собой, и ни при каких обстоятельствах он не должен переступать черту.
Честно говоря, мне ближе вторая точка зрения, напоминающая то конфуцианство, которое исповедовал Тао Юань-мин, и которое созвучно моему мироощущению. Так учил своих потомков предок Конфуция в седьмом поколении Чжэн Каофу: "Проходя по улице - двигаюсь осторожно, с почтением, держась вдоль стен домов. Поэтому никто не осмеливается презирать меня".
Вот почему мои пошлые строки мне не следовало бы читать, а вам - слушать.
Но люди часто делают то, что не хотят делать. Чёрт его знает почему?
Я прочитаю сначала стихотворение Тао Юань-мина, а потом - своё. Пауза должна быть небольшая. Поэтому сейчас, также как Герман Лукомников, я заранее прошу детей и тех, кто не расположен сейчас слышать слова ненормативной лексики, отойти куда-нибудь на минуточку, или хотя бы заткнуть уши.
Тао Юань-мин. Из цикла "За вином"
Я поставил свой дом
в самой гуще людских жилищ,
Но минует его
стук повозок и топот коней.
Вы хотите узнать,
отчего это может быть?
Вдаль умчишься душой,
и земля отойдёт сама.
Хризантему сорвал
под восточной оградой в саду,
И мой взор в вышине
встретил склоны Южной горы.
Очертанья горы
так прекрасны в закатный час,
Когда птицы над ней
чередою летят на юг!
В этом всём для меня
заключён настоящий смысл.
Я хочу рассказать,
и уже я забыл слова.
Игорь Бурдонов. Из цикла "Не[в/э]ротические стишки"
Я поставил свой х..
в самой гуще девичьих лиц,
Но минетом его
языки не коснутся и губы.
Вы хотите узнать,
отчего это может быть?
Вот подцепишь болезнь -
и желанье уйдёт само.
Я девицу поймал
под восточной оградой в саду,
А мой взор в вышине
встретил деву на Южной горе.
Очертанья её
так прекрасны в закатный час,
Когда люди на ней
чередой совершают акт.
В этом всём для меня
заключён настоящий секс.
Я хочу пое....,
но уже я забыл - куда.
1999
------------------------------------------------------------
Это стихотворение посвящено Конфуцию и всем великим мужам ОСЕВОГО ВРЕМЕНИ. Это название - "осевое время" - придумал Карл Ясперс для обозначения времени примерно 500 лет до н.э., плюс-минус 300 лет, когда в разных концах земного шара появились выдающиеся философы и мыслители, учения которых во многом определили исторический путь человечества.
Китай: Конфуций, Лао-цзы, Мо-цзы, Чжуан-цзы, Ле-цзы и др.
Индия: Будда, создатели Упанишад
Иран: Заратустра
Палестина: пророки Илия, Исайя, Иеремия, Второисайя
Греция: Гомер, Парменид, Гераклит, Платон, Фукидид, Архимед, трагики
Осевое время
Когда разжались звёздные пружины,
и птицы времени в пике теряли перья,
большие бородатые мужчины
шли по дорогам гибнущих империй.
Их не смущал холодный блеск мечей
и быстрый ветер колесниц.
Но им был дар невиданных речей
и неземного выраженья лиц.
И в звёздной тишине уединенья
они искали новый смысл слов.
И жёсткий свет рождавшихся Учений
воспламенял сердца учеников.
И умолкали речи полководцев,
сходили с трона гордые цари,
и люд простой, собравшись у колодцев,
восторженно кричал им: "Говори!"
И говорили - так, что было слышно
и камням гор, и водам рек.
Спускалось ниже небо вышнее,
и солнце замедляло бег.
Прошли столетья. В твёрдых переплётах
они стоят на книжной полке в ряд.
Слова безумные высокого полёта
в плену бумажном тихо спят.
Но в час ночной на звёздные спирали
свой телескоп наводит астроном.
Художник пишет неземные дали.
И музыкант толкает метроном.
Дрожат от напряжения пружины.
И птицы времени под облаком парят.
Усталые небритые мужчины
о чём-то непонятном говорят.
2000
Поэзия - это белое на белом
Белый звук тишины, рождающий музыку
Белый свет Луны, влюблённой в ночную Землю
Белый сон в ночи, который мы смотрим, закрыв глаза
Белки глаз, которыми смотрит на мир мудрец
Белое пятно на карте старинной с пометками на испанском языке
Белый снег бесконечной зимы
Белый ветер бесконечной весны
Белое небо бесконечного лета
Белая вода бесконечной осени
Когда умирают драконы мира
рождается белый дракон поэзии
Он летит и машет крыльями
И оживают мёртвые
И умирают живые
И приходят ещё не рождённые
И поют песни
Белое - это не то, что покрашено белой краской. Это прозрачное. Это невидимое. Это отсутствие цвета. Это видимое отсутствие цвета.
Драконьи вены гор, ветвей деревьев, морщин на лицах и судеб умерших. Такими же бывают строки стихов.
У дракона нет крыльев, потому что они ему не нужны. Для полёта дракона не нужен ветер. Он сам создаёт ветер. Он сам - ветер.
В 5-м веке китаец Лю Се написал трактат "Вэнь синь дяо лун". Вэнь - значит узор, сотканье знаков, изящная словесность, литература, культура. Синь - значит сердце-сознание. Дяо лун - значит вырезание драконов или резной дракон - это метафора мастерства или литературного произведения. Это переводят как "Дракон, изваянный в сердце письмен" или как "Дракон, изваянный сердцем письмен" или как "Резной дракон литературной мысли".
2000
Это стихотворение потому имеет такую "классическую" интонацию, что в нем некоторые слова (выделенные курсивом) написаны задом наперед.
АКВОПИЛ
На склоне лет я посетил
Тебя, чудесный Аквопил!
С пустых высот Оникшумеда
Иду вдоль тракторного следа
В долину славного Ашкома
К листам гремящего парома.
Под величавым Асебеном
Акалбо кружат белой пеной.
Просторны и широкоскулы
Лежат зеленые Агулы.
И пахнет поцелуем девы
Дыханье вольное Ретева.
В тенистой роще слева Натс,
А справа - воды Ациратс.
И тянет вдаль слепая сила
К далеким крышам Аквопила.
Там Ациньлем стоит без крыл
У края Пурковых хором.
Акчакодов железный взмыл
И рядом с ним мой старый дом.
К нему плывет песок Котука.
Иду, вдыхая цвет и звуки.
Вот Ялок Тавх везет нам хлеб.
Рукой махнул ядяд Ятеп.
А вот и цветик мой Китюл -
Ну, здравствуй, мой абаб Абюл!
Есть еще продолжение, которое мне, правда, не очень нравится и обычно я его опускаю.
Я поднимаюсь на Оцьлырк,
Вот Аднарев, вот мой Инес.
Здесь сухо - не течет Ашырк.
В окно я вижу дальний лес.
Я заварю получше Йач -
Пусть будет крепок и горяч.
А может, выпьем Ногомас?
Никто ведь не осудит нас.
Давненько, право, я не пил -
Все ждал тебя, мой Аквопил.
Садись сюда, абаб Абюл, -
Вот хочешь лавка, хочешь стул.
Поговорим, кто чем богат,
И будем слушать Анишит.
2000
Я помню однажды я был очевидцем весны
Ладонями влажными с утренних лиц утирала налипшие сны
И что-то дышала на ухо и губ касалась волос паутиной
Трава умирала чтоб родилась трава
Из твердого дерева мягкие листья росли
Мокрыми тропами люди потерянно шли
И слушали страшные песни птиц
Вода ледяная сбегала с лиц
И пенилась на неподвижной земле
Которая тоже хотела взлететь
Но не было неба ведь небо упало
И еще не вернулось
Поэтому не было воздуха чтобы дышать
И люди и звери и птицы дышали весенним соком
Они покупали его в магазине в ларьке
и на перекрестках дорог и звериных троп
Дышали и пили и плакали и любили
Однажды я был очевидцем весны
что длилась мгновенье
И больше оно не вернулось - долгие годы прождал я напрасно
Хотя говорят, что смерть - это то же мгновенье весны
Но так говорят живые
весна 2000
Шорох опавших листьев вызывает грусть. Нельзя начинать с проходной фразы. Начинать нужно как-то иначе. Хотя бы: опавшие листья меня смешат. Или: не было никаких опавших листьев. Лучше вообще не про листья. Про листья уже писали. Но мне нужно про листья, именно опавшие. А опавшие листья шуршат - это непроложный факт. Их шорох вызывает вовсе не смех, он вызывает грусть. Поэтому я пишу:
Опавшие листья вызывают грусть.
Когда они шуршат под ногами.
Когда они цвета охры - золотистой и светлой.
Когда они английского красного цвета,
шахназаровского красного цвета,
сурпуховского красного цвета.
И еще кудиновские коричневые
и хотьковские коричневые.
И когда они почти уже сгнившие -
цвета сиены и жженой умбры.
А ветви голые деревьев цвета сепии.
Ну, почти голые - два-три листочка
цвета кадмия желтого и кадмия лимонного
с примесью окиси хрома
все же парят в воздухе.
В воздухе бледном цвета выбеленного кобальта.
Это такое небо осени. Его слишком много. Оно опускается почти до земли. И под его бледной тяжестью падают листья. И только ветви деревьев стоят голые. Ну, почти голые - два-три листочка все же парят.
Можно было бы написать: листья падают как дни отлетевшие. Но я не пишу аллегорий, я не пишу про дни, я пишу про листья. Как они падают, будто во сне. Как они скапливаются на земле в большие кучи. Как они шуршат под ветром.
На тропе опавших листьев ворох.
В тишине опавших листьев шорох.
Это похоже на долгий протяжный сон.
Это похоже на долгий протяжный стон
одиного волка, бредущего по брюхо в опавших листьях. У волка глаза цвета осеннего неба. Волк воет на Луну, Луну девятую, Луну умирающую. Он ставит лапу и она проваливается, листья пружинят под лапой. Кто этот волк? Откуда пришел? И куда идет?
2000
Это стихотворение можно прочитать двумя способами:
ВАЛТОРНА:
Торнадо Долин...
Линза Заката...
Каталог Логоса...
Осада Дали...
Личина Чинары...
Рыба Базара...
Зараза-Загар...
Гарант-Антипод...
и Подвал !
ТОРНАДО:
Долин Линза...
Заката Каталог...
Логоса Осада...
Дали Личина...
Чинары Рыба...
Базара Зараза...
Загар-Гарант...
Антипод и Подвал...
Валторна!
2000
Сначала это стихотворение я написал к вечеру Клуба "Подвал #1", который так и назывался "След улетевшего". Потом это стихотворение вошло в "Песни Перемен" как песня гексаграммы #62, которая называется "Сяо го" - "Переразвитие малого" или "Малая переправа".
След улетевшего медленно тающий
Тень промелькнувшего не поспевающая
Эхо звучавшего долго смолкающий
Это дни золотые я назову - улетевшие
Это лица любимых я назову - промелькнувшие
Это друзей голоса назову - отзвучавшие
Вот художник рисует картину - это следы, следы
Вот поэт сочиняет стихи - это тени, тени
Музыкант ударяет по струнам - эхо, эхо
Вот идет человек и скрывается за поворотом
- это жизнь, жизнь
2001
Посвящения завсегдатаям Клуба "Подвал #1"
Александру Белугину
Александр Белугин - начальник над всей живописью.
Он - в засаде с примкнутою острою кистью.
Как увидит какой-нибудь женственный торс,
Он в атаку идет как какой-нибудь Щорс.
Как увидит какой-нибудь девушки личико,
Он напишет ее непременно без лифчика.
И ползут по стене, поднимаясь все выше и выше
Руки, ноги, и лица, и груди, собою колыша.
Александр Белугин на это внимания - ноль.
Он земли и небес изучает и сахар и соль.
И дымятся и пенятся краски в котлах и ретортах.
Уплывает художник в космические натюрморты.
И кружатся миры словно месяцы календаря.
И кружится Белугин как обруч в руках блондаря.
У того бондаря на Белугина хитрый прикид:
Он его бережет, он ему по ночам говорит:
"От сумы и тюрьмы убежишь, не доедешь до лесоповала,
Александр Белугин - начальник и житель Подвала".
2001
Дмитрию Авалиани
Авалиани - ведущий сотрудник поэзии,
Через шипов заостренные лезвия,
Через терновник ведущий построчно,
По-над великой, могучей и сточной
Канавой русского языка,
И других языков при случае
и до кучи,
Чтобы не было скучно.
Через терновник ведущий и через розарий,
Ошеломляющий запахом роз и азалий.
Куда же, куда он ведет борозду?
Наверное, видит на небе звезду.
Он видит на небе двойную звезду.
И в каждой звезде отражаясь, звезда
Ему говорит: "Ты ведешь не туда!"
Но курс не меняет упрямый ведущий -
То в адову бездну, то в райские кущи.
И звезды, смирившись, иначе сияли.
И мы наблюдали эффекты слияний,
И возлияний,
И чудо рождения "авалианий"!
2001
Вилли Мельникову
Вилли Мельников - старший служитель искусства.
Он вызывает крылатые чувства.
И, создавая хвостатые мысли,
Он применяет мохнатые числа.
Монстры и чудища ищут известности
Под куполом храма изящной словесности.
И каждый засунуть тайком норовит
Под стены и башни его динамит.
Жрецы в одеяниях древних и пыльных
Кадилом махают на них изобильно,
И скрыться скорее спешат, семеня,
И шепчут в усы: "Чур меня! Чур меня!"
А Вилли Мельников
Забрался на мельницу.
А Мельников Вилли
Укрылся на вилле.
И там в тишине алхимической
Он делает опыт языческий,
Собравши большое количество
Бродячих, бездомных, юродивых слов
Из наших еще не приснившихся снов.
Чтоб птицы, и скалы, и звери в лесах,
И рыбы, и трубы, и мы в городах
Запели бы песню на всех языках.
Чтоб песня с небес нависала над пашней
Обратной как сон вавилонскою башней.
2001
Гене Россошу
(сонет)
- Скажи-ка, друг мой, далеко ли
Уходишь ты в тяжелых валенках?
- Я ухожу по следу маленькой
Еще не окрыленной воли.
Чтоб уберечь ее от боли.
Смахнуть с лица ее печалинки.
И подарить цветочек аленький
С уже запекшеюся солью.
- Мой друг, печальный ждет конец
В стране заснеженных сердец
Такое хрупкое созданье.
Он молча не поверил мне.
Он слышал голос в тишине.
Он не сказал мне "до свиданья".
2001
Вере Сажиной
О Вере Сажиной
Легенды слажены
А может, сложены
Как в ножны вложен
Клинок таланта
Дамасской стали
И маской стали
Смех и печали
Мех на плечах
Лицо в вуали
В ладонях-птицах
Клинок лучится
И голос снится
И голод жить
А может, шить
Из тонкого ситца
Красивые фенечки
И разные венечки
А может, веночки
Те, что из ромашек
Надевают на голову
Чтобы волосы
По ветру струились
С севера на юг
И рождался звук
Которого не бывает
Который рождается
Живет и умирает
В тишине похожей
На острие клинка...
2001
Алексею Сухоручкину
Алексей Сухоручкин похож на сухого китайца.
Он не тот весельчак, кто в тяжелом своем животе
Носит счастье и благополучье на долгие годы
И летает на облаке без применения рук.
Алексей Сухоручкин недвижим, как старый бамбук.
Он живет как лежит на обочине камень.
Он не ходит в шелках, он рисует на шелке пейзаж.
И уходит в туманные дали и горные выси
по тропе, что пред ним возникает под чуткою кистью.
Он уходит, не зная, найдет ли обратной дороги.
Алексей Сухоручкин как тот пустотелый тростник,
на котором играют, собравшись на летний пикник
опьяневшие и потерявшие бдительность боги.
Алексей Сухоручкин сказал, что все это обманно,
мол, душой он стремится не в горы, а ближе к дивану.
И пошел, но настиг его Неба решительный свист.
И туманное Дао с угрозой сказало: "Вернись!"
И застыл Сухоручкин - художник, китаец, флейтист.
2001
Сергею Федину
(вообще-то, это не стихи, а проза, но все равно посвящение)
У Сергея Федина есть толстая тетрадь в клеточку. Каждый день он открывает тетрадь и записывает новое знание в очередную клеточку. Уже много клеточек заполнено, есть даже целиком заполненные страницы. Правда, смысл разбиения на страницы остается неясным. Одни считают его случайным, другие же полагают, что эта случайность глубоко продумана и тщательно расчислена. Когда все клеточки будут заполнены, в мире больше не останется тайн. Вместо того, чтобы ломать голову над какой-нибудь загадкой, достаточно будет найти соответствующую клеточку и прочитать ответ. Проблема лишь в том, как эту соответствующую клеточку найти. Для этого у Сергея Федина есть другая тетрадь - в линеечку. Но что в ней написано остается тайной. Разгадка этой тайны хранится в третьей тетради. Ее страницы никак не расчерчены. И на них ничего не написано. Они белые и только слегка пожелтевшие по краям. Сколько ни вглядывайся, ничего не увидишь. А Сергей Федин видит. И все, что видит, записывает в четвертую - черную тетрадь. Она вся испещрена записями так, что ни одного белого места не осталось - все страницы сплошь черные. Ничего понять нельзя, если не знать ключа. А тот ключ находится в пятой тетради. Здесь все страницы прозрачные так, что, когда читаешь, то читаешь всю тетрадь целиком. Текст очень короткий - всего три слова. А что они означают можно узнать только из шестой тетради. На ее обложке написано: "Сергей Федин. Черновик". А между обложками ничего нет, ни одной страницы. Только клубится туман первозданного хаоса и в нем что-то чуть-чуть просвечивает иногда. Поэтому самой главной оказывается седьмая тетрадь. Но о ней ничего неизвестно, даже то, существует она или нет. Конечно, разгадка этой тайны существует и Сергей Федин уже записал ее в соответствующую клеточку первой тетради. Но, чтобы узнать, в какую именно клеточку и на какой странице, нужно заглянуть в тетрадь в линеечку. А для этого потребуется третья, белая тетрадь. И так далее...
2001
Александру Кувшинову
(вообще-то, это не стихи, а проза, но все равно посвящение)
Акварели Александра Кувшинова - очень тонкие и мягкие. Если смотреть дальше, чем за пять метров, ничего не увидишь - так, белеется что-то. На фотографии картины не получаются - пленка засвечивается. Может никаких акварелей и нет вовсе - Александр Кувшинов показывает чистый лист и говорит: это - то-то. И мы видим то-то. А на самом деле - иллюзия и гипноз. Сам Александр Кувшинов против этой гипотезы решительно возражает. Он говорит: все наоборот - если картину видно с десяти метров, на ней ничего нет - так, наляпаны краски. А к моей акварели подойдите поближе, видите - то-то? И мы видим то-то. Может быть, и на самом деле то-то. Александр Кувшинов рисует пейзажи и цветы. И возникает вопрос: а существуют ли такие пейзажи? и растут ли в них такие цветы? Чтобы убедиться, нужно подойти совсем близко, лучше всего - войти внутрь картины. Тогда будет хорошо и ясно видно. Хотя снаружи, может быть, вообще ничего нет - чистый лист. Или есть, но что-то другое. Это еще Кант говорил: вещь в себе, конечно, как-то проявляется наружу, но только это явление никакого отношения к самой вещи не имеет. Александр Кувшинов рисует круг, а мы видим - квадрат. Внутри акварели - сосна, а снаружи - пальма. И это еще хорошо, а то ведь может получиться, что мы видим квадрат, а на самом деле - сосна. Но если уж входить в картину, то нужно в ней как следует осмотреться. Там, наверное, тоже есть дороги, дома, заборы, зрители и художники. Художники рисуют картины, которые снаружи как-то не очень видны. Дальше пяти метров ничего нет. Тогда нужно подойти ближе и войти внутрь. Там тоже свои пейзажи и в них растут цветы. А где-то между цветами бродят художники. И рисуют акварели. И так далее. Но тут не обязательно бесконечность получается. Может быть, круг замыкается и в какой-нибудь сто двадцать третьей картине художник рисует сто двадцать четвертую акварель. Зритель в нее глядит и видит наш реальный, реальный, реальный мир. Оттуда, изнутри, он ему кажется бледным и как бы несуществующим. Но зритель присматривается внимательнее и видит чьи-то склонившиеся головы. А это наши головы, когда мы смотрим в акварели Алексея Кувшинова, склонившись к ним поближе. Вот только непонятно: то ли мы кажемся изнутри бробдингнегами, склонившимися к маленькому окошку в маленький пейзажный мир, то ли, наоборот, - лилипутами, окружившими глаз зрителя и заглядывающими в его зрачок? А может, и вовсе - гуигнгнмами, по-нашему - лошадьми? Вот такой причудливый мир акварелей Александра Кувшинова. Это, если присматриваться.
2001
|
|