Больше всего на свете Дашка любила своего кота Сэма и… шоколад. Иногда шоколад она любила больше Сэма, понимала как это жестоко, и искренне страдала, переживая свою бог весть откуда взявшуюся испорченность. Постепенно зависимость от чего-нибудь вкусненького перешла и на другие продукты: хлеб, колбасы, сосиски, сметана, молоко, пряники, пирожные… . Всё шло в дело - принималось, пережёвывалось, глоталось, усваивалось. Такая зависимость, определённо, не могла не отразиться на фигуре. Добрые люди предупреждали Дашку, что у неё склонность к полноте и что ей нужно поумерить свои аппетиты. Дашка об этом и сама знала, но бороться с собой решительно не желала, понимая масштабность проблемы.
А друзья слегка подсмеивались над ней. Дашка не только не обижалась на них, но и сама иронизировала по поводу своего желания глотать всё подряд. « В прошлой жизни я была… крокодилам!» - пугала она подружек, широко открывая рот, дрожащей рукой отправляя в него огромные куски торта или чего-нибудь ещё. Подружки смеялись и, в то же время многозначительно переглядывались
В округе, где жила Дашка, её знали все продавцы сладостями, она знала их, но чаще всего покупала всевозможные конфетки у некоего старичка аксакала, как она его первоначально называла, до того доброго и непохожего на всех остальных, что пройти мимо него было выше её сил. К сожалению этот милый человек, со своим крохотным раскладным лоточком, не всегда появлялся у обочины дороги – силы были не те, да и лицензии на продажу, скорее всего, у него не было. Он был болен и каждое слово давалось ему с трудом. Когда он в первый раз увидал Дашку, усы его слега дёрнулись, он грустно улыбнулся и, укоризненно качая головой, вручая ей кулёчек с конфетами, просто сказал: «Халам-балам!» Это «халам-балам» потрясло Дашку до глубины души. Как можно было быть таким неразговорчивым и так много выразить всего в единственном слове! Она поняла одно: он её любит, желает ей приятного аппетита, но хочет, чтобы она меньше ела сладкого. «Халам-балам», сказал он ещё раз, и это уже звучало, как «до свидание». «Халам-балам»,- ответила Дашка и пошла себе восвояси, бесконечно довольная, что удалось так замечательно и содержательно поболтать с необыкновенным человеком.
Когда Дашка училась ещё в начальных классах, дети прозвали её "лепёшкой". Дашка, конечно, могла бы обидеться, но не обижалась, так как давала себе отчёт в том, что лепёшка всё же нечто гораздо меньшее по размерам, чем, скажем, батон, и уже этим была довольна. Одну её знакомую прозвали "буханкой". Разве это не ужасно? Лепёшка - ладно, а вот с буханкой она бы не смирилась.
Отказаться же от конфет и шоколада было выше её сил. "Броситься в прорубь в сорокаградусный мороз - пожалуйста, а жить без сладенького - никогда! - решительно заявляла она родственникам, уговаривающих её избавиться от вредной привычки.
Но был в её жизни и такое, когда Дашка, где-то около месяца, вообще не ела ничего сладкого, и, даже, с ужасом шарахалась от него. Пожалуй, об этом следует рассказать. Ей тогда было около трёх лет. После очередной порции (если бы порции!) съеденных в гостях пирожных и чего-то ещё, Дашки стало плохо – разболелся живот, и умная, если не сказать гениальная, бабушка, неожиданно даже для самой себя, так, между прочим, изрекла не менее гениальную тираду, которая в последствии принесла ей, не одну бессонную ночь.
- Ничего, ничего, кушай свои пирожные, жуй конфеты, клади по пять ложек сахара в чай, скоро ты, а это бывает, представляешь, вся станешь сахарная. Превратишься в шоколад, в пирожное, в конфеты.
- В батончики? - между прочим, совсем не испугавшись, то ли спросила, то ли констатировала Дашка.
- В батончики, в батончики! – чувствуя своё бессилие, беспомощно злилась бабушка. Что делать с этой девчонкой она не знала.
- Значит я буду сладкая, вкусная, и меня все будут любить, – сама с собой, уже не глядя на бабушку рассуждала Дашка. Она, вдруг сорвалась с места, и, сломя голову помчалась к шкафу за чем-нибудь сладеньким. В доме жили женщины, и в шкафу всегда что-то было.
- Тубе нельзя! – голосом римского трибуна крикнула бабушка и, обнаруживая не по летам, невесть откуда взявшуюся прыть, как на амбразуру бросилась в промежуток между Дашкой и злополучным шкафом. – Неужели ты не понимаешь, что может случиться! Ты превратишься в шоколад и тебя обязательно… - бабушка сделала паузу, - … съедят!
- Съедят?.. – Дашка почувствовала неладное и, уже в свою очередь, растерялась.
- Хорошо, если тебя съест кто-нибудь из детей, Вовка, например , из соседнего подъезда, - продолжала напирать бабушка, чувствуя Дашкину растерянность. -
Но ведь тебя могут съесть тараканы. А если не съедят, через несколько месяцев ты рано или поздно всё равно испортишься, и тебя придётся выбросить на мусорку, а там уж точно съедят, можешь не сомневаться, - говорила бабушка с убедительностью человека, не раз бывавшего свидетелем подобных случаев. Отчаянье слышалось в её голосе. Интонация бабушки была искренней и начинала внушать доверие. Теперь Дашка точно знала, что с ней может произойти ещё и потому, что вспомнила про дядю Ваню.
- Меня съедят мухи! – тоном малолетнего пророка сказала Дашка.
- И мухи, и мураши, и комары, - продолжала наступать бабушка с видом боксёра профессионала, добивавшего ослабевшего противника.
Дашка снова вспомнила дядю Ваню. Дядя Ваня был маминым двоюродным братом
- Бедный дядя Ваня, - сказала Дашка.
- При чём тут дядя Ваня? – удивилась бабушка и развела руками.
Дашка-то знала во что может превратиться Дядя Ваня. Лицо его уже заплыло жиром.. Когда он будет большим, нет, огромным куском розового сала, его, наверно порежут на маленькие кусочки и подадут к столу. Наверняка дядю Ваню съедят не только родственники, но и соседи. А если до него доберутся мыши!.. Дашки стало не по себе. Пример Дяди Вани решительно придал доводам бабушки ещё большую убедительность. Неужели и с ней может приключиться подобная история!
«Как я многого не знаю. Я даже не знаю откуда берутся дети!», - думала она. Мир полон тайн и пугающе интересен.
Перспектива быть съеденным кем бы то ни было не устраивала Дашку и она решила в корне менять своё отношение к жизни. Результаты не замедлили сказаться: в чай она перестала вообще класть сахар, а на конфеты и прочие сладости даже не смотрела. Бабушка торжествовала. О её педагогических успехов вскоре прослышали соседи, и тут же стали советоваться с ней по поводу воспитания своих отпрысков: внуков и детей. Самолюбие бабушки было польщено, и она чувствовала себя по меньшей мере великим Песталоцци.
Через некоторое время все заметили неладное – Дашка вообще прекратила есть. Так, поковыряется чуть-чуть в тарелке и отставит её. Бабушка сразу поняла в чём дело, и прежнее победоносное настроение сменилось отчаяньем, переходящим в депрессию.
Дашка оказалась не лёгким ребёнком. Победа над ней не могла даться легко. Она с фанатичной увлечённостью делала то, что делала: сперва ела за троих, а теперь вовсе перестала есть.
Бабушка забила тревогу. С той же, если не с большей, настойчивостью и изобретательностью она пыталась вернуть внучку в прежнее состояние, в глубине души признавая свою полную педагогическую несостоятельность, уже и не сознавая, что предпринять.
- Милая, дорогая, любимая моя девочка, Дашенька, прости меня старую дуру! Ешь, сколько хочешь и чего хочешь! Ты не в кого не превратишься! Я это выдумала… Боялась, что ты заболеешь. Знаешь, я и сама ужасно люблю конфеты. В детстве я их ела – не сосчитать! – В подтверждение сказанного она положила в рот огромную конфету и демонстративно, смешно кривляясь, стала энергично жевать её.
Ничего не помогало. Дашка упорно гнула свою линию и сторонилась еды. Определённо, нужны были кардинальные средства, и находчивая бабушка придумала. Правда, уже без надежды на успех, она привела домой знаменитого дядю Ваню, который, по расчётам Дашки и согласно известной теории, давно должен был превратиться в сало или на худой конец в кабанчика. Дядя Ваня, к счастью, в сало не превратился. Он стоял перед ней живой и невредимый, более того, весело ей улыбался и протягивал большую жирную плитку какого-то особенного английского шоколада. Естественно Дашка от шоколада отказалась, но зато не могла отвести глаз от лица своего большого, жизнерадостного родственника. Дядя Ваня ей нравился. Она дотронулась до него и с удовольствием убедилась, что руки и ноги настоящие. То, что должно было быть салом, шутило, ходило, смеялось, и вообще очень хорошо относилось к Дашке. Абсурдность её сумасшедшей идеи, что люди могут превращаться в еду, стала очевидной.
Потом началась трапеза. Бабушка подала огромный поднос с пельменями. Дядя Ваня с нетерпением пододвинул его к себе и стал, обжигаясь, цеплять серебряной вилочкой горячие симпатичные пельмешки – охая, ахая и не только от удовольствия. Он даже улыбался пельменям! Видно было, как он их любит от всей души. Такой страсти к еде Дашка ещё никогда и не у кого не видела. Дядя Ваня ел и горячим, как пельмешки, взглядом призывал Дашку к тому же. Устоять было невозможно. Она и не устояла. Буквально через минуту Дашка делала то же, что и дядя Ваня – ела пельмени. Бабушкиному счастью не было предела; она чуть не описалась от радости. Через несколько минут поднос был пуст, и все победоносно крикнули: «Ура!..». Мама пришла вечером с работы, узнала о случившемся и вздохнула с облегчением: «Наконец-то».
Как принято писать в романах, с тех пор много воды утекло. Дашке пятнадцать лет и она хороша собой, но по мнению, что называется, судей решительных и строгих несколько тяжеловата для своего возраста. А тут ещё и первая любовь, гори она синим пламенем. Первая любовь почти всегда безответная. Но Дашка об этом не знала и поэтому очень страдала.
Вначале они просто дружили (вначале все просто дружат). Потом отношения стали складываться, а после второго или третьего поцелуя он ушёл к Ирке. Может быть вы видали кого-нибудь от кого никто никогда не уходил? Я – нет. Но Дашка и об этом не знала – молодо зелено. «Не надо было с ним целоваться», - с упрёком сказала она себе, но было уже поздно. На самом деле причина заключалась в другом и она об этом догадыва-лась. Однажды он попытался её поднять - и не смог. Слабые люди не прощают другим своей слабости. Ирка худенькая; её-то он поднимет в два счёта. А кто его просил поднимать её!? Но разве разберёшь этих пацанов. Сначала они готовы пойти на всё, а потом пасуют.
Одним словом история её любви, достойная мыльной оперы, закончилась трагически. Дашка страдала, а страдания, как известно, если не убивают, то закаляют хрупкие девичьи сердца, воспитывают волю и делают умного человека ещё умнее.
Как человек не глупый, наконец, она решила посмотреть на себя со стороны. Потратив на это примерно весь июнь, Дашка поняла: огородное пугало столетней давности, на которое обращают внимание разве что воробьи, мало чем от неё отличается. Короче говоря, нужно худеть и как можно скорее! Легко сказка сказывается, трудно делается. Необходимо было подбодрить себя.
- Пора становиться дамой, -разговаривала она с собой, - без этого – никуда!
Во-первых, я чертовски хороша, во-вторых, я чертовски хороша и в третьих, я тоже чертовски… есть ещё и в четвёртых: не стоит доводить свои мысли до абсурда. Абсурдные мысли приводят к большим переживаниям. Шестым чувством она понимала, что находится на правильном пути. Нужно было о себе позаботиться. Бабушка умерла, у мамы своя жизнь. В сорок лет ей вдруг позарез понадобился мужчина. Знакомые удружили и привели в дом какого-то пьяного попугая. Свели, как… но лучше промолчим. От него пахло водкой, табаком, и ещё чем-то, от чего, казалось, даже стены морщились. В тот же день он остался ночевать у мамы, и в ближайшие несколько лет уже не уходил. Это был хитрый, молчаливый, подверженный депрессии человек. К тому же у него имелись беременная жена и ребёнок, но ему захотелось спокойной жизни на стороне. Обычно он или молчал или ругался. Мат не сходил с его языка, но мама потеряла голову от любви. Неизвестно почему, он постоянно кашлял. Всё что можно и чего нельзя он, буквально, обкашлял в квартире. Особенно маму. Этот кашель до сих пор стоит в Дашкиных ушах. Он ненавидел Дашку, а Дашку, в свою очередь, тошнило от него, но когда, вдобавок ко всему, и его родственники стали наведываться в гости и неделями гостить у них, жизнь её превратилась в ад. Дашка должна была прислуживать и им. В результате в школе возникли проблемы.
А с каким остервенением они грызли семечки. Везде и всюду они грызли их - удобно расположившись подле телевизора, в постели, на кухне и, главное, вместе, на пару, мама и он. Видеть это было невозможно. Совершенно разные люди вдруг становились поразительно похожи. От напряженной работы челюстей в их глазах появлялось ожесточённое упорство и… пустота. Эта безысходная пустота убивала её. По всей квартире, как символы их порочного сожительства, можно было увидеть большие и маленькие кучки подсолнечной шелухи. Она же, Дашка, должна была прибирать за ними, мыть посуду и делать большую часть чёрной работы в доме, особенно, когда мама пропадала с «любимым» в дальней комнате на весь день. До Дашки никому не было дела. И потому она научилась заботиться о себе сама и принимать решение, давать отпор , каждому в отдельности и всем вместе. Это очень важно не бояться проблем, давать отпор кому следует и принимать решения.
И вот, думая и рассуждая сама с собой, исходив крохотную комнатку из угла в угол и проделав не один километр вокруг дома, Дашка пришла к единственно правильному умозаключению: надо худеть! Главное сделать выводы; затем последуют действия. Есть только один способ сбросить вес – меньше есть. Но если Дашка пропускала завтрак, в обед она умудрялась съесть пищу по калорийности вдвое превышающую обычную порцию. А если пропускала обед, ужин был ровно на столько же больше, насколько ей удалось лишить себя обеда, и так далее. Разве тут похудеешь. Такое воздержание от пищи скорее прибавляло килограммы. Нужна была система. И Дашка поняла (всегда ей приходится всё понимать и до всего догадываться самой): требуется помощь со стороны. Она стала просматривать газеты с объявлениями. Предложений и чудодейственных способов избавиться от лишнего веса было море, если не океан, но они были смехотворно комичные , напыщенно придурковатые и даже идиотские: « Только я и только у меня вы сумеете обрести нужные формы!», « Двадцать килограмм за неделю», «Хотите похудеть? Я жду вас, люди!» и так далее, в том же духе.
Но однажды в город приехал знаменитый гипнотизер. Дашка случайно узнала о нем из разговора двух женщин в автобусе. Женщины были в восторге от гипнотизера и её, Дашкино сердечко, учащенно забилось: может он ей поможет? Что-то подсказывало – поможет.
На другой день она уже сидела в приемной у столичной знаменитости.
- Просили не занимать, - сказала ей женщина лет сорока в черном костюме, пытаясь виноватой улыбкой как-то смягчить смысловую категоричность сказанного.
Даже ленточка в ее волосах была черной. « Траур», - подумала Дашка и тоже виновато улыбнулась даме, продолжая сидеть и стараясь дышать как можно тише, чтобы не побеспокоить могильного безмолвия женщины. Черный цвет вызывал в ней почтенье и трепет. Когда она вырастет, вернее, когда у нее будут деньги, она обязательно купит себе, если не черное, то очень темное, темное, претёмное платье. Может быть, тогда и ее будут уважать.
- Я все же подожду. Можно? – спросила Дашка
- Да-да, конечно. Вообще-то сегодня последний день приема. Он завтра уезжает. - Женщина опять улыбнулась, но уже не виновато, а грустно, словно это она была причиной внезапного отъезда гипнотизера.
- Как жалко, - сказала Дашка, - мне так необходимо к нему попасть.
Женщина на нее посмотрела, но промолчала. Что тут скажешь - всем необходимо к нему попасть. А он не резиновый – думала она. Это было неудачное сравнение, и нервная женщина сморщилась, словно её укусила пчела. Потом взор ее стал как-то блуждать по всей комнате и, прилипнув к правому углу потолка, остекленел. С ней творилось что-то неладное. Дашка забеспокоилась, и только когда женщину пригласили в кабинет, с облегчением вздохнула. Прошло еще где-то сорок минут, прежде чем дверь открылась, и женщина в черном вышла из кабинета. Она снова улыбнулась Дашке, но эта улыбка была уже совсем другой, теперь улыбались не только губы, но и глаза. Потом женщина ушла, и стало ещё хуже: наступила умопомрачительная тишина. Прошло ещё какое-то время, прежде чем Дашке стало казаться, что его больше нет за наглухо закрытыми и сработанными под дуб дверьми кабинета. Стран-ные люди по странному и исчезают. Он еще не принял ее, а она уже была в трансе. Глаза закрывались сами. И вдруг ее обдало запахом приятного мужского одеколона – мимо кто-то прошел. Она открыла глаза - он уже почти выходил на улицу. Сердце ее екнуло - пусть уходит. Но что это? Он повернулся и пошел обратно. Дашка сидела не жива не мертва от страха, опустив голову. У нее было ощущение, что ее вот-вот казнят. Он стоял перед ней. Не чувствуя ног, она тоже поднялась, и теперь они вдвоем стояли друг против друга. Страшнее всего было заглянуть в его глаза. А вдруг он узнает все её мысли? Но магнит уже действовал и Дашка подняла голову… Их глаза встретились. Дашка утонула в его взоре, как камень, неудачно пущенный по воде. И вдруг негромко, но предельно внятно и достаточно строго он сказал – « Не жрать!». Повернулся и ушел.
Дашка долго еще сидела как пригвожденная к своему месту.
« Не жрать!» глубоко засело у нее в подсознании. Дашка вспоминала его глаза маленькие, но удивительно сильные, лучистые, особенные. Их ей сроду не забыть.
А есть все- же хотелось . Она то и дело бегала к холодильнику за чем-нибудь. Это беспокоило ее. В голове стояло набатом: « Не жрать!» , а она … Тут ей вспомнилась бабушка. Бабуля почти всегда находила выход из безвыходных ситуаций. Гениальные идеи так и сыпались на ее седую голову. Бедная бабушка, она обязательно что-нибудь придумала бы . А чего стоит история с шоколадом! Боже, как здорово! Теперь она знала, что делать. Большими буквами на листе бумаги Дашка написала: « Не жрать!» Это была находка. Оставалось найти достойное место для волшебного листка. Решение пришло неожиданно – в холодильник. Холодильник был слабым пунктом её характера. Поэтому только там ему и надлежало быть. С этого дня дела пошли как по маслу.
После того, как Дашка получила диплом за девять классов, она много рисовала, занималась, прочитала уйму книг. Особенно ей понравился «Женский портрет» Генри Джеймса. Книга трудная, но интересная. А в августе Дашка благополучно сдала экзамены в художественное училище. В какой-то степени сбылась мечта. Жизнь стала обретать смысл и даже приносить удовольствие. Главное же удовольствие, состояло в преодолении трудностей. Говорят, для этого нужна воля. Просто нужно делать то, чего хочет душа.
Всё лето Дашка старалась не смотреть в зеркало – зачем расстраиваться. Но ближе к сентябрю стала замечать на себе любопытные взгляды мужчин, и не только молодых. Сильная половина человечества, как по команде вдруг обратила на неё своё благосклонное внимание. Неожиданно всем захотелось иметь с ней дело: разговаривать, улыбаться, шутить. Машины останавливались только так. Мужчины предлагали ей свои услуги. Даже женщины придирчиво и с завистью разглядывали её с ног до головы. И Дашка поняла – что-то произошло. Вечером она сама уже с интересом разглядывала себя в зеркале. Более всего её поразили мягкие, грациозные движения той, которая, как считалось, являлась её изображением. Она себя не узнавала, но это была она, и в это хотелось верить.
- Неужели это я! – думала она, любуясь собой. Выходило, что да и она подпрыгнула от удовольствия. – Получилось!..
Чудо произошло – золушка превратилась в принцессу. Что делает время и терпение? Время –категория вечная, а терпение – человеческая. В сочетании могут получиться потрясающие результаты!
На другой день, точнее вечером Дашка, тщательно приведя себя в порядок, ровно в девять часов вечера была уже там, где давно не была и где не могла не быть теперь – на дискотеке Прежние знакомые тут же обратили на неё внимание, но не узнали. Это было потешно наблюдать. А самое смешное заключалась в том, что Ирка сильно пополнела. В природе, видимо, действительно, ничто не исчезает бесследно. «Неужели мои килограммы перешли к ней?» - подумала Дашка. Потом она танцевала и вволю повеселилась. Девчонки косились на неё, мальчишки смотрели с восхищением, переглядывались и почёсывали затылки. А через полчаса ей всё надоело, она махнула рукой остававшемся и пошла домой. И тут кто-то сказал:
- Дашка!.. - Умный мальчик.
Дашка повернулась и ещё раз махнула всем рукой.
Ирка чуть не упала от неожиданности. Остальные остолбенели. Триумф удался на славу –
можно было расслабиться.
Вдруг она увидала своего аксакала, знаменитого «Халам-балам», продавца сладостями. Он очень похудел. Около двух месяцев он вообще не появлялся на улице и вот стоял как ни в чём не бывало и торговал своим… шербетом. Дашка улыбалась ему, как хорошему знакомому, а он… он её не узнавал. Тогда Дашка тихо сказала: - Халам-балам.
Вдруг он узнал её, но не мог поверить своим глазам. Потом лицо его вспыхнуло от радости. Он плакал. Дашка не удержалась и поцеловала его.
- Всё хорошо, - сказала она.
- Всё хо-о-ро-о-шо, - сильно заикаясь отозвался он. Эта была вторая фраза, которую он освоил за последнее время, и которую она от него слышала.
В ноябре его уже не будет в живых, но пока об этом ведомо только Богу.
- До свидание, Халам-балам, - попрощалась с ним Дашка и, улыбаясь каким-то только ей ведомым мыслям, пошла, нет, почти побежала домой. Из правого глаза выкатилась крупная слезинка, потом другая – из правого. Она постаралась сдержаться - нечего себя распускать. Не получилось. Дашка спешила домой и тихо шёптала про себя:
- Халам-балам, всё хорошо! Всё…
Напечатано в газете "Вечерний Ташкент" 16.08.04
|
|