«Ах, если бы никогда не всходило больше солнце и не роняло бы в сердца своей жизнерадостной лжи!»
Г.Майринк «Голем»
I.
День угасает. Я смотрю ему во след:
Слепящий жар полуденного солнца
Растаял, словно блеск во тьме колодца,
Нечаянно оброненных монет.
День угасает. По стеклу окна
Я провожу уставшею рукою.
- Прощай, я не пойду с тобою,
Меня ждет холод, мрак и тишина.
Меня ждут тени, шорохи и скрипы,
И ледяные пальцы сквозняков,
И чьи-то стоны, вздохи, всхлипы,
И жуткий звук крадущихся шагов…
И я сливаюсь с душной тишиной,
Оставив жизнь и солнце за кормой.
II.
Передо мной раскрытые страницы -
Бумаги тонкой белизна,
Как снег, что вьюга намела,
Как призраков безжизненные лица.
Передо мной бесформенный урод
Зачатый в лунном трепетном сияньи
Среди теней, мечты, воспоминаний,
В холодном чреве Ахеронтских вод,
Не в миг любви и не в порыве страсти.
Но что-то было… я не помню что…
Когда реальность колется на части
И демон сна стучит в мое окно,
Я ощущаю на какое-то мгновенье
Как бьется подо мною вдохновенье.
III.
Что это было? Клочья сновидений,
Как отголоски чьих-то голосов?
А может, монотонный бой часов
Сквозь сумрак ядовитых испарений?
Что это было? И в каком краю?
За гранью разума и океанами пространства,
Где дух, уставший от мытарства,
Уснул у бездны на краю –
Бездонной ямы ледяной Вселенной…
Но так ли далеко уводит нас
Перо в руке, от скуки ленной
Скребущее бумагу битый час,
Колдуя под покровом тишины -
Нанизывая буквы на мечты?
IV.
Мне говорили, но я их не слышал:
- Все это чушь и сумасшедший бред,
Не стоящий и горсточки монет,
Достоинством в копейку, и не выше, -
Мне говорили. – Будь самим собой.
Зачем тебе иллюзия и сказка,
Глаза скрывающая черная повязка,
Преграда между жизнью и тобой.
Мир здесь, желанный и счастливый!..
Но я молчал, не зная, что сказать,
Храня мечту, беспомощный и лживый,
Не уставая к сердцу прижимать
Клочки листов исписанных пером,
Которые знакомы с волшебством.
V.
И снова, запираясь от людей,
Непонятый, уставший, одинокий,
Смотрю в колодец темный и глубокий,
Колодец сердца и души своей.
И снова, не нуждаясь в снисхожденьи
Я открываю тайные врата
Туда, куда зовет меня мечта,
Туда, куда зовет воображенье,
Где правит бал любовь и красота,
Где блеск в глазах напоминает звезды,
Где память будет стерта без следа,
И все окажется так сложно и так просто,
Когда услышу, наконец, свирели
Страны Увядших Асфоделий.
VI.
Вам не понять, спешащие в метро
И там читающие глупые газеты,
Какие может открывать секреты
Отточенное острое перо.
Вам не понять какие дали
Я видел под покровом темноты,
Какие дерзкие пьянящие мечты
В иных мирах мне открывали
Безликие творцы сказаний,
Легенд и мифов. И внимая им,
Я чувствовал, что дух исканий,
Как легкокрылый серафим,
Ниспослан мне Властителями снов,
Дабы избавить сердце от оков.
VII.
Там грусть сентябрьской прохлады
И моросящих призрачных дождей,
Чреда ленивых сонных дней
Под покрывалом листопадов…
Там строки, рифмы и слова
Врачуют душу волшебством стихотворений,
Смущая ум бесстыдством откровений…
О чем не скажет влажная трава,
Что утаит тепло измятых покрывал,
Свечной огарок, серп за облаками…
Все то, о чем когда-то я мечтал,
Когда был юн и бредил кораблями
Бегущими по призрачным волнам,
Доверив жизнь лишь белым парусам.
VIII.
Как часто, доверяя лишь виденьям,
Я спотыкался о бетонный тротуар
В той части жизни, где течет пожар
Неоновых витрин и вечного движенья
По лентам змеевидных автотрасс.
Где надо быть как все или героем,
Чтобы не стать уродом и изгоем,
Порочащим единство серых масс
Своим пером, опущенным в чернила.
Но мне как раз такая жизнь мила,
И тьма полночная прельстила,
Что, вынув душу, к звездам унесла…
Хотя б на миг, секунду, на мгновенье
Мой мир до края будет полон вдохновеньем.
IX.
А вы все продолжаете смеяться
И пальцем у виска крутить,
Вам проще ненавидеть, чем любить,
Вам вечно суждено бояться
Того, чего не в силах вы понять:
Фрагменты снов, узоры на окне
И шепот ночи в вязкой тишине,
Тот самый, что умеет окрылять
Мечты, стремящиеся дальше,
Чем позволяет этот мир
Законов, разума и фальши…
Он словно жаждущий вампир
Сосет тепло из ваших вен
В тени холодных серых стен.
X.
Но скоро полночь… На балкон
Я выхожу вдохнуть свободы,
Тьма - Стикса призрачные воды
И я в тех водах погребен…
Вдали от будней суеты,
От слов пустых и безразличных,
Картин безликих и привычных,
И лиц, утративших черты.
Наедине с самим собой,
Своими мыслями и снами,
Со звездами и бледною луной,
Сокрытой за ночными облаками…
Кто разглядел во мраке красоту,
Тот знает точно, где искать мечту.
XI.
Не за витриной модных “бутиков”,
Не за стеною фешенебельных отелей,
В табачном смоге дорогих борделей
Вам не сорвать с себя оков
Гнилого будничного мира.
Где блеск янтарный, золотой
Манит своею красотой,
Как страстный поцелуй вампира.
Увы, там не отыщется мечта,
Ведь вещи – лишь обычные предметы,
В них есть земная красота,
А вот небесной красоты в них нету.
Нельзя, увы, назвать мечтой,
Что можно ощутить рукой.
XII.
Но под покровом темноты,
Где обитают привиденья
И нет земного притяженья,
Где распускаются цветы
Каких не сыщешь в целом свете,
Хоть весь его ты обойди;
Где нет ни направленья, ни пути,
Где, крикни – эхо лишь ответит;
И белым саваном туман
Закутает, как в одеяло, душу,
И дивных снов прольет обман
На разум ночь, как в ветреную стужу,
Когда не знаешь, мертв ты или спишь,
Когда к мечте ты воспаришь…
XIII.
Или сорвешься в бездну ледяную,
В объятья холода безыменных могил,
Где все, чем ты когда-то жил
Покажет сторону другую.
Иную сущность дел и слов,
Измен, надежд и устремлений,
Причин спонтанных побуждений,
И истину тревожных снов.
И там, безумьем поглощенный,
Ты навсегда утратишь лик,
С которым, женщиной рожденный,
Смотреться в зеркало привык…
Из вязкой тьмы холодный взор,
И страшный на челе узор…
XIV.
Какие чувства жгут тебя?
Животный страх и отвращенье,
Руки неверное движенье -
Закрыть свой образ от себя.
Но, вот беда, рука ли это? -
С блестящей влажной чешуей
И перепончатой клешней
Зловещего болотистого цвета…
Там, где теперь душа твоя,
Нет места телу человека.
Ему не вынести огня
Испепеляющего снега,
И лунных призрачных лучей,
Земного солнца горячей.
XV.
Теперь иди, ты в этом самом мире,
Где страх и боль расскажут о любви,
Где руны слов испачканы в крови
Тех, кто растаял в утреннем эфире.
А ведь они могли бы быть с тобой,
Быть где-то рядом, если б захотели
Услышать, как зовут свирели
Расстаться с твердою землей.
Ты здесь один за занавесом мрака,
Как был один при ярком свете дня,
Но здесь тоски голодная собака,
Не смеет даже гавкнуть на тебя.
Тоска и скука, растворяясь в сновиденьях,
Дают божественный напиток вдохновенья.
XVI.
Здесь нет времен, секунды – годы,
Здесь цвет – ненужная деталь,
И реализм и пастораль
Лишь масти карточной колоды.
И суть вещей, событий, ощущений
Не отыскать за пеленою снов,
Равнина асфоделевых лугов –
Мир бледных призрачных видений.
Здесь славно пишутся стихи,
Рифмуются изящно строки,
Свет добродетельной тоски
И черной радости пороки,
За занавесом мрака и тумана
Не будет лицемерного обмана.
XVII.
А будет то, что ты когда-то знал,
О чем мечтал безлунными ночами,
То, что звало иными голосами
Откинуть тяжесть ватных одеял,
Одеться и, крадучись, тише мыши,
Покинуть дом с уютной тишиной.
И по тропе протоптанной мечтой
Пойти туда, где небо вместо крыши -
Лампады звезд и силуэты облаков.
И стены древ, увитые тенями,
Вокруг оград и скромных бугорков
С безмолвными холодными крестами.
И в этой растворенной тишине
Есть что-то, что бывает лишь во сне.
XVIII.
Приметы смерти, мрак и тишина,
Пульс мрачной замогильной тайны,
И дух ее, удушливый печальный,
И суть ее – седая пелена,
Туман, клубящийся, холодный,
Живой и мертвый. Где-то там,
Проложен путь к другим мирам
Равниной жуткой и бесплодной…
И память бережно хранит
В своем фарфоровом сосуде
Немую неподвижность плит
Над тем, чего уже не будет.
И в этом-то и скрыт секрет:
Все, что прошло, того уж нет.
XIX.
Есть только сны, мечты и мрак,
И колдовство алхимика-поэта,
Он знает, как смешать все это,
И выпить залпом натощак,
Глаза зажмурив и вскричав от боли…
Но боль – лишь признак новизны
Чувств, что светлее белизны
Листа бумаги, снега или соли.
Нет, ты не сможешь описать
Пером, опущенным в чернила,
Как сны способны окрылять
Мечту, истратившую силы,
И как прекрасны асфоделы
Там, где кончаются пределы.
XX.
Не отыскать ни логики, ни смысла
В стихах поэта, если только он
Ступив одной ногой в Талларион,
Уйти туда навеки не решился,
Боясь утратить свет земного бытия.
Он так и будет здесь, между мирами
За тенью бегать темными ночами.
И блеск янтарный солнечного дня
Не вызовет в нем радости беспечной,
А только темную бездонную печаль…
Жизнь никогда мне не казалась вечной,
Жизнь без мечты – тоскливая мораль,
Вот так между мечтой и жизнью я
Чего-то жду… Но ждет ли что меня?
XXI.
Конечно, я всего лишь - человек,
А человек не в силах оторваться
От мира, где он вынужден скитаться
Слепым котенком свой недолгий век.
Искать, хотя исканья глупы,
Желать, хотя желания пусты,
И от отчаянья и тающей мечты
Кричать, не размыкая губы…
Кричать во тьму, там, где Гипнос
Ваяет бледные фигуры сновидений,
Где нет ни радости, ни слез,
В мир иллюзорных наслаждений.
Наверно (это как смотреть),
Тот мир напоминает смерть…
XXII.
Но если б можно было рассказать
О том, что трудно выразить словами,
О том, как темными холодными ночами
Приходится с лица срывать
Свою бездушную тупую маску.
И окунув ладони в липкий мрак
Творить в пространстве жуткий знак –
Ключ от двери, ведущей в сказку,
Где нет ни принцев, ни принцесс,
Где нет докучливой морали,
И фея не творит чудес,
Следя за глупыми часами.
В том мире, что на кончике пера,
Война закончилась… зла и добра.
XXIII.
Лишь призраки на бранном поле
Чего-то ищут в лунной мгле
Где их тела гниют в земле,
Где воют души их от боли.
Но знают ли воздушные созданья
О чем их боль, и в чем секрет:
Когда внутри их жизни нет,
Но не мертвы воспоминанья.
И что-то мучит, и гнетет,
Куда-то тянет, причитая,
И умоляет, и зовет,
Но так, как будто бы играя,
Как будто не дает забыть,
Что никому не победить.
XXIV.
Теперь лишь только существа
Здесь бродят по лесам дремучим,
Да колдуны заклятья учат
Зловонные мешая вещества.
Теперь здесь лишь нетопыри
Взрезают крыльями пространство,
Пещер холодное убранство -
Убежище от утренней зари.
Там, только там, где сумрак тайны,
И странное вершиться волшебство,
Где бледный лик луны печальной
Уставшее врачует естество,
И душу мертвую из гроба поднимая,
Зовет дыханьем призрачного рая.
XXV.
Зовет меня… Но зов его все тише,
Как призрак тает в предрассветной мгле.
Моя мечта на ведьминой метле
Во след за ним уносится все выше,
Так, что ее уж не достать…
Сон делается чутким и тревожным,
И все, что было там возможным,
Здесь даже странно вспоминать.
И я не знаю, как мне быть,
Что делать с памятью своею,
Как сделать так, чтоб все забыть,
Иль воплотить, что не умею:
В словах и рифмах раствориться навсегда,
И не вернуться больше никогда…
XXVI.
Но ночь ушла, как женщина с которой
Предела наслаждений я достиг
Впервые в жизни, и всего на миг
Вдруг потеряв реальности опоры,
Отдавшись страсти и смятенью чувств.
Что ждет меня при этом лживом свете?
Холодный чай и черствый хлеб в пакете,
Да лицемерие – важнее всех искусств.
Дом и работа, пыль в оконных рамах,
Бродячие собаки у метро,
Безверие под куполами божьих храмов,
Картофель “фри” в прокуренном «Бисто»,
Бутылка пива да бульварный детектив,
Все дни, как песни на один мотив…
XXVII.
Мы так живем, как будто будем вечно
Тянуть и медлить, не спеша успеть,
Ждать и надеяться, терпеть,
И относиться к возрасту беспечно.
Мы так живем, и так мы будем жить,
Пока не примет нас к себе могила -
Постель, что смерть нам застелила,
Которая позволит нам забыть,
И поведет дорогой без кюветов,
Дорогой, не имеющей конца,
Туда, куда уходят за ответом
К подножью трона нашего Творца.
С рожденья мира до его кончины
Идет толпа холодной мертвечины…
XXVIII.
И это все, что можно отыскать
В том мире, что отравлен светом,
Здесь ложь не призвана к ответу,
Чтобы жить, мы вынуждены лгать
Себе, друзьям, коллегам по работе,
Жене и детям, всем, кому не лень.
Ложь нас преследует как тень,
Мы в ней увязли как в болоте.
Но те, в чьем сердце вдохновенье
Питает кровь бальзамами мечты,
Те, кто нашел от лжи спасенье
За плотным занавесом темноты,
Лишь им плевать, на эту суету сует,
И на круженье обезумивших планет.
XXIX.
…Уйдя дорогой тайных откровений,
Без страха перед тьмою, окутавшею их,
Пером в руках поэта, рифмующего стих,
Они нашли Страну Увядших Асфоделий.
А я топчусь в дверях: не гость и не хозяин.
Мне хочется зайти, но надо ль заходить?
И страшно умирать, еще страшнее жить.
Я их хочу спросить, но отвечать нельзя им…
Прощай моя Мечта, я расстаюсь до ночи,
Любовница из сказки, и фея, и вампир…
Покуда может разум, покуда сердце хочет,
Я не смогу покинуть привычный этот мир.
Он сер и непригляден, уродлив и смешон,
Он как болезнь, которой я тоже заражен.
XXX.
Я тот, кто курит, чувствуя, как вреден никотин,
Я тот, кто пьет запоем, не в силах отказать
Себе в полете, зная – не может он летать,
Я – человек в толпе, но… чаще я – один.
Нередко улыбаясь, чтоб скрыть свою тоску,
Мне хочется поверить, но я не знаю как.
Не шибко умный с детства, но, в общем, не дурак,
Я не оставлю следа шагая по песку.
Отбросив прочь сомненья, я не спешу успеть,
И мне не жаль тех будней, что вылиты в окно...
Но на пороге ночи, когда так близко смерть,
Наверное, я счастлив, осознавая что
За занавесом мрака услышу я свирели,
Зовущие в Страну Увядших Асфоделий.
март, 2004 – август, 2005
|
|