Звоню позавчера Петрову на Луну, а его дома нет. Я в возмущении: если лунного Петрова нет дома, значит опять либо по кабакам ошивается, либо медитирует в кухне под потолком. Хуже если медитирует, тогда это надолго. У Петрова, знаете ли, там любимый уголок. Левый дальний, если от входа смотреть. Залезет туда, подлец, глаза зажмурит и в кому впадет. А чего ему в невесомости?! Я как-то раз, после того, как к Петрову в гости съездил, у себя на кухне такой фокус провернул. Два часа думал, как мне невесомость устроить, еще два часа, что теперь Зинке своей сказать: что пожар был, или правду? Сказал правду. За что был бит сковородником и на неделю отлучен от телевизора.
Вообще Петрову хорошо живется! Я тоже на Луну хочу! Так нет, нельзя! В санаторий можно, за границу можно, а на Луну ни в коем случае. Что я в том санатории не видел. Мы разок, когда Петров в отпуск приезжал, съездили с ним в этот самый санаторий. Петров еще всю дорогу «песню» пел, что санаторий значит «оздоравливающий». Я через три дня на Петрова посмотрел – прослезился. Специально пошел в зеркало поглядеться: если и я также оздоровился, то пора звонить домой, просить, чтобы приехали в последний путь проводить. Хорошо еще выяснилось, что Петров вечером пил приворотное зелье на спор с мужикам, которое Катька-повариха неизвестно на чем настаивает.
Да! Петров – кремень. Целый день ходил хмурый, ни с кем не разговаривал. Сломался только к вечеру. Где, говорит, Катька? Жить без нее не могу! Я так испугался!!! Все, думаю, хана Петрову. Единственный настоящий человек был, и того приворотили. Привязал его к кровати, сам рядом на стульчике сел и всю ночь, не смыкая глаз …
Утром, как в бреду, кто-то выть начал. Страшно так воет. Не останавливается. Ну, думаю, живым не дамся. И, по совету Петрова, стал медитировать. Представил себя деревом и принялся зеленеть и расти. Ветер вокруг меня воет, гром грохочет, а мне все равно – дереву не так уж и страшно. Обратно человеком стал, когда буря унялась. Глаз приоткрыл, огляделся, и … открыл второй глаз. Стал Петрова расспрашивать, кто выл, и что так грохотало? Петров сказал сиплым голосом, что выл и грохотал он, потому что очень пить хочется. Катька после этого случая от Петрова не отходила. Ты, говорит, первый, на кого зелье не подействовало! Женись на мне. Петров в ответ мычит что-то неразборчивое, а я ему веревку из-за спины показываю. Мол, только попробуй изменить своим принципам. У нас разговор короткий!
А вообще, конечно, несправедливо! Я тут в поте лица вкалываю. Семью обеспечиваю. На черный день откладываю. С шефом вчера повздорил – до драки дошло. А Петров в ус не дует. Сидит на всем готовом и еще жалуется: то ему мясо в ресторане пережаренное принесли, то зубную щетку прислали без брильянтов, хотя он заказывал со своим вензелем на ручке, то механики гравилет починить за день не смогли. ГРАВИЛЕТ! Мне на этот гравилет за две жизни не заработать, а если и заработаю, все равно на нем только по Луне рассекать можно! Безобразие.
Я уже Зинку предупредил: не удержусь, уеду к Петрову. Навсегда! Не надо, говорит, Васенька, не делай этого. Я, говорит, знаю – у тебя что-то на уме, но ты там не сможешь. Дня не проживешь, взвоешь. И Петрова жалко! Сколько ему еще там осталось? Три года? Уже скоро.
Скоро! Целых три года будет там наслаждаться. А, может, врет он? Придумывает, чтоб завидовали? Небось, ссылка – не сахар. А нечего было ту муху убивать! Где он ее взял-то?! На всей Земле их 189 штук осталось, и те по зоопаркам сидят. Около каждой Красная книга лежит с ее портретом.
Все-таки не понятно: хорошо там Петрову, или плохо. Ничего, через два месяца ему «свиданку» разрешат - опять поеду, навещу. Надо будет точно все разузнать. Не отвертится, преступник!
|
|