Узник отказывался принимать пищу. Три дня он голодал и пил только воду. На исходе третьих суток его разум стал кристально чистым и прозрачным как вода в роднике. Глубокой ночью стены тюрьмы раздвинулись, и он очутился на свободе.
За холодным камнем тюремных стен свирепствовала зимняя стужа, а здесь царило лето. Заключенный номер девятнадцать-тридцать восемь шел по лесам и полям родного края. Башкирская природа окружала его, башкирский воздух наполнял легкие, а над головой раскинулось ночное небо с мириадами звезд и узким серпиком луны – такое, какое бывает лишь над бескрайними просторами башкирской земли. Ступал он легко, почти невесомо и, пройдя многие версты, ничуть не запыхался.
Путник наслаждался забытым за долгие месяцы узничества ощущением свободы. Он пил это чувство, словно молодое терпкое вино – неспешно, смакуя каждый глоток. Забывшись, он не сразу заметил, что наступило утро. Солнце поднялось над дальним окоемом и простерло над миром множество ослепительных лучей-рук, залив ярким светом землю. Все живое пробуждалось для нового дня.
Путник даже не вздрогнул, когда из лесной чащи на лужайке, где его окружали цветущие травы, показался всадник верхом на белогривом аргамаке. Конь был хорош, спору нет, но еще прекраснее выглядел его хозяин – широкоплечий башкир с молодцеватой выправкой и гордой посадкой головы. Был он молод и, как видно, силен, крепок физически: узкая талия, могучие руки, грудь колесом. Одет в национальный башкирский костюм, на голове – лисья шапка.
Что-то неуловимо знакомое показалось в облике незнакомца узнику. Он пригляделся внимательнее, напрягая память, и тут догадка молнией блеснула в голове. Бог ты мой, так ведь это же…
Осторожно ступая по росной траве, он приблизился к наезднику и легонько поклонился. Тот молча кивнул в ответ.
- Дай Бог тебе здоровья и удачи, странник! – произнес беглец, слегка помялся и добавил. – Прости, но мне кажется, я узнал тебя.
Легкая улыбка скользнула по плотно сжатым губам всадника.
- Ты… Салават Юлаев?!..
Суровое лицо конника окончательно расплылось в улыбке.
- Сообразительный же ты человек, Галимджан! Даром, что не башкир…
- Мы ведь разные крылья одной птицы, Салават-агай. И татары, и башкиры – братья-тюрки, разве нет?
- Все так, Галимджан. Ты совсем не удивлен, встретив меня? Ведь прошло без малого два века.
- Уважаемый батыр, я знаю, что попал куда нужно, а где именно нахожусь – на земле или на небесах, а то и под землей – не столь уж и важно.
- Вот тут ты не прав, – покачал головой богатырь, – очень важно – где и с кем ты находишься в каждый момент своей жизни. Но спешу просветить тебя – мы не в земном мире и уж, конечно, не приведи Господь, не в Нижнем, где кипит смола и раздаются вопли грешников.
- Значит?..
- Это значит, что ты в мире горнем, человече, а точнее – мы находимся в одном из слоев Просветленных сфер. Знай же, что каждой стране, любой исторической области соответствуют свои запредельные миры, уходящие либо ввысь, к Богу, либо… вниз, к Повелителю тьмы.
- К дьяволу, Иблису?! – глаза узника расширились. – Выходит, это правда – все, что написано в Коране и Библии?..
- Да, все так, – мягко ответил собеседник, – и в то же время все намного сложнее. О многом ты даже и не подозреваешь, друг мой…
- Так зачем я здесь? Кто меня сюда допустил?
- Я тебя призвал – рассказать кое о чем и кое-что показать. Ты должен знать. Когда возвратишься к себе, долго не задержишься – враги тебя приговорят и лишат жизни. Но ты вернешься снова на Землю, в наш благословенный край, чтобы выполнить миссию.
- Какую же? Я не понимаю тебя.
- Всему свое время, джигит, – уклончиво отвечал прославленный герой, – вижу, ты не страшишься телесной смерти, и это похвально. Ибо страшна смерть духовная. Пойдем же со мной.
С этими словами Салават спешился и, взяв коня под уздцы, двинулся по вьющейся меж высоких трав тропке. Галимджан поспешил вослед. Еще раньше он заметил – батыра окружает едва заметная дымка.
- У каждого народа имеются свои небесные заступники, Галимджан, – по дороге пояснял Салават, – они – духовные Хранители в Просветленных мирах. Я – один из них, тружусь на благо родной земли, своего народа башкирского. Ты возродишься именно здесь, на своей малой родине.
Они продвигались вперед, к известной только ведущему цели – то по лесной чащобе, то средь буйно разросшихся трав, то взбираясь на скалистые шиханы, то спускаясь в темную прохладу глубоких оврагов. Местность вокруг выглядела нетронутой и дикой – будто не знала еще поступи человеческой.
«Первозданный рай», – мелькнуло у Галимджана, успевающего глазеть по сторонам, любуясь красотами природы, сотворенной Всевышним с любовью и тщанием.
Вскоре начался долгий и трудный подъем на вершину огромной горы, склоны которой густо поросли хвойным лесом вперемешку с березняком и осинником.
«Никак Ямантау?» – решил ведомый.
Когда добрались до верхней точки, перед восхищенным взором Галимджана раскинулись уходящие вдаль просторы – зеленый ковер лесов и равнин, голубые ленты рек, бурые и темно-зеленые шапки горного хребта. Дух захватывало от представшей перспективы. И надо всем – опрокинутая синяя чаша неба.
Салават подвел его к краю пропасти, молча кивнул, указывая на что-то пока неразличимое. Галимджан придвинулся, остро глянул… что за диво дивное – перед ними раскинулся переливающийся тысячами солнечных бликов мост, весь словно сотканный из лучей, уводящий взор куда-то вдаль, за горизонт.
- Нам туда, – негромко молвил батыр и первым ступил на светящееся покрытие.
Вскоре шагавших по чудо-мосту путников окутал плотный туман. Когда он рассеялся, Галимджан увидел, что они очутились в какой-то другой стране. Кругом лишь голые скалы, изрезанные глубокими ущельями и где-то вдалеке виднеется темно-свинцовая полоса неведомого моря. Небо сплошь затянуто тяжелыми тучами – что за мрачный пейзаж?!
Галимджан нахмурился. Тягостное впечатление от окружающей местности усиливалось доносящимся время от времени откуда-то издалека грохотом, похожим на разрывы артиллерийских снарядов. Это напомнило ему о войне.
- Ты должен увидеть это, егет, – твердо произнес спутник, но в его темно-карих глазах промелькнуло сочувствие.
Батыр подвел товарища к краю пропасти. Пожалуй, столь глубоких и страшных ущелий видеть узнику еще не доводилось. Приглядевшись, он заметил, что по далекому отсюда дну теснины стремятся в адской спешке три потока – один красного цвета, другой коричневого, а третий окрашен в черный оттенок.
- Это то, что губит людей – рабов Божьих, – раздался суровый голос небесного защитника, – красные воды – зелье хмельное, бурые – табак-убийца, ну, а черные – отрава пострашнее первых. Ты слышал, егет, об опии и гашише?
Галимджан кивнул. Да, в смутные и тяжелые годы революции и борьбы с ее врагами, а еще раньше – мировой войны, наркотический дурман находил себе немало жертв. Слаб человек, падок на всякого рода дьявольские соблазны – даже те, что разрушают плоть и душу. Гашишины, опиумокурильщики, морфинисты, кокаинисты… Рабы адового зелья.
- Всей этой пакостью заправляет мерзкое существо! – голос воина зазвенел.
Галимджан обернулся. В изумлении застыл на месте – вокруг фигуры Салавата разлилось сияние. Сглотнув, он выдавил:
- Это проделки Сатаны?
- Нет, – покачал головой батыр, – речь идет о его слуге, коварном демоне. Имя его – Кощей, именно он является владыкой многих земных сокровищ и одновременно повелителем дурмана, коим потчует несчастных. Сказывают, что когда-то давным-давно он был одним из Великих, тех, кто населял Землю-матушку до людей. Сгубила его страсть к запретным плодам, пристрастился он к хаоме, а потом…
- Впрочем, неважно, – Салават махнул рукой, свечение вокруг него стало постепенно гаснуть.
Батыр запрыгнул на коня, жестом пригласил проделать то же и спутнику. Галимджан пристроился сзади, аргамак скакнул и… взмыл в воздух.
Они скакали-летели по небу, внизу – все те же угрюмые скалы и зловещие расселины ущелий. Но вот на горизонте появилась чудовищная гора, потрясающая своими размерами даже в этом краю гигантских скал. Когда они приблизились, Галимджан понял, что гора целиком сложена из черного хрусталя, а на вершине ее высился хрустальный же замок.
- Логово Кощея, – глухо обронил Салават, осаживая скакуна. Взор его, устремленный в сторону зловещей вершины, полыхал праведным гневом. Казалось, еще чуть-чуть и глаза батыра подожгут проклятый замок, испепелив вместе с его обитателем. Но в следующее мгновение воин повернул коня, и они поскакали обратно.
Очутившись на светящемся мосту, оба спешились.
- Теперь ты знаешь тайну беззакония, егет, – молвил Салават, – твоя миссия будет заключаться в неустанной борьбе с кощеевыми слугами за души людей – твоих соотечественников-ватандашей. Но это не сейчас. Покинув земной мир, ты совершишь удивительное путешествие по иным мирам, побываешь на разных плоскостях Вселенной. И лишь затем, познав сокровенное, вернешься на Землю. К тому времени минует почти три десятка лет. Ты родишься в Уфе, вырастишь, вновь станешь писателем и однажды все вспомнишь и поймешь. Мы же будем тебе помогать, поддерживать и направлять. Но последнее слово останется за тобой – тебе решать, на какой путь становиться. Помни: противники Воинства Небесного тоже не дремлют, и у них имеется множество разных способов заставить тебя отречься от Отца Небесного, от Родины земной, от своего народа, склонить на свою сторону. Всегда помни об этом и будь бдителен! Я верю в тебя – ты настоящий егет…
Галимджан смущенно улыбнулся:
- Соратники и друзья называли меня мугаллимом, учителем, а ты, высокочтимый – егетом. Только какой из меня джигит?
- Ты и есть воин – егет, – серьезно заявил Салават, – вспомни, как боролся и словом, и делом с деспотами и притеснителями народа – за что и в тюрьме царской отсидел, как занимался сбором разведданных в тылу врага. Такие люди, как ты, Галимджан-агай – соль земли!..
В это время они достигли края моста.
- А теперь, прощай, Галимджан. И до встречи – мы обязательно свидимся.
Батыр крепко обнял его, отстранил, всматриваясь в лицо. Затем махнул рукой, и Галимджан почувствовал, как улетает во тьму.
Очнулся на нарах, в своей камере. Все ясно помнил. За забранным решеткой с толстыми прутьями оконцем забрезжил серый рассвет. Слышно было, как не на шутку разыгралась вьюга.
Уже зная, что его сегодня ждет, он улыбнулся. Все еще только впереди! Смерти нет, смерть – самый большой обман в мире.
Узник достал из кармана алюминиевую ложку и концом ее ручки процарапал на стене в укромном месте надпись: «Ибрагимов Галимджан Гирфанович. 12.03.1887 – 21.01.1938».
|
|