М.Сорский
Copyright. 2005
Исход.
1.
- Короче, сосед!.. Мишара!.. Как говорится, семь футов тебе под килём, и перо ...ну, ты сам знаешь куда!
Андрей замолчал, наклонил голову, будто увидел что-то необычное в своей рюмке, подумал секунду, и выпил. Ему и самому тост показался коротковатым и сереньким, и чтобы придать ему значительности, он скроил физиономию попечальней и яростно задвигал желваками, запихивая в рот сразу две зелёные луковые стрелки .
– Не, я конечно понимаю, щас все ломанулись, кто куда. Но тока, чё вы, в натуре, как по команде, хором двинули?.. Позавчера – Васяру провожали в его Элладу хренову, сёдня - тебя на твою израиловщину, ещё через неделю - Вадик сваливает к своим фрицам-штурмбанфюрерам долбаным!.. Не, всё-тки зря вам занавеску железную отодвинули! Зря, блин!
Михаил улыбнулся и подумал, что по аналогии с «Мишарой» и «Васярой», Вадика следовало бы назвать «Вадярой», и что рассказать ему эту шутку он уже не успеет. Да и чёрт с ней.
Он выпил, вытащил из помятой пачки скрюченную, чудом не сломавшуюся сигарету и стал пробираться на кухню между друзьями, соседями и бывшими сослуживцами, сидящими прямо на полу. Мебель, десятилетиями стоявшая на привычных местах, ещё позавчера исчезла в раскалённой на солнце железной утробе грузовика, увёзшего вместе с проданными вещами всю прошлую жизнь. Лучше не смотреть на эти голые окна, голые стены, неестественно ярко освещённые голой лампочкой,
На тёмной кухне, забравшись с ногами на раскладушку, которую Михаилу приволок на время, всё тот же Андрюха, сидела Марина с зажжёной сигаретой в руке и бесцельно щёлкала зажигалкой. Михаил прикурил и сел рядом.
- Послушай, я обижусь. Сколько лет мы знакомы? Двадцать?
- Двадцать один... Я в шестом классе в вашу школу перешла...
- Прекрасно! Очко. Очень символично. И за эти годы ты не поняла, что я ничего не делаю не подумав дважды? Хоть когда-нибудь было такое, чтоб я ...
- Да нет же, Мишуля ! Ну, не в этом дело... Просто... Ну, вот прилетел ты, спустился по трапу, печать тебе шлёпнули какую-нибудь в паспорт. Всё, выходишь ты из аэропорта... а... а дальше, что? Куда ?!.. Солнышко садится, машины какие-то едут, евреи снуют, что-то лопочут по-своему... А ты стоишь один, как болван, с чемоданами и ... никого! Языков ты не знаешь... Подожди, не перебивай! «Шалом» и «шекель», которые ты успел выучить на курсах в Д.К., - это ещё не язык... Ну. Миш,.. ну, перестань... Ну, точно сейчас кто-нибудь вопрётся!.. Мишка!.. Ну я же серьёзно с тобой сейчас!...
Михаил встал, подошёл к окну. В этот час жара уже сдалась, и он с удовольствием, полной грудью вдохнул остывающий воздух. Внизу за окном ещё шумели ребятишки, доигрывая до последней минуты сегодняшний вечер, женский голос прокричал привычно: «Вовка, я кому сказала! Домой!», кто-то закашлял на балконе этажом выше и оттуда полетел вниз чертя красную дугу брошеный окурок. Дядя Сеня с первого этажа, облачённый лишь в выцветшие синие «семейные» трусы, поливал свой полисадник, зажав пальцем обрез шланга, и разбрызгиваемая вода шуршала по листве кустов и хмеля, заплетшего дяди Сенин балкончик. День уходил. Один из последних дней тех тридцати трёх лет, которые прожил в этом доме Михаил, Миша, Мишка, Мишара, Мишуленька...
– Теперь слушай меня внимательно. – повернулся он к Марине. - Я ещё долго могу тебе рассказывать о том, как в нашей семье все грезили об отъезде, а уехать смогу только я. Просто теперь уже больше некому. Если бы только папа с мамой могли знать, что мне так повезёт, что ещё несколько денёчков - и я в Иерусалиме... Ты понимаешь?! Ни в каких-то там Париже или Сиднее, а в Иерусалиме!- Михаил помолчал секунду и повторил - В Иерусалиме! По сути дела, я уже иерусалимец. По-крайней мере, советского паспорта у меня уже нет. Ты знаешь, в ОВИРе мне вместо «серпастого и молоткастого» выдали клочок бумажки с фотографией моей счастливой рожи, чтобы я мог долетеь до Москвы, и там, в голландском посольстве, где ушлые израильтяне снимают угол, по этой же бумажке получить авиабилет на вечер того же дня до Варшавы, а оттуда два часа – и я в Тель-Авиве.
И если я почему-либо этого не сделаю в ближайшие два дня, то мой статус в самой человеколюбивой стране мира будет непонятен никому, кроме правоохранительных органов, для которых я буду просто бомж, человек без прописки, документов и настоящей цели в жизни. Поэтому, милая, родная моя Маришенька, ничто, понимаешь? – ничто не удержит меня в этом городе больше полутора дней: ни третья мировая война, ни столкновение Земли с астероидом. А через два дня, сударыня, я, с небольшим чемоданчиком в руках, ступлю на Святую Землю. Вот так. – Марина молча слушала его , и Михаил подумал, что, наверное, она действительно его очень любит, и с тех пор, как умерла мама, именно она стала тем единственным человеком, кому было дело до Мишкиных проблем.- А тебя я здесь одну ни за что не оставлю, через год вы с Веркой будете уже израильтянками. Вот увидишь. Я не хотел говорить с тобой об этом до тех пор, пока не буду абсолютно убеждён, что это осуществимо.. Садись и слушай. Где твои сигареты? - Михаил закурил и сел рядом с Мариной на раскладушку.
- Я действительно улечу с одним маленьким чемоданчиком, и никакого багажа малой скоростью я тоже не отправляю, потому, что я всё продал. То есть, абсолютно всё, что только можно было продать. И даже то, что продать в принципе нельзя, например, вот эту государственную квартиру. Успокойся, всё законно: я обменял эту замечательную жилплощадь в центре города, на плуразвалившуюся лачугу у чёрта на куличках. Само собой, с доплатой, а потом сдал любимому государству эту лачугу, как отъезжающий на ПМЖ предатель и сионист. Нынешний хозяин квартиры, просто пошёл мне навстречу, разрешив пожить, в его уже квартире, до отъезда. А симпатичную пухлую пачку долларов, я тоже не повезу с собой. Деньги, Мариша, улетят в Австрию с моим знакомым лётчиком, которого таможенники не досматривают при переходе границы, а из Австрии мои сбережения переведут обыкновенным банковским переводом на счёт, который я открою, когда прилечу в Израиль. Телефон австрийских евреев, друзей моего знакомого лётчика, у меня записан, а сам он ждёт меня в Москве. Вот так-то, милая барышня. Теперь главное. – сделал небольшую паузу Михаил - Завтра, моя дорогая, ты выходишь за меня замуж... Да-да, миледи, это не слуховая галлюцинация, завтра в тринадцать ноль-ноль, в ЗАГСе около театра драмы, форма одежды, как ты могла догадаться, - парадная. И если вас не затруднит, мадам, не забудьте прихватить с собой вашу краснокожую паспортину. Я, синьора, на минуточку выйду, а вы в мое отсутствие можете записать возникающие вопросы. Пресс-конференция состоится здесь же, через три минуты. – Михаил встал, обнял Марину, и прошептал ей в самое ухо – Это не розыгрыш, всё серьёзно, а я чертовски тебя люблю. – и вышел из кухни.
В синем табачном тумане народ уже плясал «семь-сорок» и Мишино появление был встечено истошным Андрюхиным воплем – Опп-аньки! Мишаня, братан! И за чё я, блин, тока люблю вас, некрещёных! – и схватив Михаила в охапку, Андрюха приподнял его, изогнулся назад, и... рухнул вместе с ним на спину! Коллективную пляску это вовсе не остановило, а ошалевший от собственного падения Андрюха, прохрипел потирая ушибленный кобчик – Класс приёмчик, а?.. Дарю!..- и прихрамывая, попытался присоединиться к общему танцу. К Михаилу же подскочила потная раскрасневшаяся Нинка-толстушка, лаборантка из его бывшего отдела, и затарахтела – Мишенька, Мишенька, ты не ударился? Вот псих, этот Андрюха, а? Так не ударился, нет? Вот ты счастливчик, Мишаня: и еврей, и не ушибся, и в Израиль едешь!.. Ой, девочки, везёт же людям! – и как слонёнок поскакала обратно, заложив большие пальцы в подмышки и выбрасывая вперёд толстые ножки. Михаил перебрал несколько винных бутылок и найдя одну почти полную и прихватив её с собой, вернулся на кухню.- Сейчас я тебе всё объясню.- Он разлил холодное белое вино по стаканам и протянул Марине. Та послушно взяла стакан и выпила.
- Всё очень просто. Я ведь говорил тебе, что не оставлю вас с Веркой здесь, говорил?.. Так?.. Так. А как ты собиралась въехать в Израиль, не будучи еврейкой? – Не знаю, Мишенька... – пискнула Марина, обхватила Михаила за шею, и разревелась.- Мне всё равно как...
- Тебе, радость моя, может и всё равно, а вот израильским властям, как раз наоборот. Мало того, что ты должна быть моей женой, желательно, чтобы у нашего брака, ещё и стаж был бы приличный.
- Что же де.. делать?.. захлёбываясь в плаче как ребёнок, спросила Марина.
- А ничего не делать. Всё уже сделано. За одну купюрку из милой моему сердцу пачечки, тётенька-женилка из ЗАГСа, вдруг обнаружила, что в книге, где регистрируют браки, - ой, какая неожиданность!- совершенно, ну то есть -совершенно случайно, осталась незаполненной одна строчечка, и как раз на страничке с датой четырёхлетней давности! Ах, ах, ах!.. Ох, ох, ох!.. Вот именно в эту строчечку нас и запишут, а в твой паспортик поставят ту же даточку, что и в книжечке записей актиков гражданского состояньица! Вот и всё. Теперь ты понимаешь, что плакать девочке незачем? – Марина, всё ещё всхлипывая, мелко закивала головой, уткнувшись в Мишино плечо и не разнимая рук.
- Мишара!..- завопил Андрюха, пинком распахнув дверь и вваливаясь на кухню из комнаты, где веселье было в самом зените – Мишара!.. Кранты!.. Всё, блин, выжрали!.. Надо гонца слать, пока не поздно к сторожу!..
- К какому сторожу? – не сразу понял Михаил, продолжая обнимать Марину.
- Как к какому?! – взвыл Андрюха. – Едрит и ангидрид!.. В гастроном, за «бормотухой»!.. Народ там уже засох ваще от жажды!.. Полный атас!..
В натуре, Уч-Кудук!..- и, сунув в карман скомканную купюру протянутую Михаилом и прохрюкав – Данки шон, мусью, янки гоу хоум!.. – ломанулся назад, раздирая глотку песней – Уч-Куд – у – у - ук, три колодца – а - а!...
***
- Да брось ты, Мишенька, пустяки это всё!..– тарахтела скороговоркой Нинка-толстушка, домывая полы Андрюхиной шваброй. - И нисколечки мне это не трудно.. я уже заканчиваю... А то как бы ты спал... на окурках да огрызках..., а так, последние ночки... в родном доме... будешь как белый человек... Уф!... А ты переживал!.. Готово!.. Посуду я помыла, она на кухне... Я уж не знаю, что там Андрюхино, а что твоё.. Как это – всё Андрюхино?... Ой, Господи, я и забыла, что ты всё распродал... И как ты там будешь без ничего-то, а?... Прям душа у меня за тебя не на месте... Ну, ладно, всё, побежала... Ой, чуть не забыла!.. Мы тут так плясали, так плясали, что я серёжку где-то потеряла!.. Мишулечка, если найдёшь, то Мариночке, что ли передай... А не найдёшь – то и ляд с ней!.. Значит, ты послезавтра утром, да?.. Во сколько?.. Ага.. А из-дому во сколько?.. Ага... Ну, тогда я прям сюда принесу... Как чего?! Пирожков с картошечкой, на дорожку... Как же, как же, знаю я, как они в самолётах кормят... И не морочь мне голову!... Всё, бегу... Кого?.. Меня провожать? Ой, только не сходи с ума!... Я ж тут рядом, пол-остановки, через дорогу, ты ж знаешь... Мариночка, добрых снов! Пока! Бегу! Всё...
Хлопнула дверь подъезда, пару раз лениво, для острастки, тявкнула с балкона дяди Сенина Джулька, проскрипел и звякнул на углу ночной трамвай..
«Восьмой, в парк, наверное...» - почему-то подумал Михаил, и впервые за всё время сборов, вдруг ясно понял, что ничего этого уже никогда не будет, что это прощание с целым миром привычных с детства звуков, запахов, ощущений...
И что всё это уже никогда не вернётся, так же, как не вернутся недавно ушедшие навсегда папа и мама... Михаил повертел в руках знакомый с детства ключ от входной двери, старый тяжёлый, с красивыми резными зубчиками и дырочкой на торце, и подумал, что через день он запрёт этим ключом дверь, за которой останется всё прожитое и пережитое прошлое, с папой, мамой и им самим, взъерошенным мальчишкой на старенькой фотографии, жмурящимся от солнца, чуть наклонив голову набок...
- Марина!.. Марина!!
- Не шуми... Я здесь.
- Ты ведь не уйдёшь сегодня?.. Не уйдёшь?..
- Не уйду. Даже и не надейся...
2.
- Алло, сударыня!.. Подъём... Ты не забыла, что у тебя сегодня свадьба, а? Ну, и засоня!.. Смотри, не проспи жениха заграничного – прошептал Михаил на ухо Марине. Не открывая глаз и не поворачиваясь к нему, она заканючила по-детски капризным голосом: - Ну, что такое?.. Кто в такую рань замуж ходит?..
- Как кто?! – преувеличенно удивился Михаил и продолжил с интонацией воспитательницы детского сада – Хорошие девочки! Помнишь песенку Винни-Пуха: «Кто ходит замуж по утрам, тот поступает мудро!»... Ранней пташке – первый червячок!
- Во-во... Каким же несчастным балбесом был тот червячок, который поднялся с постели в такую рань!
- Вы на кого это намекаете, милостивая государыня?! Стало быть, ни замуж вы не желаете, ни кофе в постель.., пардон, в раскладушку? Не хотите, значит?..
- Кофе в.. раскладушку?! Ой, хочу, хочу, хочу!- затараторила Марина -
- Миленький, родименький! И кофе хочу, и замуж, всё, всё, всё!..- и вскочив с раскладушки повисла у Михаила на шее.
- То-то же. Пейте ваш «кофе в раскладушку» и резвенько дуйте в ванную, милая
барышня!
А через полчаса, жуя на кухне вчерашний бутерброд, Михаил рассказывал Марине о планах на ближайшее будущее.
-Ты вчера удивлялась: «Вот вышел ты из самолёта, а вокруг все чужие...» В том-то и дело, Мариша, что не чужие. Израиль – это страна эмигрантов, такая же как Америка или Австралия, но только все эмигранты – евреи. Так, что в обиду меня не дадут. Плюс ко всему, израильтяне очень хотят, что бы евреи продолжали ехать к ним и помогают новичкам, чем могут. У них там есть целое министерство, занятое обустройством свежеиспечённых израильтян, представляешь? На курсы иврита устраивают, помогают снять квартиру, даже небольшие «подъёмные» выплачивают, причём, безвозмездно! Но, всё-таки, лучше приезжать не с пустыми руками. Я имею в виду, ту самую заветную пачку зелёных бумажек, о которой я тебе вчера уже докладывал. Это самый лучший багаж, а не тазики, веники и всё остальное нафталинное барахло. И руки свободны, и возможности шире. Прилечу, сниму квартиру, всё, что нужно купить – куплю, пойду на курсы иврита, освоюсь, найду работу. А ты в это время займёшься оформлением бумажек в ОВИРе и в израильском посольстве. Наберись терпения - быстро всё устроить тебе не удастся, бюрократы нервы тебе помотают, но за пол-года обернуться можно. Я человек практичный, ты меня знаешь, и не хочу, чтобы ты повторяла общие ошибки всех отъезжающих.
Вот, держи. – Михаил вынул из чемодана картонную папку с тесёмками, на которой от руки было написано крупными буквами: «Дело А.И.Корейко. Начато 25-го июля 1930г.», и протянул Марине. -Что там? – рассмеялась она.
-О! – улыбнувшись произнёс Михаил. – Остап Ибрагимович сказал бы, что там пальмы, море, белый пароход, обеды на животном масле и новые носки. Если я правильно помню, именно так он ответил Паниковскому. И это, в общем-то, правда. Там, миледи, преподробнейшие инструкции для отъезжающих на ПМЖ, составленные вашим покорным слугой: адреса и телефоны всех контор, в которые тебе придётся бегать с документами, перечень этих бумаг, правила составления оных, фамилии конкретных бюрократов, с которыми тебе придется общаться и, даже суммы взяток и перечень случаев, когда «сунуть» необходимо. Кроме этого, там почти все необходимые бланки с инструкциями по их заполнению и советы по предотвращению распространённых среди отъезжающих, ошибочных телодвижений. – Михаил снова открыл чемодан и вынул из него пухлый конверт. – А это, собственно, материал для взяток. Здесь вовсе не большие деньги, просто я разменял некоторую сумму на мелкие купюры, чтобы ты не тратила на это время. Начинай оформляться сразу же после моего отъезда, не тяни. Сейчас самое время драпануть от большевиков, пока Горбачёва соратнички не сожрали, и на границе есть щель для евреев.
- Только ты ведь знаешь, Мишенька, я-то не ...
-Знаю, знаю, что «не». Но ты, золотко, жена еврея, точнее, станешь ею через... – Михаил посмотрел на часы – Ого! Надо шевелиться, два часа тебе в девках шляться осталось! Давай-ка, вот, что мы сделаем: ты беги домой, переоденься к свадебке, а ровно без четверти час, мадемуазель, я жду вас у ЗАГСа. Паспорт не забудь!
3.
- …объявляю вас мужем и женой! Поздравляю, и желаю счастья! – продекла -
мировала тётка-регистраторша, голосом пионервожатой. – Жених, можете поцеловать невесту. – великодушно разрешила она, привычно улыбаясь, и качнув старомодным шиньоном, ласково уставилась в ухо Михаила, наклонившегося к Марине. – Успехов, радости и благополучия на вашем совместном пути! – завершила она церемонию вытянув вперёд руку, и как бы указавая им направление к семейному счастью. В позе памятника вождю на городской площади, она дождалась, пока Михаил с Мариной вышли, захлопнула толстую регистрационную книгу, и переобуваясь в тапочки позвала:
- Лёль, а Лёль!.. Слышь?..
- А?..
- Я спрашиваю: у нас сегодня ещё брачуются?
- Ну?..
- Что-«ну»?.. Брачуются, нет?..
- А-а… Не-а…
- Точно?
- Ну, дык... Записано же.
- Хм.. А я чего-то думала, что… Ладно, ставь чайник. – и выглянув в окно увидела только что поженившуюся парочку, сидящими вразвалку на уличной скамейке напротив ЗАГСа и… жующими мороженное!
- М-да.. – пробормотала служительница Гименея, - Не тот нынче жених пошёл… Не тот!
А через два часа, стоя после освежающего прохладного душа у окна лоджии, Михаил курил и думал, что, наверное, так ощущают себя удачливые миллионеры, при завершении какого-нибудь успешного предприятия. Нет, ну правда, ведь здорово всё получается! И с оформлением бесчисленных бумажек в ОВИРе, и с продажей квартиры, мебели и остального разнообразнейшего скарба и хлама, и с переброской валюты за кордон, и даже с женитьбой! Ведь если признаться, то абсолютной уверенности в том, что Марина согласится на эту авантюру, у Михаила не было. Нет, то, что Марина его любила все эти годы он, конечно же знал, но то, что она очертя голову и не раздумывая ни секунды бросится в этот омут!.. На это, братцы, не каждая женщина способна. Стало быть, и здесь не ошибся. Ай, да Пушкин! Ай, да сукин сын! Молодец, Мишуля! Всё продумал, всё рассчитал – и не ошибся ни в чём! И дальше будет так же, уж он постарается. Если точно понимать: что, как и зачем, то мир можно перевернуть! И никуда этот мир не денется: кувыркнётся! Михаил чувствовал, что теперь перед ним нет никаких преград, и новая жизнь уже стартовала. А он, как огромный тяжёлый поезд, несётся вперёд на всех парах – ну, что, что может его остановить?! Нет такой силы! Он сам вершитель собственной судьбы, только он, да Господь Бог на небесах, а ни в себе, ни, тем более, в Нём - Михаил не сомневался. Жизнь переполненная серыми убогими буднями, неудачами и бедами закончена, и начинается жизнь новая, в которой всё будет зависеть только - и только! - от него, умного, целеустремлённого и по-хорошему рассчётливого.
- Миш, а Миш! – позвала его Марина – Забыла тебе сказать... Я же нашла серёжку!
- Какую серёжку?
- Ну ту, которую Нинка вчера здесь у тебя потеряла! Помнишь, она уходя сказала, что если найдём… Слушай, надо бы ей занести, а то потом закручусь.
Идём, скорее родимый. Я что-то так проголодалась – аки волчица хищная! Забежим к ней на минутку - и ужинать, ладно? Запирай дверь, я – внизу! – крикнула Марина уже из подъезда, бегом спускаясь по ступенькам. Михаил щёлкнул замком и побежал за Мариной в наступающие, нежаркие уже, сумерки.
Нинка-толстушка действительно жила совсем рядом: дорогу перейти, да за угол свернуть, раз-два, и готово! Пришли.
- Странно, где она бродит? – удивился Михаил – Ни самой нет, ни матери, ни девочки Нинкиной. Гулять, что ли пошли? Придётся тебе, моя сладкая, забежать к ней уже после моего отъезда, ладненько? Или нет, постой! Эта психопатка, в аэропорт ведь собиралась приехать! Пирожками меня на дорожку кормить, помнишь? Ой, Нинулька, добрая душа! Смешная она тётка, правда? Короче, ты возьми эту серьгу с собой в аэропорт, и там...Тьфу, чёрт! Мужик, ты смотри куда прёшься, чтоб тебе...- рявкнул Михаил запыхавшемуся парню, с шумом впёршимся в подъезд. Тот щёлкнул выключателем, и не обращая внимания на Михаила рванул нетвёрдой походкой подвыпившего человека к Нинкиной двери, и стал неслушающимися пальцами вставлять ключ в замочную скважину.
- Андрюха!... – оторопел от неожиданности Михаил. – Ты чего?... Что стряслось?..
- Мишара, братан!.. Блин, в потьмах не узнал!.. Ё-кэ-лэ-мэ-нэ!.. Короче, чувак, тут такое... Блин, замок долбаный!... Щас, щас... Поназапирали дверей, будто есть у них чё красть... Дуры, едри его в корень!... Мишара, братан, короче – беда!... Беда, Мишара!..- замок, наконец щёлкнул, дверь поддалась и Андрюха ввалился в Нинкину квартиру – Иди сюда, Мишаня!.. Хрена тут чё найдёшь, блин!..
- Андрюха, ты толком можешь... Что?... Что случилось?.. Чего ты мечешься, как ненормальный? – бормотал Михаил, опешив от неожиданности и суеты суматошного Андрея. – Погоди.. да, погоди же!...- метался Михаил за Андреем по нинкиному дому. – Стоять!!! – заорал он наконец, и сватив Андрея за плечи, хорошенько тряхнул его. – Толком объясни, толком!.. Что случилось?..
- Мишара, братан, я же тебе русским языком... Чё непонятного?... Толкую тебе два часа – беда!..
- Какая беда?! – хором заорали Михаил с Мариной.
- Вы что, блин, пьяные, что ли?!.. – завопил Андрюха – Девку Нинкину грузовик задавил!.. При смерти она, почти что!... Врубились, наконец?!.. Ёжкин кот!.. Дурные, блин, какие-то... – снова забегал по квартире Андрей.
Растерявшись от неожиданности, Михаил с Мариной остолбенели на несколько секунд. Марина охнула и заплакала причитая – Ой, мамочки... Ой, как же это.. Ой, Господи... Что же делать, мамочки?!..
- Где они?..- пришёл в себя Михаил - В какой больнице?.. Знаешь?.. Говори, в какой?.. Ну?..
- В этой, как её.. Где мне аппендицит ещё... Ну, по-тринадцатому трамваю, которая... Да, куда ж эта заполошная их засунула?! Чё, мне, блин, весь дом, что ли переворотить?!..- копаясь в шкафах и ящиках комода рычал Андрюха.
- Чего ты ищешь-то?.. Чего ты ворошишь?.. Зачем, я тебя спрашиваю?..- снова затряс Андрея Михаил – Скажешь ты, или нет?..
- Да за деньгами она меня послала... Сказала, где-то в шкафу, ё-кэ-лэ-мэ-нэ!.. Сказала, чтоб все привёз,.. в их больнице передолбаной нет лекарств никаких ни хрена... Козлы, блин, вонючие!.. Нету!.. Нету!.. Нету-у-у!... – взвыл Андрюха и сел на пол схватившись руками за голову. – Чё делать-то теперь?!!.. Я его, падлу, загрыз бы, если бы не менты!.. Вылазит с кабины, паскуда... Девка вся в крови, а он :«Чё, коза, добегалась?» На ногах, тварь не стоит, косой в дугу!..Ишак, тупорылый, блин...Ё-о-о!.. Чё делать, Мишара?.. Чё делать?!..
- Вставай! Запирай тут всё и иди домой спать. Всё, хватит, Андрюха. Мы сейчас поедем в больницу, а ты дуй спать. Завтра проснёшься - подъезжай в больницу. Понял?
- А деньги, Мишара?.. Деньги?..- заорал Андрюха, и снова кинулся перетря-хивать ящики комода. И вдруг вскочил, потрясая над головой небольшой пачкой купюрок. – Вот они!.. Ёжкин кот!.. Вота!.. Поехали!..
- Иди спать, психованый!
- Сам иди!.. Мишара, ты бы уснул, братан, а?.. Я чё, блин, без сердца, что ли?..Выметайтесь, запираю!..
Такси «поймали» почти сразу же, и минут через двадцать были уже в больнице. Марина с Андрюхой пробежали ко входу в здание, а Михаил остановился на секунду у открытого ещё киоска и купил пару бутылок минералки, как выяснилось, совсем не зря. Нинка сидела на табурете в приёмном покое и вцепившись двумя руками в пустой гранёный стакан выла, вглядываясь куда-то в конец плохо освещённого коридора.
- Мишенька!.. – заголосила Нинка, увидев знакомые лица – Она умира-а-ет, Мишенька!.. Что делать, Мишенька?.. Ой, Господи.., Ой Боже, ты мой!.. Ой, Надюшенька, доченька!... Что делать-та-а-а... Всё-всё переломано у неё!... Головка пробита... осколки внутри... три рёбра.. У-у-у-у... Вся юбка - видишь – в кровушке её... доченька!.. А врачиха говорит, что не спасут, что профиль не их..., что только профессор какой-то в Москве-е-е-а-а...
- Прежде всего, Нинуля, не реви... Ну, чего ты хоронишь-то её?..- как можно ласковее и спокойнее заговорил Михаил, открывая бутылку о край подоконника. - На-ка, выпей воды, давай, давай, пей!.. Успокойся, сейчас я всё выясню... Сейчас разберёмся, где врачи тут?.. С кем поговорить можно?.. Попей, попей...
Нинка не переставая выть, захлёбываясь, выпила залпом весь стакан. Марина подсела рядом и стала, что-то негромко говорить ей, успокаивая и слегка поглаживая её по спине. Михаил же пошёл по провонявшему карболкой и какими-то лекарствоми коридору. « Так пахло, когда отец окуривал серой винные бутыли» - вспомнил вдруг Михаил, пытаясь открыть все двери подряд, но ни одна из них не поддавалась. « Чёрт бы их всех подрал, повымерли они тут, от этой вони, что ли...»- подумал он, дёргая очередную дверную ручку. Дверь неожиданно открылась. В маленьком кабинетике сидел за столом совершенно лысый человек в белом халате и курил, пуская дым кольцами к потолку. Увидев Михаила, он сунул незагашенную папиросу в нагрудный карман халата и встал ему навстречу. «Дурдом какой-то...» - подумал Михаил – Извините, я бы хотел...- начал было Михаил, косясь на карман, где лежала горящая папироса.
- Разумеется, милостивый государь, разумеется. Присаживайтесь, любезнейший. – подобострастно пододвинул Лысый свой стул Михаилу. «Ей Богу, они здесь тронутые...» - подумал Михаил, а Лысый ухмыльнувшись, уселся по-турецки прямо на стол, и достав из бокового кармана допотопный стетоскоп, похожий на дудочку, посмотрел через него на Михаила зажмурив один глаз и пробормотал: - Нда-с...
- Простите, я, очевидно не туда... – попытался встать, переставший что-либо понимать Михаил. Лысый же, непонятным образом оказавшийся стоящим рядом с Михаилом, уже гундосил, вертя пуговицу на его рубашке. – Состояние девочки тяжёлое, товарищ Зельцер, она в коме, и ваше беспокойство вполне уместно.
- А откуда вы знаете мою фа...
- У девочки перелом трёх рёбер и черепно-мозговая травма – продолжал Лысый, не обращая внимания на вопрос Михаила – Проникающие осколки и внутричерепные гематомы вызвали сдавление головного мозга и частичное размозжение правого полушария, а это в свою очередь, вызвало органические изменения мозга. Учитывая специфику травмы, период острой фазы может продолжаться около двух недель. Признаюсь вам честно – Лысый оставил в покое пуговицу на рубашке Михаила и ласково улыбнулся - Шансы девочки вовсе невелики.
«Кретин» - подумал Михаил, а вслух пробормотал: - Вы чего-то не понимаете, я хотел бы...
- ...узнать о состоянии Наденьки, верно? Дочери Нинки-толстушки, да? Точно? – захохотал Лысый совершенно по-идиотски и панибратски с размаха хлопнул Михаила по плечу.
- Что это всё значит?! Что здесь, чёрт побери, происходит?! – задохнулся от возмущения Михаил, вскакивая со стула.
- Вы перевозбуждены, сударь. – вдруг громко и сухо сказал Лысый, и Михаил обнаружил себя стоящим в вонючем коридоре перед закрытой дверью. Он чувствовал, что ещё минута, и он начнёт здесь всё крушить – Да, что же это..., да я... как это?... Открой дверь, сволочь лысая, открой! – заорал он и заколотил кулаками в запертую дверь – Открой, гадина!..
Кто-то попытался его схватить в охапку, и нос вдруг обожгло резким запахом нашатырного спирта. Он потряс головой и увидел Андрюху, который держал его за плечи, рядом стоящую медсестру, пытающуюся ещё раз ткнуть Михаилу в нос ватку с нашатырём и Марину, гладящую его по-голове и бормочущую:
- Мишенька, успокойся, что ты, что ты, родной, успокойся...
Он высвободился из Андрюхиных объятий, оглянулся вокруг и пробормотал:
- Чёрт бы их всех побрал...
- Мишенька, иди сюда, присядь... Мы сейчас с доктором говорили...
- С лысым?!
- Нет, с каким ещё лысым? С доктором, Еленой Дмитриевной... Вон она Нине успокоительное колет... Ой, Мишенька, плохо дело: у девочки перелом трёх рёбер и черепно-мозговая травма, и ещё там чего-то, и осколки, и гематомы, ужас, ужас! Бедная Наденька!...
- Я знаю, знаю...- бормотал Михаил, пытаясь понять, что произошло с ним минуту назад. Состояние напоминало тяжёлое похмелье: в голове гудело, перед глазами поплыли чёрные пятна и тошнота подступила к самому горлу.
- Ой, Мишенька, что-то ты бледный какой! Иди-ка сюда потихоньку, присядь...
- Подожди, Мариша... Дай мне сообразить... Что... что эта докторша говорит?.. Что можно сделать?..
- Ты присядь, присядь сюда! Сейчас я её позову... Елена Дмитриевна!.. Будьте добры, пожалуйста, подойдите сюда!.. Сейчас, Мишенька, сейчас..
Елена Дмитриевна, миловидная женщина моложе средних лет, со спокойными строгим лицом, поднялась со стула рядом с плачущей Ниной и быстрым шагом направилась к Михаилу.
- Вам нехорошо? Давайте кольну вам аминазинчика? – и не дожидаясь ответа позвала: - Света, аминазин с глюкозой, внутривенно. – и обратившись к Михаилу спросила: - Вы можете идти? Идёмте со мной. Заходите и прилягте сюда.
- Доктор, я...
- Прилягте! - перебила его Елена Дмитриевна – После инъекции аминазина нужно немного полежать.
Вошла сестра со шприцом в руке и привычно-размеренно сделала Михаилу укол.
- Теперь послушайте меня. – обратилась к нему доктор. – Вы отец?
Михаил отрицательно покачал головой. – Стало быть родственнник? Впрочем, это не важно. Ситуация на данный момент вылядит весьма угрожающе. Сейчас девочка в операционной и хирурги делают, как говорится, всё возможное, но...
Но травмы полученные ребёнком крайне серьёзны. К сожалению, нейрохирургия, это не та область медицины, в которой наша больница достигла наилучших результатов лечения. Поймите, мне было бы проще утверждать, что у нас самые лучшие в стране нейрохирурги, но мы с вами оба знаем, что это не так. Вы понимаете? – Михаил кивнул. – Так вот, - продолжила Елена Дмитриевна – сейчас девочка в коме, но она до сих пор жива, а это обнадёживающий фактор при таком характере травм. Из этого следует, что вторую операцию, гораздо более сложную, сможет сделать только один человек. Это профессор Волохов.
- Так в чём проблема? – не понял Михаил.
- Дело в том, - сказала Елена Дмитриевна, нащупывая пульс на руке Михаила и глядя на часы – Дело в том, что профессор Волохов работает не у нас, а в Москве, в Боткинской больнице, и как вы понимаете...
- Понимаю. Сколько это может стоить? – недослушал её Михаил,
- Я, честно говоря, не знаю. Я могу созвониться с его ассистентом, с которым мы вместе учились на одной кафедре, и попытаться через него, прежде всего получить согласие Волохова прилететь из Москвы на операцию... А о деньгах поговорим после. Одно могу сказать с уверенностью: это будет недёшево.
- Не сомневаюсь. И тем не менее, хотелось бы понимать - сумеем ли мы собрать необходимую сумму.
- Звонить? – как бы заканчивая беседу, спросила Елена Дмитриевна и наклоняясь к нему.
Михаил вдруг увидел написанную чёрной тушью на нагрудном кармане её халата букву «Е» и... прожжёное отверстие по ней, а из коридора пахнуло окуренными серой винными бутылями.
- Я хочу посоветоваться с женой.
- Конечно, поговорите. Пока не закончилась операция и нет ещё достаточной информации для Волохова, мы можем подождать со звонком. Но учтите: времени у нас немного. – Елена Дмитриевна встала. – А вы, пожалуйста, полежите. После инъекции аминазина нельзя сразу же подниматься. Полежите. – сказала она и вышла. Михаил повернул за ней голову и почувствовал, что комната плывет, как бы «догоняя» с некоторым опозданием его взгляд: он увидел закрывшуюся дверь, и лишь потом, предшествующую ей стену со стоящим вплотную к ней столом и застеклённым белым шкафчиком... Картинка не успевала за движением взгляда...Определённо, лучше ему не становилось, а скорее наоборот. « Чёрт... Зачем я согласился на этот дурацкий укол...- подумал он. - Что-то мне всё хуже и хуже... Лысый придурок... Чтоб он провалился ... Доктор... Медсестра...Зачем они заходили?.. Где я?..Чего им от меня надо?.. Подожди... Деньги... Деньги?.. Какие деньги?... Причём здесь деньги?..Все деньги должны быть со мной... Вот они, в поясе под рубашкой... Чёрт, как жарко...»
Михаил повернул голову и увидел раскаленную белую площадь упирающуюся в высокую древнюю стену, сложенную из светлого камня и поросшую мелким кустарником, молящихся людей в черном с открытыми книгами в руках, вплотную стоящих лицом к стене и мерно покачивающихся, серо-голубое небо над древним городом на холме...Узкие крутые улочки запруженные множеством людей, лавки, харчевни, кофейни, развалы товаров в лавках и снаружи...В горячем воздухе смесь запахов ладана, кофе, сладостей и специй, крики торговцев, шум разноликой толпы, говорящей на сотне языков... Гудки медленно ползущих машин, непонятно как въехавших в эту толпу, звон колоколов, кресты, и слепящий луч солнца, отражённый от золотого купола мечети.. Невероятно, ужасно слепящий... Михаил попытался отвернуться и... вдруг кто-то ударил его по щеке..., потом по второй, поднял пальцем его веко и держит голову не давая отвернуться от слепящего луча... И вонь.. вонь нашатыря, карболки и винных бутылей...
- Ну, что ж вы, батенька, так спешите-то? Экий вы нетерпеливый, однако!.. Это всё завтра, завтра будет! Сядете себе в самолётик и - тю-тю... Вот он здесь, Миша Зельцер, а вот и нету его, как и не было вовсе: он давно уж на Земле Обетованной живёт-поживает новой жизнью, и в ус не дует! «Нам бы ночь простоять, да день продержаться...» Это не про вас Аркадий Петрович-то сочинил, любезный вы мой?– Михаил высвободился из цепких рук человека державшего его за голову и узнал Лысого, выключающего фонарик, которым он светил Михаилу в глаза. Михаил потрогал поясницу – всё в порядке, пояс на месте – «Я уже ничему не удивлюсь.» - подумал он.
- Обижаете, Михаил Семёнович! – укоризненно улыбаясь произнёс Лысый, разводя руками и глядя Михаилу в глаза. – Ай-ай-ай вам! И за кого вы нас принимаете, дорогуша? Вы, знаете, что я–таки вам скажу? – продолжил Лысый постепенно переходя на интонацию одесского биндюжника – Я вам скажу, чтобы вы себе уже знали: вы правы! Если не вы будете приглядывать за кассой, то помощнички всегда найдутся! – и вдруг забухтел Михаилу в самое ухо сухой скороговоркой, как экзальтированная учительница литературы – Никому, никому, -слышите? – никому!.. Ни доллора, ни цента!... Я знаю, вы добрый, чуткий, отзывчивый человек, участливый и душевный... Но вы наивны, бесхитростны и простодушны, как дитя, как птенчик!.. А вокруг столько мошенников, плутов и аферистов, столько прохвостов, проходимцев и жуликов, тянущих грязные воровские руки к тому, что ваша честная простая еврейская семья скопила ценой титанических усилий, долгими годами упорной экономии и многолетним рабским трудом на коммунистов! И всё это вдруг отдать?!.. Кому?.. За что?.. Зачем?!.. – и отодвинувшись от Мишиного уха неожиданно хрипло забасил «по фене», растягивая слова и старательно откапывая что-то в собственном носу – Короче, чувачёк, не будь фраером. Тебе вот-вот за бугор с этих нар откидываться, а там, на воле, без капусты и рыжья тебя свои же и опустят. Так что прикинь: какой твой интерес лавы тут кидать? Чтобы там у хануриков в шестёрках шастать? Такой базар, начальник,и там и тут – не по понятиям.
- Мне надо поговорить с женой. – попытался приподняться с жёсткого топчана Михаил, и понял, что ему это не удастся: руки-ноги его не слушались, голова гудела, в глазах круги, в ушах вата... И вонь. Всепроникающая вонь. Михаил повертел головой и и обнаружил, что Лысый исчез, оставив его одного.
- Марина! – попытался крикнуть Михаил прикрыв глаза. – Марина!
- Замечательно. Я вижу вам стало лучше, и мы можем вернуться к нашим делам.– увидел он склонившуюся над собой Елену Дмитриевну, перестав уже чему-либо удивляться. – Операция закончена и девочку перевезли в реанимацию. Мать и ваша жена пока с ней, и прежде чем вы все отправитесь отдохнуть, давайте-ка решим: что мы будем предпринимать дальше. – нагнулась она ещё ниже к Михаилу и к больничной вони примешался запах её духов. Она наклонилась к нему так низко, что почти касалась его грудью, а её упавшие волосы щекотали ему щёки. Она уже не казалась ему строгой и сухой докторшей. « Кого она мне напоминает?.. Кого?..» - думал Михаил глядя в её томные полуприкрытые глаза - « Чёрт побери!.. Невероятно!.. Мерлин Монро!..» - осенило вдруг Михаила и сердце его забилось чуть быстрее.
- Я уже позвонила в Москву. – нежным голосом произнесла Мерлин не отодвигаясь от него и глядя ему прямо в глаза. – Этот случай кажется Волохову достаточно любопытным и он может прилететь. – она положила ладонь Михаилу на лоб, и он почувствовал нежную кожу её чуть подрагивающих пальчиков. - Теперь всё зависит только от вашего желания... Хотите?..- почти прошептала Мерлин не убирая руки и не отрываясь от его глаз.
- Чего?.. – прохрипел Михаил.
- Чтобы Волохов прилетел на повторную операцию. – проворковала ему на ухо Мерлин и выпрямилась. – Я думаю, что вы уже всё решили, да? – спросила она отходя к ширме стоящей в другом углу кабинета. – Это мой кабинет и дежурство нашей смены скоро заканчивается. Вам нельзя ещё вставать, а мне нужно переодеться. Вы ведь хороший мальчик, и подглядывать не будете,
правда? – ласково прощебетала Мерлин стоя перед ширмой, игриво улыбаясь и растёгивая верхнюю пуговицу халатика.
Лёжа на жёстком топчане, Михаил честно закрыл глаза, но через мгновенье вынужден был открыть их снова. В полутёмном уютном зале он утопал в низком широком кожанном кресле, из-под потолка журчал медленный расслабляющий блюз, в одной руке у него был бокал вина с терпким привкусом полыни и плавающей оливкой, в другой - дымящаяся душистая сигарета, а перед ним на невысокой сцене, в свете полуприглушённых прожекторов стояла спиной к нему, широко расставив идеальные длинные ноги, и как бы оглядываясь в зал, Мерлин Монро! Да-да, именно Мерлин Монро, одетая лишь в прозрачный белый газовый халатик!.. Через мгновенье она уже знойно извивалась в танце у высокого блестящего шеста, всё время, почти не отрываясь глядя только на Михаила и медленно обнажаясь. Он жадно отхлебнул вина из бокала и подумал: «Неужели она совсем разденется?..»
- А ты хочешь, милый? – услышал он её жаркий шёпот, не понимая: как она оказалась у него на коленях. – Хочешь?..
«Чёрт побери!.. Сколько же всё это может стоить?!» - успел подумать Михаил и услышал спокойный голос Елены Дмитриевны:
- Я тут вам сделала приблизительную смету расходов на случай прилёта Волохова и.. А что это вы всё ещё лежите? Вам уже можно вставать после укола. Поднимайтесь, поднимайтесь, только медленно. – Михаил сел и потряс головой. Сказать, что ему действительно стало лучше – он не мог.
- Вот и хорошо, держите. – она протянула ему листок с колонкой цифр. Михаил взглянул на итог и остолбенел: это были все его деньги! Чтобы московское светило соблаговолило взглянуть на «любопытный случай», причём безо всяких гарантий на успешный исход операции, ему надо было отдать родительскую квартиру с мебелью и скарбом! Михаил поднял голову, - Елены Дмитриевны в кабинете не было. У него пересохло в горле, и в тот же миг из-за его спины кто-то услужливо протянул ему стакан с холодной шипучей минералкой. – Что я вам говорил?! – услышал он уже знакомый голос Лысого – Сволочи, просто сволочи! – Михаил не оглядываясь взял стакан и залпом, с жадностью выпил
«Чёрт бы их всех здесь побрал, даже минералка воняет!» - подумал он
- Представляете, в каких условиях коллектив вынужден трудиться? – продолжал Лысый – Не жалея ни сил, ни времени, как говорится... В антисанитарии, что называется, в засилье вшей, блох, тараканов, мышей и крыс... За жалкие копейки... А московские «гастролёры», эти рвачи от медицины, презрев священную для любого медика клятву Гипократа, обирают сирых и убогих! Прыгнул, аспид, с самолёта в операционную, махнул два раза ножичком, тяп-ляп, и готово!.. Штопайте, помощнички, очередного кандидата в морг!.. А сам, прохвост, схватил куш – и был таков!... Не давайте им денег, лиходеям, не давайте!.. Пусть лечат, кровососы, как положено – даром! – продолжал непрерывно брюзжать голос Лысого прямо в ухо Михаила.
- Всё в порядке, Волохов уже вылетел! – бодро сообщила входя в кабинет Елена Дмитриевна. – Часа через три будет уже здесь! Вы деньги приготовили? Ой, фонендоскоп в палате забыла... Я сейчас!- и выпорхнула.
- Не давайте, не давайте, не давайте! – зашипел Лысый скороговоркой – Вы же не подтверждали согласия!.. Какая наглость!.. Какое беспардонное хамство!.. Нет это хуже: какое циничное вымогательство!...Вам самому деньги нужны!.. А квартира в Иерусалиме?.. А к прилету семьи подготовиться?.. Мебель, посуда, бельё.. Да и вообще, как говорится, гоп-ля, раз-два, туда-сюда, в ресторан сходил – и нет денег!..
- Ты заткнёшся, скотина?! – спрыгнул Михаил с топчана чувствуя, что силы к нему возвращаются. – Ты заткнёшся, или я тебя...
- У-у, вы мне не нравитесь, больной.- разочарованно запел Лысый и помахал куда-то в пространство – Света, аминазинчика!
- Я тебе сейчас покажу «аминазинчика»! - зарычал Михаил и кинулся за Лысым. Вывалившись в коридор, он никого там не обнаружил, кроме сидящих в дальнем его конце Нинки и Марины. Михаил тут же, напротив кабинета Елены Дмитриевны распахнул настержь окно выходящее в больничный парк, и полной грудью вдохнул свежего утреннего воздуха. Уже рассвело, и в тишине двора тихо зачирикала какая-то ранняя пичуга. Михаил взглянул на часы и понял: всё рухнуло. Он опоздал на самолет в Москву, а значит и на самолёт в Варшаву, и как следствие на самолёт в Тель-Авив. Весь его филигранно рассчитаный, изящный и точный сценарий расставания с Родиной, оказался колоссом на глиняных ногах. Михаил ухмыльнулся: « Вот уж воистину сказано: хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах.» Он сделал ещё два-три глубоких вдоха и направился к Марине с Ниной. Они сидели там же, где он их и оставил, уходя. «Наверное, из реанимации их всё-таки вытурили.» - догадался он. Нинка, растрёпанная, бледная, с красными глазами и чёрными мешками под ними, таким же красным и распухшим носом, в юбке с засохшими пятнами крови, сидела и тихонько постанывала, чуть раскачиваясь вперёд-назад. Подняв на Михаила мутные глаза она тихонечко, чуть слышно запричитала:
- Ой, Мишенька, родименький... Всё.. Конец... Умирает моё солнышко, деточка моя... лисичка моя рыженькая... У-у!.. у..
- Умирает, говоришь...Умирает?!.– захрипел он не узнавая собственного
голоса – Чёрта с два!!!.. Накося - выкуси!!! – вдруг заорал он в чёрный вонючий коридор – Не на тех напали!!! – и рванув с себя рубашку, содрал с талии широкий пояс телесного цвета.– Держи! – протянул он его Нине. Она затихла и глядя на Михаила снизу вверх прошептала:
- Это что?..
- Значит так... Я тут договорился... Часа через два прилетает из Москвы профессор Волохов... Он будет делать повторную операцию Наденьке...
Это лучший нейрохирург Союза... Чудеса делает... А это ему... ну.. за труды, вобщем. Вот. – Нинка, очевидно, ещё не поняв ничего из услышанного, медленно расстегнула молнию на поясе, и тупо уставилась на толстую пачку долларов. И вдруг, рухнув на колени и обхватив Михаила за ноги, заголосила во все лёгкие:
- Миша!!.. Мишенька!!!... Дорогой ты мой!!!...Да я!... Век буду Господа за тебя молить, родной мой!!... – слёзы снова ручьём лились из Нинкиных маленьких красных вспухших глазок – Мы с матерью отработаем!!... Всю жизнь будем работать, а отработаем!!... Я костьми лягу, Мишенька, родименький!!...
Дай Бог только выжить ей, Мишенька!... А уж там-то я ...
- Ты что, Нин... ну, перестань... Поднимись, поднимись, я тебе говорю!... Ну, всё, Нин...Ну, хватит!... На-ка, выпей водички, на, успокойся!..- Михаил поднял рыдающую Нинку с колен и усадил на стул, с которого она грохнулась ему в ноги.
- Ну, чё тут, как ваще?.. – появился в приёмном покое запыхавшийся и взлохмаченый Андрюха с авоськой в руках. – Чё говорят, в натуре?
- Говорят, что надо ещё операцию делать... Нина тебе расскажет... Ты молодец, Андрюха, вовремя подъехал, а то мы тут все с ног уже, как говорится...
- А., ладно...Я вам тут хлеба с колбасой... Давайте, давайте! Хавать надо!...Нин, а тебя щас баба Зоя подменит, я к ней перед вами мотался... Ну, на велике, короче...
- Ладно, ребята, мы пойдём, а вечерком забежим к тебе, Нинуля, лады?
- Спасибо, Мишенька, спасибо, миленький!...
- Ладно, ладно...– махнул рукой Михаил - Пока, не кисни! - и вместе с Мариной вышел из больницы. Наступало тихое свежее летнее утро. Спешить было некуда, самолёт улетел, ни квартиры, ни денег, ни документов...
Одним словом – свобода!
«И да отсохнет моя правая рука, если я забуду тебя, Иерусалим.»
***
(Персонажи и ситуации вымышлены. Все совпадения случайны.)
|
|