На орбите Есенина
Вместо пролога. Поэты
По Новосибирской вдоль Сенкт-Петербурга...
За узкоколейкой – в рощице просвет...
-- Господа, сходитесь! –
И ударил гулко
Выстрел невозвратный – и упал поэт...
Возле тихой рощи катится троллейбус.
Искрами контактов вспыхивает мгла...
Может потому Россия все болеет,
Что она Поэта не уберегла.
Клен осиротелый - поминальной свечкой,
А сентябрьский дождик - по Поэту плач...
В этой тихой роще, здесь, за Черной речкой
Мать-Россию в сердце поразил палач.
В веке-людоеде -- новые потери...
Зворкий, как свирель, отплакал. отжурчал
В мрачном "Англетере" -- чудо-"подмастерье"...
Как всегда, народ безмолствовал, молчал.
Не сыскать Пророка, не узнать Мессию
В темном царстве зла - отечестве его...
Научи, Господь, несчастную Россию
Впредь любить живым Поэта своего.
Облака над рощей вдаль плывут небыстро,
А кудрявый парень не стыдится слез.
И уходит Бродский по Новосибирской,
Думал, что вернется, но не довелось...
1. Аня. Первенец
Златовласый сельский херувим -
И стихов стихия в головенке...
Как такого не любить девчонке?
Как робеет Аня перед ним...
В Сытинской печатне с ним она
Увлеченно правит корректуру...
И лицо Сережи и фигуру
Обожает -- тайно влюблена...
А на нем – коричневый костюм,
Галстук – ослепительно зеленый...
Кажется, уже и он влюбленный,
Суженый ее прекрасно юн...
Он, еще не понятый никем
И не напечатавший ни строчки,
Что-то быстро пишет в уголочке.
Вдохновленный инобытием...
Знает сердце: он желанней всех,
Никого милее не встречала...
Убаюкала и укачала
Их любовь... На старте – грозный век...
Не досталось им волшебных призм
Для предзнания кровавых оргий...
У влюбленных первенец – Георгий...
Век -- вампир, век – зверь, век – катаклизм...
Не сложился радостный сюжет
Век растер в труху судьбу поэта...
Горьким разрешением сюжета –
Сын пополнил мартиролог жертв...
2. Зина
...А когда, захмелев без закуски –
А уже он зело выпивал --
Он любил свою Зину по-русски:
Поколачивал и ревновал,
Вспоминала она, вспоминала,
Как в семнадцатом шалом году
В Петрограде его повстречала,
Полюбила – себе на беду...
А была она редкой красоткой,
Увивался за ней Петроград...
А Сережа, повязанный с водкой,
Сам себе был порою не рад...
Но когда выходил из запоя,
Был он сказочно нежен и мил...
И терпела – прощала побои,
Умоляла, чтоб больше не пил...
Вспоминала она, вспоминала...
Гимназисточкою из Орла
За мечтой в Петроград улетала,
Неосознанно чуда ждала...
И стуча на своем «ундервуде»
В окруженье газетных писак
Все мечтала о сцене – о чуде,
Но втянуло в любовный зигзаг...
Белобрыс, а она – как цыганка.
Он – поэт, но пока – для себя...
Чем завлек – неизвестна изнанка,
Что дарил – неизвестно... Судьба...
Он позвал – и на север помчались,
А четвертого августа вдруг
В Волологодском краю обвенчались...
Просто друг был, а ныне – супруг...
Он над нею куражился пьяно
И – беременную – побивал...
Появилась дочурка – Татьяна...
Вновь побил – и сильней выпивал...
А когда она – снова на сносях –
Поколочена им «по любви» --
Рвет их связь, что казалась – на тросах --
Не вернется, зови – не зови...
Он в зените таланта и славы,
Дети с нею растут в нищете...
Он поет про луга и дубравы –
Зина бьется с нуждой во тщете...
Из Есенинской выпав орбиты,
Потерялась в огромной стране...
Им и дети по пьянке забыты:
-- Ребятишки? На что они мне?
Только раз на ростовском вокзале
С ним свела Зинаиду стезя...
-- Здесь и сын твой... Посмотришь?
-- Едва ли...
Ну, давай, коль иначе нельзя...
Ошарашенно выкликнул:
-- Черный?
Не Есенин! Таких у нас нет...
Будто Костенька был прокаженный –
Так брезгливо скривился поэт...
У него почитателей масса,
Издают и читают взахлеб...
И скандальные – в «Стойле Пегаса»
Вечера... Да, не жизнь, а вертеп...
Знаменитый в стране и окрестно,
Публикуем и славою горд...
А ее – (как и что – неизвестно) –
В музы выбрал себе Мейерхольд.
И она, что считалась бездарной,
Вдруг явила чудесный талант...
Он – на западе в гонке угарной...
А ее театральный гигант
Воспитал – (и теперь она – прима) --
И поэта детей – как родных...
Но сквозь сон – незабытое имя
На устах – и не только на них...
И в душе ее образ поэта
Не угас, не взирая на боль...
Он вернулся, объездив полсвета,
И в крови у него – алкоголь...
Вновь возник в ее жизни Есенин...
Взлетом бывшей жены удивлен,
Он привычно упал на колени,
Мол, прости – и, конечно, прощен...
И детей, позабытых им, фото –
(Пусть черны – но есенинский вгляд) –
Режиссеру оставив заботы,
Он в кармане носил, как мандат...
Были тайные страстные встречи,
Но от них – снова горечь и боль.
И себя до конца искалечив,
Мстил и ей за былую любовь.
Он являлся и трезвым и пьяным:
Мол, пришел, чтоб увидеть детей...
А потом – «Англетер»...
-- Валерьяны!...
Череду непонятных смертей
Начал он, озорной «подмастерье».
Он ушел, не снеся бытие...
А у смертной прощальной постели
Мать поэта винила ее...
Из есенинской горькой орбиты
Не дано на свободу уйти...
И она – по приказу – убита –
Все страданья ей, Боже, зачти...
3.Айседора
... Столько бед. Рвется сердце на части,
Балерине не мил белый свет...
Но уже написал Луначарский:
«Приезжайте. Мы ждем вас в Москве.
Мы откроем особую школу
И доверим вам сотни детей...»
«Я приеду, приеду к вам скоро...»
«Здесь свобода для ваших идей...»
...В этом городе храмы, как сказки,
Золотые над ним купола...
И любил ее сам Станиславский...
Да, она здесь когда-то была...
Вроде те же брусчатка и стены,
Да в партере народ победней...
Неизменно богинею сцены
Почитают в стране дикарей...
Залы, лестницы, своды, покои...
-- Очень нравится... Радостный дом!
-- Обещали – и вот вам для школы
Особняк, но сначала – прием...
-- Что – сейчас?
-- Ждут нас в зале банкета...
Потанцуете?
-- Может быть... Да...
Кто вот это? Скажите, кто это?
-- А... Поэзии новой звезда...
Входит дива летящей походкой,
Шубку – в сторону... В складках хитон...
-- Эй, штрафную! Вино или водку?
А напротив – восторженный – он...
Он читает стихи вдохновенно –
И неважно, о чем те стихи,
Если вдруг озарило мгновенно,
Если оба – во власти стихий...
Так, забыв о себе, Эвридика
Погружалась в орфейский вокал...
Прочитал. Сбросил обувь – и дико,
Что-то яростное танцевал...
И как будто внезапно в том зале
Все исчезли, остались вдвоем...
И незримые нити связали
Их надежным сердечным узлом.
Он спустился – и встал на колени...
-- Изадора! – и чувств перехлест
Безоглядно и без сожалений
Будто в омут бросает со звезд –
И навстречу друг другу...
-- Сережа!...
-- Изадора!..
И будто вовек
Никого не встречали дороже,
Будто смерч их друг к другу повлек –
И в обнимку ушли, не прощаясь...
-- Ангель, ангель! – шептала одно...
Но не ведает счастье про счастье
Коль от пьянки в рассудке темно...
Он любил ее – и ненавидел,
Обижал – и прощенья просил...
Бил... Трезвел – и забыв, что обидел,
На руках по квартире носил...
А она для него танцевала
С алым знаменем-шарфом в руках,
На большую любовь уповала.
Хоть порою охватывал страх.
Слов десяток узнала по-русски –
И сквозь слезы шептала:
-- Люблю!...
И брала его вновь на поруки,
Удержала не раз на краю...
А Сергей куролесил в квартире,
Будто мстил ей за то, что была
Много старше: ей сорок четыре,
А ему -- двадцать шесть... Все ждала...
Все по-бабьи сносила, терпела,
Как могла, отвлекала от зла...
Отстоялась бы, перекипела
Муть души в нем... И вот – увезла
Из похмельной России – в Европу...
Эмигрантский похмельный Париж
Предвещал ей любви катастрофу...
-- Не отдам тебя водке... Шалишь!
Неизвестно: Из Гавра ль, из Дувра,
Был ли трезв в этот час или пьян...
-- Дунька, водки! Что скалишься, дура?
Это ж где я теперь?... Океан...
В США не скрывают опаски:
-- Эти двое – от большевиков!
Был особый приказ – без огласки,
Чтоб под своды зеркальных дворцов
Не пускать ее впредь... На запреты
В пролетарских кварталах плюют...
-- Обойдемся без высшего света,
Нас рабочие не подведут...
Вновь ее «на ура» принимают,
Улыбается радостно жизнь...
И красавица не понимает:
-- Что с тобою, Сергей?
-- Отвяжись!
А причина вполне объяснима:
В газетенке писал журналист:
«Как всегда упоительна прима,
Молодой ее муж – скандалист...»
До беспамятных драк и погромов
Снова запил по-русски Сергей...
Он главнее, он лучше... Не промах –
Бес похмельный... Не даст из сетей
Вырвать душу больную Сергея...
Оплатила дебош. А потом...
Осознала: достиг апогея –
И сказала ему: Гоу хом!
Он вернулся с бельгийской границы,
Он в разлуке почти умирал...
Но любовь – на исходе страницы --
Сам же чувство гасил наповал.
А она безнадежно грустила...
Но в любовь еще верит она...
Понимает: поэту – Россия
Даже больше нужна, чем жена.
Возвращаются... Брак на излете...
Уезжает с гастролями в Крым...
Ждет его...
-- Вам депеша. Возьмете?...
«Я другую люблю и любим...»
Дни великой любви пролетели,
Извержения страсти прошли...
А два года спустя в «Англетере»
Вынимали его из петли...
А еще через два в теплой Ницце
Отказалась накинуть пальто...
Длинный шарф, затянувшийся в спицы...
Кто ее пожалеет? Никто...
4.Надежда
Отшумело тревожное лето,
Девятнадцатый год над Москвой...
Надя Вольпин в Союзе поэтов,
В молодежной его мастерской...
А Есенин уже знаменитый
И капризный:
-- Читать не хочу...
-- Почитайте, прошу! – чуть с обидой...
Взгляды встретились – и по лучу
Точно искра тотчас пробежала...
-- Ради вас почитаю, -- сказал...
И она с упоеньем внимала...
Он смотрел на нее -- и читал...
Новый шаг – и они неразлучны...
И поэзия с ними и страсть...
Ах, как строки его сладкозвучны,
Как сильна их над девушкой власть...
Он и ей с упоеньем внимает,
И свои ей читает взахлеб...
Он целует ее, обнимает...
-- Нет, не надо, пожалуйста... Стоп!
Их вечерние тайные встречи
Превращаются в схватку «за честь»...
Воздержание парня калечит,
Парень жаждет ту книжку прочесть...
Эта книжка свежа и наивна,
И не читана прежде никем,
И стесняется так перед ним, но,
Все настойчивей он между тем...
Как юна была Наденька Вольпин,
Как была той порой хороша!
А ему – что женат, что помолвлен –
Все едино, коль просит душа...
А душа перемены просила.
Он от Зины уже уставал...
И мужская – мужицкая сила
Поразила ее наповал...
Да, она неохотно сдавалась,
Но ведь сильно любила его...
Отдавалась ему, отдавалась...
-- Так, выходит, была ты... того...
Значит, девушкой? Чур – отвечаем –
Каждый сам за себя – без обид...
Обижаем порой, обижаем
Нежно любящих – плачут навзрыд...
Но Надежда горда – и в ответе
И презрение явно звучит:
Никому не позволит на свете
Отвечать за нее – без обид...
Он порою касался женитьбы --
В разговоре – шутя, со смешком,
Дескать сильно могли посмешить бы:
Муж с женою – поэты... Потом
С Айседорой умчался в Европу,
Но вернулся же все-таки к ней,
Погружаясь в пучину-хворобу:
Все пьянее поэт, все пьяней...
Все привыкли: Надежда доставит
Захмелевшего быстро домой,
Не осудит его, не оставит...
Вдруг она поняла:
-- Боже мой! –
Что беременна... Радость и горечь...
-- Не хотелось бы больше детей...
Их и так уже трое... Я – сволочь?
Ну, как хочешь... А я из сетей
Ускользаю...
Подумав, Надежда
Покидает Москву... Петроград...
Здесь родился сынок ее... Нечто
От отца в нем: внимательный взгляд
Будто он отрешался от мира –
И заглядывал за горизонт...
-- У друзей поудобней квартира,
Здесь же тесно и нужен ремонт...
-- Я в твоем не нуждаюсь совете,
Ты отныне свободен от нас...
Мы решили тогда, что в ответе
Я сама за себя... Скройся с глаз!...
Возвратились в столицу в тридцатых...
Алек – так называла сынка –
В школе значился средь головастых...
На мехмат МГУ без сучка
Без задоринки принят... Учился...
Здесь талантами всех восхищал...
Аспирант... На «ура» защитился...
Между прочим, он тоже писал,
Как отец, и Георгий, и мама...
Но и Алека мерзкая пасть
Злобной власти хватала упрямо –
Невзлюбила Есениных власть.
А всего-то хотел, чтоб в Союзе
Соблюдали советский закон...
-- Ишь чего захотел-то! -- Иллюзий
Справедливости полон был он,
Словно Сахаров... Брошен в психушку,
После выдворен был из страны...
За умнейшую эту «макушку»
По сей день «мериканы» должны
Кагэбэшникам петь дифирамбы –
Помогали «утечке мозгов»,
Словно не пригодилися нам бы...
Вот... И где ж тогда сонмы врагов?
А Недежда Давыдовна Вольпин --
(Переводчик, каких поискать!
Почитаешь – и будешь доволен) –
Пожелала сама рассказать
О Сергее... «Свидание с другом» --
Главным образом, книга о нем,
О поэте с российским недугом,
Чьи стихи со слезами поем...
5. Галина
Депешу в Крым Дункан дала Галина:
«Любим, женат и счастлив...», -- о себе...
Мечту свою наивно оголила,
Путь проложила к горестной судьбе...
Так беззаветно, как она любила,
Едва ли кто способен полюбить...
Есенин:
-- Галя – друг! –
Ей можно было
О нежных чувствах к прочим говорить.
Она стройна, с косищами до пяток,
Зеленоглаза – и ему верна…
Не видит что ли? На душе осадок…
Но выпьет чашу горечи до дна….
Впервые Галя встретила поэта
В двадцатом, в середине сентября…
Литвечер в политехе… Море света…
Вот вышел он, улыбкой говоря:
-- Смотрите, как я молод и прекрасен!
Так золотилось золото волос…
Мальчишка в светлой куртке… Голос ясен –
И озорство стихов, и их серьез:
Мол, плюйся, ветер, сцепкой мокрых листьев,
И я такой же, дескать, хулиган…
И ширился восторг тысячелице,
Мурашки по спине и по ногам…
А в ноябре она в его постели.
Точнее – он в постели у нее…
В Московской коммуналочке летели
Стихи… Но с ней деля житье-бытье,
Он почитал ее, скорей как друга,
Чем женщину… Он даже и не бил
Ее, как прочих… Галя – не супруга –
Раба любви… А он ее любил?
-- Вы, Галя, -- друг мне. Самый близкий, верный.
Но, извините, я вас не люблю…
Он приводил других к ней… Боль безмерна…
-- Зато, по крайней мере, вас не бью.
Я женщин бью – и не могу иначе:
Любовь моя – мучение и боль…
-- Вы и меня побейте, -- чуть не плача…
-- Вас – не могу… Жестокий карамболь!
Она ему, как верная собака,
Служила – и старалась оградить
От пьяного сообщества и мрака
Похмельного… Старалась отследить,
В каких его печатали журналах –
И выбивала скудный гонорар.
Она ему варила и стирала,
А он ее почти не замечал,
По дружески даря порою ласку…
А с Айседорой – на ее глазах
Сошелся – и болезненную сказку
Ее прервал, оставив боль и страх…
Он возвратился после Айседоры
Опустошенно горестный такой…
-- Я рядом с вами – и отступит горе!...
А он опять женился на другой –
И кончил счеты с жизнью в «Англетере»…
Ей незачем теперь ни пить ни есть…
Невосполнимые судьбы потери
Душа не в состоянье перенесть…
Декабрьский день… Мороз и непогода…
И выстрел на Ваганьковском… Ушла
За ним Галина… Боль ее ухода
Всех, кто любил Сергея, потрясла…
Ее похоронили по соседству,
На памятнике начертав слова
О «верной Гале» -- тихой данью сердцу,
Что так любило… Горькая глава,
Еще одна -- трагической поэмы
Пришла к закономерному концу…
Летят десятилетия – и все мы
Горюем по несчастному певцу…
6. Сонечка
Не сулила судьба испытаний:
-- Соня-Солнышко! – дед ликовал...
Родилась она в Ясной Поляне –
Графской крови толстовской накал –
В ней -- и жертвенность и горделивость...
Внучке Лев Николаич писал:
«Дар любви – Божья щедрая милость...», --
Он завет ей для жизни давал:
Ни о ком не помыслить дурного,
Не злословить в судьбе ни о ком
Потому что и мысли и слово
Возвращаются к нам прямиком.
Не злодействовать даже случайно –
А наградою будет любовь...
Переимчива необычайно,
Видно, к доброму графская кровь...
Новый век отсчитал четверть века,
Четверть века и Соне... Пока
Всю любовь ее – библиотека
Получает... Незримо ЧК
Ищет фактики для компромата.
Если хочется, можно найти, --
Заверяли творцы диамата,
Если дело сперва завести...
Ну, а повод-то самый скандальный:
Клинья бьет к ней Есенин Сергей,
Хулиганистый, полуопальный...
Приухлестывать начал за ней...
И однажды под кронами парка
Обещавшей веселье весной
Привязалась к гулявшим цыганка:
-- Погадаю тебе, золотой!
-- Да, неплохо судьбу распознать бы...
До чего я еще доживу?
-- Доживешь, мой красавец, до свадьбы...
Грусть мрачила очей синеву --
Не гадал о таком повороте...
-- Я руки вашей, Соня, прошу...
-- Неужели и вправду возьмете
В жены?
-- Вправду. Надеждой дышу:
Наконец-то семья состоится...
Вы согласны?
-- Согласна! Сергей,
Все же сердце чего-то боится...
-- И мое... Но – венчаться! Скорей!...
Позже матери Софья писала:
«Поняла: роковое – всего
Полюбила – и только желала
Все отдать, чтобы жить для него...
И ни в чем не вините Сергея.
Что с того, что он мучил меня,
Сам страдая и горько болея...»
Не сгореть у такого огня
Ей, как всем до нее, невозможно...
«Я ему всю себя отдала,
Шла на крест добровольно...». –
Возможно,
Что она бы его и спасла,
Принеся ему успокоенье,
Но, наверно, намеченный срок
Подходил – (опоздало спасенье) –
И рванул в Петроград наутек...
И когда о несчастье сказали,
Закричала, как раненый зверь:
-- Я не верю! Зачем вы солгали?
Как мне жить, что мне делать теперь?
В Ленинграде ей выдали тело,
Увозила поэта в Москву –
Не придумаешь горше удела,
Боль потери терзала главу...
Панихида... Оплакали хором
Все, кто прежде поэта любил...
В телеграмме своей Айседора
Написала: «Дух дерзкий стремил
К невозможному... С болью потерю
Вместе с вами оплачу сполна...»
...Он ушел, как и жил – хлопнув дверью –
И сиротствует горько страна...
7. Юрий
Год четырнадцатый... Испытанья...
Над страной блеск чужого штыка...
Вспоминает Изряднова Аня:
«В декабре родила я сынка...
Канительно со мною Сереже:
И в больницу меня отвези,
И встречай с малышом...
-- Мы похожи!
-- Как две капли! (Поди возрази...)
Мы Георгием (Юрой) назвали
Ясноглазенького малыша...
Убаюкивая, напевали –
Так Сережа велел – крепыша...
А весною в столицу за счастьем,
За удачей умчался Сергей,
Разрывая мне душу на части...
Я прошу:
-- Возвращайся скорей!
Что с ним там, в Петрограде, случилось?
Из столицы вернулся другой,
Будто что-то в душе надломилось –
Стал задумчивый, грустный такой...
Будто места себе не находит...
-- Отправляюсь в деревню – писать...
Понимаю: Сережа уходит,
Но не стану узлами вязать...
Из деревни писал нам сердечно...
Потянуло опять в Петроград.
Звал с собою... А Юра? Извечно
Сын с отцом конкуренты за мать...
Обещал:
-- В Петроград ненадолго...»
Сына Анна растила одна...
По веленью отцовского долга
Не давал опускаться до дна,
Помогая (нечасто) деньгами,
Навещал, наезжая в Москву...
Бедовала, пока он стихами
Озарял золотую главу...
На любительских снимках сыночек
Худ и бедненько очень одет...
Но похож на отца между прочим
И в глазах -- (не по возрасту) – свет...
Свет ума и большого таланта:
Стал стихи очень рано писать...
А над Родиной тень обскуранта...
-- Анна, сына хранить и спасать,
Коль уйду, то тебе завещаю, --
Выдал предначертанье Сергей. –
Обещай мне, прошу...
-- Обещаю!
-- Что за власть? С каждым днем злей и злей...
Анна мужа жалела... Простила...
От себя отрывая кусок,
Берегла их сыночка, растила...
-- Будь счастливее папы, сынок!
Но Есенину в жизни непросто --
Смотрит косо на мальчика власть.
Жизнь – как скучная серая проза,
А у власти – кровавая пасть.
Авиация – символ столетья...
Кто-то учит машины летать,
Чертит, строит их... Под междометья
Кто-то должен их раны латать...
Юра техникум выбрал, в котором
К авиации ближе всего.
С юных лет он по крыльям, моторам
Тосковал... Отучился... Его
В академию взяли трудиться...
Жизнь прекрасна! Возможно, поздней
Самому повезет научиться
Инженерной премудрости в ней...
Тут в военную службу призвали...
-- Отслужу, а потом – заживем!
Плачет мама...
-- Не надо печали,
Ты не думай, родная о злом...
Сердце мамы не знает покоя,
Ноет бедное...
-- Боже, храни!...
Колет сердце предчувствие злое...
Потянулись ненастные дни...
Новобранца в Хабаровск услали...
Поначалу писал, а потом –
Как отрезало... Власти молчали...
Так наметился жизни излом...
И писала, и у кабинетов
Терпеливо приема ждала...
Ни просветов в судьбе, ни ответов...
Горе душу спалило дотла...
Обложили судьбу василиски,
В кабинетах засели враги...
-- Видно, десять – и без переписки, --
Подсказали тайком знатоки...
И затеплилась в сердце надежда,
Верит – все же вернется сынок...
-- Истрепалась, поди, вся одежда, --
Анна вяжет сынку свитерок...
Пожалел ее, видно, Всевышний,
Взял к себе безутешную мать,
Полагая, наверно: излишне
Не должна за любимых страдать...
В КГБ-шном архиве хранится
Дело номер двенадцать – один –
Семь – пять... Ломкими стали страницы...
Так за что же Георгий судим?
В тридать пятом попался на вертел
Озверевшего НКВД
Как немецкий шпион – Осип Бергер...
Он не сдался кромешной беде –
Избежал по удаче расстрела,
Выжил, вынес гулаговский ад...
Болью горькая память гремела...
Мемуары его самиздат
Размножал...
... Как-то ночью в Бутырке
К нам втолкнули с узлом новичка...
Поглядев, почесали затылки:
-- Просто копия! Издалека?
-- Из Хабаровска...
-- Звать-то?
-- Есенин...
Юрий...
-- То-то же! Видим – похож...
-- Сам-то пишешь?
-- Пишу, но оценен
Лишь чекистами...
-- Эх, молодежь...
Юрий был убежден, что Сергея
Затравила умышленно власть,
А теперь и его, свирепея
Поглотила тюремная пасть...
Нет за ним нарушений устава...
Нет, вменяют ему терроризм...
Шпионаж... Обещают лукаво,
Сохранят, мол, Георгию жизнь –
И признаться – в его интересах...
Возвращался с допросов в слезах...
Он не выдержал мощного пресса –
Подписался... Надежда и страх
Брали верх над ним попеременно...
В папке множилась стопка листков ...
Изуверы давили умело,
Распалялись, предчувствуя кровь...
-- Подпиши-ка!
-- Здесь столько обмана...
-- А придется, дружок, подписать...
Им строчить о шпионах романы,
Только судьбы им слаще кромсать...
Дескать, Сталина он собирался
На столичной трибуне взорвать –
И взрывчаткой уже запасался...
Бред! Но кто бы их стал проверять?
И мальчишка расстрелян чекистом,
В крематории тайно сожжен...
Пусть нетленная память о чистом,
Кто невинно врагом убиен,
Неизменно стучит в ваше сердце...
Да не вступит уже на порог
Ненавистная ненависть в сенцы,
Да хранит нас от мерзости Бог...
8. …"Музыка Григория Пономаренко на стихи Сергея Есенина..."
...В них нет особо сложных аллегорий,
Бесхитростные, как душа России,
Есенинские песни... Ну, Григорий,
Пожалуй, ты дозрел... Копились силы
На песнях, что певались в Волжском хоре,
Под аккомпанемент баяна Гриши...
Не сразу были поняты, но вскоре
Запели их Наташи и Мариши.
Те незамысловатые мотивы
Встречались как народные нередко
И омывались свежестью наива
Их сочинителя -- Пономаренко...
Но вот однажды -- будто озарило...
И поплыла мелодия над текстом
О роще золотой -- отговорила --
Запела, угасанию -- протестом...
И стала песня навсегда родною
Для каждого,в ком русское -- под кожей.
Она плыла неспешно над страною,
А с ней его судьба... Судьбу итожа,
Есенинских еще немало песен
Мелодиями одарил своими.
Итог счастливый, видно, Вам известен:
У авторства теперь -- двойное имя.
Жил композитор, снайперски попавший
Душою в душу... Тщетно все так метят...
И увлажнят глаза нам "Клен опавший...",
"Дай, Джим, мне лапу...", "Над окошком месяц..."
9.Поет "Ореро"...
"Отговорила роща..." Чуть гортанно
Есенина поет квартет "Ореро".
Грузинское многоголосье пряно
Печаль поэта страстью разогрело.
И им сейчас, в самозабвенье жарком
О русской осени светло поющим
Грузинам, больно и наверно жалко
Поэта в его времени бегущем.
В согласии с кавказским этикетом
Сверхпрагматичны и сверхромантичны,
В сотворчестве с загубленным поэтом,
Поют грузины о своем, о личном.
Но гимном грустной осени задето
Для сострадания и соучастья,
На грусть грузин и русского поэта
Ответит сердце -- и забьется часто.
Ведь каждый тоже молод был когда-то
И каждому прошедших весен жаль.
И собственным ошибкам и утратам
Певцов аккомпанирует печаль...
Да, жаль, как жаль -- "Отговорила роща..."
Поют грузины... Это просто шок...
И мы им подпоем -- чего уж проще --
Слова-то каждый знает назубок.
10. Поэт и актер
Сергей Никоненко играет Есенина
И это, заметьте, совсем не игра.
Душа растревожена до потрясения:
Поэт воскресает для зла и добра.
Поэта душа инструмент неизученный,
Способная мир параллельный открыть.
Поэт, всеми муками мира измученный,
Всему вопреки продолжает творить.
Он снова вступает в борьбу с безысходностью,
Он ищет и все не находит себя
Один на один с равнодушьем и подлостью
Взывает к любви, от натуги сипя.
Сергей Никоненко играет Есенина,
Есенин играет актерской судьбой.
Вот роль, что когда-то лишь будет оценена:
Поэт замещает актера собой...
11. Павел
* * *
-- Жизнь подтверждает: далекое – близко…
-- Проиллюстрируй, давай!
-- Павел Есенин из Новосибирска
Песни творит для «Hi-Fi».
Я с земляками встречался в Нью-Йорке,
Шел их концерт на ура.
За исполненье им ставлю пятерки,
Публика, будь к ним добра…
В Новосибирске с Есениным Пашей
Встретиться не довелось.
Внук или правнук он гордости нашей,
Как-то спросить не пришлось.
С мамой Есенина Павла, Людмилой,
Часто встречался зато.
Мама догадку мою подтвердила…
Некто, играя в лото,
Судьбы, как числа, бросая на карту
С целью, неведомой нам
Имя поэта отдал музыканту…
-- Благодарю Вас, мадам!
А ведь могло бы слоожиться… Есенин
Что-то из строчек моих
Взял бы для песни… Пусть несовременен
Меланхолический стих,
Так и у рок-музыкантов причуды
Тоже случаются, нет?
Но Венцимеров-Есенин покуда
Не состоялся дуэт…
12. Поэт Сергей Потехин
Давно вестей из Костромы не получаю –
Как поживает тот загадочный поэт?
Реинкарнация? Ну, что ж, не исключаю,
Что вновь Есенин к нам пришел на белый свет.
Так много знаков для готовых верить в чудо:
Деревня Костома – отчетливый намек
На Константиново... Подумайте, откуда
Такой поэт забрел в забытый уголок?
В деревне Костома живет поэт Сережа.
Он Александрович по отчеству, заметь...
Да кто ж еще умеет, душу мне корежа,
Волшебным словом так пронзительно звенеть?
В деревню Костома так дозвониться трудно,
Я написал, а вот ответа нет и нет...
Поэт Сережа жил болезненно и скудно
И выпивал, конечно, как любой поэт...
Но пусть узнает о Сереже вся Россия –
Такой поэт, поверьте, у нее один...
И пусть Россия, злое время пересиля,
Поэта словом светлых вымолит годин...
|
|