ГЛАВА 13
ИНСТИТУТ МОЗГА
- Ну что ж, молодой человек, могу Вас успокоить. Психика Ваша в порядке. Ни шизофрении, ни эпилепсии, ничего другого. Не похоже.
Стерхов слушал, затаив дыхание. Это был уже его третий визит в Научно-исследовательский институт Мозга. В первый раз его принял Николай Иосифович Яндола, тот самый врач-психиатр, с которым они с Мариной познакомились в поезде. Он занимался Рустамом минут сорок. Стерхов изложил свои жалобы, рассказал о том, что иногда видит события, не происходящие вокруг него в реальности. Яндола внимательно слушал, уточняя подробности: что видел Рустам, слышал ли голоса, ощущал запахи, чувствовал ли прикосновения. Интересовался, не кажется ли Рустаму, что им кто-то руководит, кто-то следит за ним, заставляет совершать какие-либо поступки. Потом подробно расспросил, чем он болел и особенно, чем болели его родственники, не было ли у кого психических заболеваний. Таких Стерхов не припомнил. Потом Рустам отвечал на вопросы об учёбе, о том, как часто у него меняется настроение, не впадает ли он в депрессии, и ещё на множество других вопросов, некоторые из которых прозвучали для него странно.
Затем Яндола вызвал женщину в белом халате и передал Рустама ей.
Женщина обследовала Стерхова на каких-то устройствах и отпустила домой, наказав явиться на следующий день.
Во второй раз Яндола вёл приём не один. Присутствовал ещё худощавый высокий мужчина с обильной проседью в волосах, которого Яндола представил как Илью Ильича Прокудина. Рустам опять излагал свои жалобы, но теперь вопросы задавал больше Илья Ильич. Причём формулировал он их как-то особенно, так, что, отвечая, Стерхов вспоминал всё больше и больше из того, что видел в моменты помутнения сознания. Затем Рустам с Прокудиным спустились на три этажа, видимо, в подвал, прошли по коридору и оказались около двери с табличкой: «Лаборатория №5». Дверь была обита железным листом. За первой дверью была вторая, обитая с двух сторон дерматином.
В лаборатории стояла ватная тишина. Никакие звуки не доносились сюда из вне. Окон не было, но помещение хорошо освещалось ртутными лампами. Посредине стоял большой стол, заваленный бумагами. По периметру комната была также заставлена столами, но на них находилась аппаратура: пульты, мониторы, осциллографы, принтер с заряженной широкой лентой бумаги, в которую впились острые когти самописцев. В углу стоял шкаф, забитый толстыми папками.
В лаборатории находился мужчина лет тридцати, худощавый и темноволосый, в очках и заношенном свитере. По его виду легко можно было догадаться: младший научный сотрудник.
- Павел Петрович, - обратился к мужчине Прокудин, – проведите первые два теста из первой программы.
- Энцефалограмму снимать? – уточнил Павел Петрович.
- Не надо пока, – ответил Илья Ильич и обратился к Рустаму, - Павел Петрович Вас немного помучит, а потом идите домой. Приходите завтра, в это же время. Вам удобно?
И вот Рустам сидел в кабинете Прокудина, табличка на двери которого гласила, что Илья Ильич - профессор, заведующий «Лаборатории физиологии мышления и сознания».
- Психически Вы здоровы, – повторил Илья Ильич. - Во всяком случае в настоящее время.
Он сделал паузу, как бы давая Рустаму выразить своё мнение по этому поводу. Стерхов же, затаив дыхание, ждал, что скажет дальше этот задумчивый человек. А то, что он должен сказать ещё что-то, явно следовало из того, как он выдерживал паузу. Рустам напрягся, зажав нервные руки между ног и подавшись вперёд.
- Спасибо... - наконец выдавил он из себя. – Но что-то всё равно не так?
Илья Ильич неторопливо вытащил из кармана пиджака сигареты и зажигалку.
- Курите? – спросил он у Стерхова.
- Нет.
- Молодец, а я вот никак не могу бросить эту дурацкую привычку.
Он закурил, положил сигареты на стол, а зажигалку стал крутить в руках.
- Вам сколько лет? А помню, помню, двадцать два. В анамнезе есть.
Он опять помолчал.
- Возраст довольно молодой. Вы не задумывались ещё о смысле жизни?
Стерхов, озадаченный таким поворотом разговора, ответил не сразу.
- Как же, задумывался. Мы даже спорим часто на эту тему.
- С кем?
- С друзьями в общежитии.
- А, Вы же студент. Да, студенчеству это присуще. Ну и в чём он, по-вашему?
- Никто не знает. Наверно, нет его.
- Ага, ага, понятно, - Илья Ильич щурился от сигаретного дыма. - О чём же вы ещё спорите?
- О многом, – Стерхов ухмыльнулся, немного расслабившись. Он чувствовал, что может завязаться интересная беседа, но куда клонит профессор, понять не мог. – О жизни спорим, о женщинах часто, о вселенной, о Боге.
- О Боге? Это интересно. И что же вы думаете о Боге?
- Я что думаю? Я думаю, нет его.
- То есть, совсем в Бога не верите?
- Совсем.
- Даже безотносительно религий? В космический разум.
- Да, совсем, – поколебавшись, ответил Рустам.
- А как же, по Вашему, произошла жизнь?
- А как же, по Вашему, произошёл Бог? – нагло задал встречный вопрос Стерхов.
Илья Ильич улыбнулся.
- Я ещё не сказал, что верю в него.
- Значит, не верите?
- Как большинство людей в нашей стране, я атеист. Хотя, как учёный, занимающийся длительное время изучением мозга человека, я не могу отделаться от мысли, что такое совершенное творение не могло образоваться само собой, без чьей-либо помощи. Такие же мысли мучают некоторых моих знакомых – учёных физиков, занимающихся изучением строения вселенной. Они сейчас забрались в такие дебри, и перед ними такие картины встают… А Вы вот сами поразмышляйте, например, над таким фактом. Что является основой жизни на Земле?
- Вода, – ответил Стерхов, на секунду задумавшись.
- Правильно. А Вам известно, что вода - такая привычная каждому человеку жидкость – очень аномальное вещество?
- Что же в ней аномального? – насторожился Рустам. «Сейчас профессор выложит что-нибудь страшное про воду. Последние открытия, известные только нескольким учёным в мире, после чего её и пить не захочется. Например, что вода – это какая-нибудь божья роса», – подумал он.
- А многое. Вы же в техническом ВУЗе учитесь? Впрочем, со школы ещё знаете. При охлаждении все вещества сжимаются, так?
- Так.
- Вода тоже сжимается, но до температуры 3,98 градусов по Цельсию. Дальше она начинает расширяться. И лёд, который образуется, как известно, при нуле градусов, легче воды. Поэтому он не тонет. Это уникальное свойство. По нему вода выпадает их физических законов. Но благодаря этому водоёмы зимой замерзают сверху. Ледяная корка сохраняет их от промерзания. Ели бы было наоборот, они бы начинали замерзать снизу и насквозь промерзали.
Профессор сделал паузу. Стерхов был - весь внимание.
- Второе аномальное свойство воды – её огромная теплоёмкость. Она гораздо выше, чем у других веществ, например, в десять раз больше, чем у железа, в три тысячи триста раз больше, чем у воздуха. Вы, наверное, понимаете, что чем больше теплоёмкость, тем больше вещество аккумулирует тепла при нагревании, и тем медленнее остывает. Это второе свойств воды, которое не даёт водоёмам промерзать в холодное время. Почему это так важно? Да потому, что жизнь, как известно, зародилась в воде. А если бы водоёмы промерзали, она никогда бы там не появилась и не появилась бы вообще. К тому же, при такой теплоёмкости воды мировой океан способен демпфировать температурные колебания на планете, связанные с разностью энергии Солнца, падающей на поверхность днём и ночью, летом и зимой. И разброс температуры на Земле поэтому небольшой.
Но это далеко не всё. Вода – хороший растворитель. Поэтому, все биологические жидкости живых организмов на её основе. Также высокая температура кипения, что тоже не маловажно. Близкие по молекулярной массе вещества: метан и аммиак, например, при среднегодовых температурах являются газами. А вода при этих температурах - жидкость и остается ей при нагревании до 100оС. При максимальных температурах, которые бывают в нормальных земных условиях, вода не закипает.
Потом: вода практически не сжимаема. Это позволяет многим беспозвоночным животным использовать заполненные ей полости тела в качестве внутренней опоры при передвижении. Дальше: высокая теплота парообразования, благодаря чему живые организмы, в том числе и растения, имеют возможность избавляться от избытков тепла в организме, испаряя воду с поверхности тела.
Этот список можно продолжать. Высокая сила поверхностного натяжения. Это свойство, за счёт которого вода поднимается по тонким капиллярам, например, по сосудам растений. Потом, при температуре 37 градусов, теплоёмкость воды – минимальна. А это температура тела человека. Это для того, чтобы мы не перегревались. – уже улыбнувшись, закончил свои рассуждения Илья Ильич. – Ну как, наводит на размышления? Как будто кто-то специально создал эту жидкость, чтобы в ней жизнь разводить. Хотя, может быть, это удачная цепь случайностей.
Стерхов был впечатлён и заинтригован. Он этих фактов не знал.
- Я тоже иногда задумываюсь над некоторыми вещами, – начал он делиться. -Мы в институте предмет изучали – термодинамика и теплотехника.
Профессор одобрительно кивнул.
- Есть такой второй закон термодинамики. Его ещё главным законом вселенной называют. Мы его доказательство изучали. Он гласит, что энтропия возрастает, то есть, энтропия стремится к увеличению. Энтропия – это мера хаоса, знаете, да?
Профессор улыбался.
- То есть, всё в природе стремится к хаосу. И если на любую систему нет влияния из вне, то в ней всё перемешается и придёт к однородному состоянию. Это главный закон вселенной! В этой связи, почему многое пребывает не в хаосе, а в удивительном порядке и гармонии? То, что существуют звёздные системы, планеты аккуратно движутся вокруг звёзд, которые их обогревают – это уже порядок. То, что атомы соединились в молекулы, а молекулы в кристаллы – это тоже порядок. То, что из неживого зародилось живое – это вообще чудо самоорганизации материи. Ну, и верх порядка – это социальная организация человечества.
- Хотя здесь-то больше всего хаоса, – вставил профессор, и они рассмеялись.
- Тем не менее, всё это противоречит главному закону вселенной. Почему?
- Вот видите, так может есть Бог?
- Бог его знает.
Они помолчали. «Что он ещё хочет мне сказать?» – думал Стерхов с тревогой.
- Ну а что Вы думаете о таком понятии, как время? – слегка прищурившись, спросил Илья Ильич. Он как будто располагал массой свободного этого самого времени и задался целью потратить его часа два на беседу с Рустамом. – На эту тему вы тоже беседуете со своими друзьями?
- Время? Интересная тема. Но беседовать на неё невозможно. Я пробовал. Про время никто вообще ничего сказать не может. Мозги у людей до этого не доходят.
- Ну а у Вас у самого есть какие-нибудь мысли по этому поводу? Что такое время?
- Нет особых мыслей. Я только понимаю, что время – это нечто основополагающее и оказывает самое прямое воздействие на всё. Глобальное воздействие. Ещё мне кажется, что раз оно такое влияние оказывает, оно должно быть чем-то материальным. Ну а как нас физика учит, материя может быть двух видов: либо это вещество, либо поле. В данном случае, скорее, поле. Может быть время - это какой-то третий вид материи. Но это мои дилетантские догадки. Когда на втором курсе по физике теорию Энштейна изучали, из неё прекрасно видно, что время относительно, может замедляться и убыстряться, для разных объектов по разному течёт. А что это такое, там, по моему, ответа нет.
Илья Ильич заинтересованно слушал и удовлетворённо кивал головой.
- Ну что ж, Рустам, я рад, что все эти вопросы Вас волнуют. Причём у Вас есть свои собственные гипотезы. Рад, рад.
Не покидающее Стерхова напряжение прорвалось наружу.
- Илья Ильич, Вы что-то хотите мне сказать? Точнее, Вы что-то хотите от меня, так? Иначе, я думаю, Вы вряд ли возились бы со мной в таком солидном учреждении. Так Вы скажите уже, не томите.
- Так, так, молодой человек, так. Вы удивительно догадливы, – Профессор заулыбался, прикуривая вторую сигарету. - У меня есть к Вам предложение, или просьба, если хотите: поучаствовать в экспериментах, проводимых нашим институтом.
- В качестве подопытного … кролика? – вырвалось у Стерхова. Но он сразу одёрнулся. – Извините, я Вас слушаю.
- Не спешите делать выводы. Эксперименты очень любопытные. С Вашим уровнем любознательности, я думаю, они Вас заинтересуют. К тому же, это не бесплатно.
- А в чём они заключаются? Что нужно будет делать?
- Поскольку Вы человек достаточно грамотный, я могу изложить в общих чертах суть этой работы, но при двух условиях. Во-первых, Вы должны сперва в принципе определиться, готовы ли с нами сотрудничать. Если сразу отказываетесь, то какой смысл вводить Вас в курс дела? Во вторых, мы должны будем взять с Вас расписку о неразглашении всего того, что Вы узнаете в стенах нашего института. Что скажете?
Рустам задумался. Действительно, в таком интересном учреждении могли твориться чёрт знает какие интересные вещи. И поучаствовать в них… да, заманчиво. Но вдруг захотят поковыряться у него в мозгах? Стерхов представил себя, лежащего на операционном столе. Череп у него вскрыт, из мозгов торчит скальпель, или нет, торчат провода, подключённые к разным приборам. При этом он в сознании, ему задают вопросы, а он на них отвечает:
- Дважды два?
- Пятнадцать тысяч триста девяносто семь.
- Чёрт, снизьте напряжение на пятом электроде.
Пока Рустам всё это представлял, Илья Ильич терпеливо ждал.
- А череп вскрывать не будете? – наконец спросил Стерхов напрямую.
Профессор рассмеялся.
- Мы, конечно, занимаемся и этим. Но у нас есть и другие методики. В общем, за целостность своего черепа не беспокойтесь.
- А по времени это как? Есть ли какой-нибудь график?
- График мы с Вами согласуем. Так, чтобы и Вам удобно было, и мы могли свою работу планировать.
- А платить сколько будете? – стыдливо спросил Стерхов.
- Золотых гор не обещаю. В зависимости от количества экспериментов, от их результата.
- Ну в среднем за месяц сколько будет выходить? Или как там?
- Можете считать, сдельная работа, – ответил профессор. – Я узнаю в бухгалтерии, в следующий раз точнее скажу.
- Ясно, обходите этот вопрос.
Илья Ильич опять улыбнулся. Ему нравился этот смышлёный парень.
- А отказаться я смогу, когда уже начнёте, если мне что-то не понравится?
- Вы понимаете, никто же не может Вас насильно принуждать сюда приходить. Отказаться сможете, хотя нам бы не хотелось, чтобы Вы это сделали, пока мы не пройдём определённые этапы.
- А почему Вы именно мне предлагаете?
Профессор сделал паузу в своём стиле.
- Скажем так, нас заинтересовали Ваши видения. Мы хотим до конца разобраться, что же это такое.
Над этой информацией Стерхов задумался всерьёз.
- Ладно, что расспрашивать, – сказал он после паузы. - Я, наверно, соглашусь. Но можно взять пару дней на размышления. С женой посоветуюсь, – зачем-то прибавил он.
- Так Вы же не женаты. – Профессор, наклонившись к столу, заглянул в анкету Рустама.
- Да, официально, – сконфузился Стерхов.
- Конечно, можете подумать. Хотя помните, в последствии суть экспериментов Вы не должны рассказывать никому. О, да уже седьмой час, – сказал он, взглянув на часы. Засиделись мы с Вами.
- Ну я пойду?
Рустам поднялся со стула. Профессор тоже встал, протянул руку.
- Приятно было пообщаться.
- Взаимно. До свидания, Илья Ильич.
- До свидания, я надеюсь.
ЁЁЁЁ
Стерхов вышел из Института Мозга загруженным до предела. На автомате, совершенно не думая о том, что делает, сел в нужный троллейбус, доехал до станции Курская, спустился в метро. В голове всё крутился разговор с профессором. Вперемежку повторялись отдельные отрывки и фразы. Зайдя в вагон и сев на свободное место, - час пик заканчивался, - он попытался привести мысли в порядок и проанализировать разговор.
Первое и главное, что услышал Рустам от Илья Ильича, - это то, что он психически здоров, что было огромным облегчением. В то же время у него осталось впечатление, что как раз по этому поводу профессор что-то не договорил. Второе: ему предложили участвовать в якобы интересных экспериментах. Эти эксперименты будут проводиться над ним. Задумавшись, Рустам начал ощущать тревогу. Эксперименты над мозгом. Что это значит? Это значит, что он должен разрешить кому-то копаться у себя в голове. А что им там нужно? Им нужна какая-то информация. Какая? Информация о нём… Нет уж… Копаться в голове – это похуже, чем копаться в интимной жизни или там в грязном белье. В мозге каждого человека можно обнаружить такое, по сравнению с чем грязное бельё просто засияет чистотой и свежестью. Тут к венерологу-то сходишь, чувствуешь, будто об тебя ноги вытерли – узнали один из неприятных фактов твоей жизни. А из мозга можно выковырять сотни таких. К тому же, что они будут делать? Ток пропускать? Лекарствами пичкать? После этого вообще крыша может съехать. Ну его на фиг. Никаких экспериментов. Всё, однозначно. Не поеду больше в НИИ.
Рустам определился и облегчённо откинулся на неудобном сиденье. С полминуты наслаждался этим облегчением. Потом оно стало проходить. Мысли принялись течь в другом направлении. Если у него нет никаких психических заболеваний, то что же это за галлюцинации, которые он видит всё чаще? И как он это выяснит, если не поедет больше в Институт? Ведь Илья Ильич так и сказал, что хочет до конца разобраться, что за видения посещают его. Но прежде всего это нужно самому Рустаму: возможно, придётся всю жизнь с этим прожить. А где же ему помогут, как не в Институте Мозга? Это же уникальный, фантастический случай, что он вообще туда попал со своей проблемой. Что, он у себя в Ташкенте пойдёт к психиатру что ли? Рустам представил круглопузого высокомерного узбека в белом халате: «Э, какой такой видения - мидения?»
Нет, таким шансом нужно обязательно воспользоваться. Это важно прежде всего для него самого. «А здорово профессор поддел меня на крючок, – подумал Рустам. - Им, может, мои видения до фени, им главное мои мозги расковырять, чтобы кто-то докторскую написал». Потом подумал ещё. Да нет, Илья Ильич не произвёл впечатление бездушного выгодоприобретателя. Всё же нужно согласиться. Чёрт, и посоветоваться не с кем. Никому же не расскажешь, что ходил в Институт Мозга проверять съехавшую крышу. Никому. Рустам ещё не знал, что разговор с профессором станет для него началом одиночества, которое будет углубляться постоянно, день ото дня.
ЁЁЁЁ
В ту ночь выпал первый снег. Как всегда неожиданно, и сразу – глубокий. Марина утром выглянула в окно и ахнула:
- А у меня зимняя обувь в общаге, в камере хранения. Всё собиралась привести. Как я теперь в школу пойду?
А у Рустама мысли о другом. У него начинался новый этап трудовой деятельности, трудный этап. Теперь не мусор, не листья: тонны снега придётся переворачивать.
- Ежик, ежичек, съезди ко мне в общагу, привези вещи. А то я выйти не могу на улицу в своих туфельках.
Как не увиливал Рустам, а пришлось таки после работы ехать за тридевять земель в Кооперативный. Цветкова созвонилась через вахту с дежурной камеры хранения и договорилась, что подъедет такой-то молодой человек. Дала ему свой студенческий для доказательства. И Стерхов поплёлся.
Приехав, ждал около часа: дежурная бабка ушла на обед. Холл в общежитии был большой, в углу стояли дерматиновые кресла, в одно из которых Рустам и погрузился. Общежитие жило обычной суетливой жизнью. Шныряли туда-сюда студенты, кто-то кого-то ждал, кто-то курил.
Национальный состав студентов в Кооперативном отличался от маёвского. В Московском авиационном овладевали знаниями ребята, в основном, с русскими и украинскими фамилиями. Здесь же были широко представлены почти все республики, особенно закавказские, а также страны третьего мира. Рядом с вахтёршей напряжённо расхаживал из стороны в сторону узкоглазый, круглолицый студент. «Киргиз», - определил Стерхов, привыкший различать представителей среднеазиатских народов. Между ним и вахтёршей происходил разговор, из которого Рустам сделал вывод, что киргиз – местный активист. В углу прибивали к стене какой-то стенд двое смуглых ребят. «Не армяне, и не грузины, - затруднился Стерхов. - Наверное, молдаване». Около входной двери, тихонько переговариваясь, курили две девушки. На улице было пасмурно, освещение в холле слабое, из-за чего между серыми стенами повис усыпляющий вязкий сумрак. Расслабившись, Рустам задремал в кресле.
Вдруг дверь распахнулась, и в здание вошла, подгоняемая лёгким морозцем, негритянка с мальчиком лет двух на одной руке и пакетом, полным продуктов, в другой. Из пакета выглядывали, не помещаясь, две импортные курицы.
- Зразвуйте, – улыбнулась она вахтёрше, и на черном лице, почти сливавшемся с сумраком холла, сверкнули белые зубы.
- Здрассьте, – с сомнением бросила ей вслед вахтёрша.
Негритянка пересекла холл и, не воспользовавшись лифтом, - наверное невысоко жила, - скрылась в двери лестничного пролёта. Нарушенное ей равновесие холла быстро восстановилось, и Стерхов продолжил дремать, прислушиваясь сквозь сон к разговору курящих девушек. Однако отдохнуть ему не удалось. Минуты через полторы из-за двери, куда вошла негритянка, раздался истошный вопль, который быстро превратился в леденящий визг. Потом появилась и она сама, вылетев пулей на середину холла.
- Памагити, памагити, – кричала девушка. – Вы видили их?
Она с размахом посадила мальчика на стол перед вахтёршей, пакет с продуктами вывалился у неё из рук, упал на пол и куры вылетели из него под прямым углом.
- Памагити, – Она схватила киргиза за рукав и потащила на улицу.
- Что случилось? – закричал и он, пытаясь высвободиться.
- Эта Кавказ, эта Кавказ! Все вещи в окно кинул, все вещи!
Она оставила киргиза и выбежала на улицу. Он за ней. Вахтёрша с перепугу тоже кинулась было к двери, но, вдохнув холодного воздуха, вернулась обратно. Мальчик испуганно крутил головой, сидя на её столе, но не плакал. Негритянка с киргизом вернулись минут через пять. Она рыдала и сумбурно рассказывала, что с ней произошло, с трудом подбирая русские слова. Выяснилось, что открыв дверь своей комнаты, она обнаружила в ней четверых человек: грабители, воры.
- Эта Кавказ! – повторяла несчастная девушка.
Они уже собрали все ценные вещи и упаковали их в мешки, когда были застигнуты хозяйкой. Один из них брызнул ей в лицо слезоточивым газом и оттолкнул. Другие в это время быстро побросали вещи в окно, и все четверо выбежали из комнаты.
- Всё, всё, всё забрал, – надрывалась негритянка, и слёзы водопадом лились из её глаз.
- Успокойтесь, – бил перед ней ладонью по столу киргиз. – Вам наше правительство всё выплатит, всё возместит. Есть такой закон для иностранцев. Нам, конечно, хуже в этом случае. – заключил он.
Вахтёрша накручивала диск телефона, вызывая милицию. Начала собираться толпа зевак. Подняли и уложили обратно в пакет разлетевшиеся продукты. Киргиз вспоминал, что да, перед негритянкой пробежали через холл четыре мужика, вроде кавказцы. Вахтёрша никого не заметила, Рустам тоже. Вообще, киргиз вёл себя как-то странно, был излишне возбуждён. Не сообщник ли?
- Я пойду, ещё раз обойду вокруг. Может быть, что-нибудь из вещей не успели забрать, – сказал он и вышел опять из общежития.
- Эх ты, маугли, – обратилась вахтёрша к пацану, сидевшему до сих пор перед ней на столе, и тот заревел.
- Узнаю родную общагу, – сказала Марина, когда Рустам рассказал ей о своей поездке.
ЁЁЁЁ
- Илья Ильич, когда все формальности улажены, я хотел бы узнать суть экспериментов. Вы обещали.
- Да, Рустам, я не забыл.
Илья Ильич задумался. Сказал после паузы:
- В данном случае мы поступим так. Я сейчас познакомлю тебя с одним человеком. Он как раз сегодня здесь, у нас. И мы вместе всё обсудим. Пойдём-ка только в лабораторию, а то нам здесь поговорить не дадут.
В кабинет, действительно, каждую минуту врывались сотрудники института с разными вопросами. Илья Ильич поднял трубку телефона и набрал короткий, видимо внутренний, номер.
- Володя, - сказал он ласковым голосом, - Чая у вас? Дай ему трубку.
- Аркадий Борисович, тут подъехал молодой человек, о котором мы с Вами говорили. Нет, нет. Да, Стерхов Рустам. Он готов. Да, да. Вы сейчас чем заняты? Не уезжаете ещё? Спускайтесь тогда в пятую лабораторию. Да.
Илья Ильич поднялся, Рустам вслед за ним.
Они вышли из кабинета и по лестнице спустились на два этажа в уже знакомую Рустаму лабораторию №5.
- Садитесь, – предложил Илья Ильич Стерхову.
Рустам сел на стул, осмотрелся. В одной из двух соседних комнат он разглядел девушку в белом халате. Она сидела за столом и что-то писала. Тут распахнулась дверь, и в помещение энергично вошёл маленький плотный человек в чёрной кожаной куртке. Твёрдая сияющая лысина, обрамлённая венком чёрных как космос волос, прекрасно отражала свет ртутных ламп. Торчащие из венка клочки напоминали своей формой маленькие рожки, отчего их хозяин делался похожим на чёрта. Горящие глаза с лукавым прищуром лишь усиливали это сходство.
- Знакомьтесь, это Аркадий Борисович Чая. Кандидат физико-математических наук, – представил чёрта Илья Ильич.
- Рустам, – Стерхов встал и протянул руку.
Крепко пожимая её, Чая пристально посмотрел Рустаму в глаза.
- Значит согласился? Хорошо, хорошо.
Голос у него был высокий, на взводе, с лёгкой картавинкой.
- Не пожалеешь. Когда начинаем? – обратился он к Прокудину.
- Молодой человек желает знать сперва суть экспериментов, в которых мы призываем его участвовать.
- Любопытный, – определил Чая. – Думаете стоит его посвящать?
- Я без этого не согласен, – опередил Стерхов ответ профессора.
- Он ещё и наглый, – Аркадий Борисович, не стесняясь, вешал на Рустама ярлыки. Тот даже слегка повёлся.
- Ну ладно, ладно, – успокоил его Чая. – Хочешь знать, значит будешь знать.
- Давайте присядем, – пригласил Илья Ильич.
Они уселись на стулья, стоявшие вокруг большого стола.
- Собственно, так или иначе, мы должны Вам всё рассказать, - продолжил Илья Ильич. – Иначе мы не добьёмся нужного результата. Поэтому слушайте.
И профессор начал свой сенсационный рассказ.
Оказывается, Аркадий Борисович Чая работал в Московском университете и занимался там изучением времени. Вернее, при университете существует специальный «Институт исследований природы времени». Он не является институтом в прямом смысле, скорее это постоянно действующий семинар, где на общественных началах ведут свои исследования и обмениваются их результатами учёные из разных областей знаний. Чая возглавлял там одну из кафедр. Сам он по специальности физик.
Не смотря на то, что институт существует с 1984 года, никакого глобального продвижения в понимании сущности времени сделано, к сожалению, не было. Что собой представляет это явление, остаётся вопросом открытым и совершенно не понятным, и, видимо, его разгадка есть дело неблизкого будущего. Воссоздать его в лабораторных условиях для изучения совершенно невозможно. И пока учёные занимаются тем, что изучают его свойства, причём, в основном, методом логических умозаключений. Сколь ни будь значительной математической модели времени никто не создал, разве что энштейновская теория относительности проливает на него некоторый свет. В частности, эта теория представляет время как одно из четырёх измерений единого пространства – времени. Одно из четырёх измерений!
За это и зацепился Чая в своей работе. Он сделал следующее предположение. Человек может видеть в пространстве, причём по каждой из трёх осей координат как в одну сторону, так и в другую. Свойства пространства, а также человеческие органы чувств это позволяют. Чая предположил, что время также обладает свойством, позволяющим просматривать его в обе стороны. Доказательством тому служат предсказатели, которые как-то же получают информацию о будущем. Каким образом им удаётся делать прогнозы, которые сбываются с частотой, превышающей допуски теории вероятности? По гипотезе Чая они обладают чувством, отсутствующим, или не достаточно развитым у других людей. Вернее, обладают такими органами чувств.
Так как существование предсказателей стало краеугольным камнем в гипотезе Чая, он специально занялся этим вопросом для того, чтобы убедиться, что их возможности - не миф. Он изучил всю доступную литературу, с величайшим трудом пробился к прорицательнице Ванге, живущей в Болгарии, встретился, используя связи университета, со многими людьми в Советском Союзе, считающимися прорицателями и экстрасенсами. И пришёл к выводу, что процентов восемьдесят так называемых предсказателей являются шарлатанами, построившими и поддерживающими целые системы одурачивания. Причём, множество людей легко поддаются этому одурачиванию, многие даже сами к нему стремятся. Однако оставшиеся двадцать процентов, по мнению Чая, представляют собой серьёзные случаи, заслуживающие внимания.
Среди них, безусловно, Мишель де Нострадамус – величайший предсказатель всех времён. Это имя Стерхов услышал впервые. Со слов Чая он узнал, что предсказания этого человека сбываются на протяжении вот уже нескольких веков. Однако понять, что то или иное предсказание сбылось, чаще всего удаётся лишь после того, как предсказанное событие происходит, поскольку всё зашифровано в так называемых катренах – стихотворных четверостишиях, и прямо там ни о чём не говорится. Среди прочих, как узнал Аркадий Борисович, есть предсказание о третьей мировой войне, которая должна вот-вот разгореться. Инициатором её явится человек, родившийся где-то на Ближнем Востоке, который уже начал свою деятельность по подготовке этой войны. От серьёзности услышанного у Рустама по коже мурашки пошли.
Ещё до Нострадамуса, в начале второго тысячелетия нашей эры, в Европе жил монах по имени Малахия О’Моргайл, который в те далёкие времена предсказал открытие и заселение европейцами Америки, появление атомного оружия и даже группу «Битлз». Он оставил после себя книгу, написанную на латыни.
Интересны, по словам Чая, были также и предсказания нашей современницы американки Джин Диксон. Среди её точных прогнозов, например, запуск Советским Союзом искусственного спутника Земли. Причём прогноз этот был сделан в одной из телепередач, шедшей в прямом эфире по американскому телевидению 14 мая 1953. Кроме этого она предсказала точные итоги всех выборов президентов США за исключением одних, отделение Пакистана от Индии, убийство Махатмы Ганди, Джона Кеннеди и смерть Мэрилин Монро, землетрясение на Аляске в 1964 году и ещё многое другое. Встретиться с Джин Диксон Чая не удалось: не выпустили в Америку. А вот о другой известной прорицательнице – Ванге он остался весьма невысокого мнения. Практически ничего о его прошлом, настоящем, и, как потом выяснилось, будущем, она не сказала.
Однако более всего Чая заинтриговали люди, с которыми ему удалось встретиться в СССР. С помощью ректора МГУ Аркадий Борисович вышел на представителей государственных органов, которые занимались работой с разного рода необъяснимыми явлениями, в том числе с прорицателями. После долгих переговоров и согласований его допустили к некоторым документам, а также познакомили с людьми, чьи уникальные способности предсказателей, по словам Чая, не раз были использованы государством. Аркадий Борисович, естественно, не стал распространяться по этому поводу. Рассказал только, отметив, что информация не является секретной, про одного старичка (имени называть не стал). Этот старик, в 1936 году предсказал вторжение немецких войск на территорию СССР в 1941 году, полёт Гагарина, назвав точную дату - 12 апреля и звание, которое ему присвоили - майор, а также гибель подводной лодки «Комсомолец». Причём всё это было запротоколировано, поскольку он в то время сидел под следствием по подозрению в шпионаже. Показания эти были получены, когда он впадал в бессознательное состояние от долгих допросов и пыток. Ему, естественно, вкатили по полной катушке. А потом, когда, действительно, началась Великая Отечественная война, один полковник НКВД, который был знаком с его делом, вспомнил этот факт и доложил в соответствующий отдел. Этого человека вытащили из лагеря, где он уже загибался, и стали с ним работать.
Когда Чая встретился со стариком, тот уже был на пенсии, отошёл, что называется, от дел. Аркадий Борисович не смог, как ни старался, получить у него информацию о будущих, ещё не свершившихся событиях. Не удалось ему также и привлечь старика к своим исследованиям. Зато он подсказал Чая имя другого человека, который не был так прочно связан с органами, но обладал способностями не менее поразительными.
В общем Аркадий Борисович, несомненно, убедился, что провидцы существуют, и что они реально могут предсказывать будущее, а также, рассказывать о событиях прошлого, свидетелями которых не были. Следующий вопрос, который, естественно, встал перед ним – что же собой представляют способности этих людей? Каким образом к ним приходит их знание? Необходимы были исследования. Исследования человеческой психики и физиологии. А это уже дело не физиков, а медиков, за помощью к которым Чая и обратился. Конечно путь его лежал в Научно-исследовательский институт Мозга.
И тут выяснилось следующее. Оказывается, учёные этого НИИ, совсем, правда, с другой стороны, подошли к этому же самому вопросу.
«Лаборатория физиологии мышления и сознания» в НИИ Мозга, которую возглавлял профессор Прокудин, занималась исследованием мозговой организации мышления, внимания, эмоций, боли, творчества, то есть всех аспектов деятельности мозга, которые делают его столь неповторимым и сложным объектом. На определённом этапе - полтора года назад - Илья Ильич со своими специалистами вплотную приступили к изучению одной из самых загадочных сторон высшей нервной деятельности человека – интуиции. Как всегда, в начале сложного витиеватого пути научных исследований, стали разрабатывать методики.
Тут Рустам, слушавший учёных с крайней степенью внимания, приостановил профессора, собиравшегося перемахнуть с вводной части своего рассказа сразу в конец, и попросил поподробнее рассказать об этих самых методиках, поскольку это его непосредственно касалось.
- Да, собственно, про серию исследований, в которых Вы будете участвовать, мы Вам расскажем позже, – сказал Илья Ильич. – Но, если Вам так интересно, с чего мы начинали, то, для примера, расскажу об одном простом эксперименте.
И Прокудин рассказал, что начинали они, действительно, с простых вещей: подобрали пять добровольцев и целыми днями подбрасывали перед ними монету. Перед тем, как монета взлетала в воздух, испытуемый должен был угадать, что выпадет: орёл или решка (аверс или реверс, как выразился профессор). Сперва процент попаданий был таким, как и положено по теории вероятностей: 50, то есть – все случайные. Но эксперименты проходили не день и не два, а месяцы. В конце концов этот процент почти у всех пополз вверх. У большинства он остановился в районе пятидесяти пяти, а у некоторых перевалил за шестьдесят. Первый результат: интуиция поддаётся тренировке, а это свидетельствует о том, что работают какие-то органы, которые в начале эксперимента находились в атрофированном состоянии. Это уже сенсация. Оказывается, человек может угадывать будущее. Пусть в пределах малого временного периода, простейшие события, но может.
Стали развивать это направление. Подобрали уже пятьдесят испытуемых разного пола, возрастов и социальных слоёв. Выяснилось, что наилучший процент угадываний у детей. У женщин он выше, чем у мужчин. И ещё, чем у человека лучше результат, тем он успешнее в жизни, если за критерий брать карьерное положение и семейное благополучие. Кроме этого, при увеличении количества испытуемых нашлись такие, у которых процент угадываний доходил до семидесяти. Это уже богатая информация к размышлению.
Слушая профессора Прокудина, Рустам понял, что сам он уже стал участником этой программы даже и без его ведома. Во время предыдущего своего визита он в этой самой лаборатории угадывал, какую из двух цифр: 0 или 1 выдаст на экране монитора ЭВМ. Видимо, шагнула вперед материальная база института, и монету уже не подбрасывали.
- Скажите, а со мной вы уже этот тест провели? – напрямую поинтересовался он у профессора.
- Провели, – серьёзно ответил тот.
- Ну, и как результаты.
- Результаты у Вас, молодой человек, превосходят все ранее зафиксированные. В первый же раз процент превысил семьдесят. До Вас из почти двухсот человек, которых мы тестировали, такого достигли лишь пятеро, но только через месяц и более тренировок по нами разработанной программе.
Рустам молчал, не зная, что сказать.
- И ещё, нас очень заинтересовал тот момент, по которому Вы к нам обратились.
- Видения?
- Совершенно верно. Мы предполагаем, что это у Вас не связано ни с какой болезнью, а является проявлением заложенных в Вас способностей. Ваш эпифиз, видимо, работает гораздо лучше, чем у других людей.
- Эпифиз?
- Да, эпифиз. Мы полагаем, что именно этот орган ответственен за интуицию. Впрочем, на сегодня для Вас информации достаточно. Вам и так много нужно переварить. Давайте-ка лучше согласуем график наших встреч. Итак, Вы студент. Видимо, первая половина дня у Вас занята учёбой?
- Я, собственно, на дипломе. Сейчас у меня преддипломная практика. Но она проходит так, шаляй-валяй. Поэтому, в принципе, я бываю и с утра свободен.
- А как для Вас время с десяти до двенадцати?
- Могу. Может быть не каждый день, но могу.
- Три раза в неделю, чтобы Вас сильно не напрягать. К примеру: понедельник, среда, пятница.
- Хорошо. Не гарантирую, что каждый раз смогу в эти дни, но постараюсь.
- Вот и договорились. Сейчас я Вас познакомлю с лаборантами, которые и будут с Вами работать. Лизонька, подойдите, пожалуйста, – крикнул он девушке, чей белый халат мелькал в проёме приоткрытой двери в соседнее помещение, пока учёные беседовали со Стерховым. – А где Павел Петрович? Позовите его тоже.
- Павел Петрович у Рогожина. Позвонить ему?
- Да, позвоните, пусть сюда подойдёт.
Через пять минут Стерхов был представлен двум лаборантам: Елизавете Глебовне, той самой Лизоньке, очень миловидной девушке в очках на пол-лица, совсем худенькой, возрастом даже младше, чем сам Стерхов, как ему показалось, и Павлу Петровичу - младшему научному сотруднику, который тестировал его накануне. Потом Чая с Прокудиным ушли. Перед уходом Илья Ильич распорядился провести со Стерховым на следующий день, в среду, тесты по программе № 1.
Около получаса лаборанты задавали Стерхову разные вопросы: сова он или жаворонок, какие дневные часы являются для него самыми работоспособными, а какие сонными, принимает ли он какие-либо медицинские препараты, курит ли, во сколько обычно обедает, как много ест, и так далее. Ответы Елизавета Глебовна аккуратным почерком заносила в специальный бланк. Потом Стерхова отпустили, наказав на следующий день придти в десять часов утра, позавтракав не позднее восьми и захватив с собой полотенце. И ещё хорошенько помыть с утра голову.
ЁЁЁЁ
На следующий день Рустам как штык в десять ноль-ноль стоял у дверей лаборатории. Для этого ему пришлось появиться на работе, как и положено, в шесть часов и до восьми закончить уборку. Не без волнения он толкнул дверь и вошёл. В комнате были Елизавета Глебовна и Павел Петрович.
- Здравствуйте.
- Здравствуй, Рустам, – ответила Елизавета Глебовна, улыбнувшись.
- Привет, – произнёс Павел Петрович, не отрываясь от чтения какого-то журнала.
Не зная, что дальше делать, Стерхов присел на край ближайшего к нему стула.
- Сейчас, минут через пять начнём, – сказала Елизавета Глебовна и продолжила что-то писать в общей тетради.
- Рустаму не чем было заняться, и он стал разглядывать сидящую перед ним женщину.
Собственно, женщиной он бы её называть не стал. Девушка, даже, скорее, девочка. Небольшого росточка, хрупкие плечи, тонкие руки. Волосы до плеч аккуратно причёсаны и заложены за уши. На маленьком носике - большие очки. Она быстро что-то писала в тетради, заглядывая в бумаги, разложенные на столе. При этом смешно наклоняла голову на бок. Совсем как школьница за партой.
Наконец дописав, закрыла тетрадь и взглянула на Рустама.
- Ну, готов?
- Всегда готов, – ответил Стерхов по-пионерски.
- Начинаем, Павел Петрович.
- Угу, – пробубнил мужчина.
Несмотря на свой детский вид, Елизавета Глебовна, похоже, была здесь главной.
- Проходи вон в ту дверь, – скомандовала она Рустаму.
Рустам прошёл, за ним хозяева. Толщина стены между комнатами (не меньше двух с половиной кирпичей) вызвала у него ассоциацию с бункером. Это сходство подчёркивалось и абсолютной тишиной, и приглушённым освещением в комнате. Стерхову показалось даже, что стены металлические. В углу стояла кушетка как в поликлиниках, рядом с ней - длинный стол. На столе находилась какая-то аппаратура, провода.
- Во сколько завтракал? – спросила Рустама Елизавета Глебовна.
- Как сказали, до восьми.
- Часы электронные у тебя? Давай сюда, у меня пока побудут.
Стерхов послушно снял часы.
- Так, садись вот на этот стул.
Рустам сел. Павел Петрович подкатил к нему прибор, установленный на длинной стойке, похожей на микрофонную. Прибор напомнил Рустаму микшерный пульт. В нём было множество гнёзд для подключения шнуров. Располагались они на нарисованном человеческом мозге (вид сверху). От стойки в две стороны отходили металлические коленчатые штанги, на которых были закреплены по два устройства. Одну пару этих устройств Рустам определил как динамики. От самого прибора отходил толстый шнур, входящий прямо в стену.
- Голову-то мыл сегодня? – спросила Стерхова Елизавета Глебовна.
- Так точно, – заверил её Рустам.
- Эх, побрить бы тебя.
Павел Петрович хмыкнул, доставая из ящика стола резиновую шапочку наподобие той, что одевают в бассейнах. Елизавета же Глебовна достала из белого шкафчика со стеклянными дверками бутылочку, отвинтила крышку, плеснула содержимое на ватный тампон и стала протирать Рустаму голову, раздвигая пряди волос.
- Спирт? – уточнил Стерхов, втягивая воздух носом.
- Спирт, спирт. Одевайте, – скомандовала она Павлу Петровичу, закончив процедуру.
Павел Петрович напялил на Рустама плавательную шапочку. Оказалась, что с внутренней стороны в неё вмонтированы металлические блямбы, давление которых Рустам сразу почувствовал, поскольку Павел Петрович слегка поелозил этой шапкой по его голове.
- Вот какой красавец, – усмехнулась Елизавета Глебовна.
К шапочке был приделан толстый электрический шнур, который Павел Петрович подключил к прибору, укреплённому на конце стойки.
«Датчики на башку надели», – догадался Стерхов.
- Ну вот, сиди спокойно. От тебя пока ничего не требуется, – сказала Елизавета Глебовна и удалилась, плотно закрыв за собой обе двери. Павел Петрович остался. Он отошёл к стене и выключил освещение. Комната погрузилась в темноту. Рустам уже понял, что повторится процедура, которой он подвергся после первого приёма у Яндолы. Правда тогда прибор выглядел несколько иначе.
По глазам его ударила яркая вспышка, на мгновение осветив всё вокруг. Затем вспышка повторилась. Источником были устройства, расположенные на боковых штангах прибора. Видимо, в них были вмонтированы лампочки. После двух одиночных вспышек лампочки стали мигать часто. Помигают две-три секунды, потом секунд пять – темнота. Это светопредставление длилось несколько минут. Потом лампочки замерли. Зато ожили динамики, принявшиеся подавать сигналы разной частоты, длительности и громкости. Когда и динамики замолчали, Рустам подумал:
- Сейчас они вместе будут работать. Получится светомузыка.
Но вместо этого из темноты подал голос Павел Петрович.
- Сейчас подыши часто и глубоко. Когда остановиться, я скажу.
Стерхов задышал, сопя как паровоз.
- Хватит, – остановил его Павел Петрович минуты через три.
Он встал, прошёл по комнате, нащупал что-то в темноте и вдруг открыл в стене маленькое окошечко. За окошком Стерхов увидел монитор. Его отделяло от комнаты толстое звуконепроницаемое стекло.
- Сейчас будет то же упражнение, которое ты уже проходил, – пояснил Павел Петрович. Нужно угадывать, какая цифра: один или ноль возникнет на экране. Цифры будут появляться с интервалом в двадцать секунд. После того, как цифра исчезнет, в течении десяти секунд ты должен сказать, какая будет следующая.
В это время на экране появилась и исчезла первая цифра - «ноль». Рустам закрыл глаза и попытался представить себе экран через десять секунд…
ЁЁЁЁ
Вечером того дня Марина, придя домой, обнаружила Стерхова подбрасывающим двадцатикопеечную монету.
- Опять в пха играешь? – спросила она, целуя Рустама.
- Ты где была? – поинтересовался он с отрешённым видом.
- Заезжала к Галке на Шарик. Она домой ездила, с ней передали гостинец для меня.
- Грибы опять?
- Грибы и варенье малиновое, по одной баночке.
Рустам промолчал, не выразив на этот раз обычного восторга. Казалось, он был полностью увлёчён своей монетой. Марина сняла и повесила в шкаф пальто, устало стянула сапоги, оставив их в комнате. Выставлять обувь за дверь они с недавних пор перестали. Она там замерзала, и очень неуютно было одевать её по утрам.
- Ты ужинал?
- Нет, тебя жду.
- А я у Галки поела. Хочешь, грибы открой.
- Угу, – пробормотал Стерхов.
- Что это ты делаешь? – наконец решила выяснить Марина, начинавшая уже нервничать оттого, что Рустам уделяет внимание не ей, а дурацкой двадцатикопеечной монете.
- Хочешь, фокус покажу?
Он наконец поднял на неё заинтересованный взгляд и улыбнулся.
- Не знаю, устала я.
- Садись, отдыхай, а я тебе покажу кое-что.
Марина уже переоделась в домашнее. Присела на кровать с дальнейшим намерением лечь, но Рустам удержал её за плечи и быстро чмокнул в губы.
- Смотри, ты будешь подкидывать монету, а я буду угадывать, как она упадёт.
- Зачем?
- Просто так. Посмотрим, сколько раз я угадаю. Подкидывай.
Марина с сомнением в том, нужно ли это в данные момент, подбросила монету да так, что она упал на пол и укатилась далеко под кровать.
- Нет, подожди, – сказал Стерхов, становясь на колени и пытаясь достать её. – Я должен сперва сказать, что выпадет. Чёрт, куда она подевалась? Под пол, что ли провалилась? Кидай на кровать.
Не найдя монету, он вытащил из кармана куртки другую и протянул её Марине.
- Что выпадет? – спросила та.
Стерхов на секунду закрыл глаза.
- Решка.
Цветкова подкинула. Выпал орёл.
- Не угадал, – разочарованно произнесла она.
- Давай ещё. Сейчас будет решка.
Марина подкинула. Опять выпал орёл. Она посмотрела на Рустама с иронией.
- Погоди, погоди, сбился настрой. Сейчас.
Он взял стул, поставил его напротив Марины, сел, закрыл глаза и потёр пальцами виски. Потом взял руки Марины, поцеловал её ладони и приложил их к своим вискам.
- Давай, я даже не буду смотреть. Решка.
Марина бросила.
- Что молчишь? Решка? – спросил Рустам, не открывая глаза.
- Да.
- Давай ещё, сейчас будет орёл.
- Орёл.
- Сейчас опять орёл.
- Да, орёл.
- Решка.
- Да.
- Орёл.
- Да.
Минуты три Марина подкидывала монету, и практически всегда Рустам угадывал.
- Как это тебе удаётся? – заинтересовалась она.
- Овладел телепатией.
- Нет, правда?
- Правда.
- Тебе теперь только в казино играть.
- Были бы у нас казино.
- А ну-ка, я попробую. А ты подбрасывай.
Марина стала угадывать, и ей показалось, что у неё тоже получается. Тогда решили результаты записывать. Сто раз подбрасывал Рустам, а Марина угадывала. Посчитали: пятьдесят два процента - правильно.
- Теперь давай ты, – Цветкова взяла монету. – Называй.
Рустам молчал.
- Ну, что молчишь?
- Погоди. Решка. Нет, погоди… не пойму.
Он сидел с закрытыми глазами и никак не мог предугадать результат. Тут послышались шаги на лестнице, дверь растворилась без стука, и возникла хозяйка Нина Николаевна в сопровождении своего сожителя Саши, который недавно появился в доме. Саша был лет на пятнадцать моложе её, и Стерхов недоумевал, как он может жить с такой конкретной старухой.
- Здравствуйте, касатики. Съезжать вам, наверно, придётся, – без подготовки начала хозяйка.
- Почему, Нина Николаевна? – с отчаянием спросила Марина.
- Потолок проседает.
- Пол проседает в этой комнате, – пояснил Саша.
- Придётся мебель отсюда вынести. А то рухнет потолок. Мне это зачем?
Марина чуть не плакала.
- Ладно, может ещё отремонтируем. Я завтра на работе посмотрю, может швеллер сопру, подпорку сделаем, – заметив, как расстроилась Цветкова, стал успокаивать её Саша.
- Да у вас в полу нет трещин? – грозно вскрикнула Нина Николаевна.
- Нет у нас ничего, – ответил Рустам, осматривая пол.
- Не прыгайте тут, ходите осторожно. Не знаю, этот шкаф, всё равно, придётся убрать. Тяжеленный он. Ладно, завтра посмотрим.
Хозяйка с сожителем ушли, а Рустам ещё долго успокаивал Марину, убеждая её, что всё обойдётся, и их оставят жить в этой комнате. Он чувствует…
ГЛАВА 14
БУДУЩЕЕ И РАССОЛЬНИК
В декабре землю покрыл снег. Опалиха преобразилась. Скрылась под белым грязь деревенских дорог. Деревья, уныло стоявшие осенью с остатками мокрой пожухшей листвы, повеселели, одев ветви в белое ажурное кружево. Когда выпадал новый снег, всё вокруг становилось просто сказочным: красивые белые шапки на домах, на деревьях и заборах, чистота. И тишина. Снег скрадывал звуки, да их в деревне было и немного. Проходя утром по задумчивым улочкам к электричке, Рустам вдыхал чистый морозный воздух и блаженствовал. Нет, положительно он не жалел, что они с Мариной здесь поселились. И вообще ни о чем не жалел, как бы там дальше всё ни сложилось.
Его поездки в Институт Мозга продолжались. То, что там с ним проделывали, всё больше увлекало Рустама. Закончилась серия простых тестов.
- Сегодня будет поинтересней, – объявила Елизавета Глебовна в один из его приездов. – Но и посложнее. Хотя тебе, в общем, ничего сложного делать не нужно. Я буду показывать картинки, а ты их будешь разглядывать. Твоя задача изучить и запомнить их в мельчайших подробностях. Вот и всё.
Стерхова опять поместили в бронированную комнату. Только на этот раз кроме датчиков на голове разместили присоски в районе сердца, на руках и ногах, для чего заставили раздеться до пояса и закатать брюки. Также выключили свет, и также Елизавета Глебовна вышла из комнаты, а Павел Петрович остался. Опять в стене открылось окошко. Только на этот раз за стеклом был не монитор. В окошке Рустам увидел Лизу, которая держала в руках стопку картонок довольно большого формата. Она положила их на стол, взяла верхнюю и показала Стерхову. На картонке была наклеена большая цветная фотография – пейзаж. Среднерусская природа: берег какой-то речушки, с левой стороны лесок. Довольно мило, но ничего необычного. Подержав фотографию секунд десять, Елизавета Глебовна положила её в ящик стола, так, что Стерхов её не видел. Взяла другую. Интерьер какой-то комнаты. Тоже ничего странного. Подержала, отложила.
Следующая фотография заставила Рустама встрепенуться. «Ни фига себе». – пронеслось в голове. Этот был порнографический снимок. Красивая блондинка в красной кожаной курточке с отверстиями, из которых торчали упругие заманчивые груди, стояла на четвереньках задом к мужчине, который вводил в неё огромный член. Сердце Стерхова учащённо забилось, он стал возбуждаться. Эту картинку Лиза подержала чуть дольше. Далее следовали какие-то натюрморты, белый медведь на льдине, городской пейзаж.
И вдруг, как будто полоснули Рустама по нервам. Елизавета Глебовна подняла перед ним отвратительную фотографию. В луже крови лежал мужчина с развороченным лицом. Как можно нанести такую травму? Из пушки что ли по нему выстрелили? Нижней челюсти не было вообще. Оголённые и окровавленные верхние зубы, а верхняя губа висит почти оторванная на кусочке кожи. Стерхова передёрнуло. Эту фотографию Лиза также задержала. Глядя на неё, Рустам напрягся. Напряжение ещё какое-то время оставалось в нём после того, как фотография сменилась. Далее следовал ряд спокойных снимков. Потом опять порнографическая блондинка.
Елизавета Глебовна меняла фотографии, которых всего оказалось штук пятнадцать, и периодически показывала то блондинку, то мужика без лица. Порнографию Рустаму хотелось увидеть вновь и вновь и рассмотреть детали, тем более, что в какой-то момент Лиза стала показывать другой снимок: тех же людей, но в несколько ином ракурсе. Потом третий. Кровавая же фотография вызывала у него отторжение, и смотреть на неё не было никакого желания.
Эксперимент длился довольно долго, минут сорок, так что Рустам успел хорошо изучить и запомнить все изображения. Елизавета Глебовна меняла время просмотра снимков и продолжительность пауз между ними. Наконец сеанс закончился. Павел Петрович включил свет и снял с Рустама датчики. Стерхов оделся.
- Проходи сюда, – позвала его Елизавета Глебовна, выглянув из-за двери.
Рустам прошёл в соседнюю комнату и увидел, что там за столом сидит профессор Прокудин. Он углубился в изучение графиков, нарисованных на широкой ленте бумаги самописцами. Бумаги был изрисован целый рулон, и профессор потихоньку его разматывал, делая на полях пометки карандашом.
- Здравствуйте, Илья Ильич, – произнёс Стерхов.
Прокудин как будто не слышал его, поглощённый анализом результатов эксперимента.
- А, Рустам, привет, – наконец ответил он секунд через десять, когда со Стерховым заговорила Елизавета Глебовна. – Понравилась девочка?
Рустам сперва не понял, какая девочка, а поняв, сконфузился.
- Вижу, понравилась, – сказал Илья Ильич, с улыбкой глядя в графики. - Садись.
Стерхов сел.
- Хорошо запомнил картинки?
- Да вроде хорошо.
- Сейчас Лиза поработает с тобой, выяснит, насколько хорошо, а потом… Да она всё расскажет.
ЁЁЁЁ
Стерхов ехал домой. Только выйдя из здания НИИ, он почувствовал, как устал. Хотя, вроде, ничего тяжёлого ему делать не пришлось. Может потому, что встал очень рано? А ещё нужно позаниматься дипломом. При этой мысли настроение ухудшилось. Диплом начинал довлеть, а то, что Рустам до сих пор всерьёз не взялся за него, тревожило всё больше. «Всё-таки, работа дворника уже начинает мешать, – подумал он. - Доработаю до Нового года и брошу».
Сегодняшние эксперименты понравились Рустаму. Особенно после того, как Елизавета Глебовна пояснила их суть. Оказывается, так же, как в случае с нулём и единицей, он угадывал, какую картинку ему покажут в следующий момент. Только теперь ему заранее такую задачу не поставили, а о результатах судили по реакции его организма. Те две фотографии вызывали резкую реакцию, что фиксировалось приборами. А потом, через какое-то время, эта реакция стала появляться ещё до того, как Лиза показывала одну из волнующих фотографий. И это приборы тоже фиксировали. Как же они называются? Один кардиограф, а другой эцефалограф, что ли? Надо будет следующий раз расспросить поподробнее. Получается, что он предчувствовал, когда ему эти снимки покажут. И чем дальше, тем чаще. Вот это да! Интересно в себе такие возможности открывать.
В конце Елизавета Глебовна сформулировала Рустаму домашнее задание. В следующий раз ему покажут из пятнадцати сегодняшних фотографий три. Какие, заранее назначено. Он же должен подумать и постараться догадаться, вернее, определить, что это будут за снимки. Для этого его просили их изучить и запомнить в деталях, чтобы он мог их мысленно представлять.
И ещё, Илья Ильич сказал, что скоро с Рустамом будет работать гипнотизёр. Вот это здорово. Давно уже Стерхов хотел побывать в состоянии гипноза. Дважды ходил на выступления гипнотизёров и дважды поднимался на сцену в числе добровольцев. Но оба раза, проделав над ним какие-то пассы, его отправляли обратно в зал в совершенно в ясном рассудке. Не подошёл.
ЁЁЁЁ
Рустам сидел на стуле в пятой лаборатории в НИИ Мозга. Всё в той же комнате, которую он про себя стал называть бункером. Гипнотизёр стоял перед ним и готовился к сеансу. Им оказался никто иной, как Николай Иосифович Яндола. Тот самый Николай Иосифович, с которым Рустам познакомился в поезде, играл в «пха», с которого всё и началось. На этот раз, кроме энцефалографа (Стерхов выяснил, как называется прибор и что он регистрирует) к нему хотели присоединить ещё какой-то прибор, который в последний момент притащил Чая. Но Яндола сказал, что рано ещё увешивать реципиента. Неизвестно, как пойдёт.
Собственно, процедура подготовки заключалась у Николая Иосифовича в том, что он снял пиджак, повесил его на спинку стула и энергично размял руки. Стерхов волновался. Прокудин, Чая и Елизавета Глебовна ждали, расположившись полукругом сбоку от Рустама. Яндола начал.
- Выпрями спину, руки положи на колени, закрой глаза, – приказал он Рустаму и провёл рукой по его глазам. – Слушай меня. Сейчас твоя рука начнёт самопроизвольно всплывать вверх.
Ничего не происходило.
- Ты представляешь себе это. Ты видишь это. Итак, рука всплывает, – настаивал Яндола.
Стерхов, сидя с закрытыми глазами, изо всех сил представлял, как его рука парит в воздухе, и в то же время чувствовал, что она совершенно спокойно лежит на колене.
- Рука всплывает, – более спокойным тоном произнёс Николай Иосифович.
Рустам мысленно сосредоточился на руке, которая тут же налилась тяжестью и прижалась к колену. Стерхов подумал, не поднять ли руку специально, чтобы не ставить в неловкое положение Николая Иосифовича. Он открыл глаза, чтобы оценить обстановку. Яндола задумчиво глядел на него. Чая, Прокудин и Елизавета Глебовна тоже о чём-то размышляли.
- Так, вставай, – произнёс наконец Николай Иосифович.
Рустам встал.
- Руки по швам, ноги вместе.
Рустам повиновался. Яндола встал перед ним, отставив назад правую ногу, и положил пальцы на его виски.
- Безотрывно, не мигая, смотри в мой левый глаз, – приказал он и в свою очередь вперился взглядом в рустамову переносицу. – Сейчас я медленно отведу руки, и тебя потянет за ними. Не бойся, не сопротивляйся. Падай. Я тебя удержу. Ясно? Итак, я отвожу руки.
Николай Иосифович стал легонько тянуть Рустама за виски. Стерхов понял, что должен податься вперёд, но никакого тяготения в теле не возникало, и он стоял неподвижно. За доли секунды оценив этот факт, Яндола сильнее сжал его виски и насильно заставил сделать шаг вперёд.
- Очень хорошо, – похвалил он. – Внушаемость нормальная. Всё получится.
Рустам взглянул на присутствующих и понял, что не очень-то они в это верят.
- Но мне с пациентом нужно поработать, – заявил гипнотизёр.
Илья Ильич, Чая и Елизавета Глебовна молча вышли из комнаты, а Николай Иосифович возился с Рустамом ещё почти час. К концу сеанса он порядком устал. Стерхов тоже утомился, но никакого гипноза так и не почувствовал. Напоследок Яндола сказал, что проведёт ещё несколько сеансов.
ЁЁЁЁ
Илья Ильич в последние дни находился в возбуждённом состоянии. Дело в том, что Рустам Стерхов - молодой человек, который недавно был вовлечён в плановую программу лаборатории, возглавляемой профессором, давал поразительные результаты. Уровень показателей по всем тестам программы №1, программы исследования мозговых центров интуиции, зашкаливал. Процент случаев, когда испытуемый угадывал или предчувствовал события, переваливал за девяносто. Однако энцефалограф давал картину работы мозга Рустама совершенно иную, чем ожидал Илья Ильич. Во-первых, у него почти совершенно не работал эпифиз. На основании предыдущих исследований Прокудин почти уверовал, что именно этот орган ответственен за интуицию и предвидение. Со Стерховым это не подтверждалось. Зато другие отделы мозга, особенно первичного, проявляли повышенную активность. Во-вторых, у Рустама фиксировались альфа-волны гораздо более сильные, чем у других испытуемых в состоянии бодрствования.
Илья Ильич чувствовал, что программа №1 устарела. Да, с её помощью они убедились в возможности некоторых людей предугадывать события будущего. Но что это за события? Орёл – решка, несколько картинок, пылящихся в столе. Чая настаивал: пора выуживать из мозга испытуемого что-нибудь посущественнее. Если оно, конечно, там есть. Сам Стерхов хоть и рассказывал, что его время от времени посещают некие видения, никак раньше не связывал их с предвидением, никакой информацией о будущем не обладал, и как её получить, не знал. Но Илья Ильич чувствовал, что Рустам потенциально на это способен. Да и проведённые тесты это ясно показывали. «Нужно потрясти его как следует», - напирал Чая. Прокудин не возражал. Вместе они думали, как это сделать.
- Конечно, он сырой материал, не то, что Феликс, – жалел Илья Ильич.
- Да, Феликс… - подтверждал Чая.
- Почему же, всё-таки, он так неожиданно исчез? – в который раз задавался вопросом Прокудин.
- Бес его знает, этого монстра! – восклицал Аркадий Борисович. – Я его как ни искал, как ни передавал сообщения через людей, так он и не объявился.
Феликс, о котором так сокрушались учёные, был тем самым ясновидцем, на которого Чая вышел через кагэбэшного деда. Аркадий Борисович привёл его к Прокудину, и тот произвёл на Илью Ильича сильнейшее впечатление. Немногословный, не улыбающийся, с длинными чёрными волосами, довольно неопрятными, он сразу, только поздоровавшись, взял разговор в свои руки. Во-первых, заявил, что он инкогнито, и свои истинные имя и фамилию, а также адрес не назовёт во избежании докучливости со стороны кого бы то ни было. Во-вторых, сказал, что готов, дабы отсечь вопросы и сомнения, сразу продемонстрировать свои возможности.
- Будьте любезны, - поддавшись напору, согласился Прокудин.
- Что ж, лучше всего будет, если я назову некоторые события из вашей жизни, о которых наверняка не известно ни вашему начальству, ни коллегам, никому другому, от кого я бы мог эту информацию почерпнуть. Так?
- Логично.
- Готовы на это? Не беспокойтесь, я озвучу только самые безобидные факты.
- Ну что ж, я готов, – не без колебаний произнёс Илья Ильич.
И тогда Феликс без подготовки заглянул в глаза Прокудину своим страшным взглядом, от которого у профессора закружилась голова, и произнёс:
- Ваши дед и бабка по отцу из раскулаченных крестьян. Семья из под Курска бежала от репрессий в Москву. Родители познакомились на строительстве авиационного завода в Химках. В тридцать шестом году Ваш отец был репрессирован и умер в лагере в Караганде. За день до его ареста вы ходили всей семьёй в зоопарк, и этот день – почти всё, что Вы помните о совместной жизни с отцом, поскольку было Вам тогда три года. В день женитьбы Вы серьёзно опасались, что невеста сбежит в последний момент со своей первой любовью - вашим одноклассником Геннадием Речкиным. У Вашей первой дочери был врождённый порок сердца, из-за чего …
- Хватит, – произнёс Илья Ильич.
- Извините, что напомнил Вам такие болезненные моменты, просто они наиболее ярко записаны в Вашей… В общем, их легче всего разглядеть.
- Хорошо, – взял себя в руки Прокудин. – А что Вы скажете про моё будущее? Это было бы гораздо интереснее.
- Про будущее? – Феликс не усмехнулся, нет. Похоже, мышцы лица, ответственные за улыбку, были у него атрофированы. Но в глазах проскользнула усмешка. – Завтра Вы будете есть рассольник.
- Не люблю рассольник, – поморщился Илья Ильич.
- И тем не менее.
- А ещё что-нибудь скажете?
- Я бы мог многое сказать, но видите ли, Илья Ильич, передача человеку информации о его будущем негативно сказывается на его жизни, но не препятствует свершению этого будущего. Поэтому, я не буду этого делать, чтобы оградить вас от лишних переживаний.
- Что ж, Вы действительно рассказали о том, о чём вряд ли могли знать… заранее. Во всяком случае, я не припомню, чтобы кому-то рассказывал про жену. – признался Илья Ильич, - Правда, рассольник…
- Давайте доживём до завтрашнего дня…
Этот разговор потребовал от Прокудина немалого напряжения и врезался в его память в мельчайших подробностях.
На следующий день, зайдя в институтскую столовую и заглянув в меню, Илья Ильич из первых блюд обнаружил там щи, суп харчо и рассольник. Он заказал щи.
- Щи кончилися, – сообщила раздатчица.
- Тогда харчо дайте.
- Харчо тоже. Рассольник остался. Налить?
- Нет, не надо.
Илья Ильич ухмыльнулся, взял второе, компот и, присев за свободный столик, пообедал. «Предсказание могло бы сбыться, ели б я не был предупреждён». – подумал он, и от этого ему сделалось не по себе. «Неужели этот человек вот так запросто может про всех всё знать? – подумал профессор. - Неужели всё предопределено, даже этот несчастный рассольник? Хотя, я же его не съел. А Феликс сказал, что информация о будущем не препятствует его свершению. Ошибся. Не такой уж он, значит, прорицатель».
Вернувшись в тот день с работы, Прокудин обнаружил дома тёщу, приехавшую неожиданно погостить из Тулы. Надо сказать, что тёщу свою Илья Ильич любил (иногда бывает). Совершенно безотказная, весёлая, добрая женщина, она помогала своей дочери, внучкам, да и ему - своему зятю - чем только могла. Забирала девочек на лето, в трудные времена помогала деньгами. А главное, выходила Алёнку - старшую дочь Прокудина - после сложнейшей операции на сердце. Тогда тёща бросила работу в Тульской Областной больнице, где возглавляла отделение физиотерапии, и примчалась в Москву на три месяца. Без неё бы им девочку выходить не удалось. Этого Илья Ильич никогда не забывал и от всей души был ей благодарен.
Вот и в тот день, приехав в гости, тёща навела в квартире порядок, что Прокудин заметил как только вошёл. На мебели - ни пылинки, зеркала сверкали чистотой. Из кухни доносился запах свежеприготовленного ужина. Увидев Илью Ильича, женщина расплылась в улыбке и сразу посадила его ужинать, расспрашивая про житьё-бытьё. На столе образовалась дымящаяся тарелка вкусно пахнущего супа. Увлечённый разговором, Прокудин уже съел пару ложек, когда понял, что это рассольник. Отказываться было неудобно: не хотелось обижать пожилую женщину. «Зараза Феликс», - подумал Илья Ильич, и принялся поедать рассольник, который оказался, в отличии от столовского, довольно вкусным.
Так профессор уверовал в способности Феликса окончательно, а заодно - в существование предсказателей. Так началась работа, которая, в прочем, продлилась недолго, оставив массу вопросов.
Почему Феликс согласился на просьбу Чая участвовать в исследованиях, он говорить отказался, намекнув лишь, что у него для этого есть свои, достаточно серьёзные причины. Никакого материального вознаграждения не потребовал. Сказал, что будет подопытным до тех пор, пока сам этого захочет. И поставил ещё одно условие: суть, а также результаты исследований должны каждый раз ему тщательно разъясняться. Если он заподозрит, что от него что-то скрывают, или не договаривают, мгновенно прекратит своё участие в программе. Такие же условия, но в более мягкой форме, поставил позже и этот молодой человек - Стерхов Рустам. Именно потому, что был уже опыт работы с Феликсом, Чая и Прокудин так легко согласились на требования Рустама, чувствуя, что и в этом случае сопротивляться бесполезно. Правда со Стерховым Прокудин обставил все договорами и расписками.
Совместно с коллегами из «Лаборатории восстановления функций сенсорных систем» Илья Ильич разработал методику, с помощью которой теоретически можно было выявить участки мозга, ответственные за интуицию. Теоретически. Но чтобы проверить методику на практике, нужно было сравнить данные работы мозга у обычных людей и у людей с повышенной интуицией, а ещё лучше – с даром предвидения. Беда в том, что таких людей в распоряжении Ильи Ильича не было. Выявились два-три человека, которые показывали результаты выше среднего, но не настолько, чтобы возлагать на них серьёзные надежды. Разность уровней не была достаточной. Прокудин долго блуждал в темноте.
Выручил Чая, который появился в самый нужный момент со своим Феликсом. И когда Илья Ильич со своими лаборантами сняли у Феликса энцефалограмму в процессе работы с их тестами, сразу обнаружили нечто новенькое. То есть, совсем новое. Обнаружилась область, которая молчала у других людей. И эта область … эпифиз. Проверяли, перепроверяли. Пригляделись более тщательно к энцефалограммам тех редких испытуемых, которые научились монету угадывать на семьдесят процентов. И действительно, он и у них слегка трепетал. Итак, эпифиз!? Илья Ильич освежил свои знания по этой части головного мозга.
Однако после трёх посещений НИИ Феликс пропал, чем едва не довёл Прокудина до нервного расстройства: настолько большие надежды возлагал на него профессор. Но Илья Ильич взял себя в руки. Вместе с Чая они активно занялись поисками других предсказателей. И тут подвернулся Стерхов. Он чудесным образом сам обратился к Яндоле, который был в курсе работ Прокудина. В каком-то плане Рустам был даже лучше Феликса. Ранее он своих способностей не осознавал, но в процессе тренировок по методике лаборатории его возможности росли на глазах. Менялись и объективные данные, получаемые с приборов. Была возможность отследить процесс в динамике. Но оставалась и масса вопросов.
Необходимо было двигаться дальше: расширять исследования, перепроверять данные. У Прокудина была уже готова новая программа. Не хватало только аппаратуры. Большие надежды Илья Ильич возлагал на ЯМР томограф, первый в стране, установка которого планировалась в институте в четвёртом квартале. По описаниям этого оборудования, полученным от западных коллег, оно давало невероятные возможности. Но, как всегда, поставка задерживалась. Не хватало финансирования – инвалютных рублей.
На этом фоне Илья Ильич решил пока поработать с Рустамом в бессознательных состояниях: под гипнозом и во сне. Гипнотизёр у них в Институте был, и неплохой – тот же Яндола, заведующий психиатрическим отделением, друг Ильи Ильича. И он согласился Прокудину помочь. Однако они тут же столкнулись с проблемой. После нескольких сеансов, проведённых со Стерховым, Яндола заявил, что Рустам совершенно не поддаётся гипнозу. Как Николай Иосифович ни старался, ничего у него не получилось.
- Похоже, он сам обладает гипнотическими способностями, причём, достаточно сильными, – объявил Яндола – Но я ему об этом говорить не стал, дабы не усложнять тебе работу.
Что было делать? Пришлось всерьёз заняться работой с испытуемым во сне. Гипнозу не поддаётся, но ведь спит же он. Исследованиями сновидных состояний лаборатория Прокудина начинала заниматься три года назад. И эта программа сулила массу интересных открытий. Однако тогда работы приостановили в связи с появлением более насущных задач. Но методики остались. Правда аппаратуру изготовить не успели. И тут очень помог Чая. По своим каналам в МГУ он быстро договорился с умельцами, и те, на условиях, что получат деньги на руки, изготовили необходимую аппаратуру в течении каких-то трёх недель. Пришлось, правда, поконфликтовать с директором института по поводу дополнительного финансирования, но вопрос уладился.
ЁЁЁЁ
Однажды Марина принесла газету «Вечерняя Москва», где на последней странице было маленькое объявление о том, что в кинотеатре «Варшава» 15 декабря пройдёт концерт польских исполнителей. Те, кто приобретут билеты, кроме концерта в ближайшее воскресенье смогут сходить по ним на распродажу промышленных товаров (читай - дефицитных шмоток), которая будет проходить в магазине «Варшава». К этому времени в стране наступил тотальный дефицит всего. А Рустаму нужно было что-то приобрести Марине в подарок к Новому году. Конечно взяли билеты и пошли. Тем более, что кинотеатр «Варшава» недалеко совсем от МАИ.
Сам концерт был так себе, ушли с середины. А вот распродажа оказалась шикарной: костюмы, мужские и женские, красивые платья, сумки, дефицитнейшие белые мужские трусы, косметика. У Марины глаза разбежались. А денег мало. Тут Рустам её обрадовал: выбирай, делаю новогодний подарок. Марина выбрала элегантный костюм, Стерхов оплатил. Потом набрала по мелочам косметики, ещё чего-то и умчалась в институт. У неё в тот день была защита курсового. А Рустам продолжил бродить по магазину. Купил две пары брюк - себе и отцу - рубашку, футболку, матери красивую сумочку. И тут обратил внимание, что с улицы, из-за стеклянных витрин, тоскливыми глазами смотрят в магазин какие-то люди. И делают какие-то знаки. Присмотревшись, Рустам понял, что это те бедолаги, у кого нет входных билетов. Они подзывали счастливчиков, оказавшихся внутри, и договаривались с ними через стекло, чтобы им вынесли из магазина вещи, естественно, с переплатой.
Смекнув, что тут можно заработать, Стерхов подошёл к запасной стеклянной двери, закрытой наглухо. За стеклом толпились, в основном, смуглые представители Кавказа и цыгане. Тут же у него завязался разговор с семьёй азербайджанцев, затараторивших на разные голоса, кому что надо. Они тыкали пальцами в направлении разных отделов и описывали нужные им вещи. Стерхов ходил в отделы, запоминал и сообщал цены. Договаривались о переплате. Хорошо, что Рустам взял с собой много денег. Потратив их, он на выходе своё вернул и заработал почти сорок процентов. Окупил всё, что приобрёл для себя. Если бы он в тот момент задумался, какие барыши могут приносить спекуляции, может и стал бы в будущем богатым человеком. Но нет, радовался одному такому случаю, а по поводу дальнейшей своей судьбы в голове сидел дурацкий стандартный советский план.
ЁЁЁЁ
- Ты что, так и не ложился? – изумилась Марина, оторвав голову от подушки.
- Спи, лапочка, – Стерхов чмокнул её в помятую щёку. – Тебе ещё час спать.
Девушка уронила голову и тут же уснула. Утренний сон самый сладкий.
Рустам собирался на работу. Всю ночь он просидел за столом, выполняя дипломные чертежи. Это был единственный способ не заснуть. Об этом его попросил Прокудин. Сегодня должен состояться очередной эксперимент, весьма интригующий. Проведёт его сам Илья Ильич. Рустама будут исследовать во сне. Он должен уснуть в лаборатории. Для верности потребовалось не спать всю ночь. Это было сложно. Засиживаться за конспектами до двух – трёх часов Стерхову приходилось часто, особенно во время сессии. Но после трёх никакая учёба в голову уже не лезет. Вот и на этот раз в половине четвёртого Рустам задремал, стукнувшись лбом о стол. Встал, умылся холодной водой. В половине пятого вышел на улицу в туалет, чтобы освежиться. Но всё же выстоял, не уснул. И, между прочим, сделал кое-что из диплома.
На работу решил выйти пораньше, не завтракая. В электричке всё же засопел и чуть не проехал свою платформу.
Отработав, в студгородке обедать не стал, а поехал в НИИ мозга. Таковы были рекомендации Прокудина. Там в столовой плотно поел и прошёл в лабораторию. Его уже ждали Илья Ильич, Чая, Елизавета Глебовна и Павел Петрович.
- Не спал? – был первый вопрос Прокудина.
- Нет.
- Хорошо.
- Поел.
- Да.
- Отлично. Ну что ж, ложись.
На этот раз вместо стула ему была приготовлена кушетка. Она была застелена одеялом, в изголовье лежала подушка в белой наволочке с чёрной прямоугольной печатью «НИИ Мозга». Стерхов лёг. И почти сразу почувствовал, как накатывает сон.
- Ты погоди засыпать, – остановил его Илья Ильич. – Одень-ка вот это.
Прокудин вместе в Чая надели Рустаму на голову всё ту же резиновую шапочку от энцефалографа, на неё пластмассовый обруч, с которого вниз, вдоль переносицы свисала металлическая пластина, увешанная датчиками. Чая прижал пластину к носу Рустама дополнительной резинкой, завязав её на затылке. Один датчик оказался у Рустама над переносицей, два других - в уголках глаз и ещё два, размещаясь на проволочках, отходящих от пластинки, - у ноздрей. От всего устройства отходил через макушку кабель, который подсоединялся к осциллографу, стоящему рядом с кушеткой на тумбочке. Второй кабель уходил в соседнюю комнату.
Это устройство Стерхов уже примерял пару раз в присутствии какого-то незнакомого мужчины, который, видимо, его изготавливал. Он делал замеры. Тогда оно не очень Рустаму подходило. Сейчас же сидело идеально, видимо подогнали.
- Так, хорошо, – констатировал Прокудин, когда всё было готово. – Теперь устраивайся поудобнее. Послушай вводную. Сейчас ты постараешься заснуть. Я по осциллографу буду следить за твоим состоянием. Как только ты начнёшь видеть сон, я стану с тобой разговаривать. Постарайся, не просыпаясь, установить со мной контакт. Будь одновременно во сне и разговаривай со мной. Я буду задавать вопросы, ты отвечай. Повторяю: постарайся не просыпаться. Если удастся, оставаясь во сне, слышать меня, постарайся сказать, что там происходит. Если это не удастся, постарайся отвечать на мои вопросы односложно: да или нет. Ясна задача?
- Ясна.
- Сможешь?
- Со мной такое в детстве иногда бывало, когда я во сне осознавал, что это сон.
- И что было?
- Пробовал делать, что хочу.
- И чем заканчивалось?
- Или ситуация во сне менялась, или просыпался.
- А что ты пытался делать во сне?
Рустам осёкся. Он вспомнил время, когда, действительно, иной раз ночью приходило осознание нереальности событий, а за этим следовала догадка, что он во сне. Это был период полового созревания с его гипервозбудимостью, навязчивыми мыслями о женщинах и ночными поллюциями. И сны, в основном, были о сексе, вернее о постоянном стремлении к нему. Когда он понимал, что спит, что всё происходящее – неправда, и любой поступок останется без наказания, давал волю желаниям, постоянно томившимся в паху. Лез под юбку директору школы, срывал трусы с одноклассниц, обнимал на улице незнакомую женщину. Никто не сопротивлялся, но в последний момент происходило что-то не то. Или женщина превращалась в собаку, или его член вдруг становился змеёй и уползал куда-то, скрываясь в туманном пространстве сна. Видимо, мозг, не имея опыта секса, не мог смоделировать его.
Тем временем Елизавета Глебовна выключила в комнате свет, - осталась гореть только настольная лампа на тумбочке, - и включила магнитофон, из которого полилась тихая расслабляющая музыка.
- Что молчишь? – прервал Прокудин размышления Рустама. – Спишь уже?
- Всякое делал, – уклончиво ответил Стерхов. – А спать, действительно, хочется.
- Тогда начинаем.
Все, кроме Прокудина, вышли из комнаты, закрыв за собой дверь. Илья Ильич остался сидеть на стуле рядом с кушеткой. Он сосредоточился на экране осциллографа и на Стерхова не смотрел. Рустам отключился.
Зелёная арка, красный силуэт.
- Здравствуй.
- Здравствуй.
- Давно не виделись.
- Я не могу понять, как давно. Не могу вспомнить.
- Да это и не важно. Что новенького?
- Как-то странно чувствую себя последнее время. Я будто раздваиваюсь.
- Видишь себя шаманом?
- Да, откуда ты знаешь?
- Я знаю всё про тебя.
- Послушай, я давно хотел спросить. Кто …?
- Постой. У тебя есть вопрос, который сейчас волнует тебя больше, не так ли?
- Да. Что было дальше?
- Медленно, но неуклонно ты начинаешь кое-что… не понимать, нет, пока ещё только чувствовать. Радует меня это? Не знаю. Но я этого добивался. Возможно, пришло время рассказать тебе всё до конца. Не знаю. А, впрочем, слушай.
Илья Ильич внимательно следил за экраном осциллографа. Когда у спящего Рустама начались характерные для сновидения движения век и глаз, фотодатчики зафиксировали их, и на экране возникли остроконечные пики сомнограммы. Прокудин переключил фильтры устройства сопряжения и изучил низкочастотную составляющую сигнала, которая также показывала, что сон Рустама перешёл в быструю фазу. Тогда профессор приступил к главному.
- Рустам. Ты меня слышишь? Рустам. Ответь, ты меня слышишь? – сказал он как можно более тихим голосом.
Стерхов не реагировал.
- Рустам, – Профессор добавил громкости, – слышишь ты меня? Если слышишь, то кивни головой.
Рустам оставался неподвижен. Дыхание его было спокойным и размеренным.
- Рустам, это Илья Ильич. Вызываю тебя. Ты слышишь? – сказал Прокудин ещё чуть более громким голосом и в взглянул на экран осциллографа.
В этот момент Стерхов сделал едва заметное движение головой и губы его пошевелились.
ЁЁЁЁ
Однако через какое-то время появилась проблема посерьёзней. Дело в том, что общение майронов, а также получение ими информации об окружающем мире, происходит с использованием явления, которое человечество ещё не открыло, поскольку на Земле оно проявляется в крайне слабом виде. Это нечто среднее между полем и состоянием пространства. На Майро это явление проявляемся из-за более высокой гравитации, искривляющей пространство, а также из-за её атмосферы, где водород и гелий под высоким давлением, в жёстком излучении, исходящем от планеты, находятся в вырожденном состоянии (электроны вещества оторваны от протонов), и проявляют свойства металлов. Для простоты назовём это явление пространственным полем. Так вот, всё общение майронов строится посредством этого поля. В отсутствии его они становятся немыми и глухими. А слепы они от рождения, поскольку свет звезды Лаланды почти не достигает Майро. Более того, поле играет значительную роль в процессе воспроизводства этих существ, и при его отсутствии их размножение невозможно.
Конечно, на корабле майронов были искусственные источники пространственного поля. И высадившись на Земле, они первым делом стали создавать такие источники здесь. Преодолев огромные технические трудности, связанные, прежде всего с недостаточной гравитацией Земли, они всё же добились своего, и два их острова были покрыты пространственным полем, в котором они смогли сносно существовать и общаться друг с другом, а также посылать команды модифицированным людям.
Однако скоро проявилось действие поля на людей, чей мозг остался нетронутым майронами. Не будучи ранее склонными к необоснованной агрессии, земляне менялись на глазах. Сперва между ними участились мелкие конфликты. Затем внутри ранее цельных общин стали появляться отдельные группы, враждующие между собой. Скоро дело дошло до столкновений, в результате которых появились убитые. Посланные вождям и жрецам команды прекратить волнения, привели к тому, что агрессия масс перекинулась на них, и многие были уничтожены.
Люди стали быстро совершенствовать орудия убийства. На обоих островах ситуация развивалась примерно одинаково. И в Тихом океане и в Атлантическом разгорелись кровопролитные войны. В страхе перед уничтожением, тысячи людей покидали острова на имевшихся у них утлых судёнышках, совсем не предназначенных для морских путешествий. Мореплавания тогда ещё не существовало, майроны специально тормозили его развитие, чтобы созданные ими искусственные цивилизации не вышли за пределы островов, и не был нарушен естественный ход эволюции землян. Поразительно, но многие из ушедших в море достигли континентов. Их потомки стали расселяться по планете. Правда, в отсутствии своих модифицированных предводителей, ни один из которых, конечно же, не покинул острова, переселенцы быстро деградировали, утратив основную часть знаний.
Когда майроны поняли причины такого резкого изменения поведения людей, они сняли поле над большей частью островов. Для того, чтобы общаться на расстоянии, им пришлось создать технику, преобразующую сигналы пространственного поля в электромагнитные волны. Однако было поздно. Поле успело оказать настолько сильное воздействие на землян, что у них произошли генетические изменения. Уровень агрессии снизился, но не до исходного состояния. Новые поколения рождались уже не такими кроткими и послушными. Теперь майронам приходилось затрачивать массу усилий, чтобы гасить начинающиеся войны и беспорядки. Они были вынуждены даже уничтожать возмутителей спокойствия, причём иногда в больших количествах, чтобы сохранить порядок.
К этому времени майроны уже поняли, что совершили ошибку, вмешавшись в естественное развитие жизни на Земле. Так получилось, что пришельцы заселили свои острова представителями одного из двух разумных земных видов, который показался им более продвинутым на пути эволюции. Другой же вид продолжал спокойно жить, обойдённый вниманием инопланетян. Сейчас его называют неандертальцами. Когда же потомки беженцев, облучённых пространственным полем и мигрировавших с островов, стали расселяться по континентам и смешиваться с жившими там людьми, неандертальцам не поздоровилось. До этого сосуществовавшие достаточно мирно со своими братьями по разуму, люди вдруг повсеместно стали охотиться на них. За какую-то пару тысяч лет бедных неандертальцев буквально сожрали. Видевшие это майроны ничего не смогли сделать. Ситуация всё больше выходила из под их контроля.
ЁЁЁЁ
Тридцатого декабря Стерхов зашёл в общежитие поздравить друзей с Новым годом. На следующий день они с Мариной должны были уехать отмечать праздник в Дубну. Левчук пригласил. В триста двадцать третьей висела напряжённая тишина. Крутов и Зимородок готовились к экзаменам. Стол был завален учебниками, конспектами, грязной посудой и остатками продуктов питания. Книги с тетрадками громоздились также и на кроватях. Гай был на экзамене, сдавал вышмат. Козлов - на работе. После очередного провала на летней сессии он опять загремел в подсос, сантехником в студенческом городке. Серёга с Артуром набросились на Рустама, используя его приход как уважительную причину оторваться от осточертевших формул, и стали делиться трудностями жития. Стерхов смотрел на них как на детей. Потом остановил поток жалоб фразой:
- Радуйтесь, что вам всего лишь сессию сдавать. И доходчиво изложил ужасы диплома, который уже взял Рустама в железные тиски цейтнота. Тут в комнату ввалился Подольян.
- Ну как, Гай? – вяло поинтересовался со своего койко-места Крутов.
- Четыре.
- Доволен?
- Ещё как, – улыбнулся Гай, протягивая руку Стерхову, чтобы поздороваться.
Рустам сжал маленькую ладонь и открыл рот, чтобы поздравить Подольяна со сдачей экзамена по одному из самых сложных предметов. Тут у него перехватило дыхание. В глазах потемнело.
«Соня, Сонечка! Мама!»
Неузнаваемое лицо Гая, в глазах безумие и слёзы. И …. кровь? Много крови. Переломанные вещи.
- Что с тобой? – Гай пристально смотрел на Рустама, держа его за руку.
На лице его лежал отпечаток усталости и … тревога, а не радость от успешно сданного экзамена. У Стерхова подкашивались ноги и кружилась голова.
- Да нет, ничего, – ответил он, беря себя в руки. – Поздравляю.
- Спасибо, и тебя тоже.
- А меня с чем?
- С наступающим.
- А, да, – Рустам забыл уже, зачем пришёл. – Парни, всех с наступающим Новым Годом. Чтоб всё сбылось.
- Да, Руст. И тебя тоже, – откликнулся Серёга. – Ты где отмечаешь? В Опале у себя?
- Нет. Нас с Мариной Левчук в гости пригласил.
- Надо же, как это он сподобился?
- Он, по-моему, опять с Татьяной. И хочет ей показать, что я с Мариной. Мне так кажется.
- А Марина твоя про Таньку знает? – поинтересовался Зимородок.
- Нет.
- Рискуешь. Может получиться конфуз.
- Ну и пусть, – Стерхов махнул рукой. – Хоть какое-то развлечение. Скандал… - он мечтательно закатил глаза. – Давно уже скандалов не было.
- Ну-ну, – с сомнением посмотрел на него Крутов.
- А вы где? Здесь?
- Да уж, здесь, – пожаловался Гай. – Я им предлагал. Так они по бабам своим. А мне теперь некуда деваться одному.
- А у нас в ДК новогодняя ночь организуется. Со столом, с развлечениями. Мотнись туда.
- Да уж, там двадцатник. Да и что там делать одному?
- Зачем одному, девочек снимешь.
Гай отмахнулся.
- Ладно, корни, я двинул. Диплом зовёт.
Стерхов попрощался с друзьями и вышел. Но вместо того, чтобы отправиться в Опалиху, он зашёл в свою комнату и прилёг на кровать. Его всё ещё трясло после только что случившегося видения.
- Гай, Гай. Что же будет?
ЁЁЁЁ
Новый год! Какой ещё праздник может сравниться с ним по радостным ожиданиям? Разве восьмое марта, когда одна половина населения судорожно-нервно мечется в поисках подарков для другой? Разве седьмое ноября? И у ж никак не 23 февраля, непонятно на каком месте возникший и незаслуженно мутировавший в праздник всех мужчин. Что была бы зима без Нового года? Длинное, тоскливое время, завышенная плата за весну. Новый Год органично разбивает зиму на две части, облегчая нам переносить её стужу и холод, и длинные стылые ночи. Дожили до Нового Года, а там всего два месяца до весны.
У студентов Новый Год неудачно совпадает с зимней сессией. В порядке вещей экзамен 31 декабря. Но бывает и 1 января. Это когда никакие преподаватели встречаются с никакими студентами, и что-то должны друг другу говорить. Хорошо москвичам. У них всеми приготовлениями к празднику занимаются родители, бабушки, сёстры. А чадо в связи с сессией ограждено. Иногородним сложнее. Им надо и к экзаменам готовиться, и по магазинам бегать, и на кухнях у раздолбанных плит стоять. Ведь хочется, как люди.
Но в этот раз Левчук удачно подвернулся со своим предложением. И Марина, хотя и не очень хотела ехать в незнакомую компанию, подумав, согласилась. У неё тридцать первого экзамен был. У Стерхова диплом, тоже каждая минута на счету. По любому, ничего не успели бы приготовить. А других вариантов, куда пойти, не было.
Вышли из общежития в два часа. Шёл лёгкий пушистый снежок, как раз к Новому году. Электрички в Дубну отбывают с Савёловского вокзала, до которого от МАИ ходят троллейбусы. Неторопливо шагали к троллейбусной остановке, обсуждая события последнего времени, предвкушая, как расслабятся через несколько часов, забыв на вечер о навязчивой учёбе. Когда до остановки оставалось метров пятьдесят, подъехал троллейбус нужного маршрута, и Левчук крикнув:
- Побежали! – большими скачками бросился к нему.
Рустам с Мариной - за ним, но с меньшей скоростью. Женька уже вскочил на подножку, когда Стерхов, поскользнувшись на присыпанном снегом катке, рухнул всем телом наземь. Марина только ахнула. Левчук тем временем углубился в троллейбус, чтобы освободить друзьям место для посадки. Не видел он, что произошло. Двери с гулким стуком закрылись, троллейбус тронулся. Марина с обидой смотрела ему вслед. Стерхов поднялся на ноги весь в снегу.
- Ничего страшного, сейчас он вернётся. Подождём здесь, – успокоила его Марина.
Стали ждать. Прошли два, три встречных троллейбуса, но Левчук из них не выходил.
- Нет, Марин, он, наверно, на следующей остановке вышел и там нас ждёт.
Сели в троллейбус, доехали до следующей остановки. Там Женьки не было.
- Едем дальше. Он, наверно, ждёт у вокзала, – предположил Стерхов, и они не стали выходить из троллейбуса.
Но на остановке около вокзала их тоже никто не ждал. Рустама стала охватывать паника. В голове сидело одно: потерять Левчука никак нельзя. Иначе, где же они будут отмечать Новый Год? Дома, в Опалихе ни одного продукта нет. А сейчас уже ничего и не купишь в магазине. Но не мог ведь Женька, бросив их, уехать один. Значит, где-то здесь. Может, на вокзал пошёл, к электричке? И они отправились на вокзал. Тут как раз объявили, что электричка на Дубну отходит через восемь минут. Нужно билеты быстрей взять, а то сейчас Женька объявится, надо будет бегом садиться. Стерхов метнулся к кассам, увлекая за собой Марину. Она что-то возражала, но Рустам не слушал. Какое-то нашло на него наваждение. Вытащив впопыхах деньги, он схватил два билета. Всё как во сне. Ну вот, теперь они могут ехать. Но куда? Где Женька?
Стерхов в панике бегал у входа на территорию вокзала. Левчука не было. Электричка вот-вот должна была отойти. Так он же, наверное, уже на платформе, там их ждёт. Ну конечно! Побежали к платформе. Но и там не было этого негодяя. До отправления оставалось не более минуты. Стерхов уже ничего не соображал. Билеты вынуждали ехать. Но как же … куда? Марина тоже была в растерянности, ничего не могла подсказать. Пришла спасительная мысль. Левчук, уже в электричке. Там его найдём. А в крайнем случае… Стерхов затянул Марину в вагон в последний момент. Двери захлопнулись у них за спиной. Битком набитая предновогодним людом электричка тронулась.
Обернувшись, Женька Марину с Рустамом в троллейбусе на обнаружил. Это его удивило. В сутолоке он не заметил, как они отстали. Вроде бы бежали сразу за ним. Что теперь делать? «Выйду на следующей остановке», - решил он. Вышел, постоял. В двух следующих троллейбусах отставшие не подъехали. «Наверное, ждут меня там», - решил Левчук и отправился назад. Но и на исходной остановке не было Стерхова и его подруги. Женька оказался в тупике. Что дальше делать? «Наверное, разминулись? Я поехал за ними, а они за мной». Самое умное в этой ситуации было ждать, не сходя с места. И он стал ждать.
Москву заваливало снегом. Скоро начнёт темнеть. Ох и рано темнеет в столице зимой, особенно когда небо затянуто дородными снеговыми тучами. Левчук стоял на остановке долго, поёживаясь и притоптывая ногами. Стал замерзать. «Куда же они провалились?» – думал, он начиная злиться. Когда дома уже ждал праздник, весёлое застолье, кайфа мёрзнуть на улице не было никакого.
Женька надеялся, что сегодняшний вечер станет долгожданным моментом возвращения к нему Татьяны. Не сразу она ответила согласием на его приглашение, только после того, как намекнул ей, что будет Стерхов. Однако утаил Женька, что Рустам не один явится. От задуманной интриги самому даже становилось страшно. Как поведёт себя Татьяна? Уйдёт ли сразу, или попытается отбить Рустама у его новой подруги? Но Левчук, в глубине души надеялся на другое: что Таня к нему вернётся. И ещё теплилась в нём надежда Стерхову отомстить, устроив такую небольшую подляну, сведя вместе двух его подруг. Не любитель он был подлян, но всё же, засела в душе обида на Рустама, хоть и оставались они хорошими друзьями. Придут ещё Дэн, Костик Понамарёв и Ваня Синявский, возможно тоже со своей подругой.
Но Стерхов опять всё портил. Куда они запропастились? Левчук взглянул на часы. Уже сорок минут он торчал на этой остановке. Электричку, конечно, пропустили. Следующая аж в семь часов. Была, правда, надежда, что в предновогодний день запустили дополнительные. Уехать что ли без них? Да нет, не удобно, сам пригласил. Но где они? Проклятье! Подождав ещё минут десять, Левчук решил, что за это время Рустам с Мариной могли уже съездить до вокзала и обратно, и что раз их нет, значит не поехали. Тогда, возможно, они вернулись в общежитие. Решив так, Женька, злой и заинтригованный одновременно, направился к общаге.
Марина с Рустамом стояли в переполненном тамбуре лицом к лицу.
- Ну и куда мы едем? – вопрошала Цветкова, глядя на Рустама в упор.
Того прошиб пот. Надо же так облажаться в предновогодний вечер. А если Левчука в электричке нет, что они тогда будут делать?
- Давай вернёмся, пока не поздно, – предложила Марина.
Рустам лихорадочно прикидывал варианты. Если они не находят Женьку, кроме того, что вернуться в Москву и непонятно что там делать, они могут встать на вокзале в Дубне и встречать каждую электричку из Москвы. Так Левчука поймают. Но не следует сейчас Марине излагать этот безумный вариант.
- Не переживай, мы же ещё не прошли по вагонам. Может он здесь. Пойдём.
Легко сказать, труднее сделать. Проходы были забиты упакованными в зимние куртки и дублёнки дубнинцами, спешащими домой. С трудом протискиваясь между ними, они высматривали Левчука. Осмотр первых четырёх вагонов ничего не дал. Рустам совсем сник. И тут…
Женька дошёл до общежития, поднялся в комнату, открыл дверь. Покинутое жилище выглядело одиноким, обиженно замкнулось в себе и не хотело принимать хозяина. Левчук остро почувствовал, что пришёл как будто в чужой дом. Однако Рустама с Мариной и здесь не было. Не представляя, что делать дальше, Женька сел в раздумье на кровать. Часы показывали шестой час.
- Ладно, - подумал он, - время ещё есть. Подожду, в итоге всё равно сюда придут.
- Дэн, ты спаситель наш! – Стерхов готов был облобызать Дениса Лапшина, но не мог пробиться к нему, сидящему у окна. – Как же ты удачно нам попался!
- А что случилось-то? – смущённо поинтересовался Лапшин.
Рустам в подробностях рассказал недавнюю историю с утерей Левчука и описал свой ужас от создавшегося положения. Дэн прикололся. Прикололись и окружающие пассажиры, через которых происходило общение.
- Но теперь-то мы спасены? – с надеждой вопрошал Стерхов. – Ты нам покажешь в Дубне, где Левчук живёт?
Когда Женька не явился к шести вечера домой, родители его заволновались. Если он пропустил электричку на четырнадцать сорок семь, то теперь приедет только в половине десятого. В другой день они бы не беспокоились, но не тридцать первого декабря. К тому же, на улице шёл сильный снег. Стали звонить друзьям. Дениса Лапшина дома тоже не было. Позвонили Косте.
Хохотали до коликов. Левчук никак не мог понять, как такой казус мог с ними приключиться. Он прождал два часа в общаге, чуть не опоздал на дополнительную электричку и всю дорого недоумевал, куда могли запропасть Стерхов с Цветковой. С вокзала Дэн привёл потерянных Марину и Рустама домой к Костику Понамарёву, так как сам жил на самой окраине Дубны. Там они и дожидались, когда приедет Левчук. Татьяна пришла к Женьке, а его дома нет.
- А если бы мы Дэна не встретили, на вокзале в Дубне Новый Год встречали бы, - вновь и вновь переживал ситуацию Рустам.
История дала празднику хороший старт.
- Классно, что старый год заканчивается приключениями. За то, чтобы Новый Год начался с них, – провозгласил Лапшин.
- Не надо, – воспротивился Стерхов. – У нас с Мариной в новом году защита диплома. Тут лучше без приключений обойтись.
Татьяна сидела рядом с Женькой, он трогательно за ней ухаживал. Они встречались с Рустамом глазами, задерживали друг на друге взгляд, что-то вспоминали и переживали в душе. За окнами шёл снег, и всё было хорошо. Так заканчивался самый счастливый в жизни Рустама год…
Автор будет благодарен за любые отзывы, замечания, критику. Направлять по адресу: atoshev56@rambler.ru или здесь же, на поле "Написать рецензию", для чего, правда, придётся зарегистироваться.
|
|