Поэма в песнях,лунных снах и воспоминаниях...
Пролог
* * *
Любовь, я искал тебя в разных краях,
Глаза проглядел,
Зачем ты умчалась на легких крылах
В безвестный предел?
Где город, где улица, где этот дом,
Этаж и порог,
Куда бы пойти за сердечным теплом
И радостью мог?
Быть может, ты звездочка дальних планет,
Нездешних миров?
Кого озаряет твой утренний свет,
Отрада-любовь?
Чей путь устилаешь лучистым ковром
Цветов и надежд?
Кого окликаешь сейчас за углом?
О, где же ты, где ж?
Любовь, ты - отрада и ты же печаль _
Мечта - и мираж,
Немногих твоя отмечает печать
В веках и мирах.
Любовь, ты песнь песней и тайна из тайн,
Награда наград....
Мудра и бесстрашна, светла и чиста,
Сильнее преград.
Любовь, и меня ты вела по Земле,
Любил я и жил...
И радость будила меня на заре,
Весь мир был мне мил.
Любовь, я ведь жив еще, я еше здесь,
Душа горяча...
Вернись сказкой сказок и чудом чудес
Хотя бы на час...
Ты в двух кварталах от меня жила --
Порой друг друга у метро встречали.
И в том, что много лет уже была
Чужой женою – не было печали...
И шутки, дескать, первая любовь
Не старится – твои – не огорчали...
Встречались – не нарочно – вновь и вновь –
И уходили – розно – без печали...
Но снился мне один и тот же сон...
Я просыпался – и в слезах подушка --
И наяву меня не сразу он
Освобождал, как если бы заглушка
К душе не подходила в этот миг –
И острым ощущением потери
Пронизывался, сдерживая крик...
Мне снился город... Белые метели
Окутывали темные дома.
Я приходил издалека к подъезду
И ждал... Как будто кто лишил ума,
Стоял часами, пригвожденный к месту,
Где мог случайно встретиться с тобой...
А дом был незнакомого фасада
И город был незнаемый, чужой...
Но ускользали частности от взгляда...
Я ждал тебя. Я о тебе мечтал...
А встречи были безнадежно грустны:
Что не любим – я это понимал.
Неоднократно от тебя изустно
Об этом слышал ясные слова...
Но будто раб, прикованный к галере --
На том же месте... Скорбная глава
Несбыточной иллюзии, химере
Противиться не может... Жду и жду...
Увижу – и от счастья замираю...
В любви, что мне досталась на беду,
Я безответно, горько догораю...
И снова просыпаюсь весь в слезах...
И этот сон реальности сильнее,
А имя, что не тает на устах –
Твое... Так горько, безотрадно мне – и
Не сразу понимаю – то был сон...
-- Всего лишь сон! – усиленно внушаю
Себе упорно, радости лишен:
Не соглашается, увы, душа – и
Таит ту горечь глубоко на дне...
Вседневные меня берут заботы.
За выживание бороться мне
Приходится отчаянно... С работы,
Вконец усталый, еду на метро...
На выходе опять тебя встречаю...
-- Пешочком?
-- Ладно...
Пообочь -- пестро...
-- Устал?
Молчу, лишь головой качаю...
-- Не уставай – и береги себя...
И снова раздражающие шутки
Про первую любовь... Молчу, сопя...
-- Ну, до свиданья...
Редкие минутки
Случайно неслучайных наших встреч...
Зачем они? Какие-то уроки
Из них мне предлагается извлечь?
...Текучка повседневная... В потоке
Делишек по течению плыву...
И в сон бросаюсь, точно в темный омут...
А в нем опять ясней, чем наяву,
Тот незнакомый дом, и странный город,
И ты мне разъясняешь, что теперь
Ты уезжаешь навсегда отсюда...
Отныне и навек напрасно дверь
Подъезда я буравить взглядом буду –
-- Прощай, чудак! – ты говоришь во сне –
И вот теперь несчастен я в квадрате.
Отныне не дается счастья мне
Тебя хотя бы видеть... Той отраде –
Не быть... Встаю... Несчастен, а кому
Расскажешь? Кто поймет? Кому я нужен?
Печаль тех снов упрятана в тюрьму,
Материальный мир жесток, бездушен...
Я день-деньской, как белка в колесе,
Бесмыссленно верчусь и суетливо,
Тащусь с работы вяло, как и все,
И вечера проходят сиротливо.
Ни в ком отрады нету и ни в чем,
Надежда угасает – не подросток...
В замке два раза проскриплю ключом,
Пойду на тот знакомый перекресток,
Но зря... В какой входила ты подъезд,
Не ведаю... Напрасно ожидаю –
И ухожу... Куда б из этих мест
Подальше укатить? Перестрадаю –
И, может, позабуду вдалеке...
Во сне – опять у странного подъезда
Напрасно жду с тоской накоротке...
А музыка звучит – виваче, престо,
Аччелерандо – так оно стучит,
Ускорившись до бешеного скерцо,
Стенающее горестно навзрыд,
В разлуке изнывающее сердце...
Я ведаю во сне: возврата нет,
Надежды нет, что я тебя увижу...
Ты пронеслась ярчайшей из комет
Над всей судьбою, но не стала ближе...
И нет мне утешения в судьбе,
Не отыскать мне для замены ровню...
И вот я вспоминаю о тебе...
Не забываю ни на миг, все помню...
Луна первая -- над Черновцами…
* * *
Триста семьдесят лун… Я сквозь время смещаюсь…
Если б юность вернуть наяву,
Я к тебе подойду – и уже не смущаясь
Ненаглядной моей назову.
Я прошу извинить… Вы не сердитесь,
Что былое во мне ожило?
Триста семдесят лун, триста семдесят --
Тридцать лет пролетело, прошло…
Тонет город в любви. Город дышит любовью,
Где я девочку встретил одну,
Где проспектом любым и тропинкой любою
К твоему прибегал я окну.
Я прошу извинить… Вы не сердитесь,
Что былое во мне ожило?
Триста семдесят лун. Триста семдесят –
Тридцать лет пролетело прошло…
В облаках журавли промелькнули. Курлыча…
Так вовеки им вдаль улетать…
А у каждого Данте есть своя Беатриче –
И тебя мне всю жизнь вспоминать.
Я прошу извинить… Вы не сердитесь.
Что былое во мне ожило?
Триста семдесят лун. Триста семдесят,
Тридцать лет пролетело, прошло…
2
Над Черновцами – ясная луна
И в черном небе звезды колдовские,
А для меня – простого пацана –
Вся радость – в песнях... А любил -- какие?
Вот Бейбутов поет, как он ловил,
Взор девушки одной в тоске напрасной...
Я все слова по слуху разучил,
Любил мотив томительно прекрасный...
Ах, лучше бы мне песни той не знать!
Певец меня, поэт ли изурочил?
А может, нужно было понимать,
Что Бейбутов судьбу мне напророчил?
...Я жил в периферийном городке,
Учился в затрапезной восьмилетке,
Жил в коммуналке... Словом, жил в «совке»...
Томясь в тех рамках, в той ужасной клетке,
Мечтала о возвышенном душа...
А Вышней волей мне дарован голос...
Бедна семья, буквально ни шиша,
Порой, буквально ни «копья»... Кололось
Буквально все, чего бы не желал...
С младенчества смирял свои желанья...
Мечтать не вредно... Вот я и мечтал,
Не знаю сам, о чем... Мои мечтанья –
Не об игрушках...Об обновках мне
Не грезилось и ничего не снилось...
А как-то Бог увиделся во сне:
Стоял с мешком у двери и, как милость,
Он ссыпал из мешка к моим ногам
Букашек расползающихся горку...
И мама разъяснила: дескать, нам,
В безденежье намаявшимся горько,
Когда-нибудь он много денег даст...
Когда купили старенький приемник,
Был в доме праздник... Худ и головаст,
Я замирал в мечтаньях неуемных,
А музыка меня вздымала ввысь,
Рифмованные оглушали строки...
Прошу: Утесов, песней поделись...
Вокала мне бесплатные уроки
Давал тот старый, маленький «Рекорд»...
И погружаясь в песни, забывался...
Мне в песнях открывался тайный код,
Секретный ключ к моей судьбе давался...
Те песни заменяли мне кино...
В безденежье так редки были фильмы...
Мне в кинозале страшно: там темно...
В дни выборов безденежно утиль мы
Киношный – в университетский зал
Смотреть ходили с мамой – мне не в радость,
Сидеть терпенья нет – и я сползал
С рук мамы на пол, а душа терзалась...
Хоть мал был, знал: есть у меня душа.
Она была. Я жил в ее просторах.
Мечтал. Грустил. Умишком не спеша
Взрослел... Ну, а в душе мне, может – сорок,
А может быть – и девяносто лет –
И в сны мои являлся странный город –
И словно бы душа мне шлет привет
Из -- не отсюда, будто снами вспорот
Наброшенный на душу темный холст –
И в необъятном горестном смятенье...
Я просыпаюсь... Школа... Малый рост,
Картавость, бедность... Горько! Невезенье:
Учительница первая моя
Была отнюдь не эталон морали –
И я несчастный, маленький... Змея
Картавила, кривляясь – и не знали
Родные, как мне в школе тяжело...
С трудом я во второй перевалился –
С учительницей новой повезло –
И я маленько отошел, раскрылся...
Вдруг оказалось: выучить стихи
Мне легче, чем любому в нашем классе...
Лишь брошу взгляд – готово... Ни строки
Не перевру, читая... На Парнасе
Посмеивались, глядя на меня,
Я думаю, и Пушкин и Некрасов...
И я в читальне проводил полдня,
Читая все подряд... Начальных классов
Ступени проходил, скажу тебе, --
Уроками себя не утруждая,
Не напрягался в суетной борьбе
За высшие оценки... Но читая
Я улетал в нездешние миры...
Я был одним из храбрых мушкетеров...
Стеснялся, сторонился до поры
Тех, в фартучках, кем школьных коридоров
Кишат пространства... Для чего они?
Не знаю, как себя вести с такими...
Идут по школьным коридорам дни,
Бегут недели и летят лихими
Сентябрьскими кометами года...
Вот позади уже и восьмилетка –
Немного троек... А теперь куда?
Не в ремеслуху же... Судьбы разметка
Ведет, минуя школу, в ЧСТ...
Осведомленным аббревиатура
Понятна... Неоформленной мечте --
Стезя... Учусь... Учительства культура
Повыше, чем в несчастной НСШ...
Там, впрочем, был Давид Абрамыч Эдлис –
О нем-то память сохранит душа:
Немецкому учил нас так, что «пелось»
На дойче всем свободно и легко...
Нас в техникумской группе тридцать с гаком
Одних парней... Механики! Клубком
Качусь, верчусь юлою... Ставлю на кон
Упорство, волю, память и мозги...
Стипендию дают... Вот это стимул –
С четверочек сорваться не моги!
Черченье доконает, чтоб я сгинул!
Кропаю со слезами чертежи –
Карябал, как попало, в восьмилетке...
А здесь, хоть лопни – вынь да положи
Преподу все заданья, а отметки
Должны мне гарантировать доход...
А физика? А химия?... Отрадой,
Что в техникуме свой оркестр... Поет
Васильев, в общем, славно, но усладой
Не стало это пенье для меня...
Я спел бы много лучше, но стесняюсь...
Есть голос... За стеснительность казня
Себя жестоко, все же не решаюсь
К Маргулису -- маэстро подойти...
И остается дар Господний втуне...
Господь за нерешительность прости –
Я к песенной судьбе моей – фортуне
Хоть мог бы, но, стесняясь, не шагнул,
Застенчивость душила, ну, хоть тресни!
А сверх того меня Кобзон лягнул:
Он голосом моим такие песни
Запел! Опять пророчила судьбу
Мне песня... Я еще о том не ведал,
Слова ее записывал во лбу...
(Той песни и поныне я не предал)...
А вот однажды я попал в кино...
Картина потрясла до основанья...
«Колдунья»! Влади! Ей одной дано
В дремавшем сердца смутные желанья
В подростке-недотепе разбудить...
Глаза ее и вправду колдовские
Вонзились в душу... Стало горше жить –
И слаще... Вот кладу, кладу мазки – и
Уже почти и загрунтован фон –
И я перехожу к самой картине...
Я замер у «Рекорда»... Мне Кобзон
Поет моим же голосом... А ты мне,
Иосиф, без конца зачем поешь,
О той, из нашего двора девчонке?
Уже ее заметил я... Хорош!
Достал уже той песней до печенки...
...Да, я тебя заметил с первых дней...
Казалось, ты и есть Марина Влади...
Но я все реже вспоминал о ней...
Вокруг все потускнело... Как в окладе –
Икона – ты в сиянии любви...
Любовь лавиной сердце затопила,
А я косноязычен виз-а-ви
И что сказать? Затмила, ослепила –
И сердце спотыкается в груди,
И как мне быть с собой, с тобой? Не знаю...
Что делать? Что сказать тебе? Поди
Лишь посмеешься?... Милая, родная...
Слова любви из песен достаю...
Шепчу, но так, чтоб ты не услыхала...
А хочешь, для тебя одной спою
Ту песню по-кобзоновски... Искала
Хоть в чем-то воплощения любовь...
К тебе всего-то двенадатилетней...
Люблю тебя... Кусаю губы в кровь,
А всем, конечно, видно все – и сплетни
Нас липкой паутиной оплели...
И если раньше ты не замечала,
Но, видимо, подружки донесли –
Дичишься... А моя любовь крепчала...
Луна вторая – над Криворожьем
* * *
Отшумев, отгудев, улеглась непогода.
Смотрит в окна луна. Тишина.
Прозвенит «злейший враг», а вставать неохота...
В три минутки сладчайшего сна
Пусть в разгаре звенит черновицкое лето
И слышны мои песни во сне –
Ты -- в венце золотом из святейшего света
Улыбнешься таинственно мне...
А с рассветом в степи зарокочут моторы,
Экскаватор растопчет снега...
Вместо шпаг – рычаги, а душой – мушкетеры –
Только губы прикусим слегка.
В кирзачах, телогрейке, ушанке лохматой
Рядом с Вами на снимке стою...
Я вас помню всегда, я люблю вас, ребята,
Так как любим мы юность свою...
Занесло ее, ласковую, в одночасье
Белой вьюгой в морозной степи...
Где бы ни были вы, я желаю вам счастья –
И храню, как пароль, те стихи:
«Заглянула а окошко луна мимоходом.
Улыбнелась тихонько луна...
Спят мальчишки. Им скоро вставать на работу --
Пожелаем им доброго сна...»
3
... А во дворе у нас была гора,
Подпертая (от оползней) бетоном...
Когда ты уходило из двора,
Душа моя всегда невольным стоном
Сопровождала долгий твой проход...
Не приходило в голову усесться...
Доходишь до горы – и поворот...
И может в этот миг взорваться сердце...
И я кричу во сне:
-- Не уходи! –
И плачу, как обиженный ребенок –
И колокол колотится в груди...
И долго не могу понять спросонок,
Зачем они стоят над головой –
И что-то говорят, а я не слышу...
Я только что был где-то там с тобой...
-- Пора вставать...
В календаре открыжу
Пришедший мне навстречу новый день...
За завтраком махнем чаек с кефиром –
И – за порог... Ушанки набекрень –
Лицом к лицу с таким суровым миром –
Подростки, а положено держать
Достойно марку -- и не ныть, не киснуть,
По-комсомольски доблестно мужать,
Соплей простудной на ветру не виснуть...
«Летучка» нас развозит по судьбе...
Дремлю, согревшись от дыханья друга –
И снова вспоминаю о тебе...
Идешь ко мне мажорно и упруго...
Ты что-то говоришь, а голос твой
Мелодию Островского включает...
Поговори, поговори со мной!
Но за тебя мне песня отвечает...
Она все знает о моей судьбе:
Пророчила дороги, расставанье...
Но обещает, что вернусь к тебе
Хотя бы лишь на вечернее свиданье...
И голосом, что чудно схож с твоим,
С волшебным Кристалинским придыханьем,
Она внушает: все же я любим,
И ты полна все тем же ожиданьем...
И ты идешь с Наташкою в кино,
Сестрой Наташкой, светлым человечком...
Ведь с кем ты -- далеко не все равно,
Что там не я к тебе на курсе встречном
Улыбкою привечен золотой...
Ах, Господи, зачем же я уехал?
Но, нет, не верю, чтобы кто другой...
А я вот, дурачком и неумехой
По песне за романтикой пошел...
Позвал меня неброскою листовкой
В дорогу криворожский комсомол,
Сманив ударной всесоюзной стройкой...
Я помню, как мы едем вчетвером
И – трезвые -- в купе горланим песни...
А весь вагон, кто бранью, кто добром
Умолкнуть умоляет... Да, ровесник,
Тридцатилетним этим старикам,
Забывшим комсомольские восторги,
Уже и не понять, как важно нам
Так всенародно выкричать истоки –
Те песни, что фундаментом души
Легли – и вот, позвали нас в дорогу...
Ты, юность, нас покинуть не спеши...
А ты, любовь, останься недотрогой...
А в песнях ждут девчонки, долго ждут,
Пока парней мытарят испытанья...
И вот они уже сквозь нас идут,
А мы сквозь них... Дороги, расставанья,
Летучки, экскаваторы, снега –
Романтикой такой не нахлебаться...
И знает песня, как мне дорога
Та девочка, к которой не пробраться...
Мы строим Новокриворожский ГОК,
Мы роем котлованы и каналы,
Выучивая жизненный урок,
Который, между прочим, в нас нимало
Фундамента души не изменил:
Мы верим песням... Это мы – из песни...
Такие мы... И кто нас оценил,
Не может не любить нас... Да, ровесник?...
Мы уезжали от любви, любя...
И честно тосковали по любимым...
И мы на стройке строили себя
И поверяли силу духа ими...
Любимая! Я вспомню о тебе
Какие-то незначащие факты,
Ведушие ступеньками к судьбе...
Сейчас-то где ты, что ты, с кем ты, как-ты?...
Я помню, как однажды к нам пришла –
Знакомиться в кошмарной коммуналке –
Твоя внезапно мама... Та была
Внезапным озареньем встреча ярким...
От Клавдии Ивановны узнал,
Что... «девочке не безразличен парень»...
Не безразличен, Господи!... Взмывал
В тот миг душой, как Чкалов и Гагарин,
В восторге до заоблачных высот...
-- Приехали!
Мы вновь стоим в ремонте...
Нас снегом по макушку занесет...
С одной кувалдой, точно мы – на фронте,
Пытаемся сверхсложшый механизм,
Забарахливший, возвратить к работе...
-- Ах, отчего уже не коммунизм?
-- До коммунизма тут не доживете!
Механик Коля, вижу, -- «оптимист»!...
Но он в попытках наших – наблюдатель...
Он молод, обаятелен, речист...
А в технике – ни в зуб ногой... Создатель,
Зачем тогда механики нужны?
Какая польза от него, бедняги?
Иди в контору, протирай штаны...
Сквозь зубы матерятся работяги...
Я тоже тут – пришей кобыле хвост:
Помощник машиниста -- на подхвате,
Но у меня и не сержантский пост,
Что надо – подаю...
-- Зубило? Нате!...
Как будто кто его заколдовал –
Казалось, уж проверен до шурупа –
Изъянов нет... Но катится в провал,
Едва заводят двигатель... Как глупо,
Мы тратим время и усилья зря...
Давно бы отвезти его на свалку,
Но нет согласья «бога и царя»
Конторы это «чудо» в переплавку,
А нашу всю бригаду – в слесаря,
Пока с завода не доставят новый...
За новый всей душой благодаря,
Трудились бы – не только за целковый...
Но есть у нас Герой и Депутат –
Иосиф Афанасьевич Галенко...
Ему, Герою, каждый год подряд
С завода новый шлют... Ну, хоть маленько
На новом поработать бы и нам...
Но мы не депутаты, а ... отбросы....
И воскресить пытаясь ветхий хлам,
Невольно задаем себе вопросы,
На кои нет ответов... Дотемна
Мы бьемся, но проклятый экскаватор
Работать не желает ни хрена...
Нет смысла в жизни... То есть, хреновато...
А что нас держит в этой колготне?
Кого квартира, а кого – зарплата...
Чего ж в безумье этом нужно мне?
Романтики? Ее греби лопатой...
Я трудности преоделеть мечтал,
Но не всегда они преодолимы...
Не отступаю, хоть уже устал
Бессмысленно трудиться... Были б зримы
Трудов моих итоги, может стал
И я бы вскоре асом и Героем...
Ведь вправду я о подвигах мечтал...
Мечтал гордиться: дескать, мы построим
Крупнейший горно-рудный комбинат,
А трачу жизнь бессмысленно и зряшно...
Но не могу оставить тех ребят,
Что бьются с монстром истово и страшно –
У них, увы, альтернативы нет:
Семейные – квартира и зарплата...
И разбираем снова – полный бред...
Но я не предаю своих, ребята!
Не предаю товарищей в бою,
Не изменяю Вере и любимой,
Себе не изменяю, суть мою
Переиначить можно лишь могилой...
Пусть я и недалекий и тупой,
Что с этим сделать? Я таким родился...
Пусть я устал – и хочется домой,
Пусть страшно тяжело, горжусь, что влился
В бригаду – и товарищи мои
Меня своим воспринимают, равным...
Свети, любовь, мне издали, мани...
Когда вернусь к каштановый, дубравным,
Акациевым паркам и садам,
Узнаешь ты, что я пришел с победой...
И ни одной минутки не отдам
Из всех, что бился с монстром... Не посетуй,
А просто, если можешь, то дождись –
И я вернусь с ремонта, точно с фронта...
Мы все же одолели, прорвались –
Он заработал... Нет, представьте, -- он-то...
И Федя роет обводной канал...
Порою и меня за рычагами
Увидела бы... Я не сплоховал...
Наш «атомный реактор» над снегами
Неторопливо пятится назад,
А впереди ложится ровной призмой
Канал... Лет может через пятьдесят,
Во все, что назовут моей харизмой,
Войдет воспоминание о том,
Как мы превозмогли, преодолели...
Одно преодолев, и все пройдем
Препятствия к пока неясной цели...
Пока мне не дано себя понять:
На что я годен? Где мои вершины?
Тебя, конечно, хочется обнять,
Но нужно, чтоб у каждого мужчина
Была такая в жизни высота,
Чтоб им иогла любимая гордиться....
Стихи? Они покуда лищь мечта,
Моя, слегка подсиненная, птица...
Я возвращаюсь в Черновцы весной...
В зеленом, как весна, плаще-болонье...
Любимая, ну, потолкуй со мной!
Ведь ты же знаешь: у тебя в полоне
Моя неочерствевшая душа...
Любимая, о как же ты прекрасна!
Опять тобой любуюсь, не дыша,
А сердце бьется горестно и страстно...
Луна третья – над Хмельницким.
* * *
Старая яблоня, столик расшатанный,
Двор невеликий в объятьях квартала...
На волейбол, на стхи и на шахматы
Тихого дворика раньше хватало...
И на акации в пышном цвету,
Чтоб потом вспоминать и тужить..
Хватило на красивую мечту,
А ее – на всю большую жизнь...
Будто про детство рассказ без названия
Или о юности кинокартина...
Чтобы вступить на дорогу мужания,
Тихого дворика тоже хватило...
И на разлуки, зовущие в новь,
Чтоб судьбу, как удастся, сложить...
Хватило и на первую любовь,
А ее – на всю большую жизнь...
4
Я, первый раз назначенный в наряд,
Дремлю у ротной тумбочки дневальным...
Спаси Господь – суровый бросит взгляд
Дежурный офицер – сочтя нахальным,
Тотчас меня отправит на «губу»...
А бодрствовать недостает силенок –
И отключился... Словно бы по лбу
Кто треснул: не могу еще спросонок
Понять, где это я и что со мной...
Но слышу: приближались торопливо
Шаги... Встряхнул гудящей головой –
И встал «во фрунт»... А через миг – крикливо:
-- Не спишь? Ну, то-то! -- Хилый Товстоног,
Старлей и замкомроты, перестарок –
Уже из деда сыплется песок --
По-фронтовому жесткий – не подарок,
Окинул строгим взглядом... Повезло!
Проснулся за секунду до подъема...
-- Подъем! – и все в движение пришло.
Он засекает время. Здесь – не дома –
Минута -- выбегают... Голый торс,
А на плацу наверно минус двадцать...
По счастью хоть сегодня этот форс
Меня минует.. Завтра, может статься,
Чуть потеплее будет на плацу...
В казарме полчаса не потревожат –
И у меня улыбка по лицу...
Приснилось то мне, что уже, быть может,
Вовек не повторится наяву...
Нырнуть бы в сон опять, хоть на минутку...
Я в Черновцы вернулся – и живу
Все в тех же грезах... Снова -- не на шутку --
Мне душу бередишь и бередишь...
Смирился с незадавшейся судьбою...
А ты горда – и даже не глядишь
И в самом деле – кто я пред тобою?
Стесненно неуклюжий, как мешок,
Дундук, бирюк, невежа и невежда...
Вдруг подойду – презрительный смешок
В ответ – и что тогда? Прощай, надежда?
Но с мужеством собрался – и купил
Билеты – ожидался Магомаев...
Потом немало дней в себе копил
Отвагу... Подошел... Не понимая,
Глядишь – чего, мол, надо от тебя?...
А мне любовь гортань перехватила...
Буквально... И превыше сил любя,
Косноязычно, тупо и уныло
Сиплю, что, дескать, пригласить хочу
Тебя на Магомаева... Согласна?...
Не отвечаешь... Во дворе торчу...
Давид Острицкий так играет классно –
На зависть – в шахматишки... Я – тупой,
Я, не умея, даже не пытаюсь...
Беспалый Мишка поражвал игрой
На старенькой гитаре... Тоже маюсь:
Гитару не сумею одолеть...
Зато пою под Мишкину гитару
О главном – чтобы сердцем не стареть –
Еще и рановато... Мне б на пару
С тобой дуэтом... Может быть, потом,
Когда нибудь, когда я поумнею
И осмелею, мы еще споем...
Пока же я перед тобой немею...
Я на тебя не поднимаю глаз..
А сердце – вверх и вниз, сбиваясь с ритма...
И вот – сложилась в строки пара фраз...
Какая, кстати, к слову «ритма» рифма?
И вдруг... Ты подошла ко мне сама...
Ты говоришь, а я не понимаю...
Я просто ошалел, сошел с ума...
-- Когда концерт?... Ну, тот, где Магомаев?
Я лишь молчу, опять замкнуло речь...
Ты говоришь со мною! Это – чудо!...
-- Наверно я пойду с тобой! –
Извлечь
Из слов мне смысл не удается...
-- Люда!...
-- Но... Только к маме ты зайди сперва –
И попроси, чтоб разрешила мама...
Кивнул :
-- Само собой! –
Но голова –
Закаруселила – ведь просто драма:
Я трушу... Да, представьте, я боюсь...
Ведь мама же не чья-нибудь, а Люды!
Вдруг что не так – стыда не оберусь...
Но обещал... Страшат и пересуды...
Я, вроде бы, из возраста ушел,
Когда дразнилка «тили-тили тесто»
Могла меня задеть – женился, мол,
Семен – жених, а Людочка – невеста...
О том, что «С» + «Л» равнялось – «Л» --
Давно в подъеде пишут уравненья...
Я к ним привык... Ну, а сейчас вспотел –
В твой дом вступаю в страхе и сомненье...
Подстрижен я и в чистое одет,
Как если б собирался бы на плаху,
Мыски сияют новеньких штиблет...
Вздохнув, еще раз оглядел рубаху –
Звоню... Не сразу отворяешь дверь –
И исчезаешь, указав дорогу...
Семь бед – один ответ... А что теперь?
Да поздоровайся, ну что же ты, ей Богу!
Ну!
-- Здравствуйте!
-- Ну, здравствуй, проходи!
Ты уезжал куда-то, верно Сеня?
-- Да!... Собственно... (теперь не начуди) –
Пришел у вас просить я позволенья...
Приехал Магомаев в город наш...
-- Я знаю... Ты уже купил билеты?
Ведь, говорят, большой ажиотаж?
Он популярен, верно? Ну, и?...
-- Это...
Позвольте мне Людмилу пригласить!
Оценивает взглядом: а достоин?
Гляжу в глаза – неужто погасить
Захочет чувство? Я над ним не волен...
-- Ну, хорошо, сходите... А твоя
Не станет возражать походу мама?
-- Конечно, нет! -- Заулыбался я. --
Ведь я -- не мальчик. Я же взрослый!
-- Прямо!
-- Спасибо! Ну, тогда уж я пойду...
-- Ты можешь приходить к нам, если хочешь...
Смущаюсь...
-- До свиданья!
Как в бреду,
Поплелся уходить...
А ты хохочешь –
Тихонько, еле слышно, шепотком...
Лишь пальчиками мне: «Прощай! – махнула...
И будто обварила кипятком –
Неужто так смешон? От чувств разгула
Иду, собой не властвуя, вразнос...
За что мне это наказанье, Боже?
И радостно – и горестно до слез...
Но выдержал экзамен я, похоже?!
Амфитеатр лишь кронами укрыт –
Мне радоваться даже не по силе...
Я более, чем счастлив, я убит...
Ты рядышком – и нет тебя красивей...
А то, что выпевает там Муслим,
Лишь звуковое обрамленье счастья...
И – «не спеши» -- неслышно вслед за ним, --
«Когда глаза в глаза» -- пою – во власти
Немыслимого чуда на Земле,
Обыкновенное такое чудо:
Улыбка обращенная ко мне,
И смех твой звонче песни... Люда... Люда!
Не знаю, что потом пошло не так:
Ты стала вдруг дичиться, сторониться...
Обидел чем-то? На родных устах –
Суровость... Ну, а мне – хоть застрелиться.
Неясно мне откуда взяться мог
Так щедро источаемый тобою
В мой адрес убивающий ледок...
И вот опять, не сговорясь с судьбою,
Помчался я в другие города,
Вновь трудностей ищу и исцеленья...
Мечусь то вверх. то вниз, туда – суда,
Но не дает мне Киев избавленья,
И Северодонецк мне не помог,
Не помогли ни трудности ни риски...
Но вот пришел солдатской службы срок –
И я острижен наголо... Хмельницкий...
Воспоминаний взятых наугад...
Несется через голову цепочка...
Призывников собрал военкомат –
Здесь завершаться всем надеждам. Точка!
И нам дает команду Товстоног
На построенье у военкомата...
Выходим, а напротив... Я не мог
Поверить... Ты! Ты просто шла куда-то –
И даже не заметила меня...
Прошла прекрасным миражом... Исчезла...
И кончено... Ах, для чего, -- казня, --
Мне в душу ты – неизбавимо – влезла?...
Луна четвертая – над Москвой
* * *
Город
Не зря, точно в зеркало, в сердце мое глядится:
В сердце
Огни его окон, созвездия и сады.
Снится
Широкие крылья раскинув, летит этот город-птица,
Летит над Землею и ищет повсюду
Мои следы.
Снятся
Игрушки-дома под оранжевою черепицей,
Синий
Трамвай-торопыга, слезинкой текущий с холма.
Память,
Открыткою, в книжке забытой, лежит до поры, таится,
Отрадрою детства душа неизбывно
Полным-полна.
Память
Вразброс разноцветные переберет картинки,
Вспыхнет
В дурмане акаций бессонница звонких зорь.
Зыбко
Сады золотятся в сентябрьской прозрачной дымке –
И поезд надежды увозит из детства
За горизонт.
В детство
Однажды вернемся мы в будущем воплощенье.
Город
Вновь примет в обхятья надежд моих и дворов
Примем
Душой просветленной простое енго прощенье –
И вновь унесемся на крыльях манящих
Семи ветров...
5
Цыганка мне сказала: ты ушла,
И мне любовь иную нагадала...
Но ты в душе по-прежнему жила
И ни за что ее не покидала...
Намеком, что должна ко мне прийти
Любовь иная вскоре – неизбежно –
Похищены стихи – уж ты прости --
В которых и восторженно и нежно
Тебя я неумело воспевал...
Те, первые стихи всего дороже:
Еще я так коряво рифмовал,
Но от души... Тот странный вор, похоже,
Был изврашенец: новенький костюм
Не тронул, а унес мои блокноты –
И горько и досадно: светлых дум
Сияние унес... У идиота
Воистину с мозгами нелады...
Луна, как нимб злаченый над «высоткой»...
Мне тесно в Черновцах... Людмила, ты
Исчезла с глаз.. Была такой короткой
Страница обещания любви...
В трехдневный отпуск из «рядов» отпущен –
И я с тобой впервые виз-а-ви:
Глаза в глаза, уста в уста... Насущен
Вопрос о чувствах... Мне глаза не лгут,
Я верю, что не лгут уста и губы:
Они же любят и ответной ждут
Любви моей, а не моей погубы...
Но что опять не так? Ответа нет...
И ты исчезла, будто испарилась...
Куда? Зачем? Неведомо. Привет!
А может, вообще ты мне приснилась?
И я спасаюсь от глухой тоски
В Москве под шпилем университета...
И у вокзала на виду Москвы
Цыганка просит мелочь, а за это
Гадает...
-- На любимую, врага?
-- Любимую...
-- На Люду? –
Поразила
Догадкой: как ей знать, что дорога
Мне ты, чье имя душу занозило...
И вот она вещает, что ушла
Ты из судьбы моей – и нет возврата...
В цыганке ни сочувствия, ни зла,
Ей будто даже малость скучновато:
Наверное, не первая судьба
Вычитывалась ею в тайной книге,
А у меня – холодный пот со лба:
Ушла – и нет возврата. Точка. Nihil!*
*Ничто (лат).
И словно бы с собою унесла
Мою, тобой отравленную, душу.
Куда ушла и почему ушла?
И нет надежды и звучит все глуше
За дальней далью твой чудесный смех...
И как мне дальше жить – не понимаю.
Ведь ты была единственной из всех –
И нет тебя. Не будет. Отнимают
Мечты о счастье. Просто ты ушла –
И, значит, счастье мне уже не светит.
Ушла – и за собой мосты сожгла...
Должно быть, полагала: не заметит...
Как не заметить, ежели была
Вся жизнь моя в тебе, вся без остатка?
Всю жизнь перечеркнула мне, ушла...
Так из кино выходят без оглядки,
Где на экране кто-то тосковал,
От безысходной боли лез на стены...
А зал о постороннем толковал
И пропускал волнующие сцены...
Мне на пять лет подарена Москва,
Которая слезам отнюдь не верит...
И незаметно ниточки родства
С ней завязались... Может быть развеет
Она мою великую печаль...
И может быть, найдет тебе замену –
Незаменимых нету, мол... Едва ль...
Нет заменимых... Ночь, гаси Селену...
«Проходит все...», -- за стенкою поют
Сверхмодный шлягер пьяные студенты, --
«Проходит жизнь...»
Проходит... Не дают
Уснуть воспоминанья, сантименты...
Луна пятая – над Новосибирском
* * *
Диалог продолжается тысячу лет.
Крик и шепот...Молчанье... Души твоей свет..
Я не вечен, увы... Но за гранью судьбы
Донесутся к тебе мои зовы-мольбы.
Чей я был, чьим я стал -- не гадай и
не спорь
Знает истину истин один лишь Господь,
Если даже в реальности -- больше не твой,
Ты за мною последуй -- возьми -- и присвой!
Только верь не колеблясь, до дна,
до конца...
Безоглядная вера спасает сердца.
Помнишь, девочка в старой Каперне жила,
Та, что верою в сказку любовь обрела?
В алый парус-мечту озаренно одет,
Шлюп «Секрет» приближается тысячу лет...
Буду маяться тысячу лет в ворожбе --
Восхищаться тобой и мечтать о тебе...
Теперь ты знаешь, что с недавних пор
С дипломом МГУ – в Новосибирске
Я – новоиспеченный репортер
На радио... Судьбы зигзаги быстры...
Пижоню... На симпозиуме я
Собрал в кружок поляков, чехов, немцев,
Толкую о загадках бытия –
И сильно удивляю чужеземцев
Владеньем языками их... Дают
Мой репортаж в вечерней «Панораме» --
Я наслаждаюсь, слушая мою
Абракадабру в новостной программе...
На радио записку нахожу.
В ней: «Позвони!», -- и номер телефона...
Вращая диск, те цифирки ввожу...
Гудки... И вдруг... Я слышу изумленно
Твой голос... Невозможно!
-- Это я.
Ты не ошибся. Я – в Новосибирске...
Зачем опять с тобой судьба-змея
Свела? Ее коварные изыски
Всю всколыхнули боль... Со дна души
Она взметнулась...
-- Встретимся?
-- Конечно!...
Глаза – в глаза... Душа моя, спеши
Понять, что мне сейчас сияет встречно:
Любовь? А как мне хочется любви!
Она не утонула, не погасла...
И снова ты со мною виз-а-ви –
Ирония судьбы? Покою назло
Шагнул навстречу – радости ль, беде –
Бог весть... Приму , пусть даже и нелепый,
Заведомо печальный – по звезде,
По гороскопу – неказистый жребий...
Я приглашен тобой на Новый год
В рабочую общагу... Всех подружек
По комнате на праздник заберет
Любовь...
-- Чай, кофе? --
По глотку из кружек
И сделали всего-то... Долго пьем,
Неутоленно, горько – поцелуи,
В обьятьях замираем на твоем
Казенном ложе... Замираем... Ну, и...
-- Нет, не хочу, не надо!
-- Почему?
Ведь ты меня уродуешь отказом!
Какому наважденью и клейму,
Обязан? Видно, тайной порчей, сглазом
Мою судьбу порушили враги,
А может постаралась та цыганка?
-- Так объясни мне, милая, не лги...
А на душе так мерзостно и гадко...
На стуле недопитый кофеек
Едва не опрокинут мной... Бегу я...
Сам на себя ворча, как злой щенок,
Сам о себе ехидно комикуя,
Все дальше убегаю... Ну и все.
Мне без любви скитаться в одиночку.
Отныне я не попаду в лассо
Несбыточных иллюзий... Ставлю точку...
Луна шестая – над Нью-Йорком. Эпилог
С последнею горстью махорки
Однажды я вышел в Нью-Йорке –
Звучал упоительно джаз.
Плыл август над знойной лагуной –
И сладкая «Кварде ке луна»...
Слезу выжимало из глаз...
Я давнюю боль убиваю
И я от себя убегаю –
Меж мною и мной – океан...
Свой лик покажи мне, фортуна!
Тягучая «Квардэ ке луна»
Меня не возьмет на кукан...
С души скину горькие гири
Мешающей жить ностальгии
И встречу счастливый восход.
Любовь улыбнется мне юно...
Не плачь по мне, «Кварде ке луна» --
Я верю: удача грядет...
В Нью-Йорке я живу девятый год...
Я прихожу под вечер на Бэй-парк вэй
В тенистый сквер, где «бывший наш народ»
С нешуточной одышкой и запаркой
Сгоняет променадами фаст фуд...
Сентябрьский вечер... Душно... Очень жарко...
Вот старички на лавочке поют
Аккордом по-грузински... Светит ярко
Над парком небывалая луна...
И сам себя экспромтом развлекает
Саксофонист в аллее допоздна.
И саксофон знакомо выпевает
«Московских окон негасимый свет...»
Огромный диск Селены серебрится.
На диске виден чей-то силуэт –
Тебе Селена не дает забыться....
Ну, как ты там сегодня? Как живешь
В стране берез под властью капитала,
Где продается все за медный грош,
Где беспредел с разгулом криминала?
Как выживаешь в этой толчее?
Я верю, что над красотой твоею
Не властны годы – на твоем челе
Нет ни морщинки... До сих пор болею
Тобой... Неизлечим души недуг –
И не найдется для тебя замены...
При аксакальском возрасте ашуг
Галлюцинирует на свет Селены...
Мне самому смешно – и не смешно...
Жизнь поменяла все ориентиры,
Осталось неизменным лишь одно:
Любовь в моей душе... Ее хватило
На впопыхах растраченную жизнь.
Догадка: на две, может – на три жизни....
Душа моя, покуда задержись
В текущем воплощении... На тризне
Едва ли будут сказаны слова
О том во мне, что было смыслом, сутью...
Я знаю, вскоре – через год иль два
Я возвращусь, чтоб снова полной грудью
Принять в себя – и выдохнуть любовь...
Я верю, что в грядущем воплощенье
Тебя, моя печаль, я встречу вновь
Для радости с Его благословенья...
* * *
В парке Шиллера шелест акаций,
А из парка мне виден балкон,
На котором должна показаться,
Та, в кого я так странно влюблен.
Я дождусь, достою, домечтаю,
Допечалюсь - и наверняка
Через годы разлуки узнаю
Олененка с ее свитерка.
Припев:
Люда Еремеева..., Киевская, 9...,
Время перемелет все в серую муку...
Отчего ж вне времени, на любовь надеясь,
Я в мечтах навстречу ей бегу,
Я в мечтах навстречу ей бегу...
Эта девочка в сердце осталась
Болью воспоминаний и снов,
Значит, юность со мной поквиталась,
Сохранить не сумевшим любовь.
Ни засохший цветок, ни записку...
Только памяти горестный бред:
Я слоняюсь по Новосибирску,
Чтоб увидеть в толпе твой берет.
Припев.
Отвыкаю локтями толкаться,
Отпускаю на волю года...
Мне под сень черновицких акаций
Не вернуться уже никогда.
Я однажды совсем успокоюсь.
Над Нью-Йорком утихнет гроза...
Мне бы только услышать тот голос,
Посмотреть напоследок в глаза.
Припев.
|
|