Снова зори над Русью вразлет.
Полыхали они при Петре.
И поет соловьев древний род,
Славя жизнь и любовь на Земле.
Над полями все тот же туман.
Как и прежде роса хороша!
Так же манит любовный дурман,
А от боли немеет душа.
Утром рано пройдусь по полям.
Триста лет не такой уж и срок.
Чтоб забыла родная земля
Кто любить и ходить по ней мог…
Пряча страх в монастырских стенах,
Не жалея ни времени, сил,
Юный царь на Немецких горах
Здесь в атаку „ потешных ” водил.
Разве мог государь это знать:
Цесаревне в опале здесь жить,
По полям вольной птицей скакать,
И мечтать, и страдать и любить.
Что же тут суждено было ей?
Сан монашки? А может быть яд?
День и ночь неусыпно за ней
Соглядаи царицы следят.
Красотой, гордой статью слыла.
И сражала мужчин наповал.
Нет, монашкой она не была,
А вот Шубин судьбой ее стал.
Хоть и беден, красив, словно князь.
Дань любви, отдавая сполна,
Полюбила, людей не таясь,
Позабыла, кто он, кто она.
Донесли. Разлучили, смеясь.
На край света его увезли.
Сколько лет дожидалась, молясь,
Не забыла их страстной любви.
Может здесь, в чистоту родника
Цесаревна роняла слезу.
И молитвы творила рука,
Их доверила только стиху.
Эти строки читаю я вновь.
Эти чувства на все времена.
Поэтессу родила любовь.
На Руси стала первой она…
Не забылась людская молва.
Цесаревна…князья…и цари…
Но все так же примята трава
И все те же поют соловьи!
|
|