Посвящается Кимитакэ Хираока(Юкио Мисима)
….пылающая церковь, словно гигантский факел, освещала почти всю деревню темным, багряным светом. Ночную тишину нарушал гул огня и резкие выкрики перепуганных людей. Многие выбежали на улицу полуголые с просони или в накинутых впопыхах куртках. На улице царил полный хаос. Растерянные, заспанные, красные в огненном свете лица мелькали тут и там. Кто-то перестал кричать и суетиться, а просто стоял и смотрел на пылающее здание. Ясно было одно: церковь уже не потушить. Огонь жадно пожирал деревянные перекрытия, вырывался из окон длинными алыми языками.
Невозможно оценить силу огня, пока не увидишь подобное. Человек, для которого огонь - лишь крошечный язычок на конце спички, или уютное тепло костра, которое спасет от сырости и дает пищу, не способен понять, сколь могущественна эта стихия. Кровожадный зверь, неистовый и безжалостный. Оттуда, из самого центра горящей церкви доносился настоящий звериный рев. Не мягкое потрескивание еловых веток, а яростный низкий гул. Словно там находилось гигантское шмелиное гнездо, и кто-то имел неосторожность его потревожить. Он заглушал все ночные звуки, голоса людей тонули в нем, казалось, сам воздух дрожит от ярости, темной, первобытной. Вот с громким треском обвалилась еще одна балка где-то внутри здания. Тут же в темное небо взметнулись тысячи искр. Они поднимались на восходящих потоках раскаленного воздуха все выше и выше, туда, где в недостижимо мерцали холодные звезды. Казалось, что вот – вот искры займут место среди них, однако ночное небо поглотило их одну за другой.
Волны жара заставили людей стать метрах в тридцати от церкви.
Ближе подойти было нельзя – раскаленный воздух невозможно было вдохнуть, он обжигал глаза, кожу на лице. Казалось, вот - вот запылает одежда на тебе самом. Люди просто стояли и молча смотрели на это пиршество огня. Даже те, кто сначала призывал тушить церковь, оставили свои попытки и присоединились к остальным. А тем временем огонь продолжал пожирать здание, с каждой минутой все быстрее и быстрее. Каждый раз, когда падало очередное перекрытие, из провалов, которые еще вечером были окнами, вырывались длинные языки пламени. Как будто огню было тесно в церковных помещениях, ему хотелось наружу, что бы поглотить все и превратить землю в море огня. В этом гуле послышался приглушенный звук колокола, по-видимому, пламя добралось до колокольни. Еще через несколько минут столб пламени взвился над высокой колокольней, как флаг победителя, над захваченной крепостью. Вот снова послышался треск, а после вся крыша с ухающим звуком обрушилась внутрь, подняв миллионы огненных брызг и окатив всех очередной волной жара. В душе каждый, из стоящих здесь, ощущал свою ничтожность и бессилие перед могучей стихией… Кроме одного человека. Позади всех, скрытый тенью старого вяза, стоял молодой мужчина. На нем была куртка неопределенного, болотного цвета, такие же штаны. Темные волосы, длиннее чем обычно, стянуты в хвост, однако несколько больших прядей выбились и падали теперь на его лицо, наполовину его скрывая. Он стоял позади всех, в суете никто не замечал темную фигуру, почти слившуюся с деревом. Он то же молча стоял и смотрел на огонь. Однако лицо его выражало совсем другие эмоции, чем у других. На тонких губах змеилась еле заметная улыбка, ноздри расширены от возбуждения, а в глазах…Огонь отражался в этих глазах с удвоенной силой, казалось, этот взгляд способен испепелить, вызвать еще большее буйство стихии.
Минут через десять молодой мужчину надел на голову капюшон, поднял с земли рядом с собой небольшой вещевой мешок, развернулся и исчез во тьме. Никто не обратил внимание на его уход, равно как и на присутствие, и только гротескные тени от огня остались плясать на том месте, где только что стоял незнакомец……
Записи из дневника
15 апреля 198.. года
…Добраться в эту деревню уже большая проблема. Чертова весна! Все дороги развезло. Старый автобус не мог в некоторых местах преодолеть грязь вместе с пассажирами. Нам приходилось выбираться из автобуса, стоящего прямо посередине грязевой лужи. Один раз пришлось даже толкать его, когда тот основательно завяз. Хорошо лишь то, что вещей у меня было не много. Все что мне было необходимо, поместилось в один мешок. Да и чему там помещаться, одна смена белья, а все остальное место занимали книги. Это самое важное, то без чего я не могу, и что здесь точно не достать. Все остальное можно найти и здесь. Последние километров пять я прошел пешком, автобус окончательно сломался и ехать дальше был не в состояние. Конечно, можно было бы подождать пока водитель его починит, однако в успехе этого предприятия я сильно сомневался, но даже в этом случае во сколько я приеду на место? Надо было добраться за светло, по этому я еще с одним местным, а к этому времени в салоне автобуса остались только мы вдвоем, отправились пешком. Какое-то время мы шли вместе, потом уже он свернул, его деревня находилась южнее километров на семь – восемь, когда мне нужно было идти, придерживаясь запада. По дороге он рассказал мне, что родился в этих местах и провел здесь большую часть своей жизни. - Раньше здесь было лучше. Дороги нормальные. Сейчас – дерьмо, на танке не проедешь. А потому что теперь мы на х..й никому не нужны. Раньше мы город кормили, теперь все за кордоном покупают. Легче купить, чем вспахать землю, посеять, ухаживать за ней, собирать урожай, а-а …- он досадливо плюнул и отшвырнул носком сапога попавшийся под ногу камень – мой дед пахал эту землю, мой прадед собирал с неё богатый урожай…»
-А отец?- перебил я его.
-Отца убили во время войны, точнее уже после неё.- Он остановился, чтобы прикурить.- Не поверишь, всю отечественную на штурмовике отлетал, не одной царапины, с японцами воевал – не одной царапины, и вот за неделю до увольнения смыло цунами. Там на островах, где они базировались. Деспечер, с..ка, проспал предупреждение о волне. Вот из-за такой мрази погибают герои.- мы шли некоторое время молча - Ладно, мне в другую сторону. Бывай. – Он помахал на прощание рукой и пошел по дороге уходящей влево.
Через полчаса я добрался до места, нашел дом на окраине. Заночую здесь, а завтра уже поговорю со старостой, чтобы пожить здесь некоторое время. Теперь хорошенько выспаться.
18 апреля. 198…
…не удавалось написать вчера, слишком устал. На счет дома я договорился со старостой. Им оказался немолодой мужчина, по видимому с нездоровой печенью, лицо его имело желтоватый оттенок. Хотя в прочем это его проблемы. Он назвал цену за постой, на которую я сразу согласился, она была сравнительно невелика. Теперь о доме. Староста сказал, что до меня в этом доме жила какая-то старуха. Она умерла лет пять назад. Вроде бы у неё был сын, но он давно уехал в город и, по всей видимости, не собирался здесь жить. По этому дом, весьма не новый, кстати, продолжал ветшать без владельцев. Небольшие сени, заваленные разным старым хламом, две комнаты и совсем маленькая кладовая. Приятно удивило, что почти половина окон оказались целыми. Остальные я на ночь занавешиваю старыми желтыми простынями, что остались от бывшей хозяйки. Электричество мне удалось починить, однако ток дают только на 2-3 часа в день - сети слишком старые. Так что поменялось мало что. Я купил пятнадцать толстых свечей, должно хватить на время, пока я здесь. Я еще не успел присмотреться к жителям, кроме старосты и глухого деда, у которого я пополнял свои гастрономические запасы, я не общался еще не с кем. Почти все время с моего приезда я разгребал хлам в доме. Я добился того, чтобы внутри не было похоже на берлогу. Теперь это дом, старый, ветхий, но все же дом. Завтра пройдусь по окрестностям.
20 апреля 198…
Вчера не удалось написать, слишком поздно вернулся. Что ж все по порядку.
Часов в восемь утра я вышел из дома и отравился посмотреть, куда ж это меня все-таки занесло. До этого я был только в доме старосты, который находился не далеко от меня. Дальше я не заходил не разу за пять дней моего здесь пребывания. Что я могу сказать. Село (я называл его до этого не правильно, оказывается село отличается от деревни наличием в оном церкви. ) оказалось достаточно большим по количеству домов. Однако я заметил, что некоторые не жилые, на манер моего ( теперь уже временно жилого) . Нежилой дом в девяти случаях из десяти можно отличить от жилого. Таких домов было процентов двадцать от всех. Много. Если учесть, что еще часть была готова пополнить их список. Видимо там жили одинокие старики, которые уже не справлялись с хозяйством. Вообще я отметил, что молодежи мало, я встретил всего несколько человек моего возраста, несколько чумазых детей, разных возрастов, а так все больше люди лет пятьдесят, чуть младше или чуть старше. Сейчас почти все вспахивают землю, в мае надо будет уже сажать и сеять. Может, поэтому я увидел так мало молодежи, может, многие просто работают? Не знаю. Встретившиеся мне люди смотрели на меня с легким интересом, который быстро исчезал. Все – таки я не самый примечательный человек. С одной стороны это плохо, но с другой весьма кстати, для того, что я собираюсь сделать. После я решил побродить по окрестностям села. Оно находилось на пологом холме, с одной стороны которого шла дорога, по которой я сюда и прибыл. Дальше дорога уходила в лес и куда вела после, я не знаю. Другой же стороной село стояло к реке, не очень большой, на глаз метров пятьдесят в самом широком месте. От крайнего дома до реки было минут пять ходьбы вниз по склону, дорога же к воде забирала чуть правее и вела к мосту в горловине реки. Дальше, за рекой, лежали поля, которые уже, по всей видимости, не возделывали последние лет десять. Я бродил по окрестностям до темноты, а когда уже совсем стемнело, вернулся домой.
Да, чуть не забыл, я видел церковь. Это большое старое здание. Весьма внушительных размеров. Внутрь я не заходил, было уже слишком поздно. Вечерня уже закончилась, когда я гулял где-то за рекой. Однако я слышал звуки колокола, разносившиеся над рекой. Ветра почти не было, да и звуков посторонних то же. Низкие, гулкие удары словно «прокатывались» над зеркальной гладью воды, спокойной и недвижимой. Я поймал себя на мысли, что мне нравятся эти звуки. Нет! Я принял решение. И избрал путь, единственный верный, уготовленный мне богами. И я не сойду с него, каким бы красивым не был колокольный звон. Хоть райские арфы… Жребий брошен…
23 апреля. 198…
Ну вот наконец мне удалось завести кое с кем знакомство. Федор Сергеич Крупнов, а к концу вечера уже просто Федя, жил на другом конце села, окна его дома выходили на реку. Он окликнул меня, когда я проходил мимо его дома. Он как раз заканчивал работы в поле. Полторы недели он пахал и как раз к вечеру управился окончательно. Теперь его ждали два дня отдыха перед засевом. Мы быстро сошлись. Он оказался человеком общительным и открытым, пусть и несколько простоватым. Жены у него не было, хотя он кажется, что-то упоминал о ней. То - ли ушла, то - ли развелся, то - ли умерла – он не вдавался в подробности, а я не выпытывал. Мы сидели с ним до позднего вечера у меня дома. Он принес бутылку какой – то домашней настойки. Что – то среднее между вином и самогоном. Впрочем вполне сносно. От него я узнал достаточно много.
1. Это село, лет двадцать назад было достаточно крупным населенным пунктом в районе. За рекой лежат, большие пахотные земли (заросшие сейчас сорняком). Раньше на них выращивали рожь и пшеницу, которая дальше шла в город. «Была работа – рассказывал мой новый знакомый – были люди, молодежь не стремилась уехать отсюда. Напротив, из соседних селений приезжали работать на здешние поля. Тут ведь лучшая земля в округе! – он значительно поднял указательный палец - теперь взгляни, кто остался?! Молодежь почти вся разъехалась (поэтому то я и встретил молодых людей так мало), остались в основном те, кто не мог бросить своих стариков. Я сам здесь остался из-за этого. Мать померла семь лет назад, и куда-то ехать было уже поздно. – Мы выпили за его мать. После этого он продолжил - Земли за рекой теперь не возделываются. Некому. »
Похоже, люди здесь живут только своим трудом. Что посеял, то и будешь есть. Купить конечно можно, но для этого надо ехать в ближайший магазин, а это 25 км. по дорогам, оставляющим желать лучшего. В школе преподают всего три учителя, тоже местные.
2. Я узнал кое-что интересное о церкви. Оказывается ей уже 200 с лишним лет (!). Настоящий памятник архитектуры, даром, что в такой глуши. Дьякон мужчина лет примерно тех же, что и Федя. Они вместе ходили в школу в детстве. Потом тот уехал в город, учился в семинарии, однако, не окончив её, вернулся обратно и стал управлять делами церкви в родном селе. Федя сказал, что дьякон всегда был человеком скверным и, что они часто дрались в детстве. Сам я с ним не встречался, а словам полупьяного Феди я полностью доверять не склонен. Надо будет познакомиться с ним.
25 апреля 198…
Говорил с дьяконом. Мне он не понравился. Полноватый, лысеющий мужчина с курносым носом и жиденькой бородкой. Мне удалось перехватить его после заутренней. Я говорил с ним всего лишь минут десять, то - ли он действительно куда-то спешил, то – ли просто не хотел со мной разговаривать.
Меня не покидало ощущение, что он сам не верит в то, что проповедует. Быть может, я слишком уж придирчив, однако мне кажется, что это именно так. Он не глупый человек, это сразу видно, хитрый цепкий взгляд говорит об этом. Однако он просто выполняет работу. В его речах нет настоящей веры, которая есть у меня…. И поэтому он слабее меня. И мне кажется, он это чувствует, поэтому и держится официально – враждебно. Быть может, я ошибаюсь….
26 апреля 198….
Почти весь день я читал, никуда не выходя. Только старую лавку выволок на улицу. День был сегодня хороший.
Я много думал….О себе, о моей миссии. Против чего и за что я веду свою борьбу? Вот главный вопрос. Правильно ли я исполняю волю богов. На самом деле эта церковь есть не что иное, как здание, нагромождение дерева и камня. К чему приведет то, что я задумал сделать? Я уважаю труд русских людей, что воздвигли её два с половиной века назад. Однако, это минимальная цена, вклад в святое дело. Омлет не приготовить, не разбив яйца. Приходиться всегда чем - то жертвовать, так устроен мир. Я сам пожертвовал многим: домом, семьёй. Я умер для общества, что бы позже наш народ процветал. Пусть я даже этого не застану… Быть может после это оценят. Я не знаю. Мне известно только то, что это мой священный поход. Я делаю это для тебя Перун!!! Хотя если подумать, я хотел бы только мирно жить, молясь своим богам. Но жить под христианским игом я не могу! Христиане попрали мои корни, корни всех славян. Сейчас мой народ оторван от корней, от земли, а когда растение вырывают из его родной земли, оно умирает. Это село умирает. и это последствие правления на русской земле еврейской религии. Она нам чужда!!! Неужели люди так слепы, чтобы не увидеть это! Церкви строились на руинах памятников нашей веры, в местах священных для наших предков. Я не против евреев, я против евреев насаждающих свою веру славянам. Почему они не вернуться на свою святую землю и оставят на наши родные святыни. Тогда славянский род окреп бы снова, восстал бы, словно феникс из пепла, сбросив оковы христианства! Славяне забыли веру своих отцов! И я здесь, чтобы им об этом напомнить! В этом есть моя миссия. Я верю, что лишь стоит подтолкнуть народ и славянская кровь напомнит о себе и сделает все остальное. Для этого я и собираюсь сжечь эту церковь. Уничтожив христианское здание, я не уничтожу само христианство, зато я напомню славянскому народу, кто он есть на самом деле. Это мой первый шаг, первая церковь..…. Завтра…
28 апреля 198…
Сегодня ночью!!! Я хотел дождаться пасхи, крупнейшего христианского праздника, но я просто не могу больше ждать! При одной мысли о сегодняшней ночи меня охватывает сладостная дрожь, словно я иду к любовнице на встречу, а не сжигать церковь. Я купил канистру керосина у своего знакомого – Феди. Теперь осталось только дождаться темноты, собрать все вещи и уничтожить все следы моего пребывания, которые могли бы указывать на меня. Моего настоящего имени ни кто не знает. Я представлялся всем вымышленным именем. Сегодня ночью я покину это место навсегда. Я надеюсь, что эти люди, жившие по соседству со мной почти две недели, когда - нибудь поймут меня. В их глазах я – вандал, в котором нет ничего святого. Так устроены люди. Их мнение поверхностно. Вряд ли кто-то захочет взглянуть на мой поступок с другой стороны, понять, почему я делаю это. Все увидят только фанатика или сумасшедшего. Только потом… Выходит так, что людей начинают ценить только по прошествию времени, зачастую после их смерти. Взять хотя бы Николу Тесла или Каперника. Особенно это обострено в нашей стране… Но пусть сейчас, кто-то поставит под сомнение их поистине огромный вклад в науку. Их лепту в дело человечество оценили уже после смерти. Это единственное, что меня огорчает. Я вряд ли увижу плоды своих трудов. Но меня укрепляет мысль, что я борюсь за этих людей. Не против них! Наоборот. Даже за этого дьячка. Я делаю это и для него… всего несколько часов.
Над селом стояла тишина, какая бывает только весенней полночью. Церковный колокол отзвонил уже давно, и народ разошелся по домам. Большая часть селян работала целый день в поле, и теперь все они крепко спали после трудного рабочего дня.
Тишина и темнота окутали церковь. Словно черная вуаль с неяркими блестками, упало ночное небо на землю, оставив от всех предметов только их темные силуэты. Рядом со старым вязом послышался тихий шорох. От дерева отделилась фигура человека. Держа в руке канистру, он крадучись приближался к церковным дверям. Вот подошел в упор к ним, поставил канистру на землю, достал из кармана связку то - ли ключей, то - ли отмычек. Негромко звеня ими, он некоторое время возился у замка. Послышался сухой щелчок, и человек, взяв с собой канистру, проскользнул внутрь. Минут через десять он выскочил из двери, торопливо осмотрелся по сторонам и, убедившись, что его никто не заметил, быстрыми шагами направился к зарослям черемухи, что росла рядом с вязом.
Через какое-то время из-за приоткрытой двери показался свет. Еще чуть позже из щели пошел дым. Осветились окна, находившиеся под самым потолком. Огонь набирал силу, все больше и больше. Языки пламени уже выбивались из-за двери. Послышался крик. Похоже, пожар кто-то заметил. Неизвестный продолжал надрывно кричать, было не разобрать, мужчина это или женщина. Через какое-то время перед церковью собрался народ, суетясь и крича. Кто-то пытался бросить народ тушить церковь, кто-то убеждал, что уже ни чего не сделать. И только человек в тени старого вяза шептал слова:
-«Это для вас. Для вас. И для тебя Перун. »
От Автора: Я хочу сразу сказать, что взгляды своего героя по большей части не разделяю. И просьба не упрекать меня в славянофильстве или правых взглядах. Просто мне хотелось понять и объяснить (наверно больше себе) события, имевшие место в Норвегии в начале девяностых. Я имею в виду сожжение более 20-ти церквей язычниками ( или теми, кто себя таковыми считал)., в частности Каунтом Гришнаком( Варгом Викерсоном), известным более под именем Burzum, что со старонорвежского означает «тьма», лидером одноименной black metal-группы. в настоящее время он отбывает срок за вандализм и преднамеренное убийство( кстати коллеги по цеху black metalа) в одной из норвежских тюрем.
И еще о русской деревне. Она на самом деле умирает. Отъехав от Москвы километров на 200, мы увидим пустые, нищие и ветхие дома, населенные либо стариками, либо алкоголиками. Лет через 20-ать вымрут и те и другие. Вся молодежь уезжает в города, а та, которая остается – спивается. Это очень печально. Видимо Есенин был действительно последним поэтом деревни….
|
|