Сначала Бузинкин долго рассматривал муху, штурмующую оконное стекло, затем любовался пятном кетчупа на своей майке, и лишь потом его маленькие глазки, сквозь толстые линзы очков с неохотой уставились на белый чистый лист текстового редактора Word. Курсор приветливо мигал, приглашая писателя к акту созидания литературного шедевра.
Гений словесности расправил плечи, пригладил последний оставшийся на голове пучок волос, и нежно положил короткие толстые руки на клавиатуру. Первое предложение романа должно быть неординарным, захватывающим, поэтому здесь требовалась вся острота ума, что бы одним только зачином заявить о себе, как о выдающемся авторе. Бузинкин сосредоточился, но первую фразу так и не написал – понял: что-то отвлекает!
Подумав, пришел к выводу: курсор мигал как-то уж слишком часто и неестественно, сбивая особый внутренний ритм творца, а в этом деле требовались собранность и отсутствие отвлекающих факторов. Покопавшись около пяти минут в настройках и попробовав массу вариантов, превратил мигающую палочку в неподвижную. Хотел поменять и цвет, но решил, что капризничать не стоит – кто как ни он понимал, что истинный дух поэта подневолен. Мешал еще ветер, проникающий через открытую форточку, но тут одетый в майку и трусы писатель, проявил воистину незаурядное терпение. Модное нововведение среди лит-тусовки, а именно выкидывание в окно непонравившихся книг, не обошло стороной даже Бузинкина, и доставляло массу хлопот, но не закрывать же из-за сквозняка окно, через которое каждое утро вылетали неудачники и графоманы. Сегодня всю прелесть полета, с легкой руки Бузинкина, ощутили пара женских романов, какой-то критик-публицист и полковник Аурелиано Буэндиа, стоящий у стены в ожидании расстрела.
В порыве вдохновения, в голове родилась первая фраза и тут же реализовалась на экране монитора: «Была осень».
Довольный столь неординарной находкой, Бузинкин хотел было победно откинуться на спинку кресла, но в поле зрения попал корешок книги, лежащей на столе. Альма-матер кудесников пера, с внушающим радостный трепет названием «Как стать писателем», словно ожила и посмотрела назидательно, с упреком. Повинуясь этому впечатлению, Бузинкин удалил слово «была».
Проблем со второй фразой оказалось не меньше чем с первой. «С деревьев бесшумно падали листья» читалось как-то натянуто, все предложение немного коробило, и писатель предался рассуждениям, с благоговением посматривая на настольную книгу. Падали – а сейчас уже не падают?! Или уже отпали?
«Бессмыслица какая-то!» – резюмировал Бузинкин, и смело заменил прошедшее время глагола настоящим. Получилось: « Осень. С деревьев бесшумно падают листья». Но тут автор посмотрел в окно и – о, ужас! на улице лето!! Зеленое знойное лето! А он пишет про осень. Такое несоответствие действительности никак не входило в планы литератора – резким движением мышки он выделил написанный текст, и сильно стукнул по нелюбимой клавише Del. Лист снова стал чистым.
Через час был готов новый вариант: «Лето. С деревьев бесшумно падают листья». Фрагмент явно лучше первого, однако с бесшумно падающими листьями получилась неясность. Бузинкин, неподвижно сидя в кресле, закрыл глаза и попытался сосредоточиться на образе падающего листочка. Как ученик дзен, прорабатывающий коан, он медитировал на фразе, постигая всю экзистенциальную отчужденность одиноко кружащегося, оторванного от родных ветвей существа. Но перед глазами настырно возникали то муха, бьющаяся у оконной рамы, то пятно кетчупа на майке.
Решил поменять тактику и использовать свой любимый, им же придуманный прием, который всегда являлся предметом его гордости: технику вживания. Чтобы максимально точно передать свойства предмета в письме, нужно было самому превратиться в этот предмет и прочувствовать себя в его шкуре. Вот тогда получалось то, что надо. Только за прошедшую неделю Бузинкин побывал бездомным псом, предводителем троллей, эликсиром бессмертия и даже кузовом легкового автомобиля, да не простым, а с подложенным под него пластидом мощностью пятьдесят грамм в тротиловом эквиваленте.
И если с бездомным псом возникали проблемы – приходилось долго лаять под дверью соседей, а потом скулить в местном отделении милиции – то почувствовать себя листком не составляло труда. Бузинкин поднялся, оценил расстояния до кровати и, разбежавшись, оторвал рыхлое тельце от пола, стараясь как можно точнее зафиксировать все ощущения. Листок с грохотом упал на кровать. Не то – попробовал еще раз. Разбежался, подпрыгнул, плюхнулся. А нужно было парить.
Пробовал долго, усердно, но в нужный образ не переходил. Кровать, от такого листопада, осела к полу, извергнув из себя несколько болтов и гаек, пружины вылезли на свет божий и распустились как первые полевые цветы.
Взмокший писатель с трудом поднялся и сел за компьютер. Зачеркнул ненужный, вызывающий сомнения эпитет «бесшумно» и понял, что зря утруждал себя поисками нужного образа: получившаяся фраза выглядела изысканно и чувствовалась рука мастера. «Лето. С деревьев падают листья».
Но довольство Бузинкина от ощущения собственного таланта длилось не долго. Он еще раз вдумался в предложение: «С деревьев падают листья».
«Дерево – это сорняк!» – осенило писателя. Это слово лишнее. Откуда еще могут падать листья как не с деревьев? Ну, если только речь не идет о листьях кустарника…. Бузинкин разозлился, ударил рукой по столу, и нелитературными выражениями помянул о зеленеющих за окном представителях флоры. Еле подавил желания найти топор и вырубить во дворе все деревья. Вместо этого, сопя от злости, он шире открыл окно, схватил тяжелый монитор, на котором ехидно красовалась написанная фраза, и рванул его так, что посыпались искры.
Муха, наконец-то вырвалась на свободу, расправила маленькие крылышки и воспарила ввысь, оставляя за собой стремительно удаляющийся, летящий вниз дисплей, на котором, когда-то сменяя времена года, пытался упасть одинокий листок.
|
|