Жди меня
В начале сентября 1939 года – уже шла мировая война – Еврейский национальный совет ишува в Палестине провел мобилизацию добровольцев для службы в национальных частях, зарегистрировав при этом более 140 тысяч человек. Под давлением сионистского руководства в конце 1942 года было объявлено о создании еврейских добровольческих полков в Палестине. На базе трех таких полков в сентябре 1944 года была сформирована Еврейская бригада, принявшая участие в боях в Италии. Многие бойцы бригады за мужество, проявленное в борьбе с нацистами, были удостоены британских наград. У бригады было своё знамя и эмблема. Однако после войны – в 1946 году, – идя на уступки арабам, британские власти расформировали эту бригаду.
Шёл 1943 год. Соломон Дойчер, боец из числа еврейских ополченцев в составе британских войск, расквартированных в Палестине, находился в дозоре. Его пост был на волнорезе Хайфского порта, охранявшегося ополченцами, кото-рым надлежало следить, чтобы в гавань не проникли итальянские субмарины.
В тот памятный день Соломон прихватил на дежурство небольшую книжицу под наз-ванием «Стихи о любви». Автором книги, был русский военный журналист Констан-тин Симонов, чьи стихи перевёл на иврит Авраам Шлёнский.
Первое стихотворение - «Жди меня» - Соломон читал строку за строкой и сердце его переполнялось тоской и печалью Волна нахлынувших воспоминаний перенесла его в Вену, где он родился в 1921 году, и где промчалось его детство и юность. После аншлюса, когда власть в Австрии захватили фашисты, группе еврейских парней и деву-шек в 1938 году удалось тайком покинуть Ве-
ну, и на небольшом судёнышке спуститься по Дунаю в Чёрное море, а затем через
проливы и Мраморное море выйти в Средиземное и достичь берегов Палестины.
Среди пассажиров был Соломон Дойчер, которому едва исполнилось 17 лет..
Стихи Симонова вызвали бурю эмоций в душе юноши. Во время этого дежур-ства родилась песня. Строки стихотворения органично легли на мотив, возникший
где-то в подсознании Соломона, чтобы соединиться с мелодией навсегда.
Много лет спустя, вспоминая ту ночь Шломо Дрори (это имя Соломон Дойчер взял себе уже в Израиле) говорил, что при чтении «Жди меня» он почувствовал, как необходима мелодия этому стихотворению, поскольку оно было самым впечатля-ющим. И хотя Шломо не был музыкантом, но этой ночью он стал многократно повторять тот самый мотив, который возник в его голове при чтении стихотворения. Утром, вернувшись на базу, он напел песню аккордеонисту Цви Бен-Йосефу, музы-канту-профессионалу и композитору, который тут же записал ноты, и таким обра-
зом «Жди меня» окончательно оформилось в песню. С этой песней самодеятельные
актёры стали выступать в разных воинских частях и госпиталях. Если говорить сов-
ременным языком, эта песня стала шлягером тех дней, потому что в ней выра-
жались чаяния каждого солдата, тосковавшего по той, которая его ждёт. Благодаря
2
этой песне Шломо попал в бригадный ансамбль и стал его солистом. Ансамбль ис-
полнял разные популярные песни, но «Жди меня» была всегда гвоздём программы.
Жди меня, и я вернусь. Пусть друзья устанут ждать,
Только очень жди, Сядут у огня.
Жди, когда наводят грусть Выпьют горькое вино Желтые дожди, На помин души…
Жди, когда снега метут, Жди. И с ними заодно
Жди, когда жара, Выпить не спеши. Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера. Жди меня, и я вернусь,
Жди, когда из дальних мест Всем смертям назло. Писем не придет, Кто не ждал меня, тот пусть
Жди, когда уж надоест Скажет: - Повезло!
Всем, кто вместе ждет. Не понять, не ждавшим им
Как среди огня
Жди меня, и я вернусь, Ожиданием своим
Не желай добра Ты спасла меня.
Всем, кто знает наизусть, Как я выжил, будем знать
Что забыть пора. Только мы с тобой, -.
Пусть поверят сын и мать Просто ты умела ждать,
В то, что нет меня, Как никто другой.
Шломо знал, что его отец наверняка убит. Эта страшная участь постигла многих евреев, живших тогда в Австрии и Германии. Он думал, что и его матери пришлось разделить судьбу отца. Но случилось чудо: мать Шломо добралась до Италии, мона-
шки католического монастыря более года скрывали её, а когда в Италии высадились
американцы, монашки выправили ей фальшивое удостоверение, с которым она до-шла до союзников.
Накануне Судного дня она стояла во дворе римской синагоги и плакала. Ей каза-
лось, что жизнь её кончена. У неё никого не было ни в Риме, ни в целом мире. Слу-
чайно оказавшийся рядом американский офицер понял, что она еврейская беженка.
Они разговорились, и тут неожиданно выяснилось, что она была его тётей, родной тётей Броней. И тогда он решил, что его святой долг позаботиться о ней. Он снял для неё в Риме комнату, принёс еду и одежду. Она же просила только об одном, чтобы ей помогли найти её сыновей. Она была уверена, что оба её сына наверняка ушли доб-
ровольцами в британскую армию. Американский офицер стал наводить справки и узнал, что её сыновья действительно служат в бригаде, только брат в 12-ом батальоне, а Шломо – в ансамбле.
Стало известно, что ансамбль прибывает в Италию для выступлений перед еврейс-
кими подразделениями, дислоцированными в тех местах. Офицер, продолжавший заботиться о своей тёте, привёз её на машине к зданию оперы в Бари, где должен был состояться концерт ансамбля. Всю труппу провели за кулисы, артисты готовились к выступлению. Шломо не знал, что его мать жива, и даже представить не мог, что она в Италии. Когда вошёл солдат и спросил: «Кто здесь Соломон Дойчер?», он назвал себя: «Я. Почему тебя это интересует?» Солдат ответил: «Твоя мать тебя ждёт». Шломо словно ударили молотком по голове. «Что значит – ждёт моя мама?» Солдат развёл руками: «Я не знаю. С ней какие-то американцы и наш командир,
и они хотят, чтобы ты к ней вышел. Хана Марон (впоследствии - одна из ведущих
актрис тель-авивского Камерного театра, начинавшая свой путь с ансамбля
3
вместе с Дрори и Йоси Ядином) сказала Шломо: «Ты не должен выходить первым. У
неё может случиться сердечный приступ. Мы выйдем по одному, пусть она попривыкнет. Ты выйдешь последним». В ансамбле было двенадцать участников, и все они договорились: что бы ни случилось – не плакать! Шломо вошёл в комнату, все члены ансамбля окружили его маму. Она не узнала сына. Он же узнал её сразу, подошёл к ней и сказал только одно слово: «Мама!» И все заплакали. Командир обратился к ансамблю: «Ребята! Представление должно состояться! И я знаю, что нужно сделать». Он поднялся на сцену и сказал: «Солдаты! Сегодня у нас случилось такое, что не могло бы произойти ни в одной армии мира. Перед вами выступит анс-
амбль с программой «Привет с родины». Но такого привета нет ни в одном другом месте, потому что солист ансамбля только что встретился со своей мамой, выжившей
после Катастрофы, и он споёт песню, которую сочинил специально для неё». Это, конечно, было неправдой, но суть не в этом… Со сцены запели, солдат, сидевший рядом, переводил матери Шломо слова песни на идиш, потому что она не понимала иврит… Она сидела и плакала – там, в первом ряду…
После войны Шломо предложили остаться в Милане и стать солистом театра La Scala, но он отказался, заявив, что хочет быть крестьянином на Земле Израиля. Вернувшись с фронта, он принял участие в подготовке к Войне за независимость. Англичане разыскивали Шломо, сулили за его голову большие суммы. Его не выдали…
Ещё во время войны Шломо подружился с началь-ником Генштаба Мордехаем Маклефом, и когда тот получил новое назначение – должность Генерального директора химического комбината Мёртвого моря, он забрал Шломо с собой.
Шломо Дрори проработал на заводе до пенсии, но и потом, не захотев сидеть дома, он создал музей заводов Мёрт-вого моря и стал его смотри-телем.
В дневнике Ильи Войто-вецкого, сослуживца и друга Шломо Дрори, за-писаны такие слова: «Вот уже 11 лет я приво-
жу в музей туристов из бывшего СССР. Все эти годы я ношу с собой кассету с песней Шломо
4
Дрори на стихи Симонова «Жди меня», и мои гости наслаждаются нео-бычным, почти лунным пейзажем, открывающимся за окнами туристи-ческих автобусов, огибающих по извилистому шоссе побережье Мёрт- вого моря, и с интересом прислушиваются к звучанию чем-то знакомой песни на незнакомом языке. Мне жаль, что среди них не было К.М.Симонова».
В те самые дни, когда молодой боец еврейского ополчения встретился в горо- де Бари неподалёку от Рима со своей мамой, и пел ей песню "Ат хаки ли", Констан-тин Михайлович Симонов возвращался из Югославии. Самолёт совершил посадку в Бари . Автор "Жди меня" провёл в этом городе несколько дней. Встреча автора стихов и создателя песни могла бы состояться, но… Судьба отсрочила встречу на шесть десятилетий и подарила её не автору стихов, а сыну поэта - Алексею Симо-нову. Алексей создал фильм об отце и первые его кадры были сняты в Араде. На эк-
ране - дом Шломо и Шули Дрори, фото героев кинорассказа из тех лет, когда они были ещё молодыми, Шломо – солиста армейского ансамбля, его жены – Шули (Шуламит) – 60 лет назад…
- Жди меня и я вернусь! – Как торжественно звучал
Словно бы во сне В тишине иврит,
Повторяю наизусть Он надеялся, он знал:
Строки о войне. Правда победит!
Как в завьюженной степи Верил, что её найдёт,
На семи ветрах, Ведь дороже нет
Мать молилась: сын, терпи, Матери, что сына ждёт
Одолей свой страх!.. Вот уж восемь лет…
А в земле совсем другой, Рим танцует, Рим поёт.
Там, где злы пески, Кончилась война!
Вспоминая мать с тоской Кто дождался, кто-то ждёт,
Сын сжимал виски. Не его вина,
Карабин держа в руке, Что дорог не перечесть
Постигал как мог, И в конце пути
На еврейском языке Может и плохая весть
Суть чеканных строк… Адрес твой найти…
Далеко отсюда Русь, Ну, а Шломо римский зал
Где идут дожди, Любит вспоминать,
- Жди меня и я вернусь, Как он нежно обнимал
Только очень жди! - Плачущую мать.
И мелодия волной И смахнув слезу рукой
Подхватила стих. Со своей щеки,
Голос сочный и живой Он шепнул ей: я – живой,
Из души возник! Ат хаки, хаки!
Григорий Бродский
В основе очерка о Шломо Дрори материалы, опубликованные на сайте
Ильи Войтовецкого, использованные с разрешения автора.
|
|