Мечтать – дерьмово!
Пятнадцать лет.
Иногда люди мечтают и при этом сами заранее знают, что ни хрена у них никогда не сбудется. Цель? Мы склонны к самоистязанию.
Пенсионерка, которая в свои восемьдесят выходит на улицу лишь для того, чтобы добраться до киоска с газетами и спустя каких-то полтора часа наслаждаться богемной жизнью недостижимой элиты. Сын её помрёт через пару месяцев, ужравшись в гниль, а пока она ему говорит:
- Надо было тебе учиться! А ты мать-то не слушал. Сейчас бы каким олигархом был…Багааамы…Дурень!
Целеустремлённость никак не связана с мечтами. Достижение цели – это математика. Числа. Голые, без лишнего жира, поджарые, как эфиопские марафонцы – мысли. Когда мы умираем, то умирают и наши цели, мчащиеся к ним мысли. Но ногти и волосы при том продолжают расти. Вот так сами по себе. Нас нет, а они себе растут. Как последний распирающий поры выдох.
Выдох – выдох – вдоха нет.
Мечты чаще всего глупые. А настоящие цели – чёткие.
Ну что за бред – «Так хочу быть богатым!» - «Вот бы трахнуть Бритни Спирс» - «Хотел бы я…» и так далее. Старческий пердёж с младых лет это всё. Вот как я считаю.
«Я откладываю деньги, чтобы вложить их в ПИФы и через десять лет с кучей деньжищ спродюссировать величайший блокбастер всех времён с Бритни в главной роли, чтобы хорошенько – за все десять лет воздержания - оттрахать её в какой-нибудь сраной гримёрной…»
А знаете, пожалуй, так я и поступлю…
А загадочное «ПИФ», что бы, оно там не значило – приносит деньги. Ну, так я думаю.
Начал я давно. Уже года два как. Очень много решает случай. Возможно «случай» даже более прибыльное предприятие, чем этот «ПИФ». Я подрался. Не сейчас, конечно. Тогда. Давно. Ритмично вбивал вылетающие с каждым выдохом гадости в башку одного придурка, вздумавшего толкать меня посреди бела дня. Не в тему и не в моду усатый парень оттащил меня и позже стал моим другом. Когда молодые парни носят усы и при знакомстве называют себя Петровичем, Ванычем, или ещё как по батьке, значит у них явные проблемы со становлением собственного «Я» в чисто мужском коллективе. Мой не по годам усатый Петрович оказался пожарным. Пожарники – огонь разводят, пожарные – тушат. Большая разница. Почти как дачник и колорадский жук. Жук!
Жжжрать Жжжаренных Жжживотных – Жжжжжизнь!!!
Пожарный Петрович – казах.
У казахов большие семьи. У Петровича в Темиртау два брата. Прознав про мои расходящиеся с законом интересы и проникнув житейскими проблемами не по годам развитого хулигана – меня то есть, друг мой – интернационал предложил левые подработки. Коноплю казахскую продавать. Братья его мол мотаются в наш город почти каждый месяц на заработки – вот и будут снабжать.
Разумеется, я согласился.
А кто бы не согласился!?
Петровичу я платил двадцать процентов – тридцать в карман – остальное под диван. Неискушённых дворовых пацанов казахская отменная шмаль плющила так, что о походах в кино на комедии я даже забыл.
- Где достать ганджу?
- У Боярского. У него до х..я и недорого.
Бизнес шёл в гору. Следующим человеком после моего поставщика Петровича, которому тоже пришлось отстёгивать, стал Кириллыч. На двадцать процентов он уже не согласился – запросил тридцатник – иначе пи…ц. Кирыллыч – не Петрович – не лох – мент. Участковый то бишь.
Я, конечно, опускал мечтателей как мог. Но это совсем не значит, что не мечтал сам. Постоянно! Дело в том, что я считал, что я могу – то есть имею полное право мечтать – потому что обязательно, по-другому просто и быть не могло – добьюсь своего. А другие… Другие – идиоты.
Я жил в таком обычном, пахнущем кошачьей мочой и тополиной сыростью, дворе, каких в нашей стране миллионы. Трещина в кирпичной стене, которую пенсионерки – вечные пионерки затыкали старыми тряпками, рваными халатами. Пожелтевшим постельным бельём. Кусками войлока. Маленькие огородики перед окнами. Мальчишки, вечно ворующие у Бабы Зои кислый щавель. Сама Баба Зоя. Воняющая и грозная. Дворовая собака по кличке Дебил, которой пацаны из соседнего двора, чтобы отомстить нашим, отрезали задние лапы. Дебила кормил весь дом, Баба Зоя с первого этажа мотала на его обрубки старое тряпьё. Пока Дебил не умер. После громких и неимоверно печальных похорон мы отмудохали весь соседний двор. Илюхе – гаду – отхренячили большой палец на левой ноге. Именно после этого случая Кириллыч запросил с меня проценты. Люди..люди..люди…и я – отъявленный хулиган со звучной фамилией Боярский.
Так и жили. Ровно. Ладно. И как все дворы, которых в нашей стране великое превеликое множество. Всё изменил случай.
В наш двор переехала чудная интеллигентная семья – Профессор, Жена профессора и Профессорская дочка. Девочка с глазами, голубыми, как не затуманенное смогом города, небо. Под мягкими, как ляжки губами – белые пребелые зубы. Регина. Моя первая и единственная любовь. Регина.
Она была старше нас всех и, сразу было видно, умнее. Сначала я даже забросил дела. Всё сидел у подъезда и караулил. Предлагал яблоки. Карамель. Однажды у меня в руках растаяло мороженное, и я, заснув на солнцепёке, разлил липкую жидкость себе на штаны. Регина тогда разбудила меня своим высоким и таким тренькающим смехом. До того случая она ни разу со мной не говорила. Регина училась в институте.
- Это ты обо мне ТАК долго думал, что штаны испортил? ХА-ХА-ХА-ХА!!!
Я – известный в округе хулиган Боярский, торгующий травкой и подкупающий власть – стоял перед девчонкой потупив взгляд и рьяно собирая разбегающиеся как тараканы мысли так и не нашёл что ответить.
- Ну что ж…идём со мной! Как тебя там называют?
-…Боярский.
- ХА-ХА-ХА-ХА! Мушкетёр!?
- Нет.
Я, как только родившийся телёнок, на чужих ногах плёлся за ней и не смел поднять глаза. А она бежала впереди меня, всё весело чего-то щебетала, и эта её голубая юбочка…
Дома у неё никого не было. Она велела мне снять штаны – схватила их и продолжая смеяться убежала с ними в ванную. Там, что-то напевая и перекрикивая шумно льющуюся воду, Регина отмыла моё сладкое постыдное пятно и с одновременно озорным и по-матерински заботливым видом вручила мне чистые вельветовые брюки.
Когда я вышел из её подъезда, даже солнце выстрелившее в меня тридцатиградусной жарой не смогло остудить раскалённое моё нутро. Соскочив с последней ступеньки я не мог остановиться. Быстрым шагом, с нестираемой улыбкой, я прошёл, наверное, кварталов десять. Не сбавляя скорости, я бесцельно ходил по городу до самого вечера.
Дома у Профессора было красиво. Наверное, как в институте. На стенах висели непонятные мне своей красотой картины. На разбросанных по стенам полках стояли диковинных форм вазы. Маленькие памятники. И все как из золота. А может и из золота.
Дорого.
На следующий день в моей голове созрел план. Из хулигана я должен был превратиться в сказочного принца. Это означало лишь одно – я должен был уйти в подполье. Полностью скрыть от дворовых глаз свою деятельность. Я должен был начать зарабатывать. Я хотел купить Регине весь мир.
Дела шли неплохо. Каждую неделю я покупал цветы. Незаметно, конечно, подставлял под дверь трёхлитровую наполненную водой банку, ставил в неё роскошный букет, звонил в дверь, и забывая дышать прятался за мусоропровод. Однажды я просчитался. И как здорово я просчитался!
Вот уже собравшись нажать на розовую кнопку дверного звонка, я замер. Замер, поражённый её голосом. Одно лишь слово и я тут же превращался в неуклюжего телёнка.
- Ааа, Д`Артаньян! ХА-ХА-ХА! Так вот кто мой тайный поклонник! Вот уж не думала! Ну что ж, прятаться больше смысла нет. Я теперь знаю, что эти замечательные цветы мне дарит хулиган Боярский. Заходи!
Капелька гордости родившаяся от произнесённого ею слова – хулиган – растеклась теплом по моему телу. Смущённый и раскрасневшийся, я вошёл за ней в тёмный коридор «золотой» профессорской квартиры.
Она напоила меня чаем и сняла при мне юбку.
- Не бойся. Должен же тебе кто-то когда-нибудь показать, как всё у взрослых устроено. ХА-ХА-ХА!
Голова моя стала тяжёлой. Дыхание участилось. У меня тряслись руки, потела спина и песком сохло горло. Регина села передо мной на маленький журнальный столик. Туда, где пять минут назад просто мирно стояла чашка с крепко заваренным индийским чаем. Она развела ноги в стороны и притянула моё лицо к промежности. Она говорила что делать и я делал. Её голос менялся. Я видел как конвульсивно сокращаются мышцы на её ногах, руках, животе. Двумя руками обхватив мою голову, Регина с силой тёрла моё лицо о себя. Потом, как-то резко отстранив меня, она, зашипев, закусила руку и медленно сползла со столика на мягкий ковёр, растёкшийся «узбекистаном» по деревянному полу. Я сидел в кресле и ошарашено смотрел на неё. лицо моё горело и было мокрым. Штаны мои тоже были мокрыми. Когда Регина, наконец, открыла глаза…
- Вот так-то, Боярский. Спасибо за цветы – они, правда, очень красивые.
То, что произошло тогда между нами в корне изменило мою жизнь. Это сейчас я понимаю, что не такая уж и долгая у меня была жизнь, чтобы был в ней тот самый «корень», который однажды можно круто изменить. А тогда… Тогда я ослеп. По её просьбе – «чтобы сплетен не было» - наши «отношения» остались в тайне.
- Зуб даю!
Я тайно встречал её каждый день после института. Тайно ублажал её на узористом узбекском ковре. И тайно мечтал о гласности.
Потом я умер. Меня убила Регина.
Опять же – случайно – я решил пойти домой через городской парк. Чужая территория, и идти дольше. Я не знаю, какой чёрт меня дёрнул пойти через парк в тот вечер. Но дёрнул же какой-то гад!
Регина и участковая доилка – Кириллыч.
Сидели. Вместе. Тесно. Прижавшись. Взявшись. За руки. Касаясь. Он. Губами. Её. Моего! Уха. Её. Моей! Шеи. Она. Моей! Улыбкой. Ему. Своими. Моими! Её. Губами. Руками. Его.
Внутри меня рвались бомбы. Летели снаряды. Заряжали и заряжали. Меня трясло. Я сжал рот рукой, чтобы не выпустить огонь наружу. Я упёрся в дерево, чтобы не рвануть вперёд. Я не смог закрыть глаза, чтобы не видеть. Я обещал, что всё будет тайно. Я не мог кричать. Бить. Рвать. Жрать. Потому что узнают. Предам. А хуже нет.
Вся округа знала, что Кириллыч прикрывает банду. Но это всех устраивало, потому что, за молчание и содействие его участок всегда был образцово показательным.
Когда ограбили квартиру Профессора, все указали на меня. Оказывается все знали. Говорили, что видели, как я к Дочке профессорской всё подмазывался.
- Подмазывался!!!
Что следил за ней. Шёл до самого подъезда и даже внутрь заходил.
- Следил!!!
- Заходил!!!
- Видели!!!
А Баба Зоя сказала всем:
- Дураки вы все. Любовь не увидели. Не мог он. Точно не он.
Но её не послушали. Я стоял в кольце. Сердобольные жильцы нашего двора, каких в нашей стране миллионы, укоризненно пялили на меня свои «безгрешные» взгляды, всё орали наперебой и ненавидели. И Регина там стояла. Но молчала. Грустно очень смотрела. Держала тайну. Нашу!
Все неразорвавшиеся в тот вечер в парке бомбы и ракеты пыхнули во мне разом. Я пулей пробил кольцо и вылетел навстречу «спешащему на помощь» – ограбление – Кириллычу. Головой в грудь – сбил его с ног и налету выхватив небольшой кухонный ножик – «…всегда со мной – мой друг – герой!»…
***
Сегодня на завтрак было то же, что и вчера. То же, что и четыре года назад этого же числа. Регину я больше не видел. Увижу – пройду мимо. Курва!
***
Мечтать - дерьмово!
|
|