… Дучии бери т ях дихваб (даг.) – пусть день и ночь пройдут приятно
…В горах ослепительное солнце. Без привычки, устаешь задирать голову. А если не задирать, то не видно неба – как в колодце. С утра шагаем вперед. Горы все выше и выше, кажется, что топаем вниз…(из дневника горного туриста)
---------------------------
Котом Игорь стал по собственному желанию. Вернее, когда - то, когда у него был свой кот, он завидовал ему, собираясь на работу по утрам. Кот выходил из своего убежища под вешалкой, лениво вытягивал передние лапы, смешно морщился, выгибая дугой черную, лоснящуюся спину. Игорь смотрел на своего любимца, надраивал ваксой обувь и говорил вслух, - слышите, я точно стану домашним котом. Когда понесете меня кастрировать, не забудьте предварительно покормить. Наркоз на голодный желудок – мерзкая штука.
Теперь он лежал на подоконнике, под которым был горячий радиатор. Поджав под себя передние лапы, Игорь, а теперь Никот, мог часами рассматривать часть улицы и шоссе, ограниченные строгими линиями домов и окна.
Как он стал котом, Никот уже и не помнил. Да он, собственно, об этом и не задумывался. Где - то там, глубоко в его, теперь, кошачьем подсознании, хранилась капсула памяти, как пузырь с желчью – осторожно не сковырни.
В семью попал, надо сказать, хорошую. Их было трое; Муж, Жена и Сын. Муж – кормил и разговаривал с ним, убирал за ним, играл, купал и жалел. Жена – ругала, иногда кормила, но впопыхах, не очень вкусно, гладила по спине, когда было хорошее настроение. Сын старался задеть, из-под тишка. Никот давал сдачи. Сын жаловался, за что получал нагоняй от отца и поцелуй от матери. Так и жил кот Никот, пока не приключилось с ним вот что…
1.
Исчезновение.
Как - то, а было это летом, всей семьей отправились на дачу. Никоту поездки, в общем
нравились. Правда, возили его в пластиковой кошелке с закрытым верхом. Кошелку ставили на заднее сидение авто, от чего обзор был, надо сказать, не ахти. И вправду, что можно разглядеть сквозь прорези в крышке? Никот был тихим, уживчивым котом, поэтому никогда не роптал на такое положение дел, но на этот раз активно не соглашался. Муж, не желая портить хорошее настроение себе, при этом, преодолевая сопротивление остальных членов семьи, все же прислушался к мнению кота и выпустил его из корзины. Теперь, Никот стоял на коленях у Жены, с любопытством рассматривая происходящее за окнами автомобиля, подставляя мордочку плотным струям теплого воздуха, - Обгоняй, же обгоняй, - командовал Никот про себя, наклонясь влево, - вот, молодец. Слышалось, - мур- мур. Тише, - Никоша, - успокаивала его Жена, приглаживая черно-белую шерстку. Никот нервно дергал хвостом, напрягал холку, - отстань, - он изгибал спину, отстранялся, кося зеленоватыми глазами. - Перестройся в правый ряд, да не лезь, пропусти, вот, вот. Знак – 40. Хорошо. Отпусти сцепление, идем на нейтралке, накатом. Машина медленно проползала мимо поста ГАИ. Постовой, находившийся ближе всех к машине заметил стоящего Никота, дружески улыбнулся ему и даже подмигнул, сразу двумя глазами. Никот сделал то же самое в ответ, - хороший парень, наверное, - подумал Никот, - удачи тебе, дружище.
По дороге скупились. В салоне бродили запахи копченых мидий, свежей, только что пойманной кефали, крестьянского хлеба, жирного домашнего молока, малосоленой селедочки и разливного пива. Никот, переместившись поближе к багажнику, умело избегал соприкосновений с Сыном, обнюхивал каждый сантиметр панели с расположенными на ней мощными динамиками, из которых доносилось, - только черному Коту и не везет…
Словом, июнь, пятница, вечер. Выгрузившись, расположившись, приступили к приготовлению долгожданного пятничного ужина. В меню входило все и, конечно, поджаренное на огне мясо. Муж, уже побывавший в домах соседей, а поэтому веселый и энергичный мастерил кострище, доставал шампуры, рубил дрова, подготавливал мясо. Жена звенела на кухне посудой, щебетала. Сын, бесцельно и весело болтался под ногами, хлопал дверями машины, включал и выключал музыку, при этом поминутно спрашивал, ломающемся тенорком, - мама, папа, Вам помочь, а? А может Вам помочь?
Никот на даче чувствовал себя вполне привычно. Он, как водится у котов, тщательно обнюхивал все, что его могло заинтересовать, терся щеками об острые выступы, между делом, перехватив парой кусочков сочной свининки, и запив все это парным молоком, направился во двор.
Чудесным выдался вечерок. Дом, добротный, в два этажа, с двухскатной крышей, под шифером, стоял на южном склоне холма, упирающегося своим основанием в лиман. Солнце, нагулявшись за весь день, покраснело и лениво остывало. С каждой минутой тени становились все острее и длиннее. Листва на многочисленных деревьях приобрела неповторимый цвет, перестала шевелиться. Оттенки желтого цвета - становились оранжевым, а оранжевые бурели.
Аромат готовящегося мяса разносился по окрестности, умаляя запахи белых лилий, и огромных желтовато-розовых роз, поспевающих фруктов и ягод, скошенной травы и черной влажной Земли, будоражил сознание, возбуждал аппетит, рождал нетерпение.
Начиналось застолье. Отведав свежеприготовленного мяса, закусив мидиями и жирной малосоленой селедочкой с отварным молоденьким картофелем, щедро удобренным сливочным маслом, Никот облизываясь, вразвалочку вышел за ворота. На улице никого не было. Пройдя вверх, он остановился у изгороди соседнего дома, сквозь щели в заборе, наблюдая за происходящим внутри. Откуда - то из глубины двора доносилась негромкая, веселая музыка, слышались голоса. Никот просунул голову в щель между створками ворот, огляделся, и незаметно пробрался на чужую территории. Подергивая носом, он запрыгнул на ступени дома, в два прыжка, преодолел расстояние до двери и прошмыгнул в помещение. Прислушался. В своем дворе продолжался ужин, - искать будут не скоро, - отметил Никот. Будучи котом, Никот редко проявлял неосторожное любопытство, придерживаясь разумной тактики – самый верный способ избежать опасности, самому не создавать эти самые опасности. Однако, на этот раз, беспечное любопытство и неблагоразумие, опираясь на сытый желудок, взяли верх. Никот миновал комнату, в которой тоже никого не оказалось. Здесь пахло дешевой масляной краской, стояли ведра, банки, вокруг были разбросаны немытые кисти, в углу, на газете валялись разорванные резиновые перчатки, в ящике из - под водки разместилась куча, разнокалиберных, пустых бутылок. От сильного запаха голова у кота закружилась, сознание затуманилось, и он, сам не понимая как, оказался на открытой веранде, обрамленной изгородью из старых водопроводных труб, по которым вился хорошего сорта виноград. Посреди веранды стоял круглый стол, с, кое - где отслоившимся шпоном. За столом сидели трое; Муж Соседки, Соседка, Сын Соседки. Рядом с верандой дымились угли в самодельном мангале, на столе и под столом ютилась дюжина пивных бутылок, в тарелках лежали обгоревшие куски мяса, помидоры, нарезанные неровными дольками, крючковатые огурцы.
Муж Соседки, коренастый мужчина без шеи, в замасленном комбинезоне «на голое тело», смотрел на Никота красными, нетрезвыми глазами, плотно сжав губы рта, да так, что их линия делила резкой горизонтальной чертой голову пополам. Сын Соседки, в точности повторяя своего отца, пялился на кота, не мигая. Соседка, перебросив взгляд с Мужа на Сына, поняв, что оба уставились в одну и туже точку, опустила голову и обнаружила пришельца, - Ой, - визгливо вскрикнула Соседка, - к нам кошечка пришла. – Кот, ни Кот? – хрен его разберет, - пожал плечами Сосед. – Точно, кот. Сын Соседки пьяно прищурился, срыгнул, извинился, пожевав губами, промямлил, - Пап, а давай и он с нами выпьет. Выпей, киса с нами. А? Никот поморщился и осторожно подошел к ногам Соседки. – Ой, какой хороший котик. Шерстка чистенькая. Чей ты, котик? Соседский? Никот прогнул спину, заурчал. А у нас для тебя, хороший котенок, есть немножко валерьянки. Соседка привстала со стула, старого, венского, с перекошенной ножкой, оступилась, поймала равновесие и нетвердым шагом направилась в глубь дома.
Сосед, налив пива и водки в бокалы себе и сыну, изрек, - не люблю я, Сын, котов. Гады. То ли дело собака. Други мои, что тут сказать. А кот, это кот? – Он рассеянно махнул рукой, залпом выпил содержимое бокала, выбрал кусочек мяса, черный как уголь, занюхал и, помедлив, небрежно бросил Никоту, - на, животное мерзкое и неблагородное, жри. Толи дело собаки, или кони. Кот попятился, – Сам ты животное мерзкое, сам ты собака, или конь, - огрызнулся Никот, отвернувшись от мяса, - ишь, интеллигенция, не хочет, а? Брезгует! Сгоряча он хотел добавить к сказанному что-то обидное, но в это самое время на веранде появилась Соседка с флаконом в руке и с полиэтиленовой майонезной крышечкой, – Вот, котик, отведай нашего угощения. Одурманенный запахом, Никот потерял волю, мяукнул несколько раз, подскочил к доверху наполненной емкости, при этом оттолкнув головой руку хозяйки, под дружный хохот стал жадно глотать жидкость, с ужасом понимая, - Пьянею? Пьянею. Пьянею!!!
Очнулся Никот от звука, пронизывающего мозг, с трудом разлепил глаза. Пристально вгляделся - прямо над ним кружила комариная стая. – Ах, ты, комар, - он дернул лапой, стараясь отмахнуться от назойливого насекомого, - Комары, будь они неладны. Терпеть ненавижу. Как ухо зудит? Почесав задней лапой разбухшую, от комариных укусов ушную раковину, он только сейчас обнаружил, что вокруг густая темень, с яркостью ламп соревнуются звезды, в черных кустах звенят сверчки, - з-с, з-с. Справа и слева доносились знакомые голоса, - Никоша, Никошенька, ты где, кис, кис, кис…
В горле порядком пересохло. - М – х – р – я, кх-кх-кх, я здесь, - прохрипел Никот, от чего у него закружилась голова, вызывая приступ тошноты. Он опустился на теплый бетон. – Черт, что произошло? Что произошло. Напился, скотина. Пьяно улыбаясь, он повернув голову, и почуял дразнящий запах. - Валерьянка, к черту. Постепенно стало возвращаться сознание. - Никотик, Никоша, - мальчик мой, ты где, отзовись, - эхом раскатывался сорванный голос Мужа, далекий, звучащий где – то на краю поселка. - Муж, - с раздражением подумал Никот, -, слышу я, не глухой. Сейчас, немного посижу, отойду и приду. Ничего, пусть поволнуется. Будет знать, как отпускать кота одного. Он сделал нетвердый шаг, другой, третий и замер возле злосчастного зелья. Этот запах…Никот, сглотнул тягучую слюну, - одну капельку, малюсенькую капелюсечку, промочу горло, поправлю здоровье и к черту на кулички…
2.
Кавказский пленник.
…- Как ты сюда попал? Небо родилось вспышкой молнии, разодрав душу в клочья. – Товарищ майор, животное в багажнике, видимо провозят без документов.
На голубом фоне возник силуэт лица кавказской национальности в странной форме с погонами. На его голове красовалась фуражка, с огромным околышем и незнакомой кокардой.
Тот, кого называли майором, несколько раз моргнув крякнул, а затем, с кавказским акцентом, смягчая на гласных, нараспев произнес, - вах, вах, - скажите, дорогой товарищ, ну зачем тебе, Вам, гм, этот кот? Может там, унутри - он указал на кота, - наркотики, или бриллианты, а?
Никот щурил глаза на ярком дневном свету, – какие такие наркотики, или бриллианты, что, собственно происходит? Он непонимающе хлопал ресницами, лежа на чистом полу багажника «Субару – Форестер». Хозяин автомобиля вынырнул из-под руки майора. Никот сразу его узнал, это был Сын Соседа. Вытаращив, красные от бессонницы глаза, глупо моргая, детина занервничал, - Какой кот? Бл…, скотина, какого…е…Да я… По сгорбленной спине животного пробежали нервные волны, шерсть вздыбилась, от чего в воздухе появилась ворсистая пыль. Не трудно было догадаться, произошло что-то ужасное, ужаснее чего с ним еще не происходило. Но что? На этот вопрос он ответить самому себе не мог. Прошла минута. Переминаясь с ноги на ногу и нервно втягивая ноздрями воздух, кот пытался овладеть своими нервами, но ничего не получалось. И когда до его слуха донесся обрывок фразы, - да в море выбросить и дело с концом, - им овладело отчаяние. Ему хотелось закрыть глаза покрепче, а затем, когда они опять откроются увидеть, что все это неправда, сон, марь, бред. Что угодно, только не правда. Жалобно мяукнув несколько раз, он с ужасом ждал развязки. К несчастью от нервного потрясения в животе закрутило так, что больше держать все в себе Никот не смог. Его прорвало. Через секунду, отряхивая задние лапы, и брезгливо морщась, он, попытался взять себя в руки и раскинуть мозгами, но ничего, кроме, - дружище, пора сматываться,- в голое не укладывалось. В голове гудело, - бежать, бежать, бежать. Промедление, как говориться, смерти подобно. Выкрики, - утопить, и дело с концом. Нет, сперва, распотрошить, - убедили его окончательно - бежать! Собрав волю в кулак, а мышцы в пружину, Никот пулей вылетел из багажника, разорвав форменную рубашку офицера и оцарапав шею Сыну Соседа. Он задал такого стрекоча, что сбил головой металлическую стойку ограждения зоны пограничного и таможенного контроля, на что, надо заметить, не обратил ни малейшего внимания. Теперь его несла неведомая сила, природная, натуральная, несла подальше от ненавистного причала в сторону строений, над которыми тяжелыми зелено-черными террасами нависали исполинские горы. Дальняя их гряда тонула в небесной дымке, оставляя неуемной фантазии завершать грандиозную картину. Опасность миновала. Чуть успокоившись, и ощущая тошнотворную усталость, Никот остановился. Убедившись, что за ним не гонятся, он быстро осмотрелся. Местечко оказалось безлюдным и укромным. Это была большая поляна, сквер, или что-то подобное. Неподалеку белел фасад здания, на котором огромными буквами писалось –порт Батуми. Батуми, Батуми. Где это? Припоминая знакомые географические названия и восстанавливая в памяти очертания береговой линии Черного моря, Никот с ужасом произнес, - кажется, побережье Кавказа? Абхазия, или Аджария, а, не все ли равно. Но это же за тысячи километров от дома!!! Это же почти в Турции. Как могло такое произойти? Никот дал волю слезам. Он плакал не долго, но безутешно. Ему было жалко себя, Никота, несчастного кота, по глупости лишившегося дома, брошенного злым проведением на чужой берег. Потом ему было жалко Мужа, Жену и Сына , - бедные бедные, - причитал Никот, - что теперь они будут делать без меня. В такие моменты жизни приходят на память самые добрые воспоминания. Ему припомнилось, как бережно и осторожно, кутая в одеяло, его нес на руках Муж, после ужасного падения с пятого этажа. Несмотря на то, что была уже ночь, его везли в больницу, ему спасали жизнь, и он выжил. Как о нем все заботились. – Идиот, какой же ты идиот, Никот. Что теперь с тобой будет, одиноким, бесхитростным котом, не знавшим невзгод, не умеющим бороться за себя, за свою жизнь? Ты обречен. Подняв голову, сквозь пелену слез, он рассмотрел и узнал дерево, - финиковая пальма, - а вокруг трава, трава, на фоне неба и моря. – Какой пошлый пейзаж, он тысячи раз видел что-то подобное в рекламе, - все к черту. Правда увиденное его немного отвлекло от грустных мыслей. Дунул легкий морской ветерок, и среди ароматов моря Никот с легкостью различил знакомый с самого детства запах – копченая курица. Представив себе этот деликатес в самом привлекательном виде, Никот, сглотнув слюну, моментально определил место, откуда мог исходить этот запах. Он огляделся, - никого. Сделав несколько упругих шагов в густой траве в нужном направлении, он вдруг напрягся, сконцентрировался, припал животом к земле и пополз к границе травяного поля. Вскоре он обнаружил источник запаха – это была чугунная урна. Тут уж Никот не зевал. Он мягко запрыгнул на урну, мгновенно отыскал добычу и, уже через несколько секунд, урча и во всю работая челюстями, лапами, спиной, наслаждался добычей. Да, именно добычей. Эти несколько кусочков куриного мяса были добыты в борьбе, да, да, именно в борьбе. В данном случае, в борьбе с самим собой, своими страхами и несовершенством. Приятного аппетита
Закончив трапезу, умывшись, он, по заведенному порядку, отдыхал, растянувшись на солнышке, растопырив ушибленые пальцы.Впервые за сегодняшнее утро он улыбнулся и даже расхохотался, - вот так дела, дела, дела, - носилось эхом в его голове, Батуми. Хм. Угораздило же. Вот что значит бесконтрольная пьянка. Сколько раз он слышал про это, сколько раз, забившись в укромный уголок, наблюдал, как Жена отчитывала пьяного в стельку Мужа, - не пей, идиот, ум пропьешь, если он там еще остался, ведь пить, как следует, не можешь, - и теперь сам, лично, на собственной шкуре все это испытал. Карамболь, казус. Вот что я Вам господа скажу, пьянство - зло. Да, не позавидуешь себе, Никоша. Он заснул. Забылся тревожным сном. Его лапы судорожно вздрагивали, имитируя бег, поднимались и опускались брови, он жалобно попискивал, оскаливая клыки. Сон еще продолжался, но чуткое ухо уже уловило тот звук, который любой кот различит среди тысячи звуков – это был собачий лай. – Собаки! Сон как рукой сняло. Никот весь превратился в слух. Лай приближался. Сомнений не оставалось – учуяли. Этого только не хватало, - пронеслось в голове. Тело машинально сконцентрировалось, мозг заработал четче и в доли секунд путь к отступлению был определен. В эту самую секунду над ним проскользнула тень. Подняв в испуге голову, Никот обнаружил еще одно неприятное обстоятельство - в небе, над ним кружил огромный жирный ворон, который явно уже наметил цель, - Господи, только этого не хватало. Да, мир, окружавший Никота, был суров к нему и, наверное, беспощаден. Ворон опускался все ниже и ниже, собачий лай неумолимо приближался. Враги надвигались. Ну, тогда только вперед! - скомандовал сам себе Никот, - теперь, только вперед. Четыре лапы, два десятка цепких пальцев с острыми, как лезвия бритвы когтями, сотни сухожилий и мышц заработали дружно и слаженно, – Врешь, не возьмешь, - подбадривал он сам себя, искусно лавируя. Однако быстро двигаться в густой траве, было делом не таким уж и простым. К тому же, путь собакам указывал летящий над беглецом ворон. По оттенкам собачьих голос он без ошибки определил количество преследователей, - их было пятеро. Стая, черт возьми. Никот прибавил ходу. Из-за высокой травы, он был вынужден двигаться прыжками и этим выдал себя окончательно. На какое-то время погоня замешкалась, - делят недоеденные куриные кости, - сообразил Никот, - и с целью запутать следы, сделал резкий прыжок в сторону. Догадку подтверждало картавое карканье обиженного ворона, который то и дело вспархивала над сворой галдящих собак, ругаясь, на чем свет стоит. Все смолкло. И снова погоня. Не задумываясь, куда бежать и как, не выбирая ни пути, ни направления, Никота вынесло на оживленный перекресток. Теперь он мчался, что есть духу, по переулку вверх. Собаки были уже недалеко, на расстоянии прямой видимости Он свернул направо, в узкую улочку. Сердце стучало так, что его тоны заглушали выкрики встречных пешеходов и сигналы машин. Никот оглох и ослеп одновременно. Он терял остатки сил. Давай же, давай, - приказывал он сам себе, - ну, еще, давай! А где-то там, в глубине своей кошачьей души уже понимал, - не оторваться, приплыл. Из последних сил, в тупом и безразличном отчаянии он бросился в сторону широкого проспекта, выскочил на проезжую часть и, что есть силы, заорал, - Хочу чуда, правда, хочу, хочу, хочу…
Скрип тормозов заглушил его крик, заставил забыть обо всем на свете, да и сам свет в следующую секунду исчез.
3.
Была кромешная темнота.
…В багажнике «Субару-Форестер», в коробке из-под мандарин, на мягком розовом полотенце лежало тело кота. Шерсть на нем была всклочена, голова запрокинута, рот приоткрыт. На губах, в носу, между глазами запеклась кровь. Он дышал прерывисто, часто, со свистом. Рядом, в раскрытой автомобильной аптечке лежал, наготове, шприц и ампулы. В такт движению автомобиля качался шприц, позванивали стеклянные ампулы. В багажнике, рядом с телом лежали свертки, коробки, подарки родным и близким. Все это хозяйство, принадлежало двум женщинами, Родным Сестрам, и двигалось курсом на Восток, через Грузию и Чечню, в далекий горный Дагестан. Автомобиль был точка в точку, как у Сына Соседки, но отличался по цвету – тот черный, а этот, небесно голубой. Двигался он не слишком быстро, преодолевая крутые подъемы и извилистые серпантины дорог, или бездорожья, оставляя за собой селения, городки и города со странными названия; Кобулети, Озургети, Зестафани, Гори, Крестовый перевал, Владикавказ, знаменитая Е115, Аргун, Гудермес, Хасавюрт, Кизиляр, Избербаш. Путницы останавливались только для того чтобы перекусить и немного привести себя в порядок, возобновляли движение без промедления. Дорога была трудная, и опасная. Тревожные нынче времена. До самого Избербаша Никот так не разу в себя и не пришел. Родные Сестры как могли, оказывали помощь несчастному коту. Остановившись в Гудермесе, сестры заскочили в военно-полевой госпиталь к знакомому капитану- хирургу, который когда-то спас жизнь старшей сестре. Доктор был рад встрече. На предложение осмотреть раненое животное, ответил неприличной шуткой, но согласился. Осмотрев кота, он устало плюхнулся в изодранное кожаное кресло, налил себе в колбу чистого спирта, усмехнулся, рассматривая жидкость на свет, а затем угрюмо произнес, - Оставьте его, Родные сестры. Он в коме. У него на морде написано - отек мозга. А впрочем, - он брезгливо поморщась, выпил спирт. После паузы добавил, - даже если и вычухается, останется полным придурком. Девчонки, у меня на операционном столе каждый день несколько парней умирает, ампутации, проникающие ранения, а тут… Он устало махнул рукой, залпом допил остаток жидкости, закурил, - дай ка я, красавица, лучше тебя, как следует, рассмотрю, - смеясь добавил, - живо раздевайся.
После, долго ехали молча. И надо отдать должное родным сестрам – кота они не бросили.
Никот, в свою очередь боролся за себя сам, как мог. Что творилось в его голове – никто не знает, в его голове была кромешная темнота.
Чем дольше Никот всматривался в темноту, тем отчетливее различал немигающую, врвщающуюся точку. Точка была то ярче, то тусклее, но не гасла ни на секунду. Ему приходилось с нею разговаривать, но точка не отвечала. О чем он с ней мог разговаривать? Вспомнить было невозможно, так как после каждого монолога, все сказанное навсегда стиралось в памяти и мельчайшая попытка восстановить что - либо, приводила к тупой боли, которая заставляла страдать его тело. Однажды, когда точка неожиданно увеличилась до размеров кошачьего глаза, Никот заметил, что за ним кто-то наблюдает, двигая из стороны в сторону границу света и темноты. Он долго не мог разглядеть того, кто стоял за этим, а тот, кто стоял за этим , перемещался так быстро, что не давал возможности себя разглядеть. Никоту, порою, казалось, что тот был похож на мальчишку, жившего в их доме, в последней парадной. Его звали Игорь. Он жил с матерью, отца у него не было. Наверное, поэтому это был недобрый мальчик, он отбирал и ломал игрушки у детей. Те обижались на мальчишку, жаловались, но на это взрослые отвечали, - посмотри, какой он несчастный, ведь у него нет отца, а что может купить ему его мама, ведь она учительница. А еще, тот был, почему-то похож на девочку из третьего «В» класса, ее звали Тата, то есть Таня, а Татой прозвали во дворе. Она была ужасно некрасива и неуклюжа, носила очки, не выговаривала несколько букв, и все время сутулилась. Никот жалел ее и даже думал жениться на ней еще в первом классе, – друзья его спрашивали, почему? Он вздыхал, разводил руками и говорил, - а кто же еще на ней женится? А еще, Никоту казалось, что тот, вовсе не тот, а знакомый игрушечный самокат, когда - то дразнящий всю детвору своими металлическими спицами, хромированными круглыми крыльями и настоящими надувными шинами, с протектором. Тот то перекатывался из стороны в сторону, давая о себе знать то трелью ручного звонка на руле, то визгом тормозов, то ударом о землю парковочной подножки. Тот никогда Никоту не принадлежал.
Теперь, без всяких затей тот стоял во весь рост, заложив руки за спину. На нем был поношенный джинсовый костюм «Ли Купер», настоящий, цвета индиго, с вытертыми коленями, мечта любого студента. На белой футболке, видневшейся из под джинсовой куртки, было написано что-то на английском языке, но различить можно было только четыре буквы «turd». На нем были самые, что ни наесть ковбойские сапоги, в которые были заправлены джинсы. Тот выглядел безупречно. Сделав несколько шагов вперед, тот остановился. Его ковбойские сапоги мелодично бряцнули шпорами.
Никот, улыбнулся, - зачем тебе шпоры? Ты что, собираешься ездить верхом? - Да, - без всяких объяснений сказал тот. Никот, не зная зачем, спросил, - на лошади? То есть, на коне? – Почему? – удивился тот, - так положено, - неуверенно парировал Никот, - Вот. - Скажи, - тот уперся руками в бока, - кем ты себя чувствуешь, ощущаешь? – Не знаю. Он не лукавил, он вправду ничего не чувствовал. Никот пожал плечами, – не знаю. Задумался. Ему было и легко, и нет, больно и нет. Почему-то именно сейчас Никоту было все равно, кто он, что он. Кот, Никот, Этот, Тот, - мне хорошо? Наверное. - Вот видишь?
Я тоже всегда желал быть таким как ты, сильным и одновременно слабым, злым и добрым, простым и не очень. А тебе, я вижу, это удалось. Тот приблизился еще ближе, и стало очевидным – у того пустые глазницы. Любопытство взяло верх, и Никот спросил, – А, где? Тот улыбнулся, - зачем тебе? Здесь светло. Сквозь отверстия в глазницах был виден весь свет в улетающей бесконечности. – Никот, засмеялся весело и свободно, - а я тебя знаю. Мне, наверное, нельзя тебя знать, но я тебя знаю – ты ни кот, ты Тот, только раньше. – Я угадал? – Тот качнул головой, - угадал. Как тебе живется, кот? - Наверное хорошо, я не знаю. – А что будем делать? - Не знаю, - Тогда. Догоняй. Они неслись по светящейся окружности, вот-вот коснутся один другого. Но этого не происходило.
Гонка продолжалась уже несколько часов. Никот летел как угорелый, его маленькое сердце бешено колотилось. Он лишь успевал прикрывать рот, чтобы не стучали зубы, и ледяной ветер не застудил легкие и живот. Э-ге-ге. В бешеной скачке, Никот измотался до предела, он устал, у него ломило конечности. Его зубы по-прежнему выбивали мелкую дробь. Он не мог сопротивляться, и с смиренно наблюдал за тем, как Тот, оседлав уже чужое грязное, со следами крови кошачье тельце, скакал, пришпоривая впалые бока, и тогда каждое прикосновение острия наконечника шпор, отзывалось болью. Боль утихала. Свет тускнел, становился белым!
4.
Урцаки, урочище ведьм.
… «Субару», преодолев нелегкий путь, от Черного, до Каспийского моря, изрядно измотался.
Он даже внешне изменился. Его окраска, припудренная дорожной пылью, сделалась серой. Взгляд его хрустальных глаз - фар потух, их поверхность была залита грязью, залеплена битой мошкарой. Остановились возле развилки с указателем направо «п. Селим», Родные Сестры вышли из машины, чтобы размять затекшие конечности. До места оставалось не более ста шестидесяти километров. Они стояли, подбоченясь, смотрели в сторону предстоящего пути, туда, где виднелись серые горы.
Покидая шоссе на Махачкалу, Родные Сестры оставляли суетный привычный мир ровно настолько, насколько будет долог их путь в горах. Взад, вперед, по черному, щербатому асфальту проносились автомобили, мотал из стороны в сторону верхушки придорожных тополей ветер, разгоняя птиц. Вдруг! Сестры переглянулись. Что это? Сквозь какофонию звуков до слуха каждой из них донесся слабый стон, отдаленно напоминающий детский плачь. Родные Сестры замерли. – Мяу, мяу, - тонкий звук стал сильнее и жалобнее. Не сговариваясь, они бросились к багажнику. Замок, как назло поддался не сразу. Еще немного и…
С надеждой и любовью на них смотрели зеленоватые глаза. – Очухался, слава богу, жив!
Никот, внимательно всматривался в лица незнакомок. Это были уставшие, но прекрасные лица. Никот, отметил про себя - у первой, он назвал ее Старшая Сестра, глаза были карие, а у второй, следовательно, у младшей, глаза были голубые. Никот задержал свой взгляд на последних, чуть раскосых, улыбнулся, как мог. В его, еще нездоровой голове неожиданно родилась поэзия. - Ее уста – кораллы, ее шея – алебастр, ее глаза – озера, полные неги, ее стан... Невольно шептали его сухие губы. Стихи складывались сами по себе. Они складывались в честь этих синих глаз, губ, стана. Это ему нравилась! И преодолевая боль и головокружение, Никот встал, сначала на передние лапы, а, затем, сделав усилие, на задние. – Ура! - разнеслось по округе, и Родные Сестры захлопали, от радости в ладоши.
Его покормили, причесали, обработали раны, затем приласкали, как могли. Меньше чем через час, «Субару» уже шуршал шинами по горной, каменистой дороге, а Никот, приведя в порядок шерсть, мирно дремал на заднем сиденье, ни о чем больше он не беспокоился.
В горах темнело быстро. Фары, выхватывали каменистый ландшафт, с редкими, низенькими деревцами и кустарниками. За очередным поворотом замерцали неяркие огоньки. Приехали – селение Урцаки, родина предков и конечный пункт их путешествия.
----------------------
Прежде, нежели продолжить эту удивительную историю, мы расскажем Вам о том, что же это за страна такая, Лезгистан. Расположилась она между горными хребтами Кавказа и теплыми каспийскими водами. Здесь есть все; и утопающие в зелени садов долины, реки, изобилующие рыбой, горы, с их пастбищами и снежными шапками. Обойдите всю землю с востока на запад, с юга на север, и вы не отыщите места, где так тесно переплелись народы, обычаи, нравы, именуемые одним словом – горный Дагестан. Здесь Вы запросто встретите веселого даргинца и предприимчивого табассаранца, умелого акушинца, и гордого лезгинца. А впрочем, здесь нет негордых людей, все гордые и работящие; тавлинцы, кубинцы, курелцы, джаринцы, кумаки, хайтаки. Что ж, пора присоединиться к нашим героям. История – продолжается.
|
|