Я нервно рассматривал буйство красок на бумаге. Витек все метался, нервничал. Нервничал не зря, ведь не спал три дня, рисовал.
- Ты превзошел самого себя, – наконец выдавил я. Сказал искренне, в самом деле, картина удалась.
Витька благодарно на меня посмотрел. В картинах я полный ноль, сужу лишь нравится, не нравится, но Виктор жаждет услышать именно мое мнение, как человека добившегося успеха в жизни.
С облегчением пошел на кухню. Единственное что заставляет думать, что это кухня так это газовая плита и ржавая раковина. Вместо стола небольшая тумбочка. Из посуды только две чашки и одна треснутая тарелка. На подоконнике лежат три алюминиевые ложки и одна вилка с погнутыми зубцами. Между раковиной и плитой небольшой шкафчик. Там хранится свежекупленый хлеб, растаявшее масло и небольшая сковородка.
- Спасибо – послышался голос из комнаты. – Завтра отнесу на рынок.
- Послушай, почему бы ни отнести их на выставку? Там работает профи. Дадут намного больше чем на рынке. Может даже захотят купить еще. На вот адресок, – я черканул на листочке номер комплекса и дом.
Виктор смотрел на меня благодарно. Жалость меня пробирает, когда так смотрят. Готов дать деньги просто так, безвозмездно. Но он не возьмет, гордый. Остается только надеяться, что, в самом деле, будет сотрудничать с выставочным залом.
Попрощавшись, бегом вышел из подъезда и сел за руль. Друзей у меня много. Но все они очень просты. Регулярно ходим, друг к другу в гости, болтаем, выпиваем вместе. Вроде приятно проводим время. Но с Витькой мне легче общаться. Ему я доверяю больше других. И за чашкой холодного чая без сахара у Виктора, провожу время лучше, чем за кружкой пива в баре. Он все понимает. Слушает меня внимательно, с интересом. В то время как другие вяло поглядывают и иногда кивают, делая вид заинтересованности, но на самом деле ждут, когда я замолкну. Да Виктор это человек. Горжусь, что у меня такой друг. Кстати у него через два месяца день рождение. Я сначала думал купить ему телевизор или холодильник (благо деньги есть на такие подарки), но потом понял, что упаковке карандашей он обрадуется больше. Нет, он, конечно, будет очень благодарен, когда увидит огромный экран. Только на следующий день уберет телевизор обратно в коробку и никогда недостанет. Ему это не надо. Всё свободное время отдает картинам. Можно было бы подарить профессиональный набор карандашей художника. Но ему нет разницы, рисовать корейскими или чешскими карандашами. Тогда решил купить два ящика разных карандашей, три упаковки ластиков, механическую точилку. Сейчас этот подарок лежал у меня дома, завернутый в пышную упаковку и обвязанный бантом.
Неспеша вырулил к себе во двор. Свободного места полно. Припарковался и торопливо забежал в подъезд. Зашел в квартиру, снял трубку телефона, потыкал по клавишам. Пошли длинные гудки.
- Алло? – сонным голосом отозвалось в трубке.
- Кость, привет это Саша, – ответил я.
- А чего так поздно?
- Так надо! Слушай завтра к тебе на выставку придет человек в черной потертой Баловневой куртке с картиной. Обязательно купи картину, заплати побольше!
- Чего? Это что такое? Я буду покупать мазню какого-то урода? Нет уж извини!
- Во-первых, это далеко не мазня. Во-вторых, я отдам тебе деньги, а картину оставь себе.
- Ладно, я подумаю.
Пошли короткие гудки. Я с облегченным сердцем положил трубку на рычажки.
Виктор не пошел в выставочный зал на следующий день. Не пошел и на второй. Все время находил какие-то изъяны, рьяно их исправлял.
И, наконец, на третий день собрался продавать картину. Погода стояла теплая и, изменив своим привычкам надел не балоньку, а легкую вельветовую ветровочку. Добрался до выставки быстро. Неуверенно толкнул дверцу. В огромном зале стояло множество картин. Виктор почувствовал себя маленьким и беззащитным. Картины казались ему великими, а собственные жалким черканием бумаги. «Ничего – твердил себе он. – Санька сказал, что картина хороша. Значит возьмут!» Заведующий, заприметив в руках посетителя картину, попросил показать. Виктор, задержав дыхание, снял тряпицу.
- Да очень даже ничего – отозвался заведующий. – Но знаете, я ее не возьму. Увы. Но вы не отчаивайтесь. Попытайтесь еще.
Виктор ничего не ответил. По его взгляду было понятно, что сердце взорвалось, все надежды рухнули. И самое главное вера в Сашу, великого и всезнающего. Выйдя из выставочного зала, бросил полотно в урну и деревянным шагом потащился домой.
Через неделю после нашей последней встречи, я снова стоял и глядел на картину. Картина была еще восхитительней. Витька стоял поодаль и наблюдал за моим выражением лица. Я не тянул:
- Да картина замечательна. Лучше прежних.
- Ты говорил это и в прошлый раз, – заметил он.
- Возможно. А что такого? В прошлый раз картина тоже была замечательной, но эта еще красивей. За нее дадут еще больше.
- Не дадут.
- Почему – удивился я.
- Потому что ту картину не взяли и эту не возьмут, – закончил он.
Как? - пронеслось у меня в голове. Если не взяли, на что же он живет? У него ведь даже не было денег на хлеб! А это его единственное блюдо – хлеб жаренный на сливочном масле. Ох, Костя меня подвел.
- Не отчаивайся. Давай я у тебя и ту и эту картину куплю, – предложил я.
- Ты меня успокаиваешь? Ты мне врал да? Врал, что я хорошо рисую, что картины хороши. На рынке у меня, их брали бес проблем, а как к профи так сразу штыки. Выходит, я плохо рисую, а ты мне врал, чтоб успокоить. Так? – он явно был не в себе.
- Я не врал. Может быть, немного льстил, но не врал! Твои картины и в правду хороши. Я их с удовольствием куплю!
- Не нужны мне твои деньги Саша. Я думал мы друзья. А ты мне врал. Пускай врал на благо, но мне от этого только больней. Уходи Саша, уходи.
Он почти плакал. В ярости я выскочил на лестничную площадку. Я зол, очень зол! Не на Виктора чистую душу. На Костю! Сбегаю по лестнице, набрал на мобиле номер.
Не дожидаясь стандартного "Алло" крикнул:
- Костик ты сволочь! Человек из-за тебя чуть не заморил себя голодом.
- Ты про что? – не понял он.
- Я же тебе сказал купи картину!
- Ну, так не пришел твой маляр тогда. Что хоть нарисовано было?
- Крест какой-то.
- Крест? – в его голосе послышался ужас.
- Через день приходил какой-то парень в ветровке и приносил картину с крестом.
- В ветровке? Вельветовой? Зеленой?
- Да! Картина была шикарна! Такого класса я не видел даже у тех, с кем сотрудничал много лет.
- Так какого же черта ты не взял эту картину, сукин сын?!
- Успокойся. Картина великолепна, но достойна лучшего. Я не принял ее. Думал, что он пойдет по другим, более престижным выставкам.
- Он не пошел Костик. Он не пошел, – нажал на сброс. На взводе, уже еду по дороге. Ох уж этот Костик. Да черт с ним. Нужно как-то налаживать дела с Виктором.
Виктор не спал третий день. По всей квартире разбросаны холсты. В отдельной стопке лежат пять готовых, удивительных по красоте картин. Но художник не успокаивается – творит. Вот в стопку полетела шестая картина, еще прекрасней прежних.
- Нет, – повторял Виктор. – Нет. Эта картина тоже не пойдет. Нужно лучше, лучше…
Он все рисовал и рисовал. Карандаши, (не цветные, а самые простые, разной степени мягкости) сточились почти полностью. Но он не останавливался. Рисовал неистово. Рисовал не переставая.
В фирме возникли проблемы, и мне пришлось их улаживать. Так незаметно наступил праздник. День рождение моего самого лучшего друга. Взяв свой подарок, я поехал поздравить, а заодно и помириться.
Мне открыл дверь исхудавший, бородатый человек. Я с трудом узнал в нем Витьку. Едва держался на ногах, очень ослаб. Как нестранно в его глаза я увидел не усталость и боль, а радость. Витька был рад мне. Мы крепко обнялись. Камень упал с души, помирились. Прошли на кухню, где и вручил ему подарок.
- Спасибо Саша, – со слезами на глазах сказал он раскрыв упаковку. – У меня для тебя тоже есть сюрприз. Я написал за полтора месяца двадцать картин. Потом продам их на рынке. Но вот готова совершенная картина. Ее я не продам. Я знаю, она стоит много. Быть может очень много, но я подарю ее тебе, как своему лучшему и единственному другу!
Мы прошли в комнату, где на простеньком мольберте стояла картина, прикрытая тряпицей. Он подошел торжественно сдернул материал. Моему взору предстала самая прекрасная в мире картина. Самая совершенная.
Боль пронзила глаза
- Убери ее! Убери! Я еще не готов! – кричал я. – Убери!
Я катался по полу. Визжал. Глаза жгло как раскаленным железом. Выбежал из квартиры с воплями и криками, катился по лестнице ничего не видя. Не видя ничего кроме картины. Самой совершенной. В панике закрыл глаза, но поздно. Видел ее сквозь веки. Картины выжглазь на сетчатке. Ползя по грязным ступенькам, видел и вижу только самую совершенную и прекрасную картину. Ныне мою картину.
|
|