Зимняя сказка о вечном…
…Всю ночь дул ветер. Откуда-то издалека, словно с того края земли начинал он тихонько петь свою непонятную песню. Где он был? Что он видел? О чем грустило его могучее сердце?
Чуть дрогнуло пламя свечи, откликнувшись на его далекий зов. А он все пел, звал и плакал, задевая холодные стекла истрепавшимися концами своего плаща. Никто, никто на свете не понимал его языка. Даже вечно холодные звезды, знающие его с рождения, не могли разобрать его слов. Недоступные и безмолвные, они лишь по привычке осыпали его плащ мерцающей пылью, которая с легким звоном опускалась на спящие улицы городов и сел. А люди принимали этот тихий шелест за шепот звезд, и все смотрели, смотрели на небо, не замечая, как оседает на их плечах и ресницах звездная пыльца.
Ветер был везде. Он соревновался с океаном, раздувая грудь и гоня взбешенные волны до самого утеса, где разбиваясь в тысячи хрустальных брызг, со змеиным шелестом они уползали назад, в свое бездонное логово.
На далекой скале он здоровался с соснами, пролетая сквозь их звенящий бор и впитывая в себя аромат каждой иголочки на упругом и светлом, словно янтарь, стволе.
По бескрайней северной равнине он гонял стайки маленьких вихрей. Клубящимися змейками они бежали от ветра врассыпную по безлюдной долине, позванивая колкими льдинками, словно маленькими кольчужками. Немые торосы рвали острыми верхушками подол его плаща и казались издалека крышами низких избушек, в которых никогда не жили люди.
Сто, двести и тысячи лет назад он также летал по миру. То, еле слышным дуновением, колышащим спящую травинку на утреннем лугу. А не то, мчался рокочащим облаком, закрывая собою небо, смешивая в хаос моря и сушу, реки и города.
В темном стекле окна отражалось пламя свечи. Ветер пел за окном, и пламя пульсирующей артерией билось в такт его дикой песне. Холодное стекло знало, что эти двое понимают друг друга, но как и сто, и двести, и тысячу лет назад оно не могло впустить ветер.
Пламя умрет, если ветер коснется его. И даже подарки ветра: замерзшие хвоинки сосен, льдинки с седых торосов, звездная пыльца – ничто уже не сможет оживить пламя. И тогда умрет ветер. Стекло знало эту страшную тайну и безмолвно сохраняло жизнь им обоим, позволяя ветру лишь подлетать к окну и петь свою древнюю песню.
А наутро пришла зима…Плотной пеленой легла она на улицы и дома, тяжелыми гроздьями ваты обвесила старый тополь, заслонив от света окно, где спала свеча.
Вечером ветер не увидел свечи. На ее месте стояла новенькая электрическая лампа с торчащим как у гриба абажуром. Яркий мертвый свет отражался в замершем стекле огненным шаром и был виден всем прохожим.
…Говорят, больше никто не видел ветра. И только звезды, уже ставшие седыми, до сих пор осыпают места, где бродил ветер осколками лунного света…
|
|