ЕСЛИ БЫ Я СНИМАЛ КИНО о Константине Михайловиче Станюковиче, то сделал бы это в Севастополе. "Здесь он родился, провел детство и
участвовал в войне. Передо мной зримо встает его портрет. На слегка
продолговатом лице — выразительные глаза. Может быть , мальчишки за эти глаза его дразнили пучеглазым? Волосы — каштановые, вьющиеся. Бачки и усы сливаются с аккуратной красивой бородой. Он в цивильном сюртуке. Сюртук оторочен коричневым шелком. Из кармашка выглядывает "краешек белого платочка... Одним словом, красавец мужчина!
Итак , условились – я снимаю кино . Константин Михайлович медленно
приближается к тому месту , где когда-то был его дом .
Здесь для фона я даю такую картинку : море без края и берегов . Бурное , гневное . Пошумев , успокаивается . Звучит музыка Эраста Абазы из романса Ивана Тургенева "Утро туманное , утро седое "
Выбор музыкального сопровождения не случаен: этот "романс — печальный, как сама жизнь, звучал на бастионах Севастополя. Его исполнял сам автор музыки майор Эраст Абаза. Он погиб, защищая Севастополь, и его именем открывается скорбный мемориальный список на мраморных черных досках в Свято-Никольском монастыре, что на Братском кладбище Северной стороны города.
Море постепенно успокаивается и проявляется, как фотография,
мемориальная доска. На ней начертано:
«На этом месте стоял дом , в котором родился...»
Я бы высветил и название улицы — Ленина, 40. Константин Станюкович подходит к мемориальной доске, оглядывается, пытаясь что-то понять:
— Где я нахожусь? Судя по бухте, это Севастополь. Неужели эта улица и есть Екатерининская? А где же тогда мой дом? Где сад? Кто повырубил фруктовые деревья? Где кривая груша, под которой сиживали адмиралы Корнилов и Нахимов? — И еще множество вопросов пытается задать себе Константин Михайлович.
Снова море без конца и края. Бурное и успокоенное. Когда море исчезает, «проявляется» новый сюжет:
Константин Станюкович с высоты Исторического бульвара в подзорную трубу рассматривает Зеленую горку- район Севастополя. «Высвечивается» название одной из улиц; Константина Станюковича...
— Что-то в бытность мою я не "помню улицы с таким названием, — не в честь ли меня она названа? Есть же еще Станюковичи! Мой старший брат, капитан-лейтенант Николай Станюкович, прослуживший на втором и четвертом бастионах , и за подвиги свои получивший орден Владимира 4-й стегани с мечами, орден Георгия..., Улицу назвали в мою честь? Стало быть, читают-еще мои книги...
Поясню , как автор импровизированного сценария. Улицу назвали только к пятидесятилетию со дня смерти писателя. Чем думали !..
Константин Станюкович через все увеличивающееся око подзорной трубы выхватывает Малахов курган, Корабельную сторону, здание библиотеки. Видит надпись: «...имени Константина Станюковича». Библиотекарь выдает читателям книги с различными названиями. Общее в них то, что их написап Станюкович. А подзорная труба
продолжает изучать местность. И словно сами собой рождаются слова, с которых Константин Станюкович начнет свою повесть из хроники времен Крымской, войны:
«На окраине красавца Севастополя, поднимающегося амфитеатром, на склоне горы, лепились белые
домишки матросской слободки... В роскошное сентябрьское утро 1854 года стоял черномазый пригожий мальчик, здоровый и крепкий, с всклокоченными кудрявыми волосами...»
(Станюкович приглаживает свои каштановые волнистые волосы) «..,и грязными босыми ногами, в не особенно опрятной старой рубахе и
в холщовых, когда-то белых штанах. На вид мальчику можно было дать пет двенадцать, тринадцать...»
— Но тогда мне было одиннадцать, — тихо произносит Станюкович.
И вновь море без конца и края. Море исчезает и «проявляется» полотно Панорамы обороны и освобождения Севастополя. Те места, где рядом со взрос¬лыми — дети осажденного города. Дети-воины. На левом фланге мальчишки подносят ядра и воду к орудиям. На правом — угрожающее положение. Юный барабанщик тревожной дробью своих палочек поднял артиллеристов батареи в рукопашную.
Константин Станюкович пристально всматривается в полотно. Узнает в вихрастых мальчуганах своих боевых товарищей.
— Здравствуй, Николка Пищенко!.. Здравствуй, товарищ мой!.. Мы пили воду из одного котелка на Малаховом кургане и на редуте Шварца!Помнишь?..
Здравствуй, Максимка Рыбальченко! Я не забыл ни тебя, ни имя твое: оно в моих рассказах и повестях. Помнишь, как шальная ракета чуть не накрыла нас на Камчатском люнете?.. Здравствуй, Кузя Горбанев!.. Помнишь, как нас гнали взашей с 4-го бастиона!?. Ты еще передразнивал флаг-офицера при адмирале Корнилове — Жандра: «Сей баксион, мальчик, есть самое опасное место на оборонительной линии. Жми до тыла, карапуз!»
А я прятался, когда на четвертом появлялся Корнилов или Нахимов, — меня-то они хорошо знали! Мой папахен говорил им: увидите моего в драных портах при пушках, под конвоем доставьте на гарнизонную гауптвахту!.. Никто не смеет мне бросить упрека, что адмиральский сын отсиживался в адмиральском саду, — Станюковичи всегда были там, где опаснее.
Тебя. Никола Пищенко, не обошли наградой, вот она — медаль «За храбрость»! очень хорошо смотрится наголанке под твоим вздернутым носом! Прости, прости, я не хотеп тебя обидеть. Ты всегда был обидчивым: Рад, что Кузьку Горбанева заметили и Максимку Ры-бапьченко. И меня не забыли...
Вот здесь бы, в своем «кино», я бы показал выставку «Певец моря», что хранится в фонде музея Панорамы. «Высвечивается» «Свидетельство о награждении писателя К. М. Станюковича серебряной и бронзовой медалями «За защиту Севастополя» и «В память войны 1853—1856 гг.»
И снова море без конца и края!..
«Проявляется» вновь Исторический бульвар. Памятники, памятники, памятники: адмиралам Владимиру Корнилову и Павлу Нахимову, генералам Эдуарду Тотлебену и Степану Хрулеву, поручику Льву Толстому и матросу Петру Кошке... Доносится музыка геройского майора Эраста Абазы из «севастопольского» романса. Слышны слова Ивана Тургенева, который никогда не был на бастионах Севастополя:
Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые,
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые...
Константин Михайлович опускается на колени, целует каменистую севастопольскую землю и тихо-тихо произносит:
— Слава вам, погибшим на севастопольских редутах и бастионах! Слава вам, славные матросы, нашедшие свой последний приют
на дне морей! Я не забыл вас, я написал о вашем беспредельном мужестве в своих книгах. Да, я был тенденциозен, но я всегда писал о вас правду и только правду. Но эту правду мне не всегда удавалось напечатать...
Высвечиваются гранки
«Писем к знатному иностранцу», где многие строки перечеркнуты цензором.
Именно те строки, где Константин Станюкович рассказывает о Крымской войне.
«Высвечивается» и множество книг писателя. Константин Станюкович даже несколько растерян, видя сразу столько изданий. Тут «Маленькие моряки», «Грозный адмирал», «Беспокойный адмирал», «Непонятный сигнал», «В море», «Максимка», «Дуэль в океане», «История одной жизни», «Жрецы» , «Севастопольский мальчик», «Морские рассказы»...
Константин Михайлович разводит руками и удивленно произносит:
— Неужели я это все написал?!
И последняя заставка.
Море без края и берегов. Бурное, громокипящее. Но вот оно успокаивается и на фоне моря — портрет писателя. Надпись: «Константин Станюкович» и две даты, вместившие в себя огромную творческую жизнь и такую маленькую по обычным
человеческим меркам:
1843—1903.
Вот такое получилось кино.
г. Севастополь.
|
|