СОЛНЦЕ СВЕТИТ И НЕ ЗНАЕТ.
Вот он я.
Я знаю это точно потому, что прямо передо мной стоит зеркало.
Я весь скрючился, связал худые ноги узлом, ушёл в собственные впадины и получалось, что старое зеркало улавливало моё твёрдое - физическое таким образом, что в отражении виднелся лишь мой, вечно торчащий рыжий хохолок. Такого преданного небу хохолка я не видел ни у кого.
На сегодня во мне весу меньше чем в тех, кому я играл ахинею 90 – х.
Я не разлагаюсь. Нет. Я не болен. Я не сгорел и не сдулся.
Я – УСТАЛ.
Устал и умираю.
Солнце уходит, чтобы завтра взойти и снова залить твою широту светом своей вечно сияющей рожи. СУКА!
***
НА ДЕТСКИХ РИСУНКАХ – СУКА!!!
ГАСНУЩЕЕ ВО ТЬМЕ КОНВУЛЬСИЙ ОКЕАНА НА КАРТИНАХ АЙВАЗОВСКОГО – СУКА!!!
ОТРАЖЁННОЕ В ЛИЦЕ ЛЕТЯЩЕГО В ДАЛЬ РАСТАМАНА – СУКА!!!
***
Я умираю, чтобы узнать, как там – за горизонтом. Правда ли в зыби килиманджарских снегов слышится лишь музыка и ничего больше. Ничего.
***
МЫ СЛЫШИМ ЛИШЬ МЕЛОДИИ ТЕХ ЛЕТ,
УСЛЫШЬ НАШУ ТИШЬ И СЫГРАЙ ДЛЯ НАС МЕЛОДИЮ ТЕХ ЛЕТ,
РАЗБУДИ НАС НЕНАДОЛГО ЗВЕНЯЩИМИ ПЕРЕЛИВАМИ ТЕХ САМЫХ ЛЕТ.
НАШИХ ЛЕТ.
***
Моя жена обязательно станет счастливой бабушкой. Наплевать на хрипящие за её спиной морды всех ничтожных ублюдков. Для меня будет лишь та музыка и она – лишь счастливая бабушка.
Вообще-то она потрясающе красива. Судите сами – у людей видит ауру, в детстве думала, что летящие ей в лицо камни сами собой отскочат в сторону, только лишь потому, что она хорошая и зла никому не желает; она носит короткие юбки, и, когда мы идём вместе все мужики вокруг завидуют мне. Хотя некоторые получают.
Ну и ладно.
Я же тоже так могу.
Могу не делать.
***
МОЯ ДОЧЬ – С ЕЁ УЛЫБКОЙ.
МОЯ ДОЧЬ – С ЕЁ ГЛАЗАМИ.
МОЯ ДОЧЬ – С ЕЁ ВОЛОСАМИ.
***
Улыбка искрится счастьем и подогревается жгучими карими глазами. Когда она смеётся, то чуть подаёт голову вперёд. Её дочь – тоже.
Мы оба думали. Я так считал. Что ребёнок спасёт НАС. Ведь этого «НАС» раньше было так много, что всем казалось даже приторно. А мы купались в собственном сахаре и искренне верили, что это не закончится.
У сахара есть способность спекаться на жаре.
***
СЛИШКОМ МНОГО ДНЕЙ ВМЕСТЕ.
СЛИШКОМ МНОГО НОЧЕЙ ВРОЗЬ.
СЛИШКОМ МНОГО СНЕГА.
СЛИШКОМ МАЛО ГРЯЗИ.
***
Следы на белом слишком бросаются в глаза. Мы не идеальны и я даже мог её убить. Но помнил – всегда – что у девочки будут такие же горящие карие глаза. Её спасло это, а меня вы – успевшие вовремя умереть – вы.
Может не это, может её и вовсе не нужно было спасать – то есть она в этом не нуждалась. Знаете, если люди вас не просят – не делайте. Добро возвращается злом. Это уже аксиома. Так что засуньте любопытство, сердце и прочие свои органы в один – тот, что останется в конце, когда от вас уже ничего больше остаться не может.
Хотя я эту ошибку в себе никогда не смогу исправить и искоренить. Если люди мокнут и мерзнут, ожидая запаздывающий троллейбус, я сам остановлюсь и скажу: «ЭЙ, ЗАПРЫГИВАЙТЕ! Я ПОДВЕЗУ!!»
В принципе, можно сказать, что делая добро, я ублажаю собственное самолюбие.
- ТЫ ПСИХ!!!
Я с этим не спорю. Я был там и видел их: общего мало, но слюни иногда пускаю. Влага меня заводит. Я могу рассказывать о чём-то лишь будучи уверенным, что это «что-то» уже закончилось.
Сегодня я рассказываю о своей жизни.
Очень сложно вновь обрести смысл, если теряешь вдруг жжение карих глаз за своей спиной: тебя сзади больше не поймают. Не подставят под ноги последний карниз, больше незачем оборачиваться. Сначала к этому нужно привыкнуть. После трехмесячного лежания в травматологическом отделении на «вытяжке», придя домой, невольно ползёшь к потолку – не хватает, растягивающих кости, грузиков.
***
ГРУЗИКАМИ ГРУЗИНЫ УМЕЛО ОБВЕШИВАЮТ НА РЫНКЕ ЛОХОВ.
***
Вместо трёх килограммов красных помидоров я принёс 2,8.
Я – ЛОХ!
Но это веселит, на самом деле. Скорблю я не об этом.
Чертовски сложно придумать Абсолютно Доброе Дело.
Я могу сделать выгоду на всём! На обвешивающих лохов грузинах, собрав их в специальный кооператив. На переводящих бабушек через дорогу юнцах – их четырнадцатилетний нимб очень падок на деньги. Даже на малышах, спасающих от хулиганов полудохлых собачек и вечно беременных кошечек.
Назовите, что угодно и я тыкну вам пальцем, где за это дают деньги, гладят по голове или выдают почётные грамоты.
Потеряв «карий» смысл, я обрёл себя вновь в Абсолютном Добре.
Задумайтесь, сдохшие не своей смертью, идиоты!!
Наша сущность всегда двойственна.
Постоянно возникающие вопросы, ответы на которые расходятся в единственно возможном соотношении – пятьдесят на пятьдесят (открою тайну – тридцать на семьдесят)..помните, да!?
Ревнуя свою жену, вы уже мне верите!
Трахалась она с ним или нет. Может. Не может.
Мой совет: УБЕЙТЕ ЕГО! ЗАБУДЬТЕ О СОВЕСТИ, ХОРОШЕМ ТОНЕ И «ЧТО ЖЕ ПОДУМАЮТ СОСЕДИ»! Так вам будет легче. Это тоже аксиома.
Моему велосипеду на тринадцать лет больше чем мне. Его цепь ещё помнит зажёванные трико моего отца. Впервые я влез В него под рамкой. Он долго противился и рогатый руль отказывался слушаться моих рогатых рук.
***
О, КАК ЖЕ Я ИХ ВСЕХ НЕНАВИЖУ!
О, БОГ, О, МОЙ БОГ!
КАК Я ТАК МОГУ?
КАК МОГУ Я СЪЕСТЬ ТВОЮ ГОЛОВУ, БОЖЕ?
О, БОГ, О, МОЙ БОГ!
***
Меня не тошнит. Я сам засовываю руку в рот после каждого принятия пищи.
- ОН ТАК ПОХУДЕЛ.
- ЧТО С НИМ?
Я просто себя стираю. Как конь подкову во имя первородной свободы.
***
МИЛАЯ МОЕМУ СЕРДЦУ, ВЕРНИСЬ!
ВЕРНИСЬ КО МНЕ.
***
Плоскому, со сгоревшей трёхцветной подсветкой, кассетному магнитофону на вид лет больше чем велосипеду. Я нашёл его у соседа на чердаке. Именно туда я забросил свою надежду о нормализации собственного бытия.
- ТЫ ПСИХ!
- Я ПСИХ!!!!
Здоровый, «made in Japan», кассетник я привязал к раме оранжевым скотчем. Я помню время, когда, приехавшая из США, сестра объясняла мне, что есть на земле незаменимая в хозяйстве вещь – СКОТЧ. Тогда я уговорил её на синюю изоленту. До сих пор не пойму, почему она не захотела там остаться.
Этому кладбищу около восьмидесяти пяти лет. Самой старой могиле именно столько. Букв не ней почти не видно. Высушенный климатическими изменениями, гранит загадили вороны. наверное, это их седьмое поколение. Старинное дерьмо ворон-прадедушек уже успело превратиться в воняющий плесенью мох. Свежие белёсые плевки на надгробии сообщают о том, что род жив.
У меня нет записей начала века. Так что с усопшим восемьдесят лет назад Серафимом я не общаюсь.
Борющаяся всю жизнь за проценты, наша двойственность обретает себя сразу после смерти. Вы испускаете последний дух, и вот – вас, наконец, двое! Спорам конец. В земле ваша оболочка – летит резвиться к облакам ваша душа. Всю жизнь гнобящаяся где-то в пятках, она воспаряет к небу, чтобы, получить все блага за пережитые в миру лишения.
***
ВЫ ВЕДЬ ТАК МАЛО ЛЮБИЛИ.
***
Оболочка продолжает жить, несмотря на червей, мародёров и радующихся вашей кончине, недругов. И ей там плохо. Это точно.
Абсолютная тишина, победить которую может лишь музыка.
ИХ МУЗЫКА.
Музыка их времени. Они слышат только её.
Но парадокс в том, что на кладбище люди, как в святейшей библиотеке – говорят шёпотом и для громкости позволяют себе лишь плач. Там никто не поёт и не слушает музыку.
КЛАДБИЩЕ – МУЗЕЙ.
Здесь есть могила – огромная – на семь человек. Сделана в форме оторванного самолётного крыла – на неё интересно посмотреть. Приходите. Полюбуемся вместе.
Сегодня четверг – время шестидесятых. Так записано в моём ежедневнике. Я буду всю ночь ездить на своём скрипучем велосипеде и крутить Birth Control, Indian Summer и Jody Grind.
Потом на работу. Потом пятница – время семидесятых. Мой примотанный скотчем к раме магнитофон будет изрыгать Moonkees и Embryo, а у сгнивших, но продолжающих маяться жизнью за свои грехи, оболочек будет праздник.
Я езжу по кладбищу и гоню прочь тишину.
Я решил записать это лишь потому, что надеюсь – кто-нибудь прочтёт и поверит мне – сядет на велосипед, нажмёт кнопку «play» и прогонит прочь гнетущую, наказывающую за божью кровь, тишину из наших падших пылью ушей. Говорю «наших» потому, что скоро…наверное, прямо сейчас я, наконец, отправлю свою загнанную в тупик душу на заслуженный отдых.
Я отказываюсь от всякой пищи уже двенадцать дней подряд. Я просто высыхаю. Я испаряюсь.
Как говорится, пользуясь случаем, хочу передать привет…
***
СОЛНЦЕ СВЕТИТ И НЕ ЗНАЕТ, КАК НАМ БОЛЬНО.
СУКА!
|
|