АВРОРА, ОБРУЧЕННАЯ С ЖИЗНЬЮ.
АВРОРА КАРЛОВНА ДЕМИДОВА - КАРАМЗИНА, урожд. ШЕРНВАЛЬ.
28.07. 1808 – 15.05.1902.
Как только не называли ее! «Роковая Аврора», «Аврора с хрустальным сердцем», «Аврора убивающая», «Заря, обрученная со Смертью»!
Каждое ее появление в свете вызывало жаркое перешептывание и новый поток пересудов!
Ее несметному богатству завидовали, ее красоту всячески старались не замечать, ум - приуменьшить, а доброту сердца назвать холодным расчетом. Людская молва безжалостна. Светская, искусно изощренная в тонких сплетнях, тем более! Она знала об этом и все воспринимала со спокойной отстраненностью и мягкой улыбкой. Горе ее закалило.Но она не кичилась той «мудростью с горчинкой», которую в избытке преподнесла ей жизнь. Наоборот. Многие, встречавшиеся с Авророй Карловной, отмечали , что даже в преклонном возрасте глаза ее сохраняли вместе с дымкой печали, какую – то детскую ясность выражения и чистоту. Если кто – то пытался выразить ей сочувствие в том, как тяжело сложилась ее женская судьба, то она в ответ лишь пожимала плечами – до глубокой старости сохранила это пленительное движение, едва заметное, истинно светской женщины!- и говорила с улыбкой: "Отчего же?… Я была не так уж несчастна. Меня любило на этой Земле четверо мужчин. Они простились с жизнью в уверенности, что и я любила их столь же сильно, как и они меня. Любить стольких и быть ими Любимой – чем не Дар Божий?" Сострадательному собеседнику в ответ на эту тираду оставалось лишь учтиво промолчать. Или перебрать в уме имена ее ушедших Любимых… Вроде бы и немного. Но и немало.
______________
С первым из них, Александром Петровичем Мухановым , Аврора встретилась еще совсем молодою девушкой, едва только появившись в свете, почти на первом своем балу. Переехав из Выборга в Гельсингфорс, после вторичного замужества матери, застенчивая бесприданница Аврора не могла рассчитывать на слишком уж блестящую партию, но гвардейский кутила и бретер Муханов осыпал ее такими знаками внимания, что все стали говорить о ней, как о его нареченной невесте. Похоже было, что он окончательно потерял голову:посылал цветы, тратя на корзины и изысканные оранжерейные букеты все свое маленькое годовое содержание или постоянно закладывая что – то в ломбард – то часы, то запонки, а то и шейную цепочку с нательным крестом. Писал длинные ,сумбурные послания, мало похожие на банальные любовные записки, которыми тогда были усыпанны будуарные шкатулки светских красавиц. В своих письмах романах – Муханов восторженно рисовал образ своей «богини – зари», как он называл Аврору, и пытался угадать, что значил « сегодня вечером ее отведенный в сторону взгляд, а позавчера, во время обеда , незаметно оброненный на стул платок?..
Почему, разговаривая с ним Аврора, прищуривщись , раза два взглянула в сторону какого - то лысоватого господина во фраке с орденскою звездою?! Уж не украл ли этот господин сердце красавицы, пока Муханов был мучительно лишен ее общества, отбывая скучное дежурство в казармах полка?!»
Но дежурство ли? Аврора не раз досадливо кусала губы и морщила брови, когда, в ответ на ее расспросы о Муханове, товарищи по полку отводили взгляды в сторону, с торопливой галапнтностью спешили отыскать ее шарф или перчатки, или, в бурном вихре кадрили, переводили спешно разговор на другое, пытаясь рассмешить светски приличным анекдотом. Аврора молча страдала от всех этих недоговорок, так как была не на шутку увлечена Александром Петровичем.
Ее сестре – Эмилии Карловне, ставшей к тому времени «опальной» графиней Мусиной - Пушкиной , ( супруг Эмилии, граф Владимир Мусин – Пушкин недолгое время находился под следствием по делу декабристов, но был отпущен с оправдательным аттестатом.Однако, ему до 1832 года было запрещено жить в столицах. – автор) напротив, не нравился этот жаркий и бестолковый роман, который, по разумению абсолютно всех светских знакомых, будущего не имел, так как влюбленные оба были бедны, словно церковные мыши!
Эмилия сделала все, чтобы противостоять этому безумному увлечению. Муханов, человек взбалмошный,порывистый, непредсказуемый, доверия никому не внушал, имел отчаянную репутацию кутилы и повесы, даже в кругу его товарищей – гвардейцев, а это уже - слишком серьезно!
Мадемуазель Шернваль была все же дочерью выборгского губернатора, получила приличное образование, свободно говорила на пяти языках. Стать женою человека, без оглядки спускавшего за карточным столом за одну ночь многие тысячи, причем, взятые часто в долг – родные не могли представить для Авроры участи ужаснее этой. Даже весьма прохладно относящийся к ней отчим решительно восстал!
Эмилия, тем временем, засыпала прошениями Государя, умоляя позволить ее мужу проживать в Петербурге - ей казалось. что таким образом, увезя с собою сестру, она сможет ее спасти!
Но хлопоты о разрешении несколько затянулись, а пылкий возлюбленный, много времени увивавшийся вокруг Авроры, вдруг вмиг исчез с глаз, вызванный в родовую деревеньку внезапным письмом заболевшей матушки. Вернулся он вскоре - тише воды и ниже травы. Глаз на Аврору не поднимал. Дивиться сей метаморфозе нечего было: прозорливая матушка, прослышав о сердечных безумствах сына строго - настрого запретила ему жениться на немке – безденежной, даром что с древним дворянским родом - родня, а небось, в латаном бельишке ходит, а о столовом серебре и не слыхивала от роду!
Матушка была слишком сурова, но и сын – единственный, как тут не послушаться? Пылкий кавалер пылу заметно поубавил!
Для Авроры охлаждение Муханова было, если не громом среди ясного неба, то мукою несказанной: она похудела, осунулась, все реже и реже подходила к фортепиано. Часто ее глаза, отуманенные слезами, были устремлены на дорогу, по которой прежде часто приезжал на лихаче – извозчике, тратя последний двугривенный на чай, Александр. Но дорога оставалась пустынной .
Графиня Эмилия Карловна про себя проклинала поклонника – повесу и молила Провидение лишь об одном: чтобы сестра не расхворалась!
И у самой -то лилии- графини к весне доктора обнаружили что – то неладное в легких, усиленно посылали лечиться за границу. Эмилия изящно отмахивалась тонкою ручкой: сначала ей надо было устроить судьбу сестры.
Спешно перебрались в Петербург, а как только малость обжились на новом месте, Эмилия бросилась хлопотать при Дворе о назначении Авроры фрейлиной Государыни. Дали Мусины – Пушкины и первый свой петербургский бал, на котором Рори, как ласково звали ее в семье, имела невероятный успех: в книжечке для записи танцев через пять минут не осталось места! А на щеках Авроры вновь заиграл давно позабытый румянец. Эмилия ликовала! Муханов, казалось, был окончательно - в прошлом.
А тут еще и придворные хлопоты Эмилии Карловны, умевшей очаровать и при мимолетном общениии, наконец завершились тем, что Аврору зачислили в штат фрейлин Ее Величества.
Она была представлена Августейшему семейству, обворожила мягкостью и скромностью манер Государя Николая Павловича, и …покатились чередою дежурства в Зимнем и Аничкове, выезды, балы, концерты, маскарады! Блестящая и трудная жизнь фрейлины, веселая лишь на вид!
Мадемуазель Шернваль несла свою службу исправно, не жалуясь, хотя, быть может, и тяготилась блеском двора – ей, скромнице, это было непривычно…Сердце ее, казалось, понемногу обрело способность биться ровно, но тут опять… объявился Муханов.
Сбережения от годового жалованья придворной дамы все же лучше, чем ничего! Бретер и гуляка успешно проматывал уже последние крохи имения занемогшей с горя строгой матушки. Надо было искать прибежища… Финансового.
На этот раз роман развивался еще стремительнее. Аврору ни в чем нельзя было убедить! Родные горько смирились. Был назначен день свадьбы, шилось скромное приданое, готовила памятный подарок Императрица для своей самой любимой фрейлины, но…
Судьба любит преподносить свои подарки – сюрпризы. Или это был вновь указующий перст Провидения? За несколько недель до венчания Муханов вздумал вместе с друзьями устроить холостую пирушку. Кутили ночь напролет, а ранним утром, Александр Петрович на лихаче - извозчике помчался к возлюбленной, набросив на плечи лишь тонкую шинель. Продрог под февральской поземкой – с утра вьюжило - , но не придал значения легкому жару, успокоил невесту, поехал к себе на квартиру, а всего лишь несколько дней спустя…. скончался на руках Авроры, не отходившей от его постели ни на шаг, от крупозного воспаления легких ! Невеста превратилась во вдову не побывав под венцом. Она была в ужасном состоянии, погрузилась в тоску и отчаяние, но почти не могла плакать. Надев траурное платье, по прежнему посещала светские салоны, рауты и приемы, но не танцевала, а лишь кружевно – черной тенью неслышно скользила по гостиным. За ней наперебой участливо ухаживали светские бонвиваны, дружно выражали сочувствие дамы и девицы, летая за нею по пятам с чашкою чая и сентиментальным альбомом в розовых бантах. Но чай остывал в прозрачных стенках крохотной чашки, альбом оставался весь вечер раскрытым на первой странице, самые модные стихи - непрочтенными.
Аврору, казалось, ничто уже не могло увлечь и заинтересовать! По слухам, бродившим по гостиным, она собиралась покинуть Двор и уйти в монастырь.
Вот такой, обреченной и печальной, и увидел ее на одном из вечеров у знакомых Павел Николаевич Демидов, сын знаменитого владельца уральских заводов и рудников, недавно вернувшийся из- заграничного вояжа. Привыкший мановением пальца приближать и делать явью самые несбыточные свои желания, Демидов решил немедленно приобрести «сказочный бриллиант» – так он про себя окрестил Аврору Шернваль - в свою сокровищницу. И тут же сделал ей предложение! Между ними была десятилетняя разница, но Демидов на это не оглянулся!
Ошеломленная Аврора смогла в ответ лишь слабо кивнуть головой, плохо сознавая, что происходит! Наутро она опомнилась от чар демидовского признания и попыталась отказаться, послав Павлу Николаевичу учтивейшую записку, но тот не привык слышать «нет» в ответ на свои капризы!
Авроре тотчас же была отослана корзина с пармскими фиалками, ожерелье, стоившее сотни тысяч, и сущая безделица, в виде тончайшего газового шарфа – по слухам, с плеч самой Жозефины Богарне!
То ли выиграл его Демидов, по случаю, в лотерее благотворительной, то ли купил за баснословные деньги, то ли сама Императрица с плеча сняла и подарила - неизвестно было сие досужим салонным сплетникам. Да и чего только не мог бы купить Демидов! Пожалуй, одну луну с неба!
Свадьба состоялась скоропалительно, гостями на ней перебывало пол-Петербурга: вся высшая знать и придворные чины. Фейерверки искрились во всё небо, столы ломились от диковинных яств и заморских фруктов, платье невесты, расшитое вручную парижскими мастерицами золотыми нитями и бисером, смотрелось изумительно, вызвав в церкви у присутствующих на службе, немой восторг, но сама Аврора во время венчания почти не улыбалась. Она казалась ошеломленной и слегка подавленной. После того, как свадебный ужин закончился и начался бал, Павел Николаевич внезапно позвал Аврору к себе в огромный кабинет и, протягивая ей небольшой платиновый ларец с перламутровой инкрустацией, сухо, произнес:
- Это Вам мой свадебный презент, сударыня! Вы будете и впредь получать такие подарки и пользоваться всем в этом доме, как госпожа и хозяйка, с одним лишь условием – когда ко мне приезжают гости, Вы не имеете права покидать своей половины дома!
Каждый из нас должен жить своею собственною жизнью, так будет лучше. Ваши старые платья я отдал горничным: не потерплю, чтоб моя жена одевалась подобно парижской гризетке! Такой алмаз, как Вы, лучшего достоин!» Он приподнял двумя пальцами подбородок Авроры, долго смотрел в глаза, прикрытые длинными ресницами… - Интересно, почему Вас так называют – «Роковая Аврора?» - на вид Вы невиннее агнца Божьего… Этот румянец… Скажите, Вы очень его любили, этого Вашего поручика? Для меня что нибудь осталось..там? Он указал пальцем на сердце и вдруг резко изменил тон:»Так Вам понятны мои условия, сударыня? Или еще повторить?- он неожиданно резко сжал ее руку, до боли. У нее подкосились ноги и она без сил опустилась на софу, еле слышно прошептав:»Да.». Демидов стремительно вышел из кабинета. В открытую дверь гулким эхом ворвалась музыка. Гости танцевали вторую мазурку.
Когда иссяк первый поток горьких слез, Аврора вспомнила о презенте, оставшемся в ее руках. Открыла коробочку и.. онемела. На темно красном бархате сверкал, переливаясь всеми гранями и оттенками радуги, знаменитый алмаз Санси, приобретенный недавно Павлом Николаевичем в Париже. Говорили, что стоил он нессчетные миллионы, да и не было ему настоящей цены! Ювелиры хватались за сердце, увидев голубоватое сияние камня! Приезжал к Павлу Николаевичу и придворный ювелир от Государя с предложением купить камень, но отказал гордец Демидов самому Императору, говоря, что не за какие деньги не расстанется с таким сокровищем. Им он купил свободу своей жены, ведь Демидовы привыкли покупать все, что пожелают…
_______________
В открытую слегка дверь огромного роскошного - в шелке и бархате - кабинета – будуара Авроры Карловны просунулась седая голова старшего лакея. Она, укачивая сына на руках, –тяжеленек стал на пятом году! - неловко повернулась и громким шопотом спросила:»Что – то случилось? Приехал кто – нибудь? Карл Павлович, о картине сказать? Так передай, Василий, что я через десять минут буду, Павлик уже засыпает… Няню позови.
- Вы не извольте волноваться, барыня… Павел Николаич не велели вас беспокоить, да только дохтур приехал, беспременно Вас повидать хочет…
Аврора ахнула и стремительно, насколько позволяла ей сонная, пухлая тяжесть на руках, сладко сопевшая и надувшая розовые щечки, вскочила на ноги:
- Доктор приехал?! Павлу Николаевичу, что, опять хуже?А что ж ты молчишь?! Я сейчас. Попроси его подождать минуту, я спущусь. Она нервно дернула звонок, передала ребенка на руки бесшумно вбежавшей горничной, что – то строго шепнув ей, и выбежала прочь, даже не оправив прически. Пока неслась вниз по лестнице, у нее не было времени думать как она выглядит. Тревога мучительная, с каким – то томящим предчувствием ужаса и холода, овладела сердцем.. Так и вбежала в комнату мужа с выбившимися прядями волос, с лихорадочным румянцем на щеках, с уже близкими слезами – на глазах и в голосе… И что то еще мягко вползло за нею, черною тенью. Что это было? Смерть?…
___________
Демидов лежал в постели в шлафроке, укутанный теплым одеялом, принимал из рук доктора какое –то питье, слабо и тихо покашливал, временами промокая смятым платком испарину на лбу. Аврора рванулась к нему: «Павел, что с тобой, что опять такое?.. Ты что ж не велел меня позвать сразу?… Милый, ты что же это-сердишься на меня? – она улыбаясь, гладила руку, вытирала своим платком его бледный лоб, хлопотливо оправляла подушки за спиной, а слезы лились по щекам, скатываясь вниз. Одна из них упала на медальон, и алмаз - свадебный подарок мужа, с которым она не расставалась ни на минуту, засверкал, омытый этой случайной слезой, слепя глаза..
Муж, увидя, что она плачет, растерялся:
«Да полно, милая, как это сержусь, Бог с тобою! Зачем же я тебя буду волновать понапрасну?!! Ты и так ночами уже месяц не спишь! Вот доктор приехал только что – жар усилился, отвар, говорит, надо попить… Ну и гадость, матушка, я тебе скажу! Будь моя воля, сей бы час в камин вылил, собаке не дав глотнуть, не то что – самому пить!! Ты доктора уговори, меня дела ждут, что ж он мне с постели ворохнуться не дает.. Да не плачь, голубушка, Бог с тобою, милая, что это ты! Будто по покойнику!
– тихо прошептал Демидов, заходясь в хриплом кашле и хватаясь руками за одеяло. – Бесценная моя, не порть очей, Карл Павлович и вправду сказал: они у тебя, что море бездонное.. Глаза Демидова обратились к портрету, висевшему прямо над камином.
Вот, милая, удачно повесили, как умирать буду, так ты передо мною… Ничего мне и не надобно более, алмаз мой бесценный.. Только ты не плачь больше, трудно мне смотреть на тебя! задыхаясь, прошептал он, все еще силясь улыбнуться.
Хорошо, друг мой, не волнуйся!- кивнула она, давясь немыми слезами и в отчаянии взглядывая на доктора. Тот отвел глаза. И в этом бессильном жесте Аврора внезапно увидела безжалостную ухмылку смерти. Безжалостную и торжествующую. Ею овладел холодный, парализующий ужас. Весь вечер и последующие две ночи она не отходила от постели мужа, но его лихорадочный бред сменился беспамятством и он скончался на руках Авроры Карловны, так и не придя в себя даже на минуту. Сгорел в месяц с небольшим от скоротечной чахотки.
После похорон, которых почти не помнила, она превратилась в тень. Бродила, шаркая ногами в огромных пустотах раззолоченного Демидовского особняка, крепко прижимая к груди притихшего сына. Она лишилась сна, ходила по комнатам, как сомнамбула, обхватив плечи руками, и приказывая день и ночь топить камины: все время зябла и не могла согреться. Доктор прописал было успокоительное, но верная нянюшка Прасковья, увидав, что барыня подолгу сидит перед зеркалом, поглаживая тонкими, бледными пальцами пузырек с мутновато – белым зельем, не видя и не слыша ничего вокруг, недолго думая, словно ненароком, разбила склянку – от греха подальше!
Аврора, услышав звон стекла, залилась горькими слезами и судорожно охватив руками шею нянюшки, впервые после смерти мужа , забылась на груди Пелагеи, тревожным, коротким, но все же - сном. На следущее утро выехала на Урал, в Нижний Тагил.
Надо было вступать во владение делами покойного мужа. Брат его, Анатолий Николаевич, проживал почти все время за границей, в Италии, помочь не мог – галерея искусств во Флоренции, которую основал, и крошечное княжество Сан – Доминго, владетельным маркизом которого он с недавних пор являлся, отнимали все его свободное время. Совладельцем имущества и прибылей был он лишь формально, на бумаге. Вся тяжесть управления и забот упала на хрупкие, покатые плечи Авроры Карловны. Она ложилась спать за полночь, почти все время просиживала в кабинете, над бумагами, в обществе многочисленных управляющих и приказчиков. Те сперва с большим сомнением глядели на хрупкую, черноглазую красавицу с чудным именем – Аврора Карловна – что баба, да еще немка, в шелках да бархате, может понимать в делах заводских? Уж и сидела б эта Аврора дома, да с дитем возилась – и то больше проку было б!
Но, послушав раз и два ее немногословные, продуманные, меткие замечания, вглядевшись в просмотренные ею отчеты, вчитавшись в распоряжения, они чесали в затылках:»А ничего, вдова – то демидовская, пожалуй, смыслит, хватка есть!» Известный русский писатель Д. Мамин – Сибиряк записывал со слов старожилов в 1885 году: » Как никто из владельцев до нее, она умела обращаться с людьми. Она крестила детей, рабочих, бывала посаженной матерью на свадьбах, дарила бедным невестам приданое, по ее инициативе построены богадельня, родильный дом, несколько школ и детский приют, стали выделять пособия при несчастных случаях.» Особо нерадивым работникам приказчикам и управляющим часто грозились именем хозяйки: «Вот постой, Заря Карловна приедет, ужо тебе будет на орехи с медом!» Откуда - то узнали тагильчане, что имя «Аврора» значит: «Заря», и иначе ее и не называли! А время для Авроры – Зари с тех пор покатилось кубарем. Она едва успевала всюду. Лето и часть осени госпожа Шернваль – Демидова проводила за границей и на Урале, зиму и весну в Петербурге, в своем особняке на Дворцовой площади.
В 1846 году, когда она уже совсем не думала о себе, - ей было около сорока ей посчастливилось познакомиться в дружественном и по семейному теплом для нее салоне Карамзиных со старшим сыном хозяйки, Андреем Николаевичем - незаурядным человеком, профессиональным военным, кадровым офицером русской армии , адьютанта графа А. Ф. Орлова. Всю жизнь он следовал устному завету своего отца – историографа Николая Михайловича Карамзина, утверждавшего, что “служить Отечеству любезному — быть нежным сыном, супругом, отцом, хранить, приумножать стараниями и трудами наследие родительское есть священный долг моего сердца, есть слава моя и добродетель”.
Аврора не сразу дала согласие на брак страстно полюбившему ее Андрею Николаевичу, ее сильно смущала разница в возрасте – целых восемь лет. Но Карамзина это не остановило. Притягательное очарование Авроры было сильнее. Оба много пережившее и тонко чувствовавшие, артистичные натуры они страстно привязались друг к другу. Почти десятилетие брака казалось потом Авроре счастливым сном, одним прекрасным мгновением! Супруги часто путешествовали за границу, подолгу жили в Нижнем Тагиле, где стараниями Андрея Николаевича были открыты для рабочих столовые, школы, больницы и даже городской клуб читальня. Во время своего пребывания на демидовских заводах Андрей Николаевич Карамзин много внимания уделял безопасности труда рабочих, насколько это было возможно в то время. Именно А. Н. Карамзиным на заводах Демидова впервые был введен восьмичасовой рабочий день. Он пользовался большим уважением среди тагильчан, ибо был человеком изумительной, добрейшей души. Рабочие чрезвычайно ценили его отзывчивость и высочайшую порядочность. И, что немаловажно, большую, какую - то слегка восторженную преданность их хозяйке, которая с ним рядом еще больше похорошела. Фамилии, кстати, Аврора Карловна, выйдя вторично замуж не изменила и во всех офицальных бумагах подписывалась длинно:»Аврора Демидова – Карамзина, урожденная Шернваль.» Это не очень принято было в тогдашней России, и она даже вызвала такою подписью Высочайшее неудовольствие – не слишком ли независима?! – но когда доброхоты донесли ей о столь пристрастном мнении Государя, лишь царственно пожала плечами, и обронила тихо, но твердо:»Я горжусь фамилиями, которые ношу – всего лишь!»
Император, услышав такой ответ, и зная о несгибаемости нрава «алмазной» Авроры, сделал вид, что забыл свой «минутный» гнев! Ему куда приятней было видеть мадам Демидову – Карамзину украшением балов столицы, ведь зимой Карамзины жили в Петербурге, где их салон был у всех на устах! Там часто устраивали веселые чаепития с чтением литературных новинок или концертные вечера с разгадыванием шарад – на это была мастерицей старшая сестра Андрея Николаевича, Софья. Если кто –то проигрывал в угадывании, то должен был исполнить определенный «фант « – маленький концертный номер.
Аврора чаще всего тогда играла на фортепьяно или пела, Андрей читал стихи или составлял шутливые буриме, над которыми все хохотали, а вот Петр Андреевич Вяземский однажды отличился тем, что прочел, проиграв, самый изысканный «фант»: мадригал хозяйке. Поблескивая стеклами пенсне и улыбаясь хитро, он с воодушевлением продекламировал:
Нам сияет Аврора,
В солнце нужды нам нет:
Для души и для взора
Есть и пламень, и свет…
(П.А. Вяземский Авроре Демидовой – Карамзиной.)
Все восторженно аплодировали, Аврора, краснея, благодарила льстеца – поэта и шутливо грозила пальцем: «Петр Андреевич, мне кажется , Вы нарочно проиграли, чтоб иметь случай прочесть сии вирши!» Тот отмахивался:»Что Вы, Аврора Карловна, сиюминутный экспромт, не более того!» – но лукавинки так и прыгали в глазах. Гости, слыша их веселую перепалку, хохотали пуще и упрашивали Петра Андреевича «проиграть» им еще фант, чтоб можно было послушать его стихи или стихи Пушкина, которые Вяземский читал в какой то одному ему присущей манере:спокойно и торжественно. Вечеров, подобных описанному, было множество. Об одном из них вспоминал, например, А. В. Никитенко:" 9 февраля 1853 года. Обедал у А.Н. Карамзина. После обеда читаны были неизданные главы “Мертвых душ” Гоголя. Продолжалось ровно пять часов, от семи до двенадцати. Эти пять часов были истинным наслаждением”.»
Но часы «мирных наслаждений» скоро и внезапно закончились, а предчувствия Авроры, которая писала сестре Алине вскоре после второго замужества, горько и проницательно: “В Андрее снова проснулся военный с патриотическим пылом, что омрачает мои мысли о будущем. Если начнется настоящая война, он покинет свою службу в качестве адъютанта, чтобы снова поступить в конную артиллерию и не оставаться в гвардии, а командовать батареей. Ты поймешь, как пугают меня эти планы. Но в то же время я понимаю, что источником этих чувств является благородное и мужественное сердце, и я доверяю свое будущее провидению...” – оправдались вполне.
Провидение, сколько могло, отдвинуло тяжесть предвидений психологически тонкой и умной женщины, но в феврале 1854 года, сразу по объявлении Турцией войны России, Андрей Николаевич снова стал военнослужащим. Он получил назначение в Александрийский гусарский полк, дислоцировавшийся в Малой Валахии и входивший в состав тридцатитысячного корпуса под командой генерала П.П. Липранди.
В полку Карамзина встретили неприветливо, некоторые офицеры смотрели на него как на “петербургского франта, севшего им на шею”, недовольны были скорым его продвижением в полковники. Андрей Николаевич сразу это заметил, переживал и очень хотел на деле доказать, что он не тот человек, за которого его приняли. Вскоре он сблизился и подружился с поручиком П.Ф. Вистенгофом, нашел в нем родственную душу.
“Случалось мне по целым ночам просиживать в его палатке,— вспоминает Павел Федорович встречи с Карамзиным,— и я со вниманием слушал интересные рассказы про заграничную жизнь и Кавказ, где он служил. Карамзин говорил иногда со вздохом, почему его нет там, где более опасности, но зато более и жизни!”. Тут он показал Вистенгофу золотой медальон с портретом жены-красавицы и сказал, что эту вещицу у него могут отобрать лишь с жизнью!»
В связи с активизацией турецких отрядов в Дунайских княжествах решено было провести тщательную разведку В связи с активизацией турецких отрядов в Дунайских княжествах решено было провести тщательную разведку в районе города Каракала, занятого противником. Осуществить это мероприятие, не исключающее участия в боевых действиях, поручили Карамзину. Он ликовал. Сбылось желание на деле проявить себя и показать, на что он способен.
Рано утрам 16 мая отряд вышел в поход. Карамзин успел шепнуть Вистенгофу, что он принятым решением доволен и во сне видел своего отца, вероятно, считая это добрым предзнаменованием. На деле же оказалось иначе. Как командир Андрей Николаевич обязан был предусмотреть и меры предосторожности для обеспечения безопасности отряда, но он этого не сделал. Отряд проходил по дороге в болотистой низине. На пути было два узких моста, последний перед Каракалом переходить бы не следовало.
На вопрос, переходить мост иди нет, представитель генерального штаба М. Г. Черняев высказал несогласие с планом Карамзина. Тот возразил, заявив, что действует самостоятельно. “Чтобы с таким известным своей храбростью полком нам пришлось отступать, не допускаю этой мысли — с этими молодцами надобно идти всегда вперед!”. И дал приказ переходить мост. А за ним невдалеке на обширной равнине стояли колонны турецкой конницы. Отряд Карамзина вступил в бой, завершившийся победой численно превосходившего противника. Роковую роль сыграл и злополучный мост, который захватили турки, лишив гусар возможности к отступлению.
Рассказывают, что во время боя лошадь командира опрокинулась назад, сбросила всадника и умчалась. Ему подвели другую лошадь, но в этот момент наскочили турки и плотным кольцом окружили Карамзина. Стали снимать с него саблю, пистолет, кивер, кушак, взяли золотые часы и деньги, чтобы затем гнать в плен. Когда коснулись золотой цепочки с медальоном, (С памятным портретом Авроры - автор) Карамзин в отчаянии выхватил у стоящего рядом турка саблю, нанес ему сокрушительный удар по голове, другому перешиб руку...
Андрея Николаевича нашли бездыханным с восемнадцатью колотыми и резаными ранами. Вначале он был похоронен там же, в Малой Валахии, вторым дивизионам, которым командовал. На сороковой день состоялась панихида во всех тагильских заводах. Известие о гибели Карамзина явилось тяжелым горестным ударом для всей его семьи и шокировало светский Петербург. Вот как об этом событии писал своей дочери Ф.И. Тютчев:
“Это одно из таких подавляющих несчастий, что по отношению к тем, на кого они обрушиваются, испытываешь, кроме душераздирающей жалости, еще какую то неловкость и смущение, словно сам чем-то виноват в случившейся катастрофе... Был понедельник, когда несчастная женщина узнала о смерти своего мужа, а на другой день, во вторник, она получает от него письмо — письмо на нескольких страницах, полное жизни одушевления, веселости. Это письмо помечено 15 мая, а 16-го он был убит... Последней тенью на этом горестном фоне послужило то обстоятельство, что во все общем сожалении, вызванном печальным концом Андрея Николаевича, не все было одним сочувствием и состраданием, но примешивалась также и значительная доля осуждения. И, к несчастью, осуждение было обоснованным. Рассказывают, будто Государь (говоря о покойном) прямо сказал, что поторопился произвести его в полковники, а затем стало известно, что командир корпуса генерал Липранди получил официальный выговор за то, что доверил столь значительную воинскую часть офицеру, которому еще не доставало значительного опыта. Представить себе только, что испытал этот несчастный А. Карамзин, когда увидел свой отряд погубленным по собственной вине... и как в эту последнюю минуту, на клочке незнакомой земли, посреди отвратительной толпы, готовой его изрубить, в его памяти пронеслась, как молния, мысль о том существовании, которое от него ускользало: жена, сестры, вся эта жизнь, столь сладкая, столь обильная привязанностями и благоденствием”.
А спустя несколько дней жене своей Ф.И. Тютчев сообщил: “Завтра, 18 июля, мы приглашены на печальную церемонию, похороны бедного Андрея Карамзина, тело которого, однажды уже погребенное и открытое, только что прибыло в Петербург. А я вижу, словно это было вчера, как он - в военной шинели расстается с нами на вокзале и я говорю ему на прощание - воротитесь. И вот как он вернулся!”
Аврора Карловна за телом мужа посылала своего секретаря Иосафата Огрызко. Вот отрывок из письма генерала Ушакова А.Н. Демидову от 24 июня 1854 года: “Препровождает Вам открытый лист для беспрепятственного провоза из Малой Валахии в Санкт-Петербург для предания земле тело скончавшегося полковника Карамзина, о чем уведомлены оберпрокурор святейшего Синода, министр финансов и управляющий министерства иностранных дел”.
После погребения в карамзинской церкви Божией матери всех скорбящих радости появилась запись: “Карамзин, Андрей Николаевич, полковник, р. 24 октября 1814, убиен во брани за веру и отечество против турок 16 мая 1854. Блажени милостиви яко тии помиловани будут”. Скорбные строки эти попали в Петербургский некрополь.
Для увековечивания памяти А.Н. Карамзина, стараниями вдовы Авроры Карловны, ее деверя Анатолия Николаевича Демидова, и рабочих тагильчан был сооружен памятник на одной из площадей Нижнего Тагила. Деньги собирали по подписке. За высокохудожественную и добросовестную работу, исполненную заводчанами Анатолий Демидов подарил создателям памятника образ Святого Андрея Критского в драгоценном окладе, равный стоимости памятника –деньги рабочие брать отказались.
Образ был освящен в церкви и установлен в часовенке, неподалеку от площади. На открытие часовни и памятника приехала из Петербурга семья Карамзиных, прибыл из Флоренции брат Демидова, маркиз Сан – Доминго. Аврора стояла на площади в черном траурном платье дважды вдовы. Под темными складками вуали не было видно плачет она или нет. Когда с памятника упало покрывало, она медленно перекрестилась и тихо пошла вперед. Толпа расступилась, не мешая ей. Сын Павел, стоящий рядом, двинулся было за нею, но его осторожно остановили:»Не мешай, дай проститься!»
Аврора долго стояла одна у подножья памятника – эмблемы. Приблизиться к ней никто не решался. Ветер тихо перебирал концы вуали, шевелил ленты траурного платья. Потом, подняв руку, она тихонько перекрестила памятник и отошла в сторону. Только тогда остальные отважились подойти ближе. Смотря на Аврору Карловну, кто - то из рабочих тихо пробормотал, вздохнув:»Вот ведь, Судьба – бедовка! Словно птица подбитая.. Только что не кричит, да о землю не бьется.»
Подбитая птица. Полупотухшая Заря. Этот образ сросся с нею. Она еще продолжала светить и согревать, но больше никогда в жизни не снимала темного платья и не танцевала на балах.
Судьба - насмещница ( или провидица? – автор) даровала ей долгий век, слишком долгий! Будто бы за всех ее Любимых и Ушедших!
Она прожила почти 94 года. Похоронила красавца - сына, в одночасье сгоревшего от лихорадки в тридцать с небольшим – последнего, четвертого, своего самого любимого Мужчину! Думала, что не перенесет и не переживет такого горя, но уже через несколько недель после похорон, невидящими от слез глазами, перебирала в кабинете бумаги и, как всегда, отдавала распоряжения по екатеринбургскому медеплавильному, нижнетагильскому чугунно – литейному.
О размещении прибылей и финансировании последней выставки Академии Художеств, об открытии новой лечебницы и еще двух школ. Жизнь продолжалась, вопреки ее горю или идя рука об руку с ним…
___________________
Она всегда категорически отказывалась признавать, что в ее Жизни было что –то роковое, мистическое – как считали некоторые «Просто Судьба!» - возражала она, печально улыбаясь. Таков мой удел, определенный Богом - жить за всех, кого я любила и сейчас люблю. Я будто бы обручена с Жизнью!»
Она скончалась в 1902 году,15 мая. В России тогда уже наступала новая Эра. Вспыхивала новая Заря. Тревожная. Через пятнадцать лет точный отчет этой новой эры, начался с выстрела орудий крейсера «Аврора», носящего имя той, которую Любили столь Многие… «Октябрьский» крейсер «Аврора» был своеобразным «потомком» корабля, принимавшего участие в Крымской компании 1855 года. По легенде, это имя было дано судну во время шутливого пари, проигранного командиром корабля, его доброму знакомому, полковнику Андрею Николаевичу Карамзину. Переименованное судно погибло, разгромленное англичанами, но название осталось и, храня легенду о пари, само стало живой легендой. Вот только обручен был «Аврора» – крейсер, в отличии от «дарительницы» столь божественного имени, уже точно со Смертью! Это доказано и проверено историей.
13 - 23 июня 2002 г. Princess.
|
|