Прощание.
И потянулась она к рукам дочери, захлебнувшись незнаемой до того болью, и в ту же секунду поняла, что не успеет. Тело стало легким, невесомым, молодым и послушным. Или его вовсе не стало? Где-то там, далеко, дочь, захлебываясь в рыданиях, держала на руках что-то тяжелое и большое (кого бы это?). А она все пыталась сказать, что зачем же плакать, когда ей так легко и хорошо: не болит сердце, не ноют почти переставшие двигаться ноги, не кружится голова, и нет усталой, обреченной претерпелости к старости. К старости, к которой невозможно привыкнуть, не в силах принять, но которая, подкравшись незаметно, захватывает все большую территорию, поражая мозг, одрехляя тело, искажая черты. Ты становишься беспомощным, лишним и ненужным.
Она легко взлетела на подоконник, с удовольствием ощущая возможность сказочного бестелесного передвижения. За окном мело. Какая-то очень важная мысль мелькнула и ушла в небытие. «Нужно поднапрячься и вспомнить», - подумалось ей. Что она не успела сделать в той, уходящей, жизни? Недолюбила? Конечно, недолюбила: мужа, который ушел раньше, и с которым было так славно и спокойно; детей, которые, вырастая, все меньше и меньше времени находили для нее; внуков, правнука и не успевшую еще родиться правнучку. «Не дождалась, не увидела малышку, так и родится без меня. Жаль».
Что еще? Недосказала? Да, многое еще хотелось сказать, от многого предостеречь, да им все некогда было выслушать. Да и нужны ли им ее советы? Дети сейчас своим умом живут. И наступают на те же родительские грабли, и обжигаются об те же утюги. Бесполезно.
Не дожила? Да, хотелось бы еще пожить, но не так, развалиной, а звонко, со вкусом. Вздохнув, она перелетела на люстру. «Да не суетитесь вы зря, не видите, что ли, что уже бесполезна ваша скорая, - с некоторой досадой подумала она – Бедные, сколько им хлопот со мной, ну да ладно, в последний раз. Что уж теперь: слава Богу, детей вырастила, внуков. Правнуков, надеюсь, сами поднимут». Пора? Нет, что-то еще, дай Бог памяти. А как, оказывается, приятно сбросить с себя старую, уже ничего, кроме раздражения, не вызывающую оболочку, и обзавестись новой: невесомой, молодой и прозрачной. Жалко, что не видят меня. Порадовались бы: ходить не могла, а сейчас – летаю! Она вновь вспорхнула вверх, подлетела к дочери и легко погладила ее по волосам. «Жаль, не чувствует», - расстроилась она. Дочь, однако, замерла, схватилась за материнскую руку, словно в надежде услышать пульс, и вновь зарыдала. «Вот, поди ж ты, при жизни друг по другу не убиваемся, а помрешь – так в слезы». Незримой тенью она скользнула к окну. «Метет, - мелькнуло где-то в подсознании, - как полечу? Со всеми, вроде бы, попрощалась, благословила, как могла, пора и честь знать….». Что же держит? Привычка? Страх неизвестности? Да нет страха, нет вообще никаких эмоций, - вот что странно. Спокойствие. Покой и Воля. То, к чему стремишься всю свою недолгую земную жизнь. Может, это и есть счастье небытия? Ну, все. Закончила я свой путь земной, отработала свой урок, пора и честь знать. Последним прощальным взглядом прошлась она по тому, что было при жизни ее земным убежищем, по тому, чем дорожила, по тому, что было столь необходимо при той, оставшейся позади жизни. «И ничего-то с собой не возьмешь. Ни с чем приходим мы в этот мир, обнаженные и беспомощные, чтобы так же и уйти из него. А дети молодцы: все делают как надо. Неплохо мы их воспитали с тобой, родной. Ну, благословляю вас, дорогие мои. Теперь уж – точно пора». Какая-то неведомая сила закружила ее, распахнула окно и подняла ввысь: далеко от мирской суеты, от милого сердцу, уходящего в небытие прошлого, от родных и друзей, от врагов и недоброжелателей, от тревог и надежд, от печалей и радостей. Туда, где ничто не тревожит, где тело невесомо и душа обретает покой, где ты вновь встречаешься с теми, кто ушел раньше тебя, постигаешь то неизведанное, которое при жизни твоей на Земле казалось непостижимым, где нет ощущения замкнутости пространства и быстротечности времени, где простор необъятности Вселенной и вечности Бытия. И она уже видела, как спешит ей навстречу тот, с кем было так хорошо при жизни, с кем связана она навеки узами любви и нежности, скрепленными детьми и Судьбой. И порадовалась, что вновь молода и легка, как Он, что та, отяжелевшая и одряхлевшая оболочка, скинута, оставлена там, в земле, что вновь обретает она Его, пусть несколько другого, но такого же родного, который и здесь подставит плечо и оградит от сложностей и неизвестности предстоящего неведомого существования. И потянулась она вновь, но сейчас уже знала, что уж наверняка примут ее сильные, надежные руки мужа и укажут путь, и теперь уже не отпустят никогда.
А где-то там, внизу, на Земле, испуганная сильным порывом ветра, распахнувшего окно, дочь, силилась закрыть его, да так и замерла на мгновенье, увидев высоко в небе две до боли знакомые тени, растворившиеся в огромном, запорошенном снегом небосводе.
|
|