Всё реже разговоры по душам.
Для этого мы выглядим устало.
По случаю заглядываем в храм –
безбожником быть, нынче не пристало.
Присядь со мной. Ударим по сто грамм?
Не хочешь? Что ж, хорошее начало.
С чего начать? Повисла тишина.
В ней тоже, кстати, есть не мало смысла.
Привычно держит паузу спина,
копируя изгиб от коромысла.
И странная волнует новизна –
стремительно мелькающие числа.
В потоке убыстряющихся дней
бежит за мною тень, увы, не часто.
В отсутствие подобных ей теней
она поблекла, сузилась, зачахла.
И прочь стремится от моих ступней,
и пыльным одиночеством пропахла.
Мир толстых книг, который так прельщал,
уснул на полках, нынче не тревожа.
И больше манит старый сеновал,
чем бархатом обтянутая ложа.
Я книг несоответствия прощал
и думал, что не совершенна проза.
В холодном сердце нет былой любви,
но есть потребность мимолетной славы.
Как не лукавь и сердцем не криви –
зовёт нас сладострастие отравы.
Как много тайн живет у нас в крови,
как часто нет тщеславию управы.
Как много растеряли мы друзей.
(Я перешёл на множественность чисел)
Как будто души выжег суховей,
как будто нас несёт по жизни глиссер.
Мы стали все практичней, твёрже, злей,
и мельче, как отдельно взятый бисер.
Мой собеседник слушал не шурша
газетами, программой. Слушал молча.
Не он – она, ...уставшая душа,
хозяином задерганная в клочья.
И молвила с усмешкой, не спеша:
– Опять загнал все мысли в междустрочья.
В своих сомненьях разбирайся сам.
Какие ждешь ты от меня советы?
Они скупее черствых телеграмм,
возьми Шекспира и читай сонеты.
Ещё полезно бегать по утрам
по краешку истоптанной планеты.
Не мучайся бессонницей в ночи,
ни в грош не ценят сломанные крылья.
Молись, чтоб видеть в пламени свечи,
как ангелов витает эскадрилья.
Не думай, что спасут тебя врачи,
сегодня там такая камарилья!
Ну, где твои забытые сто грамм,
прими по окончанию беседы.
Ещё один, через дорогу, храм
почти готов впитать чужие беды.
Он будет мне, твоей душе, бальзам
за призрачные горькие победы.
|
|