Radzivill Stefaniya .
( 27.11.1809 года - 14.07.1832 года )
«Небрежный образ для романа»
Несколько глав ненаписанной книги.
«Небрежный образ для романа,
Хотел недрогнувшей рукой
Создать Поэт. Но боже мой!
Она угасла слишком рано!
Лишь след остался от нея
На недописанных страницах -
Рассказ живой и легкий - в лицах
Без скуки томной и вранья!..
Читатель пусть перелистнет
Страницы эти.. Может статься
Не стоит призрака бояться
Что в пыли времени мелькнет?»
С.М. «Неоконченные строфы».
Предисловие
Во всех моих работах существует некая странность. Я не ищу своих героинь и героев. Они сами ко мне приходят. Чаще всего из книг. Иногда во сне, образом, или - лишь слабым отражением, предвосхищением , точнее, предощущением образа.. Несколько строк, оброненных в том или ином толстом томе – монографии или исследовании; слов небрежных, часто сухих, холодных, но - непременно дающих пищу для размышлений, для воображения, которое часто и «пылко дорисовывает остальное».
Жизнь моих героев и, особенно, - героинь часто похожа на многотомный, неоконченный авантюрный роман, с богатством сюжетных линий, неожиданностью фабул и развязок, и драматичностью психологических ходов.
Из каждой такой судьбы можно бы было создать увлекательнейшее повествование или – монументальное полотно, отражающее нравы эпохи. Но я не владею многоцветной кистью художника. Все, что мне подвластно это - слова, которые – лишь бледный слепок с характеров, лишь карандашный набросок Судеб, и лишь слабое, туманно - зеркальное отражение настоящих желаний – несбывшихся, несвершенных, забытых, горьких.. А, быть может, и сладостных, трудно угадать наверное…
Жизнь ДАМЫ, о которой я сейчас попытаюсь рассказать, была похожа на блеск быстро погасшей, молниеносно пронесшейся по ночному небосклону звезды, или на аромат едва распустившейсяи тут же опавшей розы .(Кстати, бутон, которому суждено едва раскрыться, всегда источает более стойкий, изысканный аромат, чем его пышные, полные соцветия – собратья - это замечено не мною, и очень давно, словно бутон этот тонко предчувствует краткость мига, дарованного ему Свыше и называемого: «Бытие!»)
Молодая графиня Стефания Радзивилл - Витгенштейн всегда привлекала своим свежим блеском «утренней розы» многих поклонников и «жрецов Красоты».
Она была обаятельна, редкостно умна, добра и столь невинным казался и сам ее возраст, и ее лицо, всегда озаренное мягкою, чуть печальною улыбкою, что невозможно было никак и вообразить, что к своим двадцати с небольшим годам, Стефани, как ее называли в свете и при Дворе, изведала и поняла сердцем своим такое, что не приснилась бы и в страшном сне самому искушенному мудрецу и сердцведу!
Она, тихо улыбаясь, унесла свои тайны с собою, в золотую пыль прошлого, лишь слегка приоткрыв некоторые из них, оставя в своих следах неувядаемый аромат розового бутона, что медленно осыпается сейчас в моих пальцах летучими страницами рассказа, в который Вы, конечно, можете и не поверить… Я не настаиваю..
Глава первая..
«ВОСПОМИНАНИЙ СВИТОК ДЛИННЫЙ..».
1827 год. Петербург. Зимний дворец. Поздний вечер.
-Но, Стефи, как же ты могла вынести все это? – Александрина, ахнув, выронила из рук тонкую вышивальную иглу и та закатилась куда то в вытершийся ворс слегка потрепанного ковра в маленькой фрейлинской комнате – светелке на самом верхнем этаже Зимнего дворца.
-Что? - девушка, стоявшая чуть в стороне от вышивающей подруги, перед высоким зеркалом, продолжала лениво - грациозными движениями выбирать шпильки из высокой придворной прически.. Волосы, тоже лениво, медленно, словно устав «от парада», раскручивались и тугими змейками падали на ее плечи, лоб, шею, закрывали глаза. Она осторожно отводила их рукой, но они падали и падали снова.. - Что вынести, милая? Шестилетний ребенок, потерявший мать, больше думает о тепле ласковых рук, что не укутывают его по вечерам одеялом, да о колыбельной песенке, которую он почему то больше не слышит, а не о том, какою была мать, и почему она исчезла из его жизни внезапно, посреди ночи, неведомо куда! Тебе ли не знать, сама сиротка! Подумаешь, няньки шептались: « Пани Моравская ума от любви лишилась! Пани убежала с молодым красавцем вдвое ее моложе… Пани отдала ему последние деньги.. Я не понимала и половины того, что они бормотали при мне!
Ожесточенно поджав губы, чтобы не расплакаться, я упорно расправляла бантики на платье фарфоровой куклы, что мне подарил папа. И еще: у меня почему то сильно мерзли пальцы. Я их все клала в рот, чтобы согреть. Если замечала няня, то сердито дергала за руку и один раз даже пребольно оцарапала мне губу. Но я не расплакалась ! – Тут княжна Стефания Радзивил победно улыбнулась своему отражению в зеркале. – Нет, я больше не буду делать такой высокий шиньон, голова устает. Сделаю в следующий раз гладкие локоны вдоль щек и пусть Ее Величество говорит, что хочет о моем дурном вкусе!
- Она ничего не скажет! Ты же знаешь, Государыня тебя очень любит.
Александрина Россет опустив голову вниз, тщетно осматривала ковер в поисках иглы.
Я – крестница Вдовствующей Государыни Марии Феодоровны. Царственные дамы обе дружно жалеют меня, как сироту при живой – то матери.
-Не говори ерунды, Стеф! Мне Ее Величество Государыня Императрица Александра Феодоровна все уши прожужжала о тебе и твоих достоинствах. Они с Государем все подыскивают тебе выгодную партию..
-Я не настолько богата для придворных кругов, ты же знаешь!
-Но и не бедна! Если б еще твои управляющие не крали у тебя из под носа… Пьяницы! – негодующе фыркнула Александрина, и воткнула найденную иглу в сложный узор ришелье, над которым билась весь вечер. Потом швырнула надоевшее шитье куда то далеко в угол, за смятые диванные подушки, и сладко потянулась, хрустнув кистями рук: -- Слава Богу, не мое дежурство нынче! Что, весело было?
- У Фикельмонов всегда весело. Посольша такая милая…. Странно видеть ее рядом с этим румяным, гладким, веселым, галантным, но старым графом Шарлем - Луи. Ей нужен кто то другой. Моложе.
- У них счастливый брак. – пожала плечами Александрина.
- Я и не спорю. Они оба умны, тактичны, с полуслова понимают друг друга и уважают, но..Он для нее больше отец, чем муж.. А это не всегда счастлИво для женщины. Взрослеет не только душа и тело тоже..
Вернее, хорошо, если - то и другое вместе… А жить рядом только из уважения и чувства долга.. Ни к чему хорошему это не ведет, поверь!
-Откуда тебе -то знать?! Ты что, сто лет прожила? – рассмеялась чуть нервно Александрина, слегка задетая тем, что подруга определенно высказывает вслух то, о чем она, признанная «умница Россет» только думала и догадывалась!
-Милая, мне как - то довелось знать. Моя мать, Теофилия Моравская – Стрезьневская жила с человеком, которого не любила, а лишь презирала. Доминик Радзивилл выиграл ее в карты у первого мужа, графа Юзефа Стрезьневского, в один вечер, за двадцать тысяч злОтых! Я уже ведь рассказывала тебе. Ты забыла? – Стефания, сидя на диване, медленно расчесывала волосы. Они трещали под щеткой, сыпали искры.
-Нет, я помню. – тихо проронила Александрина, сцепив веером пальцы рук и нервно дернув черною бровью.
- Она была красива, моментально вскружила ему голову. Он любил ее без памяти, лелеял любой каприз, и она могла помыкать им, как хотела, что с успехом и делала, но в ее гордом израненном сердце полячки всегда была памятка – зарубка о том, что ее выиграли на деньги! Купили, как товар, ее красоту, ее молодость. Отец ведь был старше ее на много лет..
-Но Фикельмон не покупал ничего! Долли сама выразила желание..
- Я не о графине Дарье Федоровне. – спокойно возразила княжна. - Она вольна была поступать и жить, как желает. Я о моей матери.
- А ты? Ты выйдешь замуж только за сверстника?
-Не знаю. Желала бы. Тогда душа не истает свечкою на ветру.
Но даже если он и будет на год два старше, не беда, думаю.
- Сейчас много молодых, но повзрослевших душою.. После 1812 и декабрьского мятежа. Молодых людей не узнать. Резонеры! – вздохнула Александрин.
-Ну да уж, - хохотнула Стефания. – Особенно этот, повеса Пушкин! Как это он намедни сочинил про твою горничную? Стоял у печки, спину грел, и проговорил вдруг скороговоркою, что – то вроде :
« Архангельская Саша живет у другой Саши!...»
- Там длинно было, я все и не упомнила. Они в другой раз с Василием Андреевичем (*Жуковским – автор) Саше этот листок сунули, да она затеряла, не прибрала впопыхах.. Одно слово – простота Архангельская! - подруги дружно рассмеялись, но Стефания вдруг застонала и схватилась пальцами за виски. Лоб ее покрыла ледяная испарина.
-Ты что, Стеф? Что с тобой? -испугалась Александрин и принялась яростно дергать колокольчик звонка.
- Не знаю.. Опять голова. Вели чаю подать!- прошелестела едва слышно княжна, медленно откидываясь на спинку дивана.
-Ну вот! Что же я ее Величеству скажу! Опять переплясала на балу?
Сколько же раз тебе говорить! - больше двух мазурок не танцуй!
-Но пани - выбирают. - медленно выдохнула княжна, чуть улыбаясь.
Откажи! – Александрин суетилась возле подруги, подкладывая ей под спину подушки, а лоб обтирая платком, смоченным сладким лимонадом из графина. - Прислугу не дозваться! Это Зимний или староверские скиты?! Да что ж такое?! - гневно сверкала она глазами, перебегая от шнура звонка на стене к полулежащей на диване подруге.
- Не суетись! Что ты в глазах мельтешишь, словно мотылек при огне?.. Мне уж получше. Как же мне на балах не плясать, коли я - камер – фрейлина Государыни!
- Но эти мазурки и кадрили с адьютантами! Они, военные, и ни в чем не знают меры! Им что лошадь, что - дама.. Ох, прости! – Александрина закрыла рот ладонью.
Стефания заколыхалась было от беззвучного смеха, бессильно роняя руки..
-Ну, Александрина, у тебя язычок! Точно - Донья Соль! Потом она вдруг посерьезнела и, вздохнув, сказала: - Лучше уж с адьютантами и кавалергардами танцевать, чем с их Командующим! (*Император Николай Первый был командующим элитных -Кавалергардского и Преображенского - полков – автор.)
-Ты боишься Государя? –тихо выдохнула Александрин, опустив глаза.
-Я никого не боюсь! Я – крестница Ее Величества Вдовствующей Государыни Марии Феодоровны! И я – Радзивилл! Но я вовсе не хочу пополнить число наложниц грозного Паши. И пока я танцую с адьютантами, я - в безопасности. Пусть Кесарь думает, что я выбираю себе жениха! – твердо произнесла княжна.
-Стеф, прошу тебя! – взмолилась Александрина. – У стен тоже есть уши!
- Не бойся. Государыне Александре Феодоровне доносят о каждом шаге ее Повелителя и о каждом новом цветке, сорванном им в саду гарема. Она только поощряет дворцовую «усладу глаз» Императора. А тех, кто отказывает Суверену в «невинных» утехах, быстро выдает замуж. Второе - гораздо лучше первого! Таких смелых «амазонок» - мало, партии потому - изысканные, «выгодные» – подальше от Двора, за границу, в глушь имений.. Я того и хочу, и добиваюсь! Жалко мне тратить время на праздные сплетни и танцы, из которых одно удовольствие истинно – мазурка. Да еще – полонез!
За дверью послышались шаги, шорох, она стремительно распахнулась наполнилась шуршанием юбок, ахами – охами накрахмаленной прислуги, щелканьем крышечки медальона часов почтенного толстяка - врача. Разговор оборвался на полуслове.. Он возобновился позже. В другом месте и в другое время.
Глава вторая.
ТАЙНЫ СТАРОГО ЗАМКА. ЛЕГЕНДА О «ЧЕРНОЙ ДАМЕ».
В том же году, несколько месяцев спустя. Поздняя осень. Несвиж, Минской губернии. Фамильная усадьба Радзивиллов.
- Стеф, по - моему, мы заблудились! – Александрина Россет пугливо озиралась по сторонам, отряхивая юбку амазонки от хвойных игл и прилипших травинок.
Подруга расхохоталась и ее смеху радостно завторило мягкое, чуть глуховатое эхо. – Что ты! Разве можно заблудиться в дворцовом парке?! Сейчас мы выйдем к мостику, потом чуть направо и вернемся домой. Как раз к обеду!
- Это тот мост, по которому бродила «Черная Дама»? шепотом поинтересовалась Александрина, вцепившись в рукав подруги.
Та поморщилась слегка, но губы ее растянулись в чуть презрительной улыбке: - Знаешь, я не очень верю всем этим бредням о Черной Даме, но не хотела бы увидеть ее воочию пред собою
- Почему?
- Она предвещает представителям нашего рода смерть, несчастия, или болезни. В девятнадцать с небольшим, как сама понимаешь, не очень приятно все это слышать! – Стефания слабо пожала рукой в замшевой перчатке пальцы Александрины.
-Откуда она взялась, эта Черная Дама? – полюбопытствовала та.
-О, это очень давняя история! Еще времен короля Сигизмунда Польского. Сигизмунд женился тайно, по страстной любви, на двоюродной сестре моего прапрапрадеда Николая Черного, Радзивилла, Барбаре, тайно, так как его мать, пани Бона Сфорца, честолюбивая дама из знатнейшего рода Италии и слышать не хотела о женитьбе владетельного круля( *по польски – король – автор.) на какой то там рыжеволосой «выскочке – полячке».
Но Николай Радзивилл был честолюбив не меньше, чем пани Сфорца! –Стефания внезапно остановилась, огляделась по сторонам, и сорвала маленькую пахучую травинку, медленно размяв ее в пальцах.
- Не пойму, так ли мы идем? Вроде, та тропочка. Матка Боска, поможе бедным паненкам! - прошептала она, осторожно перекрестившись по - католически, ладонью, и нервно расправила вуаль на шляпе.
- Стеф, не волнуйся, выйдем как нибудь, все же день белый на дворе! – Алоександрина тут же попыталась призвать на помощь всю свою рассудительность. – До вечера далеко!
- Сколько раз говорила садовникам: чистить тропинки! Все заросло! Не пройти, тонешь в траве, хвое, листьях! Не парк, чащоба какая то! – раздражаясь, шептала Стеф. По ее лицу начинала разливаться болезненная бледность, она учашенно задышала, и несколько раз кашлянула хрипло. Александрина крепче взяла ее под руку: - Не волнуйся так. Доктор запретил тебе нервничать по пустякам. Ты приехала сюда отдыхать!
- Я им прилично плачу! Дала управляющему распоряжение.. Не понимаю, почему и парк и замок так запущен?! Ты видела во втором этаже потрескались витражи и прогнил пол? Виданное ли дело, главная усадьба рода Радзивиллов, а только ворон на крыше замка не хватает, чтобы кричать о запустении фамильного крова!
Мои прадеды, должно быть, со стыда в гробах переворачиваются! Особенно – Николай Черный! - гневно продолжала Стеф, торопливо идя по мягкой тропинке. Подруга едва за нею поспевала. Не желая пропустить ни словечка из рассказа, обычно живая, как ртуть, Россет, даже немного запыхалась..
Князь Николай Радзивилл ведь хотел сделать земли, подвластные роду нашему, большим, самостоятельным княжеством, а, может быть, и - королевством! – продолжила, немного отдышавшись, княжна. - Потому то принял веру католическую. Потому то так спешил породниться с Властителем Польши, Сигизмундом, тающим от любви к Басе Радзивилл.. Князь Николай умел далеко -о смотреть вперед, но не учел одного: пани Бона Сфорца, мать круля Польского, хитрее его оказалась! Свела красавицу Барбару в могилу!
-Что же случилось?! – замерев от любопытства прошептала Россет.
- А ничего. Бона Сфорца долго и упорно строила козни в Сейме, чтоб тот не короновал Барбару, а после, видя, что план не удается, призвала на помощь своего венецианского придворного лекаря Монти. Тот отравил красавицу - королеву Барбару хитрым, медленно действующим ядом. О! Венецианские лекари в таких делах – большие умельцы! Пан лекарь Монти потом тихой тенью исчез из дворца Сигизмунда, а краля Басенька.. – тут Стефания глубохо вздохнула и нервно закашлялась, прижимая к лицу расшитый ришелье батистовый платок . Потом опять продолжила, отдышавшись :
- Она умерла ровно через полгода после вошествия на престол Сигизмунда, так и не успев надеть короны! Король был безутешен. Он шел пешком весь путь за гробом Любимой. Ее похоронили в Гедимине… И все пошло по прежнему. Пани Бона Сфорца, Матушка, опять властвовала в королевстве Польском! Безраздельно. А король молчал. Месяц. Два . Три. Потом обратился к алхимикам. Он хотел во чтобы то не стало преодолеть тоску по своей «рыжеволосой красавице – голубке», спросить у ее Души, как ему жить дальше, что делать. Чародеи - колдуны льстиво обещали помочь, засыпав короля уверениями о своем всемогуществе.. Он поверил им и терпеливо ждал назначенного часа свидания с Любимой!
Духовидцы старательно выгравировали на двух больших зеркалах портреты Сигизмунда и Барбары-. Она была на том зеркальном портрете в белом подвенечном платье. Маги установили зеркала против друг друга и начали свое чародейство. Королю Сигизмунду при этом было строго -настрого приказано тихо сидеть в кресле, чтобы он не увидел, и ни в коем случае не приближаться к призраку - иначе его грозились привязать к креслу!
Он клятвенно обещал, но едва увидев свою кралю, (*краля – по польски – королева – автор.) плывущую по залу белым облаком, тут же забыл об обете, рванулся к ней, с криком : «Басенька моя, ты здесь! Мгновенно раздался взрыв, пошел смрад, как от трупа, Басенька исчезла, а вбежавшая прислуга нашла в огромной зале бесчувственного Сигизмунда засыпанного осколками волшебных зеркал.. Алхимики тоже бесследно исчезли. Говорили только с той поры, что не нашла себе успокоения душа королевы Барбары, потревоженная Любимым, вот и бродит она до сих пор по замку Радзивиллов и парку, в облике Черной Дамы с вуалью, а кто ее увидит, тот долго не проживет!
Александрина зябко повела плечами: - Какой кошмар! Это все правда?!
- Легенда – Стефания усмехнулась. Но, говорят, что мой отец несколько раз видел Черную Даму, и она грозила ему издали пальцем. Старуха нянька считала, что то – Божий знак для пана Доминика вернуться к праведной жизни с матерью, обожавшей молодых кавалеров – галантов, но что то отец не сильно испугался грозящей Дамы. Так что, я думаю, померещилась она ему с пьяных глаз, да и все!! – Стефания презрительно фыркнула.
- А твоя мать? – внезапно спросила, явно потрясенная всем услышанным, Александрин. Они за время рассказа Стефани, все же вышли на тропинку, что вела к вычурному мостику с перильцами, через небольшое парковое озерцо, тщательно вычищенное и ухоженное, что казалось очень удивительным, после повсеместной картины запустения парка.
На мостике, в облачке утреннего тумана, виднелась чья то высокая фигура в черном кринолине, но слегка близорукая Александрин не разглядела ее из – за деревьев; а Стефания сосредоточенно очищала шлейф своей роскошной парижской амазонки от налипших листьев и травинок, и потому – вовсе не смотрела на мостик: долгожданную цель их прогулки.
- Моя мать – медленно проговорила она - глубоко плевала на все предостережения призраков, да и живых людей – тоже!
Один единственный взгляд ее теперешнего драгоценного «амаранта» - «варшавского красавчика», адьютанта Государя Императора, Сержа Безобразова, значит для нее больше, чем все остальное в этом жалком мире!
Он на двадцать с лишним лет моложе ее, и она волочится за ним, как последняя гризетка, выполняет все его капризы, прощает проигрыши, оплачивает бесконечные «шалости» с актрисами, ревнует, плачет, лебезит, сюсюкает, пудрится, чтобы скрыть морщины, беспрестанно заказывает себе ожерелья и наряды – в тон с перчатками до локтя, чтобы не виден был узор возраста на руках..
Да до меня ли ей?! Вон, в марте выпросила в слезном письме двухмесячное содержание, а прошлую неделю опять писала – «бесценного Серженьку» наглые товарищи надули при игре в макао - не то на тысячу, не то на полторы!
Они все смеются над ним и презирают, еще бы, гвардеец, дворянин, красавец, каких мало, а на содержании у старухи, презренный альфонс, фигляр, фи! – Стефания брезгливо передернула плечами, продолжая чистить платье.
- А он что ж? - потрясенно вымолвила Александрин, всплеснув руками. Чего - чего, а уж таких вот откровений от подруги она явно не ожидала.
- Господи, как ты наивна, Александрин, милая, несмотря на весь твой ироничный ум! – рассмеялась горько княжна. – Он же и смеется вместе с ними, дескать, чего там, «старуха влюблена, как кошка, за все заплатит!» Ее ведь когда – то купили и она теперь – покупает тоже. Что ж, всему – свой черед! Да и моими то деньгами- отчего же - не платить?....Боюсь, что она вскоре опять приедет ко мне – в ногах валяться: платить то ей нечем, «дивный Адонис - Серж» все давно уж прокутил! – Стефания снова вздохнула и нервно поправила надоевшую ей вуаль на шляпе.
- Стеф, а мне кажется, она - уже здесь! – Александрин указала рукой на мостик, где продолжала стоять, слегка опершись о перила, высокая стройная фигура Дамы в черном..
- Мама?! – растерянно прошептала Стефания и шагнула вперед. Стояла пронзительная тишина. Было слышно как внизу безмятежно плескались в озере дикие утки, не потревоженные доселе никем и ничем..
В следующую минуту они испуганно захлопали крыльями, оглушеные внезапным, пронзительным до боли человеческим криком, и торопливо поднялись в воздух, сбившись кучкою, и не сразу выстроившись в правильный косяк. Стая летела наискось от мостика с вычурными ампирными перильцами, на котором без чувств лежала девушка в красно – черной амазонке с длинным шлейфом. Другая девушка в таком же костюме, с пеною кружев на рукавах и вороте, стояла над нею на коленях, закрыв лицо ладонями. Она плакала.. Третьей фигуры, высокой и стройной Дамы в черном, только что стоявшей на мостике, рядом с ними – не было..
Глава четвертая.
СКАНДАЛЫ ЗАМКА РАДЗИВИЛЛ. МАТЬ И ДОЧЬ.
-О, господи, как ты бессердечна, Стеф! Тебе что, так уж жаль для матери каких то нескольких сот тысяч на невинный подарок ее последнему утешению?!- моляще взвивался вверх тонкий голос Теофилии Моравской, капризный и самолюбивый. В самой высокой ноте своей он едва не переходил на визг, смягченный только плотно зашторенными окнами, мягкой мебелью, толстыми кроврами и закрытою, дубовой дверью комнаты
- Это тому хлыщу, Сударыня, который обобрап Вас до нитки? - Который заглядывает под каждую юбку едва Вы отвернетесь?! - насмешливо резкий голос княжны Радзивилл звенел от негодования. – Нечего сказать, хорошее «Утешение»! Сначала Утешение это, с гвардейцами за чаркою вина, цинично смеется над Вами, перебирая в уме прелести всех фрейлин Ее Величества; рассуждает пылко, чье бедро - пышнее, чья стопа - меньше, чья грудь - повыше, а потом лезет к Вам в постель, греет Ваши холодные кости, и под томные стоны старческой страсти обирает Вас дальше – больше! Ах, как романтично, моя пани Моравска! Нам такое не привиделось ни снилось!- нервничая, княжна Радзивилл всегда говорила с заметным польским акцентом.
- Да как ты смеешь, мерзавка, говорить такое родной матери?! – негодующе взвился вверх альт княгини. - Уж не сама ли лезла к нему, задирая юбки, картежное отродье?!
- Много чести для него будет, Мадам, если ясновельможная Пани Стефания Радзивилл только голову повернет в его сторону, а не то, что край юбки поднимет! Разве что, боясь выпачкаться рядом! – спокойно парировала княжна недостойный выпад матери, пожимая покатыми белоснежными плечами.
****
Стефания уже почти совсем оправилась от утреннего припадка в парке, благодаря хлопотам домашнего врача, пана доктора Яноша Крушельницкого, и заботам верной подруги – не на шутку перепуганной Алекссаандрин. Барышни, молчаливо сговорясь меж собою, не сказали усадебной прислуге (все таки прибежавшей на крики о помощи!) ни слова о том, КОГО им довелось увидеть на мостике.
Александрин, всем и вся упрямо твердила только одно: княжна переутомилась от ходьбы, и, взойдя на мостик, внезапно потеряла сознание. – прогулка была слишком долгой для нее – хрупкой, изнеженной, и еще не оправившейся от петербургской болезни. Обед из - за хлопот около княжны малость припозднился, но она - юная хозяйка замка - вышла в столовую - уже улыбающейся, почти сияющей, в парадном голубом бархате, с собольей оторочкой по подолу, вороту и рукавам, и с фамильным ожерельем Радзивиллов на шее, в виде золотых виноградных листьев с одною крупной белой жемчужиной в середине. Обедали медленно, молча - доктор велел княжне беречь силы – утренний припадок внушал ему серьезные опасения -, но обменивались тихими улыбками и теплыми взглядами.
Однако, вскоре эта тихая трапеза была прервана шумным и неожиданным приездом в усадьбу пани Теофилии Моравской,
княгини – матери.
Княжна Стеф побледнела при известия о нечаянной гостье, сжала в руках платок, бархат ее платья тяжело зашумел по полу столовой, но с неизменной улыбкой на лице она встретила мать, приняла от нее фальшиво – ласковые, слезно умильные приветствия и благословения, отдала точные, резкие распоряжения прислуге, и велела спешно подать кофе к себе наверх, в будуар- мать – княгиня театрально - напыщенно ломая морщинистые пальцы в тяжелых фамильных перстнях, - чудом уцелевших от жадных взоров «амаранта» Безобразова! - старчески задыхаясь, шептала о «незамедлительном конфидициальном разговоре», недовольно косясь на притихшую Александрин. Последняя, хотела было тотчас уйти к себе, не докончив обеда, но Стеф остановила ее, ласково попросив «не беспокоиться, ибо милый доктор Янош, несомненно, не откажется составить ей компанию», и поспешно увела пыхтящую и сверкающую недовольством и фамильными рубинами непрошенную матушку - княгиню в свои апартаметы.
Дубовые двери захлопнулись, занавеси на серебрянных карнизах пышно опустились, закрыв лопнувшие кое – где цветные витражи окон. В замке царила обманчивая тишина. Семейный скандал разгорался прямо в ее недрах. Но никто не смел сему скандалу мешать: ни обедавшая в столовой тихая пара: барышня – фрейлина и доктор, ни прислуга, бесшумно снующая во всех коридорах и флигелях замка.
- Ты неблагодарная тварь! Кто ты такая, чтобы делать мне упреки в том, как я живу и кого - люблю? – задыхаясь в бессилии ярости, шептала княгиня Теофилия. Ее голос орывался и кричать она уже не могла.
- Я не делаю Вам никаких упреков, Мадам. Просто говорю, что «Утешение» Ваше - Вас недостойно и совсем не приличествует Вашему возрасту! – спокойно ответила Стефания.
-Тебе ли знать, что прилично возрасту, а что - нет?! Тебя и зачали – то едва ли не под карточным столом! Твой отец вечно махал саблей против русского Императора, а потом продал тебя ему, как шлюху! Но ты и в постели,видать, не угодила суверену Российскому, раз тот выдает тебя замуж за опального мятежника, графа Льва Витгенштейна!
(* Граф Л.П. Витгенштейн, будущий муж княжны Радзивил, был привлечен Следственным комитетом по делу « мятежа 14 –го декабря 1825 года», но отпущен «с оправдательным аттестом», по указу Императора. Считалось, что с того времени он находился в негласной опале при Дворе, хотя внешне - все обстояло весьма благополучно. – автор.)
- Лучше учись, неблагодарная, у своей матери, как бы надо любить!
(*Графиня Теофилия Моравская здесь пылко намекает и на то, что владения князя Доминика Радзивилла несколько раз конфисковывались Империей в пользу казны, за то, что опальный и богатый князь всегда яростно выступал против политики российского правительства в Польше. Последний раз владения Радзивиллов отошли казне в 1831 году, за год до смерти княжны Стефании, тогда уже – графини Витгенштейн. Российское правительство официально выступало, видимо, и как опекун несовершеннолетних детей Стефании – прямых потомков рода Радзивилл. Все свое личное, весьма немалое, кстати, состояние и драгоценности, графиня Стефания, по смерти, завещала супругу – графу Льву Петровичу Витгенштейну. К судьбе бриллиантов графини Стеф мы еще вернемся в нашем рассказе далее. – автор.)
- Покорно благодарю, мадам! - Княжна насмешливо сделала в сторону матери изысканный придворный поклон. - Вы меня уже научили глубокой любви, бросив шестилетнею крохой. Мать мне тогда заменила Вдовствующая Государыня, а родной кров - стены института для дворянок – сирот.
Ты – незаконорожденная, а не дворянка! – Выродок! – взвизгнула, потерявшая последние крохи ума от нелепой, страстной, душившей ее внезапностью, словно в припадке, ненависти к молодой красавице – дочери, сластолюбивая Теофилия.
-Вы несправедливы к себе, Мадам! – насмешливо возразила Стефания, сжав побелевшими пальцами платок. - Мой отец Доминик Радзивилл все – таки женился на Вас!
- Но сначала он позорно выиграл меня в карты! – разрыдалась подавленно пани Моравская, чувствуя, что окончательно терпит поражение в споре.
Ей не очень хотелось выпрашивать у дочери очередную подачку, но ничего не оставалось как сменить тон, ведь Стефания была непреклонною уже больше часа. Хитрая пани Моравска поняла, что градом оскорблений ничего не добьешься. Но и вечные ее жалобы на «картежный роман» тоже были слишком знакомы дочери. Стеф оборвала ее слезы, устало проронив: - Я вовсе не виновна в этом, Мадам. Очевидно, у Вас был такой же волевой характер, как и у меня! Отец знал, что он Вас не добьется и Вы ему себя не уступите, иначе как только за 20 000 тысяч злотых и под игорным столом, не так ли? – кгяжна, насмешливо прищурившись, смотрела на мать. Та потеряла дар речи, перестала рыдать взахлеб и теребить носовой платок, а только во все глаза, ошалев от резкого тона и небывалых в девичьих устах речей, смотрела на «плоть от плоти и кровь от крови своей»!
- Благодарите пана Юзефа Стрезьневского, что он «поддержал» Вашу сделку, и только! – Стефания развела руками. - Чего Вы сейчас – то хотите от меня?
- Какие то жалкие сто тысяч, дитя! – опять всхлипнула вельможная пани, и внезапно сползла с кресла, вставая на колени пред дочерью.. Я ведь уже умираю. Прошу тебя! Мне осталось совсем недолго жить.. доктор обещал от силы - полгода.. Я хочу сделать Сергею прощальный подарок!
-Но ведь он бросит Вас прежде, чем перестанете дышать, Мадам! – устало возразила Стеф.
Не знаю! – рыдала княгиня, униженно ловя губами ее прохладную руку.- Он обещал быть со мною до последней минуты!
-Увы, все это – лишь красивые словеса!- безразлично проронила княжна, невидящим, усталым взором, глядя куда то вдаль. Потом бросила матери:
- Встаньте, мерзко глядеть на вас! А еще – Радзивилл! - Княжна усадила униженно сморкающуюся Теофилию в кресло и, подойдя к бюро, что то быстро написала на листе гербовой бумаги. Протянула ее княгине.
- Вот. Отнесите управляющему.Тут кредит на миллион рублей! И оставьте меня в покое, умоляю! В конце месяца буду в Петербурге, там и поговорим, надеюсь… Прощайте! О лошадях и провизии я распорядилась.
- Дитя мое, ты – Ангел! – тут же возопила княгиня - матушка, мгновенно промокнув слезящиеся глаза, и бросившись было к дочери с объятиями.
- Грешный, моя пани, грешный! – насмешливо вздохнув, Стеф отвела в сторону ее готовно раскинувшиеся, сморщенные руки. - Я устала! Увидимся в столице. И присела перед княгиней в прощальном, глубоком реверансе, как учили ее в Екатерининском институте.
Это было последнее свидание матери и дочери. Княгиня Теофилия Моравская - Радзивилл скончалась в 1828 году, вскоре после свадьбы дочери. Пылко, до самозабвения, обожаемый пани Теофилией Серж Безобразов бежал от нее, безмерно надоевшей ему старухи, незадолго до ее кончины, прихватив остатки ее состояния и драгоценностей! Но столь банальный и некрасивый конец романтически – пылкой истории «вечно чьей то любовницы», пани Моравской, уже не сильно волновал к тому времени новоиспеченную красавицу графиню Витгенштейн. Она ждала первого ребенка и пышно блистала красотою на петербургских балах, словно предчувствуя, что блеск этот будет очень недолгим.
Глава пятая.
« В ВИХРЕ ПУШКИНСКОЙ МАЗУРКИ..»
Поздняя весна 1828 года. Санкт – Петербург. Дворцовая набережная. Особняк австрийского посольства.
- И почему же Вы выбрали меня, милая графиня? – партнер Стефании улыбнулся, сверкнув белками глаз и обнажив белоснежный ряд зубов. Они медленно плыли в танце по бальной зале посольского особняка на Дворцовой. Давала небрежный вечерний прием с танцами, «накоротке», для близких друзей, Элиза Хитрово - Тизенгаузен, «урожденная княжна Кутузова - Смоленская», как она любила тщеславно подписываться всюду, даже на пригласительных билетах, и кстати и некстати упоминая имя великого отца своего – полководца М. И. Кутузова.
- Да, Вы и сами знаете, мсье Поэт – ответно вспыхнула улыбкой Стефания. – Чтобы хоть немного позлить белоплечую хозяйку. – Смотрите, как она ревниво следит за нами из правого угла залы! – Стеф чуть повернула голову. Поэт проследил за нею взглядом, одновременно бережно кружа в сложном повороте .
- Какая фигура? – спросил он тихо.
- У Элизы? Отвратительная. Она уже расплывается! – негодующе прошептала Стефания.
- Я не о том! – расхохотался Поэт – Какая фигура по счету в мазурке, пятая?
- Не помню – растерялась молодая графиня. Простите, я сбилась с такта. У меня голова кружится.
- Не бойтесь. Я Вас крепко держу. Скоро можно будет присесть, и я передам Вас другому кавалеру – Вашему мужу.
-Я вам наскучила? – виновато сконфузилась Стефания.
- Вовсе нет. Но в вашем положении танцевать много вредно, милая графиня! – Ну, ну не краснейте так, Вы должны быть счастливы и спокойны, как всякая молодая мать!
- Я счастлива. – прошептала Стефания. И спокойна. Впервые за много лет. Спасибо.
-А Александрина тоже на меня за что то дуется, посмотрите! Чудачка!
-Это за то, что я Вас выбрала, мсье Поэт… А зря говорят, что Вы небрежны в танце. Вы танцуете хорошо. С Вами – надежно.
-Рад слышать, графиня. Весьма польщен. Когда Вы собираетесь за границу?
-Скоро, как только Петр Христофорович уладит все формальности с бумагами Леона. (* Граф Петр Витгенштейн, генерал – фельдмаршал, герой войны 1812 года, свекор графини Стефании, пользующийся большим влиянием при Императорском Дворе – автор.)
- Вам, должно быть, радостно оттого, что увидите Париж, Рим?
- Нет, вовсе нет, Александр Сергеевич.. Но и на месте не сидится.
Как Вашему Евгению! – графиня улыбнулась опять, на этот раз печально..
-Мне лестно весьма, что и дамы усердно читают моего «Онегина». Благодарю! – Поэт признательно склонил голову. - Что же Вас так гнетет, графиня, позвольте узнать?
- Нелепая тоска. Тревога.
-Даст Бог, все окончится благополучно, и Небо Вас благословит здоровым младенцем. Страх Ваш естественен для молодой дамы, но, поверьте..
-Я не о том, Александр Сергеевич! - Недолго мне жить, сердце чует.
-Что за нелепость, графиня?! Все кругом в себя еще не пришли от блеска Вашей красоты на свадебной церемонии. Александрина Россети так живо описала мне Вашу серебристую кисею и соболью на атласе накидку, и Ваш счастливый румянец на щеках, что я, право, сожалел, что меня там не было, и я не бросил к Вашим ногам строфу мадригала! ( *Свадьба княжны Радзивилл и графа Витгенштейна состоялась 14 апреля 1828 года – автор.)
Стефания рассмеялась мягким, грудным смехом:
- Спасибо. Я тоже сожалею. И Государя не было на свадьбе! Он так и не простил Леона, как Вы думаете? Но зачем тогда этот… оправдательный аттестат? Унизительно! Сын героя Отечественной войны, мать – статс – дама Двора Их Величеств! Нет, нет, я непременно уговорю мужа подать в отставку и стану ярой полонисткою! – гневно и пылко прошептала графиня. (*Так оно и случилось: Ротмистр Его Величества Кавалергардского полка , граф Л. П. Витгенштейн, вскоре после венчания, вышел в отставку и жил с семьей в обширном имении под Петербургом. А графиня Стефания с той поры в своем красивом и уютном салоне, везде и всегда, даже за границею, пылко проповедовала свободу Польши! – автор.)
- Мадам, не место на бале говорит
|
|