Среди нас было много женщин,
И самих нас было не меньше.
Забурившись в масонский погреб,
Мы смотрели синематограф.
Экран был почти что круглый,
Там были немые куклы,
Они любопытно кривлялись –
И мы от души забавлялись.
Был изящный злачёный карцер
Центром глухонемого фарса –
Там держали тапёра-шамана,
Он повелевал шумами.
Глаза его съели мыши,
Но он славился тем, что слышал,
Он один знал как надо лучше, -
Он-то всё и озвучил.
Тапёра садили к роялю,
Привязывали к педалям,
И смешные невнятные титры
Превращались в дивный мотив.
Тапёру все наливали,
И все благодарно кивали,
Он жмурил пустые глазницы,
Краснел и смущенно бранился…
Балагур: «У тапёра один изъян –
Он один среди нас не пьян!» -
Трактирщик: «Тапёр никогда не пьёт –
Тапёр бережёт чутьё!»
Насмешница: « Уж тысячу лет как бог,
И до сих пор не оглох!» -
Циник: «Уж тысячу лет как вдов,
И до сих пор не подох…»
Каждый вечер мы висли в трактире
На новой немой картине,
Косясь на худую фигуру
Безглазого нашего гуру:
Он долбил фортепианную зебру,
Заходился в лихом аллегро,
Он один знал, как это звучало,
Потому что он слышал начало,
Которого мы не застали,
И Кому-то, Кто нас оставил
Наперсником был и слугою
Нам же врал про Царство Другое,
В котором Тот нас, мол, заждался,-
Но не на тех нарвался:
Проигравшийся (хмыкнув): «Благодарим покорно,
И этим сыты по горло…»
Вздорная баба: «Ай, соловушка, ай, пройдоха!
Чай, свистишь-то не без подвоха?!»
Мать: «Дети, гляньте на этого старца,
У него волшебные уши,
Он утащит вас в свое царство,
Коли будете непослушны!»
Здоровяк: «Наших деток таскает шельма?!
Я ему щас намылю шею!»
Офицерик: «Да вы что! Он же с придурью, братцы!
Не позволю над ним надругаться!..»
Всхлип и дёрганое стаккато –
То тапёр у рояля заплакал.
Мы одели ему веночек
И зарезали той же ночью.
|
|