Не заладилась жизнь у сановника Дона Кардозо:
Не желает считаться ни с саном, ни с гордостью Дона.
Он же к ней обращает всё более грозные позы,
И стращает её привлеченьем к суду по закону.
Поелику же Дон – существо благородного склада,
Чтоб одуматься, жизни – даёт он немалое время.
И, пока она думает, он ходит там, где не надо,
И не с теми он дружит, и в споры вступает не с теми.
Ожиданьем томим, смотрит пасмурно этот Кардозо.
Соответственно думам трепещет Кардозово сердце.
И он нервно трясёт куст мимозы, а, может быть, розы.
Буду мимо идти – постараюсь сильней присмотреться.
Ну, а мне, если честно, нет дела до Дона Кардозо.
Просто нравятся мне русской речи упругие звуки.
Вот сановника я зарифмую, хотя бы, с колхозом.
А для звуков найдутся загадки и тайны науки.
Как приятно анапеста мне пятистопное дленье.
Манят всплески созвучий, рассыпанных щедро по строфам.
Я добавлю здесь слог. И вот так зарифмуется блеянье.
И найдётся в стихе место, так же, для чая и кофе.
До чего же влечёт незатейливых слов говоренье!
Оживают слова – лишь поставь их на нужное место.
Хоть глагольная просится рифма, я вставлю здесь: "Тренер
Обучал мастерству фехтованья свою же невесту".
А несчастный Кардозо всё что-то бурчит по-испански.
Не доволен, понятное дело, подобным раскладом.
Отделяются звуки от смыслов и кружатся в танце.
Возбуждённые ими от глаз отделяются взгляды.
И возносят над скукой нас речи пьянящие вихри.
Заполняют раздумья тоски запредельные дозы.
И, вот так, постепенно слагаются странные вирши
Про нескладную жизнь благородного Дона Кардозо.
Ты прости меня, Дон, за игру твоим именем звучным.
Я надеюсь, простят меня, также, и тренер с невестой.
Мне за много веков наконец-то представился случай
Превратить свою боль вот в такое подобие песни.
|
|