Создать образ героя-современника – задача, зачастую требующая максимальной концентрации писательского таланта. У классиков это получалось. Обломов, Онегин, Печорин, Базаров… - уже столькими критиками и литературоведами облюбованная «галерея лишних людей»! Герой книги «Странная метеорология» петербургского писателя Игоря Колынина – ещё одна попытка типизировать образ, разобраться в контексте времени, актуализироваться и вписаться в «вечный» список. Даже фамилия его – Мезенин – отсылает мало-мальски подкованного в классической литературе читателя к культурно – географическому подтексту: Мезень – река на севере России, как, между прочим, и Онега с Печерой. Не случайно же член Союза Писателей Николай Коняев в своём предисловии называет героя книги Колынина «героем нашего времени». Только всё же наберусь смелости упрекнуть Коняева в некоторой психолого-литературной недальновидности, поспешной односторонности в оценке образа Ипполита Мезенина – не всё так банально с этим петербургским яппи – революционером. Есть ситуации, когда первый взгляд не бывает самым верным – хоть и встречают по одежке, но провожают всё-таки по уму. И это как раз наш случай. Поэтому начнём сначала…
А начинается любая книга, как известно, с заглавия. «Странная метеорология» - на мой взгляд, название довольно интересное. Во всяком случае – броское. Видно, что автор знает толк в рекламных слоганах (Игорь Колынин – директор по маркетингу в сети петербургских чайных). Очень ценное качество для начинающего писателя. Яркое название – своеобразный стимул для прочтения книги, именно на него в первую очередь ориентируется современный читатель, перекормленный литературными «шедеврами» нашего книжного рынка. Достойное название есть один из признаков таланта автора. Взгляните на полки книжных магазинов – сплошная бездарность, не скажу, пошлость - «Заговор сердец», «Ночь любви», «Любовь и кровь», «Смерть от любви» и т.д. Как тут не вспомнить петросяновское – «Оргазм в гробу»?
Книга Игоря Колынина содержит две повести – «маленькие повести», как определил их автор. Первая – «Странная метеорология» - дала название книге. Вторая повесть называется «Спектакль». Сразу хочу заметить, что повести объединены общим героем, и вторая является продолжением первой. Более того – без первой повести содержание второй, если её читать или публиковать отдельно, не будет понятно для читателя, что означает её некоторую ущербность в смысловом плане. Поэтому, на мой взгляд, две эти повести следовало бы объединить в одно произведение, имеющее две полноценных в содержательном, эмоциональном и эстетическом отношении главы.
Название «Странная метеорология» относится к типу идейных названий (название – идея, название – рема). Оно вполне гармонирует с текстом повести. Эффекта обманутого ожидания не происходит, не получается, да он и не требуется, так как не соотносится с идеей книги. Однако, на прямую идейность названия накладывается яркий символический подтекст – зловещая туча, нависшая над Петербургом, символизирует «тучу над тёмной Россией» (Ахматова), предвещая великие и страшные перемены: «Ипполит взглянул на небо. Половина его была закрыта тучами. Вернее, даже одной тучей в полнеба…» - образ тучи появляется уже на 10-ой странице текста. На 17-ой читаем снова: «Случайно он посмотрел вверх. Туча в полнеба оставалась на месте. Даже стала больше. Чуть больше». Эту тучу замечают и другие герои повести: Игорь, университетский друг Ипполита, Ира, его девушка и т.д. Примечательно и символично, что это странное атмосферное («метеорологическое») явление герой наблюдает и над столицей в день взрыва Храма Христа Спасителя, в котором участвует сам: «… чёрная жижа огромной тучи распласталась над ним, над рекой, над всем городом. Кресты впивались в её плотное тело и меркли, задохнувшись без света. Печальное одиночество окружало Храм со всех сторон… Храм был обречен и знал это». Обречённость Храма, России, её настоящего и будущего нагнетается автором на протяжении всей книги, но неожиданно находит выход лишь в пародии на студенческую революцию.
Название второй повести «Спектакль» - первоначально «Спектакль для общества зрелищ» - тоже во многом символично и несёт в себе авторскую идею. Оно является прямой цитатой из текста:
« - Не революция, а прямо шоу какое-то.
- А мы чего добиваемся? Спектакль! Большой массовый спектакль. Для общества зрелищ, - торжественно объявил Ипполит».
Если выхватить одну эту цитату из контекста повести, то у читателя может поспешно сформироваться резко негативное, а значит, однобокое представление о главном герое, жизнь которого напоминает спектакль, разыгрываемый им для всех остальных. Блеснет и ослепит хрестоматийный глянец печоринско-онегинской смеси, гениальной в своей сложной простоте. «Лишние люди», не знающие к чему приложить свои недюженые силу и талант, и поэтому тратящие их на бесполезные и часто не безобидные затеи, вроде влюбления в себя молоденьких княжон или прозябания в имении покойного дядюшки. Но герой книги Колынина – это, прежде всего проба изобразить «героя нашего времени», точнее – одного из его героев. Он другой, уже хотя бы потому что дядюшкиного наследства ему не видать ни в этой, ни в какой иной жизни. Он – петербургский яппи (молодой специалист) – вынужден устраивать свою жизнь собственными руками и головой, выполняя «волчью работу», когда «рыскаешь целый день один по городу, как волк». Писатель Николай Коняев так характеризует героя книги: «Он не злодей. Просто в одежде, призванной выставлять на показ преуспеяние, он погружен в мысли, которые сочетаются только со светлым летним пиджаком, белой рубашкой «Рэд Лайн» и матовым кремовым галстуком «Вито Руфоло», но более ни с чем…» Тут я поставлю жирный вопросительный знак. Мне-то герой Игоря Колынина показался очень даже думающим. Как сказали бы литературоведы, «рефлексирующим». Только рефлексия эта более модерновая, и направлена в совсем иное русло.
Очень привлекательный внешне, этакий питерский мачо, Ипполит Мезенин производит впечатление абсолютно уверенного в себе человека, «молодого, умного, богатого». Автор несколько пафосно и шаблонно описывает внешность своего героя, переданную через его собственное восприятие: «… зеркальное отражение на мгновение отразило черты его лица: крупные, горящие глаза, слегка выступающие скулы, тонкая, белая кожа. Мгновение он любовался своим романтическим видом…». Одежда и внешность, постоянно демонстрирующая «преуспевание», подчеркивает также и хороший вкус героя, привыкшего к дорогим стильным вещам. Тем не менее несколько не сочетающаяся с внешним лоском скупость героя наводит на мысль о комплексе выдавания желаемого за действительное: нанять конный экипаж, чтобы с шиком прокатить любимую девушку до Мариинки и думать при этом о напрасно потраченных деньгах, сожалеть о том, что никто из знакомых их не увидел и не оценил – это, простите, как-то совсем не по-онегински. А очень уж по-мезенински: «… лишь одна маленькая горошина всё же царапала хорошее настроение. Ему казалось, что Ира не полностью оценила размах его сегодняшнего ухаживания. Ему вдруг представилось, что любая другая девушка бросилась бы ему на шею и не расцепляла объятий после такого необычного вечера. А от Иры он получил лишь спасибо».
После подобного саморазоблачения, «раздевания» героем собственной души проницательному читателю становится ясно, что испытание любовью Ипполитом проиграно, продолжения не будет, game over. Будут ещё легкомысленные девицы из бара «Рыжий чуб», ночь в Сестрорецке, омерзительный вкус утра, похмелье. Правда, будет ещё и последний звонок Иры, молчание в трубке и «пустота, голодная и требовательная, чёрной дырой поглощающая всё вокруг, ненасытная и мстительная». Полугодовой роман с Ирой, споткнувшийся об пресловутую кочку размышлений о смысле мезенинской жизни – «надо жить в удовольствие» - так и не сумел снова набрать обороты. Герой, как и прежде, одинок! Но это одиночество не вызывает у читателя сострадания, а скорее наоборот – презрительную ухмылку. Захотел, мол, счастья без борьбы, любви без страданий! За показуху платят показухой! Вот мишура – а вот и фальшивое спасибо. Получается, что героиня оказалась намного искренней и лучше героя, даже при всей схематичности, ходульности её образа. А Мезенин, требуя внимания и заботы, отдает взамен лишь золотую шелуху. Ира исчезает из жизни Ипполита и со страниц книги почти так же стремительно и необоснованно, как и появилась. Вероятно, по замыслу автора, её образ должен был возвысить героя, показать положительные грани его характера, а получилось совсем наоборот. Мезенин не получил того, чего желал – «…любая другая девушка бросилась бы ему на шею…» - и пропал без лишних объяснений.
Ну что ж, как говорится, в любви и на войне… даже в ущерб собственному благу. Кстати, о войне… Вот мы и подошли к главному, на мой взгляд, вопросу книги – вопросу о революции. Моя оговорка о войне неслучайна, поскольку именно так мной воспринято гротесковое описание взрыва главного храма России – Храма Христа Спасителя, в котором косвенно физически и прямо нравственно замешан наш герой.
Заинтересованность Ипполита в действиях виртуальной террористической группировки не является неожиданной. Автор шаг за шагом подготавливает читателя к подобному развороту событий цепью внутренних монологов героя о том, что этот мир нужно спасать. Менять что-то надо! Взять, к примеру, эпизод с бедной старушкой, которой не хватает каких-то копеек на печенье, и последующее за этим рассуждение героя о современном состоянии общества: «По статистике большинство из тех, кто проходил мимо машины Ипполита, жили на жалкие сто баксов в месяц. Ему, Ипполиту, едва хватало девятисот, это при условии машины фирмы и медицинской страховки. Ему вдруг очень захотелось помочь этим людям. Но он не знал как». Эпизод со старушкой в целом прописан в традиционной схеме сентиментализма, но социальную и духовную позицию героя он, несомненно, проясняет - революция должна стать актом духовного освобождения народа. Правда, герой Игоря Колынина – всё же фигура мелковатая, и идея счастья для всего человечества – ноша явно не по его силам. Беспокойный, несчастный от собственной способности мыслить, замотанный на работе и пресытившийся развлечениями, Ипполит – образ для многих читателей непонятный. Возникает банальная параллель с богатыми, которые «тоже плачут», а в понимании большинства населения России – с жиру бесятся. И тем не менее автор смело вручает Мезенину все козыри. Теперь игра в «войнушку» на домашнем компьютере получила реальную возможность воплощения в жизнь.
Сразу после «жалостливого» эпизода со старушкой происходит знакомство Мезенина с таинственно выплывшем на мониторе сайтом под названием «Взорвём Храм», сходу вводящее читателя в курс готовящегося террористического акта. Банка с краской, брошенная героем в американское консульство в Петербурге, отрекошетила по московскому храму. Меня, как человека православного, признаюсь, несколько покоробило от сознания того, что взрывать будут храм, пусть только на страницах книги, но тем не менее… Вслед за героем Игоря Колынина, я повисла в паутине вездесущей информационной сети и ознакомилась с историей создания, гибели и реконструкции Храма Христа Спасителя. Должна признаться, что кроме разрушения Алексеевского монастыря и церкви Всех Святых, находящихся на месте, где предполагалось построить этот храм, ничего кощунственного, негативного в его истории я не нашла. Эпизоды с проклятием монастырской игуменьи и несчастным случаем во время снятия церковных крестов звучат как легенды, призванные устрашать души суеверных прихожан. Много таинственных сказаний связано с именем Храма Христа, но ни в одном из них нет повода для разрушения нынешней копии, «оборудованной стоянкой под триста автомобилей, сауной, конференц-залом и лифтами». Заговорщики просчитались и ещё в одном - «бескровный террор», не принесший человеческих жертв, но всё же уничтоживший Храм, не повлёк за собой ожидаемого общественного резонанса по причине свой «бескровности». Но не случайно перед отъездом в Москву Ипполит из окна своего офиса смотрит на храм Спаса на Крови (!), купола которого поглотила чёрная туча, трансформировавшаяся далее в тексте в тучу пыли над обломками уничтоженной православной святыни. Петербургский Спас на Крови, воздвигнутый на месте, обагрившемся кровью убитого русского императора Александра , является «живым» укором любому террору.
Выбор автором и его героями «жертвы терракта» среди московских зданий не случаен по двум причинам: во-первых, потому что террористический акт в столице, конечно, будет более заметен, а во-вторых, из-за вечной нелюбви петербуржцев к москвичам. Вспоминаются сразу всевозможные байки, анекдоты, случаи из жизни, неизменно начинающиеся словами: «Приезжает как-то петербуржец в Москву…». Или - наоборот. Авторская неприязнь к столице чувствуется буквально с первых страниц повествования, отсюда пародирование героями книги московского растягивания слов, аканья, камни в огород московских пивоваров, изображение Кремля на щите с мишенью для кидания снежков, иронизирование над вечной московской суетой и пр. и др. И одновременно раздувающаяся от гордости грудь петербуржцев от любви к родному городу на Неве, показательный круиз по злачным питерским заведениям. Подобная авторская позиция многое объясняет в поведении героя, в его характере, но не в замысле книги. Уколоть – уколол, а дальше-то что?
Действие второй повести «Спектакль» целиком разворачивается на улицах северной столицы. Воздух города, называемого «колыбелью трёх революций», на много веков вперёд пропитан идеями насильственной ломки общества. Автором реально и довольно толково показана революционная кухня массового погрома. Особенно чётко прописана рекламная и финансовая сторона грядущего шоу – умеючи-то, оказывается, на идеях народного блага можно и «бабла нарыть», и в Думу просочиться. С целями же революции герои определились на удивление легко: «Революция – это новый способ активного отдыха», спектакль, где каждого «ждёт счастье» - «главное ведь удовольствие». И уже неважно, что террор получился не таким уж и бескровным. Мезенин добился своего – мир изменился, «человечество стало хоть чуточку счастливей». В финале герой счастлив. И от этого счастья пусто и обидно за героя. Развеять столичный сплин и реально заработать на идее всеобщего счастья – мелко, неинтеллигентно, слишком театрально. Спектакль, одним словом. Автор, сам того не желая, развенчал своего героя, сделал его антигероем. Есть ощущение, что этот образ до конца не продуман, не разработан или же просто растрачен по мелочам, нет в нём печоринско-онегинской масштабности, реалистичности. Сентиментальность Мезенина свободно сочетается с жестокостью, широта натуры со скупостью, филантропия с предельным эгоцентризмом. И прописан герой нечётко, языку произведения не хватает оригинальности. Можно, конечно, сделать ссылку на время – мол, каково время – таковы и его герои. Но это будет лишь отговорка.
Повести Игоря Колынина, перегруженные монологами и диалогами, не везде «вычищенные» редактором от речевых штампов, канцеляризмов и банальных образов, производят на читателя впечатление сырого материала. И всё же эта книга ценна за идею поиска сегодняшнего героя, воинственного, бесстрашного и тем опасного, так как наше время добровольно распахивает двери вседозволенности перед каждым, кто пожелает в них войти, не оставляя ключа к выходу.
|
|