Невеста из пещерного города.
Плоскогорье освещалось лишь серпом Луны и сияющим шатром звёзд. Было прохладно. В траве кто-то шуршал. Время от времени можно было видеть, как проносятся летучие мыши, рассекая ночной воздух своими невообразимыми траекториями полётов.
Кустарники и деревья в темноте рисовали причудливые и страшноватые контуры чудовищ и оборотней.
Вокруг развалины. Старинные тысячелетние развалины полу-пещер, полу-домов. История, древняя и дикая история, замешанная на крови сотен народов населявших эти горы. И то, что происходит сейчас со мной, именно здесь - это тоже было как будто отрезком из этой истории.
Я посмотрел на неё. Обняв колени, и опустив голову, она сидела на камне. То ли плакала, то ли нет. Я сел рядом. Обнял её. Потом прижал к себе. Она тоже обняла меня и ответила на мои ласки. Я почувствовал на своей щеке её поцелуи, и мокрые от слёз щёки.
Мы находились на высоченном плато в Крымских горах. В заброшенном пещерном городе. Нас окружали древние жилища, вырезанные прямо в горе и развалины из бурого пористого местного камня, отёсанного под ровные кирпичики.
Вот здесь, прямо рядом со мной находились останки домов, которым более двух тысяч лет. Когда-то в них жили люди. Разыгрывались трагедии и комедии. Эти камни, наверное, вобрали, частичку биополей этих людей, канувших в вечность. И вот теперь мы с ней. Тоже история и тоже трагедия. И эти вечные камни запомнят и нас. И её, прижавшуюся ко мне, беззащитную и хрупкую.
И именно я, сейчас должен защитить её от тысячевековых традиций, страшных и жестоких, навалившихся на неё. И на меня.
Я обхватил девушку руками, словно хотел укрыть от всего света, пытаясь спрятать здесь, на этой страшной высоте, от её отца и брата, идущими за нами по следу.
-Не бойся. Я увезу тебя отсюда. Ты будешь моей женой. Я не шутил там у Ахмедыча. Я люблю тебя.
«Всё должно получиться» - надеялся я, - «Здесь среди этих развалин они нас не найдут. А утром, мы выйдем тайной тропой к другой стороне Бахчисарая. Она сама говорила, что знает здесь все тропы. Мы сядем на самый ранний автобус и уедем в Симферополь и затеряемся там. У меня уже есть билет на послезавтрашний поезд до Питера. Я достану билет для нее, и мы уедем навсегда».
Мы познакомились вчера, возле кафе, куда я пришёл перекусить, после осмотра Ханского дворца. Бутылка вина «Соколиная гора» и хороший плов, привели меня в прекраснейшее и романтическое расположение духа. На улице далеко за тридцать, но здесь тень. Хорошо. Журчит фонтанчик. Официанты наконец-то отстали от меня со своими разнообразнейшими предложениями, когда весь их коллектив, получил от меня по две – три гривны чаевых, каждый. Я заказал ещё бутылочку и, попивая винцо, наслаждался бытиём. Хотелось философствовать, мечтать. На ум приходили, чьи-то слова: «Жизнь человеку даётся один раз, и прожить её надо в Крыму».
«Да, здорово было бы поселиться здесь», - фантазировал я,- «Лучше у моря, а можно и здесь, в горах. Тишина, покой. Правда, татары». Здесь в Бахчисарае много татар. Но я не испытывал к ним какой-то особой неприязни, несмотря на их нахальство и приставучесть.
Настырность бахчисарайского сервиса действительно угнетала. Она здесь удивительно переплелась с самым настоящим вымогательством, а иногда и просто с хамством.
Нет. Я не остался бы здесь жить. Из-за лиц. Меня пугали многие здешние лица. Лица официантов, лица навязывающихся в гиды парней, парковщиков машин, охранников, тётушек, проверяющих билеты на входе во дворец, и встречающих тебя резким окриком: «За камеру платить!», почему-то напоминали мне лица убийц.
Я не знаю почему. Может быть, они все прекрасные люди, у которых просто нет других видов заработка, кроме как обдирать туристов, и я не справедлив к ним.
Но это лично моё субъективное мнение, что лица очень многих бахчисарайцев - это просто идеальные лица для ролей грабителей, террористов и насильников.
Вчера вечером я снял здесь комнатку, с душем и отдельным входом, на два дня. Плана у меня никакого не было, разве продегустировать те вина, которые я ещё не успел, походить по древним горам, посмотреть сердце татарского Крыма и немного отдохнуть от суеты побережья. Позади были две недели на море. Рестораны, аквапарки, дискотеки, знакомства.
В последний раз я бывал в этих краях ещё в советское время. Надо же, теперь это заграница. Кто бы мог подумать.
Но отпуск, как и всё прекрасное, в этом мире, заканчивается. Вот и мне оставалась лишь пара дней здесь и домой. В любимый дождливый Питер.
Я вспоминал только что виденный Ханский дворец. Бедновато. Хан, видать, еле, еле концы с концами сводил, не до монплезиров.
Да и знаменитый фонтан. Что-то непонятное, а не фонтан. Какой-то вечно текущий кран, вдобавок на заднем дворе. К нему и из гарема-то никто не мог бы подойти. Гарем за забором в женской половине. Оттуда женщин не выпускали. Ах, Александр Сергеевич, вот плут. Хотя кто его знает, как там всё было? Кто знает.
Как только я вышел из кафе, меня окружила группа молодых людей, несколько женщин в возрасте и молоденькая симпатичная девушка. Все они предлагали себя в экскурсоводы по пещерному православному монастырю и по пещерному городу Чуфут-Кале. Я немного оторопел. Некоторые протягивали красные удостоверения какого-то археологического института. Наперебой расхваливали свои знания.
Вот тогда-то я и выбрал её, эту молодую татарку. Не знаю почему. Может просто потому, что я мужчина, а она симпатичная девушка лет двадцати, или даже моложе. У неё выразительные, чуть раскосые глаза, утончённые восточные черты, чёрные волосы до плеч, цветастое платье, под которым угадывались стройные и, наверное, очень нежные формы. Она совсем не была похожа на тех нахальных дамочек-гастролёрш, которые мне порядком поднадоели на побережье, и от которых я сбежал сюда, в самое сердце Крыма, чтобы немного в тишине и одиночестве побродить и помечтать.
Не спрашивая стоимость экскурсии, я согласился пойти с ней, и мы начали подъём к монастырю.
Оставшиеся не у дел конкуренты остались шуметь на площади:
-Хей, Файка, смотри, брату расскажу!
-Тебя как зовут? – спросил я.
-Фая. Фаина.
-А что, брат не даёт работать экскурсоводом?
-А-а.
Фаина махнула рукой, показывая этим своим «А-а» полное презрение к патриархальным варварским законам её семьи.
-Хочу заработать и уехать в Симферополь учиться.
-На кого?
-На менеджера.
-Понятно.
Так мы дошли до монастыря, притаившегося вдоль горной гряды. Я напился из освящённого источника.
-Ты мусульманка? – спросил я её.
Фая пожала плечами. Понимай, как хочешь.
Накинув на голову платок, она тоже поднялась со мной в храм, в который вела высокая лестница, хотя креститься и ставить свечей не стала.
Весь зал церкви был вырезан в углублении высокой пещеры. Казалось, что колонны, и своды будто вытесаны из мрамора.
Я поставил свечу. Здесь, безусловно, полагалось думать о чём-то светлом и хорошем, но не думалось. Будто кто-то противный, сидящий на левом плече так и путал мысли и опускал мои глаза на бёдра и ноги Фаины. Я поспешил выйти на лестницу. Фаина шла спереди. Я не отрывал взгляда от пёстрого пятна её платья. Я ловил каждое покачивание её ягодиц, каждый изгиб бёдер. Она явно не одела сегодня лифчик. И я думал только об этом.
Проклятье, и почему я не выбрал в экскурсоводы вон ту пожилую женщину, показывающую сейчас на горы, семье моих земляков, прикатившей на машине с питерскими номерами. Или хотя бы нахального татарчонка.
Мы спустились вниз и я долго не мог оторвать глаз от нерукотворного изображение Богородицы, нависшего прямо над нами на скале. Это появившееся само по себе на скальной породе изображение девы Марии, с нимбом на голове было чудом из чудес, заставившее древних христиан поселиться именно здесь, вырубив себе кельи в мягкой горной породе.
Мы направились в горы к древнему пещерному городу.
В одном месте от широкой тропы в сторону ответвлялась ещё одна и я, схватив Фаину за руку, увлёк её туда. Заросли можжевельника и низкорослых дубочков закрыли нас от основной экскурсионной тропы. Я ловил её губы, она сопротивлялась, но не кричала. Я не отдавал себе отчёта в том, что делаю. Я запустил руки под её платье, поднял его, провёл по бёдрам, нащупал её груди и слегка сжал их.
Фаине стоило закричать, люди сбежались бы сюда, и обвинение в попытке изнасилования было бы самым мягким, что могли мне инкриминировать, в этой ситуации. Я понимал это какими-то закоулками разума, но, продолжал гладить и ласкать её упругое тело. Я запрокинул её платье почти до шеи и, нагнувшись, поцеловал её в большие коричневые соски. Потом в ложбинку между грудей. Теперь она уже не вырывалась, а лишь молчаливо подавалась ко мне всем телом, один раз тихонько простонав.
Я опустил руку ей в трусики и нащупал мысок её мягких волосиков.
-Нет! – шёпотом, но громко и решительно сказала она и вдруг оттолкнула меня, – Нет! Мы не животные!
Она одёрнула платье, резко вышла из зарослей на тропу и продолжила подниматься наверх.
Я, выскакивая за ней, имел, наверное, самый дурацкий вид на свете.
Сердце колотилось. Я слегка задыхался.
-Фая, простите, Фаина, хотите, я вам... заплачу.
Она обернулась и смерила меня таким презрительным взглядом, каким на меня не смотрели ещё никогда в жизни.
-Простите, - зашептал я. – Вы мне очень понравились.
До самого пещерного города мы шли молча. Тропа прервалась, и дальше пришлось идти по пологому склону, скатывая вниз по чахлой растительности, маленькие камешки. Навстречу попадались группы возвращавшиеся назад. Внизу копошились какие-то молодые туристы, слышался русский и украинский говор и смех.
Фаина, сделав вид, что ничего не произошло, взяла тон профессионального экскурсовода. Называла мне даты. Имена ханов. Вон там содержали в заложниках пленного боярина Шереметьева, от которого отреклась Русь, вон там могила дочери хана Тохтамыша. Здесь жили греки, потом татары, потом караимы, исповедавшие иудаизм. Вон там, рядом, две древние кенассы для молений.
Удивительное место.
Тихие каменные ступени. Именно тихие. Окаменевшие колеи от колёс арбы проезжавшей здесь две тысячи лет назад. Полупещеры-полудома. Вон там, на горизонте блестит море, в районе Севастополя. Вон там Чатыр-даг, за ним Алушта и южный берег.
Мы стояли на плоском, как стол, плато, находящимся в самой середине Крыма.
Внизу горы, покрытые словно травой. На самом деле это лес. Просто с такой высоты сосна кажется травинкой
Я чувствовал дыхание веков и вместе с тем дыхание Фаины. Когда мы спустились в подвал, высеченный столетья назад в горной породе, я, подождав, чтобы рядом не было экскурсантов, обнял её за плечи и прошептал:
-Прости.
-Я не сержусь, - опустив глаза, ответила она.
Я поцеловал её в щёку.
-Ты просто мне очень понравилась. Я не женат, - вырвалось у меня почему-то,
-Разведён,- добавил я для полной убедительности, - Уже давно.
Она улыбнулась и опустила глаза.
-Вы мне тоже понравились.
«ВЫ!» - как меня поразило тогда это «ВЫ!». Словно она с ханом, с падишахом говорила. Видно восточные женщины, генетически, признают нас повелителями.
Это «Вы» было непривычно, и будоражащее, и в тоже время захотелось скорее сказать ей:
-Ну, нет! Давай на ты, - словно этим ты приближал её к себе, и делал равной себе, тем самым, даря ей незабываемый подарок. Я чувствовал себя господином, снимающим с неё паранджу.
Но она вновь лишь улыбнулась.
-Ты где остановился?
Я назвал, с трудом вспомнив, адрес, где снял жильё. От музея направо в гору. Улица Форосского или Фаллосского. У Ахмедыча.
-Улица Гаспринского,- поправила она меня, - Я знаю, где это.
-Ты придёшь?
-Не обещаю. Как получиться.
Наш шёпот слушали вековые стены. Я рассмеялся и крикнул:
-Ау!
Эхо пробежало по пещере. Я был счастлив.
Мы расстались после экскурсии, и я вновь зашёл в кафе, и, поев каких-то лепёшек, с изрядной порцией вина, отправился к Ахмедычу. В голове бурлило от выпитого и от чего-то неизвестного и нового, что могло придти в мою жизнь. Или уже пришло?
Тщательно приняв душ, я завалился спать, раскрыв все двери и окна своей светёлки.
Я сквозь сон почувствовал, как она, бесшумно, словно кошка, проскользнула под простыню. Я понял, что она без всего. Я проспал, пока она раздевалась. У меня перехватило дух. Я обнял её и начал ласкать её тело. Как тогда в можжевельнике. Теперь оно всё доступно мне и так подаётся при ласках.
Я мну её грудь, опускаю руку между её ног и чувствую, как там всё увлажняется. Мы целуемся не переставая.
Проклятая кровать Ахмедыча скрипит как сирена. Только глухой не услышит, или тупой не поймет, что обозначают эти начавшиеся ритмические звуки.
Хлопает дверь. Резко включается свет.
Я вытягиваюсь как струна, не выпуская Фаину из рук.
Это дед Ахмедыч:
-У меня не публичный дом!
-Ахмедыч, я за всё заплачу! Выйди немедленно.
-А что я отцу её скажу завтра, когда он меня спросит. Ты за это тоже заплатишь? А братьям её? Скажут, ты что, Ахмедыч?!
Мы лежали голые под простынёй. Голые и сжавшиеся под пристальным взглядом и хлёсткими словами Ахмедыча.
-Она ещё девчонка. Ей нет восемнадцати, если хочешь знать. Тебя зарежут завтра как барана. Тебе лучше сразу бежать в ментовку, чтобы посадили за малолетку. Это тебе не Южный берег, где одни шлюхи. Это Бахчисарай.
Я встал, обмотанный простынёй. Полез за бумажником.
-Думаешь, всё купить можно. Но-вв-ый рус-ский,- презрительно резанул Ахмедыч. - И совесть тоже? Совесть не купишь. Я иду к её отцу.
Фаина, выскочив из кровати и не стесняясь своего обнажённого смуглого молодого тела, упала на колени перед стариком, и умоляюще залопотала по-татарски. Он что-то ей ответил, и выскочил из комнаты, стукнув дверью так, что всё его утлое жилище закачалось. Откуда-то послышались выкрики на татарском языке
-Надо бежать. Здесь нельзя так. О! Как я хочу уехать отсюда. Здесь нельзя жить!- с надрывом в голосе простонала она.
Я попытался обнять её, но Фаина лихорадочно одевалась.
-Одевайся, бежим.
-Я не боюсь их! – ответил я.- В конце концов, я женюсь на тебе. Я хочу на тебе жениться.
-Этим их сейчас не успокоишь. Может завтра. А сейчас бежим.
Мы выскочили из калитки Ахмедыча, и за руку, помчались по узкой улочке к горе. Со стороны города уже шли какие-то люди и слышались возгласы.
Я успел схватить только свой бумажник и почему-то видеокамеру.
Никакого оружия у меня не было. Я не взял даже перочинного ножа.
-Куда?
-В пещерный город.
-Где мы были?
-Примерно, только в другом месте, где нет экскурсий. Они не найдут нас там.
Темнота была такой, что если бы я отпустил её руку, то непременно или сорвался бы вниз или просто не знал куда идти.
Огоньки Бахчисарая были всё меньше. И вскоре совсем исчезли за поворотом горы.
Мы выбрались на плато. Над нами, ковер, усыпанный звёздами.
Я вытер слёзы с её щёк.
-Они убьют меня, - прошептала она.
И в этот момент я сначала почувствовал, а потом увидел, что вокруг нас стали вырастать фигуры четырёх-пяти людей. Слепили фонарики. Кто-то схватил её за руку и потащил в сторону. Я услышал звук пощёчины.
Раздалась татарская брань.
-Стойте! – крикнул я.
-Что, стойте. Прощайся с жизнью, сукин сын. И её зарежу и тебя. Чем позор такой терпеть.
Голос принадлежал мужчине постарше. Видимо это был её отец.
Другие загудели.
-Послушайте! – громко начал я, обращаясь к фонарикам, сам, удивляясь своей смелости, хотя в животе я чувствовал холодок и в груди стоял неприятный комок страха, я старался, чтобы голос был ровным.
-Послушайте! Простите, если я обидел вас чем-то. Это произошло только оттого, что я не знал ваших традиций и правил. Мы с Фаиной полюбили друг друга. Я прошу, чтобы вы разрешили ей стать моей женой и уехать вместе со мной.
Я обещаю, что буду любить её и никогда не обижу...
Татары загудели.
-Раз так говоришь, значит надо это в доме обсудить. Не здесь.
В который раз за сегодняшний день мы начали спуск-подъём по горной тропе.
Фаину я больше не видел. Иногда, какой-то парень подавал мне руку.
Через минут сорок мы спустились в город.
Внизу нас ждали раздолбанные жёлтые «Жигули», на которых мы быстро понеслись по узким изогнутым улочкам. Через минут пятнадцать мы въехали в относительно новый микрорайон с многоэтажными домами. Я даже и не знал, что тут есть такие дома. Раньше видел только кривые маленькие улочки старого города.
Мы поднялись на второй этаж. Включили свет.
Обычная двухкомнатная квартира в обычной пятиэтажке. Старая лакированная мебель семидесятых годов, много ковров.
Я разглядывал своих похитителей. Трое молодых темноволосых, стриженых парней в чёрных штанах и цветастых рубахах.
Меня усадили на кресло. Напротив на диване уселся отец. Пятидесятилетний неопрятный седеющий человек. В старом мятом костюме без галстука и в синей, давно не стираной рубахе. Пахло вокруг отвратительно.
-Значит, говоришь, замуж?- спросил он меня.
Я утвердительно кивнул головой. Все снова загалдели по-своему.
Один из парней, на вид постарше, подскочил ко мне и, размахивая перед моим лицом ножом, сквозь зубы просвистел:
-Обидишь сестру, зарежу! Как барана зарежу!
-Сядь, успокойся. А? – успокоил его отец. – Мы нормально с человеком разговариваем. Как тебя зовут?- обратился он ко мне.
-Андрей.
-Меня, Семён Тимурович. Это брат Фаины, мой сын - Руслан. Эти ребята его друзья. Эй, принесите выпить,- прикрикнул он.
Через пять минут на столе появилась трёхлитровая банка красного вина, порезанная ломтями брынза, помидоры, немытые, заляпанные пальцами стаканы.
Все выпили. Потом налили ещё. Закурили.
-Где Фаина? – спросил я. – Она не виновата. Это всё я.
Руслан подошёл ко мне и взял видеокамеру.
-Даришь? – улыбнулся он.
-Подарю, верните Фаину.
Семён Тимурович строго посмотрел на меня.
-Я, Андрюша, знать должен, в какие руки дочь отдаю. Знать, что человек ты состоятельный и сможешь её нормально содержать. У нас таким доказательством является калым. Калым ты мне должен, врубился?
-Сколько? – серьёзно и глядя Семёну в глаза, спросил я.
-Это у нас жених решает.
-У меня с собой немного долларов осталось, и двести-триста гривен. Я ещё должен купить билет для неё. На мой поезд. Он послезавтра. Я вам вышлю из Питера. Вышлю тысячу долларов. Этого хватит? Я не очень богат, но у меня хорошая работа. Я потом вышлю ещё, - горячо убеждал я татар, то, вскакивая, то, вновь садясь, - И камеру вот дарю. Она уже старенькая, но зато «Панасоник».
Все молчали, словно ждали от меня чего-то ещё.
-У меня ещё есть кредитная карта. Я не знаю, как по ней здесь получить. Надо ехать в банк в Симферополь. Я сниму деньги и рассчитаюсь с вами.
-Хорошо, - закивал, наконец, Тимурович, - езжай домой, спи, что тут осталось до утра, а утром с Русланом поезжайте в Симферополь и всё сделайте. Отдашь нам тысячу двести. Купишь ей билет. А потом позовёшь в Питер на свадьбу.
Тимурович встал и, улыбаясь, подошёл ко мне и протянул руку. Другой обнял меня.
-Согласен, сынок?
-Да,- выдавил я, морщась от запаха своего будущего тестя.
Все радостно загалдели. Мы несколько раз выпили ещё.
-Всё, везите его к Ахмедычу. Он не пленник здесь. Он наш гость и мой сын. Я не принуждаю женихов насильно, - весело говорил отец, - Но Файку увидишь только завтра!
Руслан отвёз меня домой, и мы пожали руки, как друзья. В принципе они все неплохие люди. Просто чтят традиции. Может и нам этому стоит поучиться у них.
Калым, просто способ доказать состоятельность. Неплохо, в принципе.
Я был рад, что всё так легко решилось. Если честно, то когда они схватили нас там, на горе я испугался. Да и что греха таить, до последнего момента не верилось, что всё получиться. Фаина сможет мной гордиться.
«Милая Фаина», - думал я, засыпая. «Она, наверное, плачет и не знает, как всё решилось. Ее, наверное, держат взаперти и в неведение о её судьбе. А я спасу её. Завтра же. Завтра вырву её из этой дикости. Проведу по Питерским бутикам, и она упадёт от счастья. Сделаю менеджером в фирме, где сам работаю. Или нет, она будет сидеть дома и печь мне какие-нибудь татарские лепёшки».
Я вытянулся на кровати, где ещё недавно было её тёплое и упругое тело. Попытался уловить в подушке её запах и тихонько застонал.
Утром, когда я встал, жёлтые «Жигули» уже ждали меня.
С Русланом и ещё двумя парнями мы понеслись к столице Крыма - Симферополю. Все курили. В голове у меня немного шумело от выпитого вчера. Но сегодня я на всё глядел трезво. Украдкой рассматривал лица своих спутников. А если они убьют меня на обратном пути? Может, вырваться от них и убежать, спрятаться в Симферополе и завтра навсегда покинуть эти места. Все деньги и документы у меня. Сумка, шмотки? Ну, чёрт с ними, пусть примерит Ахмедыч. Ничего суперценного там нет.
Я ехал на заднем сиденье, рядом с Русланом. Открыл окно.
Да, вчерашнего порыва, который заставил меня громко объявить им о моей любви, который заставил меня буквально крикнуть им это в лицо, и остановил их, сегодня не было. Да, этот порыв был порождён вином, страстью к девушке и страхом. Но сегодня я был объят не менее сильным чувством, и оно не менее сильно руководило мною - благородство. Я чувствовал себя рядом с этими людьми, существом другого, высшего порядка. Я презирал их. Презирал и поэтому не боялся. Нет, это не убийцы, - это просто жалкие пасынки природы, со своими дурацкими обычаями. Я вырву у них из рук Фаину. Я обязан это сделать.
Если я убегу я не смогу потом жить, зная каким издевательствам, здесь подвергается эта влюбившаяся в меня, с первого взгляда, наивная девчонка.
Как ей не будут давать прохода. Как её бьют отец и брат, а мальчишки бросают в неё гнилым инжиром.
Нет. Этого не будет. Она хочет вырваться отсюда, и я ей помогу.
Я не мог бы простить себе сегодняшнего разочарования её, когда ей вдруг объявили бы:
-Он сбежал. Он обманул всех и сбежал. Ты опозорила всех нас.
А ведь она надеется. Сегодня - решающий день в её жизни. Переломный.
Жизнь разделиться для неё на две части. Ад Бахчисарая и рай Петербурга. Так неужели я предам её?
Предам это упругое, смуглое тело, извивавшееся подо мной вчера. Предам эти наивные глаза, которые так влюблённо смотрели на меня, там, в горном городе. Предам её слёзы, вчерашней ночью. Предам то, что она пришла ко мне в спальню, поставив на карту всё. Может быть и невероятно, что она так сразу влюбилась в меня. Но ведь я сам, первый начал. С ней, наверняка, никто не был так ласков раньше. Наверняка! И это решило всё. Это бросило её к моим ногам. То, что я впервые увидел в ней женщину, человека. И теперь, я предам это?
Я растопчу её наивную душу, если сбегу.
Да и к тому же ... Это тоже не маловажно. Я хоть и не задумывался всерьёз о новой женитьбе, но когда-то, наверное, надо. Мне за тридцать. А ей нет восемнадцати. Это будет сказка. Сказка с маленькими смешными смуглыми детишками полутатарчатами. У нас будут красивые дети. Мы красивая пара и ведь мы с Фаиной будем очень любить друг друга.
Хотя она и сама-то ещё сущий ребёнок. Но я воспитаю и её. Воспитаю такой, какой надо для нашего будущего счастья. Я покажу, что бывает жизнь намного красивее её домашнего домостроя.
И тем самым плюну на этих жалких людишек. И пошлю подальше её сумасшедшего отца, если он когда нибудь осмелиться позвонить нам.
Я скажу ему:
-Семён Тимурович, я заплатил тысячу двести баксов за то, чтобы больше никогда не видеть и не слышать тебя. За то, чтобы ты не касался своими грязными руками нашей жизни. И любви, о которой ты не имеешь ни малейшего представления.
Я улыбнулся своим мыслям.
Тысяча двести не были для меня маленькими деньгами, но и не разоряли меня совсем. В конце концов, на кону прекрасная Фаина и я готов был рискнуть.
Для пущей важности, и немного от страха, я решил ещё и блефануть.
-Руслан, - обратился я к нему с наглой улыбкой, которая была ему явно неприятна. – Я связан в Питере с очень крутыми парнями, для которых отмываю деньги. За это они меня очень ценят. Так вот перед тем как я получу бабки, я при вас, отзвоню им, и детально расскажу всю историю, которая со мной произошла. И если с вашей стороны, что-то пойдёт не так, или, если я не вернусь, сюда прикатят эти парни и вы все, и даже дядя Ахмедыч, будете покойниками.
Лицо Руслана вытянулось. Лица его спутников тоже. Они наверняка не ожидали от меня такой наглости.
-Саша, останови, - хлопнул по плечу водителя Руслан.
«Жигули» остановилось у обочины. У меня ёкнуло в груди, но я держался.
-Выйдем, - кивнул мне Руслан.
Мы вышли. Двое других остались в машине. Впереди виднелись строения Симферополя. В садах тянувшихся вдоль шоссе кричали птицы. Солнце уже начинало свой нещадный пёк.
-Послушай, Андрей, твой вчерашний поступок показал, что ты серьёзный человек и нормальный мужик. Сейчас неважно кто татарин, кто русский. Мы дали вчера друг другу слово чести. Я обещаю, что с тобой здесь ничего не случиться, и ты получишь в жёны мою сестру, а поэтому я называю тебя братом. А между братьями не может быть никаких непоняток.
Руслан протянул мне руку. Я крепко пожал её.
-Эй, вы, - крикнул он приятелям, вылезшим из машины, - Это мой брат. А значит и ваш друг тоже.
Парни заулыбались. Мы все пожали друг другу руки и поехали дальше.
Всё получилось не так быстро как хотелось. Обналичить кредитку в Симферополе, это не так просто как в Риме или в Праге, но всё-таки прогресс банковской системы имелся. Получить билет на завтрашний поезд Севастополь - Петербург, идущий через Бахчисарай и Симферополь было сложнее. Но я постарался, и билет сделали даже в моём вагоне.
Руслан с парнями меня нисколько не пасли. Это успокоило меня. Мы даже расстались, на какое-то время и договорились встретиться уже перед отъездом, в кафе. Бесшабашно выпили пива, и понемногу мне показалось, что лица у них совсем не как у убийц, а вполне нормальные. Да и во многих вопросах, они просто наивные пацаны. Я немного даже переживал оттого, что слегка погорячился утром.
Вечером мы вернулись, и я вручил Семёну Тимуровичу в саду какого-то старого частного дома, на окраине, куда меня привезли, заветные двенадцать бумажек.
-Зуль!- крикнул Тимурович
Из дома вышла полная растрепанная женщина в синем фланелевом халате.
-Познакомьтесь, - это Андрей, жених Фаины. Он заплатил калым. Он завтра увозит нашу дочь.
Зуль ничего не сказала мне. Только села на край дивана, вытащенного в сад и заплакала:
-Не обижайте её там, не обижайте.
-Да замолчи ты,- прикрикнул Тимурыч. – Эй, Файка, выходи к жениху-то.
Из дома вышла улыбающаяся Фаина. Боже, какая же она была хорошенькая.
Она подошла ко мне, и жадно ловили взгляд друг друга и молчали.
Вдруг мать Фаины схватилась за сердце. Застонала и захрипела.
-Как же так! Как же он увезёт её!? - зашлась она. Двор наполнился криками и стонами.
Тимурыч что-то прикрикнул по-татарски, Зуль с надрывом ответила ему.
-Пойдём, - я взял Фаину под руку, и вывел на пустынную вечернюю улицу.
Мы стояли возле каменной стены забора. Вот калитка, отделяющая старую жизнь
Фаины от новой.
-Пойдём,- повторил я
-Нет, послушай, Я не могу, из-за матери. Видите как ей плохо. Ты ведь понимаешь? Я побуду с ней. И соберусь. Попрощаюсь с подружками. Ведь завтра мы всё равно уезжаем. Уезжаем навсегда. Да? Вы позволите?
Я рассмеялся.
-Ты моя жена. Ты не должна говорить мне вы и спрашивать позволения. Понимаешь?
Я обнял и поцеловал её в полные нежные молодые губы, которые так меня волновали.
Ахмедыч, встретив меня возле своего дома, протянул мне руку:
-Ты настоящий мужик.
Я вошёл к себе в комнату, откупорил бутылку «Соколиной горы», залпом приложился и рухнул на кровать.
На следующее утро мы с Фаиной сели на Севастопольский поезд. За окном, какие-то плачущие женщины-татарки в платках. Её мать, всё в том же халате. Тимурович. Руслан.
Как они мне все надоели. Я был так рад, что вагонное стекло наконец-то разделило меня и её от них. За окном поплыли маковые поля. Персиковые сады. Горы. Мы стояли в коридоре и смотрели друг на друга.
Нам ещё предстояло поменяться с кем-нибудь местами, чтобы быть рядом. Но мы не спешили. Я не мог оторвать глаз от своей восточной красавицы.
-Что вы так смотрите?
-Мы же договорились, говори мне ты.
-Так нельзя смотреть на людях.
Я действительно поедал её глазами, пытался обнять. Я сошёл с ума от близости с ней. Только люди, проходящие по коридору, всё время толкались и мешали. А я так страстно хотел её. Как я вытерплю эти двое суток в вагоне, набитом курортниками, возвращающимися домой. Я страстно хотел её, как тогда, когда в самый решающий и неподходящий момент вошёл Ахмедыч.
Мы улыбались, глупо молчали и смотрели друг на друга. Я поймал себя на мысли, что не знаю, что сказать ей. Я представлял зависть друзей:
«-Вот так сувенир ты приобрёл в Крыму», - будут ржать они.
Приближался Симферополь. Уже зашипели тормоза, и показался вокзал.
И вдруг с ней что-то произошло. Исчезла добрая и ласковая искорка в глазах.
Исчезла улыбка. Она стала вдруг какая-то напряжённая и деловая и даже старше своих лет. Это была странная метаморфоза, но я ещё ничего не понимал и продолжал улыбаться, протягивая к ней руки.
Она резко сдёрнула мои руки со своей талии, повернулась к тамбуру и пошла к нему вприпрыжку, почти бегом.
-Фаина! – крикнул я, оторопев, - Фая!
Вмиг растолкав садящихся в вагон, она легко выпрыгнула на платформу, и цветастое платье растворилось в толпе. Мне даже показалось, что она махнула мне рукой. А может и нет.
Я выскочил на перрон несколькими минутами позже. Её нигде не было видно.
-Мужчина! Отходим. Мужчина? – забеспокоился проводник. Снова шипело. Вагон вибрировал. Как во сне я вернулся обратно в поезд и пробрался на своё место. Приветливые соседи по купе уже что-то ели и протягивали мне.
Я вновь выскочил в коридор.
Сумка! Вот же стоит её сумка. Дешёвая истёртая дерматиновая сумка. Я расстегнул её. В старое рваное платье был, завёрнут комок старых газет.
И всё. Это было всё её приданое.
Я схватил сумку и бросился в тамбур. Мне было душно, и в тоже время хотелось курить, а может размозжить себе голову о стоп кран, А может издать дикий вопль на весь вагон.
В носу щекотало. Я достал содержимое сумки и ещё раз перетряс его. Ничего. Ничего говорящего о том, что она собиралась ехать со мной, или вообще куда-то.
Эта сумка - просто фикция.
Я прижал рваные шмотки к лицу и зачем-то глубоко вдохнул, наверное, пытаясь уловить частички запаха Фаины. Но там пахло пиджаком Семёна Тимуровича. Я с отвращением бросил сумку в угол тамбура.
Лёжа в купе, я представлял, что возвращаюсь в Бахчисарай с украинской милицией и указываю им на эту шайку, и они все оказываются на скамье подсудимых.
Хотя ведь я сам отдал им деньги. Меня не принуждали. А они мне отдали невесту, а она сама просто не захотела ехать со мной.
Мне и не было жаль этих денег, я не чувствовал их потери. Меня жгла дикая бешеная обида. Такая, с которой трудно было спать, есть, дышать.
С которой, я не знал, как буду дальше жить.
Я представлял, как с двумя пистолетами на мощной машине ношусь по городу и пристреливаю Тимуровича, Руслана, всю их гнусную шайку от официантов в кафе, наверняка углядевших мои кредитки, до Ахмедыча, подслушивающего качки кровати.
А она. Она под дулом пистолета молит меня о пощаде и кричит, что ей надо было таким образом кормить свою семью.
Я вздрагивал от каждого звука, от каждого сильного качка вагона. Мне казалось, что сейчас раздвинется дверь купе войдёт она и скажет:
-А я за лимонадом ходила.
Или что-то в этом роде. Даже, если бы она рассказала мне всю правду, то, что она уже много лет занимается этим, но передумала и сейчас хочет уехать со мной, я бы простил её.
Простил и не выпускал бы из своих объятий до самого Питера.
А может она, и от своих сбежала? Просто сбежала в Симферополь поступать в институт на менеджера, как и хотела. Может так? Может наша «свадьба» помогла ей вырваться, и она счастлива и упивается свободой. Если бы так, я, наверное, не был бы против. Может я спас её?
Нет, вернусь в Питер, на работе раскидаю самые срочные дела и вернусь назад, разбираться с этим делом. Нет, я этого так не оставлю. Я найду её и верну. Верну силой!
Но Питер закрутил своей обыденной деловой жизнью и я, конечно никуда не поехал.
Лишь изредка я вспоминаю тихие ступени Чуфут-Кале, развалины древнего пещерного города. Мысленно сижу на древнем плато, и слышу как ветер что-то насвистывает, или эхо тысячелетних подвалов отражает наши слова:
-Прости.
-Я не сержусь.
-Ты просто мне очень понравилась.
-Вы мне тоже понравились.
-Ну, нет! Давай на ты.
А. Оредеж.
|
|