Живым и умершим творенье посвящаю.
Позвольте же начать. Вот, начинаю.
К читателю
Читатель! Ты мой рок и мой судья,
Так не суди поспешно, отречённо.
Смотри! К твоим ногам кидаю я,
Что балансирует на кончике закона.
Дарю тебе постели первой стоны
И вздохи окровавленной души,
Глаза младенцев, что не доносили жёны…
Читай! И отрекаться не спеши!
Путь вниз
Злым гением на листике тетрадном
Начертан путь, тернистый и кривой,
И надо всё пройти — тогда в часы расплаты
Ты вырвешь из груди нечистой вой,
И улыбнётся Бог, на муки те взирая,
И, может быть, тебе покажет Рай.
Но ты кричишь: «О нет! Не надо Рая!
Ты от земли меня не отрывай!»
Всё оттого, что ты привыкла к грязи
И принимаешь за алмаз дерьмо.
Твой оптимизм, как сифилис, заразен.
Ты веришь, что летишь. Ну да. Летишь. На дно.
Умой глаза, но не вином — слезами,
Забудь, что кровь давно пречистый спирт,
Увидишь полупьяными глазами,
Что так прекрасен тот, Небесный, мир.
А то, что приходило под наркозом —
Астрал. Там Посвящённым лишь пройти.
Ну что ты плачешь? Не помогут слёзы.
Твой путь лишь вниз. Другого нет пути!
Но верю я (и знаю), что достойно
Ты проживёшь хотя бы длинный час
И выберешь: из них или из нас,
Закроешь веки и умрёшь спокойно.
Ценности
О Жизнь! Зачем же ты так лаконична?
Ты, как свеча, трепещешь на ветру.
А разложенье делает безличным
Тебя, меня… Умрёшь, и я умру.
Намокшей, бесполезной спичкой
Царапаешь ты душу-коробок.
О Жизнь! Зачем же ты так лаконична?
Какой сокрыт в коротком миге прок?
Мораль! Ты бесполезней старой девы,
Ты высохла, как груди у старух.
Но снова слышу я твои припевы —
Затягиваешь в свой порочный круг,
Чтоб насмеяться. Ты — царица Дна,
Твои молитвы — что навоз для мух.
Мораль! С лица красы не лишена,
Но сзади вызываешь лишь испуг.
О Красота! Скажи мне, что главней?
Грязь трупа на века или дыханье на день?
Церковный неразбавленный елей
Иль мерзкая гора червивых гадин? —
Всё перепробовали мы. В пучине дней
Нам кажется красивым, что жестоко.
О Красота! Скажи мне, что главней?
Побудь на миг отверженным пророком!
Подкидыш
Пробили фары брешь ночей.
Ребёнок! Ты совсем ничей.
Подкидыш в тряпках торопливых
Кричишь, зовёшь нетерпеливо
Ту, что зовётся словом «мать»
Но мать не может забывать
О своём чаде, что в мученьях
Рвалось на свет ожесточенно.
Ему дала ты право жить,
Он тоже хочет есть и пить,
И материнской ласки хочет,
И что-то на своём бормочет
Нам непонятном языке.
Глаза глядят в немой тоске
На ночь, на тряпки и на фары,
А сердца глуше всё удары, —
Оно уже покрылось льдом…
Подкидыш! Вот твой новый дом.
Там все друг другу неродные,
Но будешь жить ты здесь отныне
И в каждой женщине искать
Черты знакомые… Вдруг мать?
Но знай, ребёнок: бесполезно!
Душа надломленным железом,
Предательство вокруг губя,
Пройдёт по жизни, не любя.
Жертвы абортов
Читатель, тут остановись и вспомни
О тех, чьё сердце никогда не вздрогнет,
Чьё тело служит тварям всем едой…
Читатель, не спеши! Остановись, постой!
О Женщина! Тебе — всё право жизни,
Ты — Господа ладонь, и вечер света
Поёт тебе псалмы, похожие на тризну.
Не вспоминай его. Ты — небо лета.
А то дитя, что не прошло дороги,
Чей путь прервала женщина ударом —
Не вознесёт природные пороги
И не ослепит мутным перегаром,
Не будет ни ножа, ни спирта,
А будет Смерть — фантазий эгоистка.
И стукнет гроб, ладонь пропахнет мирром…
Младенец, не рождённый камеристкой.
А в снах, проклятья кинув материнству,
Младенцы корчатся, слова ветрам бросая,
И сожаления былым огнём нависли,
И вновь слова: «О нет, не надо Рая!»
О Матери! Вы чувствуете слабость,
Но жалость опоздала — время Смерти.
Накатится столетняя усталость…
Не искупить младенца смерть — поверьте!
Детство
Ну что же… Отвлечёмся и посмотрим
На подвиги подкидыша-ребёнка.
Быть может, и у вас сердечко дрогнет,
И слезет с кожей ледяная плёнка.
Что делает по жизни та девчонка?
Где мучится и от чего сгорает?
И почему глаза, как у волчонка,
Когда она в постели засыпает?
Всё оттого, что жизнь лишь ожиданье
Прекрасного и светлого мгновенья,
А наяву ты видишь оправданье
В глазах того, кто не имел терпенья,
Кто своровал последнее печенье,
Кто с похотью глядел на раздевалку…
Всё это с детства в юном поле зренья,
Ты от Судьбы не ждёшь уже подарков.
Читатель! От тебя не утаю
Я крики изнасилованных в спальне.
Никто им не сказал тогда «люблю»,
Лишь сладко улыбался тот, начальник.
И ты смотрела долгие года
На то, как приходилось жить подругам.
Тебя искали тоже иногда,
Но пряталась, почуяв, что беда…
Бежать ведь некуда. Пустынная округа.
Ночные сомнения
Силуэты адских вечеров
Ждут нетерпеливо свои жертвы,
И огонь несбывшихся костров
Не осветит эти ночи-стервы.
Смотришь ты в окно, и терпкий дым
Вьётся, укорачивая время,
Что дано мечтателем седым…
Бог! Зачем даёшь Ты это бремя?
И зачем вся эта суета?
Ты живёшь, мечтаешь, а что толку?
Всё не то, и ты давно не та,
Потерялась, как в стогу иголка.
Ведь у массы будущего нет:
Ну какое будущее стада?
Выберешься ли? Повис ответ.
Или выбираться уж не надо?
Все мы, как пылинки на ногах
Властного, большого господина.
Тело — мусор, а желанья — прах,
Грязная тягучая трясина.
Если слушать — только голос Дна,
Ангелы давно не смотрят с Неба,
Не хранят — пугает глубина.
Празднуем мы Пиррову победу,
Мчимся, жизнь растаскивая враз,
Гробим, что до нас служило Храмом.
Господи! Что думаешь сейчас?
Мы живые, но не имем сраму,
Мы живые — все в своих гробах,
Наши предки смотрят с укоризной,
Даже мёртвых пробирает страх,
Как взглянут на наши эти жизни.
Я не знаю, Боже, где мой путь?
И могу ль себя я обмануть?
Город
Похотливый, грязный город,
Ты давно уже не молод,
Ты давно уже не стар,
Стелешь дымный перегар
По окраинам пустынным,
Что засажены полынью
И дурманом-коноплёй.
Здесь собак бродячих вой,
Здесь насилие и жадность,
Деньги воплощают святость;
Язвы проходных дворов
И асфальтовый покров.
Что ты делаешь в клоаке?
Посреди дорог — овраги
И разбита колея.
Девочка, вот жизнь твоя!
Ты уйти отсюда хочешь,
Планы строишь дни и ночи,
Но не можешь зачеркнуть
Разом надоевший путь.
Да и не имеешь права…
Жизнь везде сейчас отрава.
Всё случилось. Не суди.
И отсюда есть пути.
Друзьям
Друзья! Что я могу сказать?
Что дарит дружба в истинном значеньи?
Что тратит? Можно предсказать,
Но ты ослеплена ожесточеньем.
Ты видела: возможность есть предать.
Красивые глаза хранят жестокость,
Глаза такие могут и распять.
О Дружба! Ты в себе скрываешь пропасть!
Но есть и светлое в пучине лет.
О Просветленья! Почему так редки?
Найдётся кто-то, кто подаст совет,
Кто птицу выпустит из омертвевшей клетки.
И отдохнёт душа на краткий миг,
И слёзы очищения нахлынут…
Но ненадолго. Шутит Бог-старик.
Он всё возьмёт себе. И даже крик
Последний, что прощаньем другу кинут.
Детские шалости
Ну всё, довольно философства,
Ведь девочка без нас взрослеет.
От раннего её проворства
Начальник строгий каменеет.
(Хотя какой он, к чёрту, строгий?
Он педофил и садо-мазо.
Но жизнь даёт «за так» уроки,
И ты не влипла в ту заразу).
Ведь ты ловчее всех мальчишек,
И шалости твои — из мести.
Ты начиталась разных книжек
Про смерть, любовь и море лести.
Подумай: из какого теста
Слепил тебя всесильный Бог?
Ты ангелов святых невеста
Иль Дна отверженный пророк?
Не знаешь ты. И я не знаю.
Никто не верит в правоту
Другого. Что ж, я повторяю,
Забыв в угаре немоту,
Я повторяю губ движенья
И вторишь медленно ты им.
До полного изнеможенья
Вдыхаешь снова терпкий дым.
Ты в право мести снова веришь
И мысли исполняешь враз.
О нет! Нисколько не взрослеешь.
Никто глаза твои не спас.
Ты и большая, и ребёнок —
Такой вот жизни парадокс,
И от пелёнок до пелёнок
Душа напоминает кокс.
Тёмным силам
О многоликая Изида!
О веселящийся Сатир!
Что в ваших именах сокрыто?
Что предрекает старый мир?
Ты ведьма или поэтесса, —
Какая разница для Ада?
Ты дочь созвездий и Ареса,
Безмерной Пустоши отрада.
Твой идол — Дьявол в Зазеркалье,
Но идол — без души созданье.
Твои истёртые сандальи
Дорог несут очарованье,
Дорог несбывшихся мечтаний.
От пьянства до Астрала близко,
Не замечаешь испытаний.
Для всех ты — просто скандалистка.
А Дьявол с демоновой свитой
Смеётся (как и Бог), капканы
Ставя на пути избитом,
Что оставляют в Мирозданье раны.
На теле Матери-Земли изъяны
И язвы — от подонков и пророков,
И ей самой порою странно,
И от желаний одиноко.
Величие Ада манит,
Величие Ада губит,
В трясину свою затянет
И ветру крыла обрубит.
В душе первозданные бесы
Играют огнём порока.
Созвездий дочь и Ареса,
Зачем так глаза жестоки?
Твой выбор лежит за порогом,
Но хлопнешь ли ветхой дверью?
Дорога от Чёрта до Бога…
Где вера, а где суеверье?
Вера в зарю
Мы все подкидыши Судьбы,
Она располагает нами смело.
И кто-то, может быть, не выдержал борьбы,
А кто-то держит в страхе дух и тело.
Ты думаешь — хозяйка. Нет, ты — раб!
Но демонов иль светлых херувимов?
Здесь слабый — мудр, ну а сильный — слаб,
Трепещет, разрастается трясина.
Но ты сильна, и Бог не отвернул
От Мира всеобъемлющего взора,
И Демон тот тебя не обманул.
Смотри! В бездонном Оке нет укора.
Зачем судить других по минусам?
Нет чистеньких! Достоинства — критерий,
Их раскидать по разным полюсам,
Открыть лишь положительные двери.
Ты знаешь это. Я горжусь тобой.
Читатель! Подними же к Небу длани!
Скажи: «Устал. Вся жизнь — безумный бой,
Но не отдамся бесам на закланье»
Всё это оттого я говорю,
Для тех пишу ожившее посланье,
Кто верит в сны и юную зарю,
И кто осатанел от ожиданья.
Перемены
Ты повзрослела и ушла
Из опостылевшего мира.
Осталась за тобой зола
И смех поддатого Сатира.
Запела, заискрилась лира,
Ты обернулась пылью дней.
Вот ты в Париже, на Памире,
Тибет стал ближе и родней.
Моря, тайга, пески Сахары,
По миру бродишь босиком.
И в сердце — ангелов фанфары,
И в горле рассосался ком.
Вот искупленье! Наступило!
Но забываться не спеши…
Хотя я знаю — не забыла
Метанья брошенной души.
На материнство намекаю…
Когда-нибудь придёт черёд
И, так наивно восхищаясь,
Увидит кто-то звёзд восход
И взглянет умно и прозрачно…
Полюбишь ли ребёнка взгляд?
«О да, — кричишь, — мой путь потрачен
И не свернуть его назад,
Но для того, с глазами Бога,
Его уже не повторю,
Ему не будет одиноко,
Что есть — до капли подарю!»
Итог
Если уж на то пошло,
Не смотри так одичало.
Много вёсен утекло,
20 — много или мало?
30 — боль или пустяк?
40 — сколько лет до смерти?
50 — опять не так.
60 — глазам поверьте.
Ты очнулась ото сна,
Перепрыгнула ту пропасть.
Расцвела в душе весна,
Слышишь Неба только голос,
И в каком-то исступленьи
Ты поёшь свои молитвы…
Тот теряет назначенье,
Кто оставил поле битвы,
Кто улёгся бездыханный,
Кто свернул с пути прямого,
Ставил кто другим капканы…
Не достоин даже слова!
Ты же кровью и слезами
Право выбила пройти.
Разливаясь голосами,
Бог сказал тебе: «Лети!»
Эпилог
Читатель! Жизнь непостоянна.
Сегодня ты король, а завтра шут.
Не спрашивай: «Зачем?» Мне тоже странно.
Умрёшь, и жизнь твою на поле подберут,
Забудешь, на камнях историю напишут,
Взлетишь, но гравитация сильней…
Смотри! Ребёнок спит, чуть слышно дышит.
А для тебя что на Земле главней?
Всё умирает, ты погибнешь тоже,
И тленье будет господином тела,
И от червей отбиться ты не сможешь.
Ну а душа? Она уйти успела?
Успела. Поселилась в тех глубинах,
Что дочкины глаза теперь хранят.
Пусть для тебя мир опрокинут,
Ты выделяешь трупный яд,
Но в жизни сделала не много и не мало —
Ты вырастила дочь, не бросив, не предав,
И путь окончила. Давно пора. Устала.
Ты смотришь с Неба на неё, созвездьем став.
Читатель! На послед тебе желаю
Пройти достойно каждый поворот,
Пусть дымка на глазах больных растает,
Растянется в скупой улыбке рот.
Иди наверх, а не наоборот,
А как дойдёшь, прощайся с этой жизнью,
Ведь впереди, читатель, ждёт восход.
То был не выстрел, то был и не взвод,
А танго, лишь похожее на тризну.
|
|