(трилогия пьес,
не предназначенных для постановки).
На отшибе.
Одноактная пьеса-пролог.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
А л и к - художник, 35 лет.
Д е м и д о в - мужик, 31 год.
М а с с о в к а - мужчины возрастом от двадцати до пятидесяти пяти лет, человек тридцать.
Действие происходит на отшибе в 2002 году.
Ближний занавес открыт. Дальний занавес - открывается. На сцене - угол сарая из неструганных досок, без окон, крытого рубероидом; перед сараем невысокая лавочка из доски и двух чурбаков; на ней сидят А л и к и Д е м и д о в.
Демидов (поводя носом у самого уха Алика). Это чем же - так-то?
Алик. Да, вроде, ничем особенным не должно...
Демидов (задумчиво). Прия-атно...
Алик. А-а, ну, это, видимо, шампунь.
Демидов. Знаем, слыхали... Чистота...
Алик (перебивая). Во-во,- "залог здоровья"... Так вот оно всё и... (замолкает и смотрит на часы).
Демидов. Чистенькие, значит...
Алик. В некотором роде.
Демидов. Прямо - словно и не такие же, как вот мы...
Алик. Да такие же точно!..
Демидов. Говорю,- как будто не из плоти сделаны, а так,- видимость одна, прелесть...
Алик. Ну, из плоти, из чего же ещё!.. Господи! - кому это интересно ещё может быть...
Демидов. А вот, скажем, можно ли такого, как ты... это... (мнётся).
Алик. Чего "можно"?
Демидов. Ну, там,- я не знаю... (почёсывает в затылке).
Алик. Ну, говорите, говорите,- что же вы...
Демидов. Ну, одним словом... как бы, "тово"...
Алик. А-а, это... Ну, не знаю... Можно, в принципе.
Демидов (живо). А нельзя ли, к примеру, мне,- теперь же вот?..
Алик. Ну-у... А это долго? - А то мне сегодня ещё в два места успеть нужно...
Демидов. Так это ведь от тебя всецело зависит,- как себя поведёшь,- ну, и как фишка ляжет...
Алик (вставая). Ну, пойдёмте,- что с вами поделаешь...
Демидов торопливо вскакивает. Оба уходят за сарай. Примерно через минуту в полной тишине раздаётся тупой стук, и слышно, как что-то мягко падает; ещё через минуту из-за сарая выходит Демидов. В руках - колун; Демидов вытирает его жало большим пучком травы, при этом неразборчиво мурлыкая песню Б. Г. "Прыг, ласточка, прыг".
Дальний занавес закрывается.
В зрительный зал быстро входят и энергично пробираются по рядам люди из м а с с о в к и; некоторые из них - в форме военного образца, с разномастными повязками на рукавах, в портупеях и т. п.; большинство же одето совершенно обычно, неброско,- в типичный ширпотреб; по манере вести себя видно, что все находятся в приподнятом настроении. У каждого из них в руках по маленькому туристическому топорику (цельнометаллическому, с резиновыми накладками на ручке).
Ближний занавес закрывается.
Смотрины.
Пьеса в четырёх актах.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
А л и с а - очень бледная брюнетка, 23 года.
А л и к - художник, 34 года.
В р е м я - молодой человек неопределённого возраста.
Действие происходит в московской квартире в 2001 году.
Акт I.
Занавес открывается. На сцене (оснащённой поворотным механизмом, но в данный момент неподвижной) заурядно обставленная комната; по некоторым признакам (раскиданные подрамники, с холстами и без; стоящие у стен планшеты; рулоны бумаги; мольберт в углу; в другом - раздолбанный этюдник и проч.) видно, что в комнате живёт и работает художник, хотя это и, строго говоря, не мастерская. Середину комнаты занимает квадратная двуспальная кровать, так называемый траходром; она застелена покрывалом с изображением лежащего тигра; рядом две табуретки; на одной, ближней, повернувшись спиной к зрителям, сидит А л и к, раскладывающий на второй табуретке принадлежности для акварельной живописи; на краю кровати лежит планшет с натянутой на нём акварельной бумагой. Позади кровати стоит старинная раскладная ширма, японская или китайская, за которой кто-то есть; это понимаешь, видя, как через примерно равные промежутки времени на верхний край ширмы набрасываются с задней её стороны, один за другим - в логической последовательности, предметы женского туалета; последним следует бюстгальтер, после чего из-за ширмы, зябко поёживаясь, выходит А л и с а ; из одежды на последней имеются: на запястьях - множество браслетов и фенечек; на шее - стальная цепочка с прямоугольной пластиной, на которой оттиснуто имя девушки, и кожаный чёрный ошейник, усаженный стальными клёпками. В этот момент сцена, незаметно для глаза,- как минутная стрелка,- начинает вращаться - и вращается в таком режиме на протяжении всего действия пьесы, за исключением моментов, оговоренных особо.
Алиса. Ну, и как мне тут теперь... (рассеянно осматривается) ...?..
Алик (живо). Да как тебе удобно будет! Вот,- на кровати осваивайся... Сейчас посмотрим. Главное, чтоб ничего не затекало, не немело! - Чуть только начнёт,- сразу же говори,- угу?
Алиса. Угу.
Алик. И мы тогда сразу перерыв сделаем... Главное, сразу выбрать позу,- чтоб и тебе не напряжно,- ну, и мне чтоб было... э-э...
Алиса. Живописно.
Алик. Точно!
Некоторое время Алиса принимает различные позы, на разные лады разваливаясь на кровати, но Алик всё качает и качает отрицательно головой; вдруг он резко выбрасывает вперёд ладонь с растопыренными пальцами.
Алик. Вот! - Ну-ка,- так вот - как тебе, ничего, удобно?
Алиса. Да, вроде...
Алик. Ну, здорово! Тогда - поехали.
Садится, берёт планшет, лёгкими движениями карандаша как бы набрасывает контурный рисунок (для зрителей, впрочем, невидимый,- так и должно быть в натуре); через пару минут полного молчания на сцене занавес закрывается,- причём параллельно движению края занавеса через всю сцену, из одного её конца в другой, проходит В р е м я , неся табличку "ПРОШЛО ПОЛЧАСА"; почти сразу в том же направлении отъезжает другой край занавеса, вновь открывая сцену с противоположной стороны, которая за это время успевает повернуться таким образом, что теперь спиной к зрителю на переднем плане сидит Алиса,- а Алик, соответственно, напротив, сзади,- к залу лицом, но полускрыт планшетом; мы не видим, как подвигается дело, но в руках Алика уже не карандаш, а кисть (плоская, беличья, № 12): следовательно, он пишет. Сцена - медленно вращается в обычном режиме.
Соответственно, акт II.
Алик. Ты не устала?
Алиса. Ну, вообще-то, есть немного.
Алик. Всё! - перерыв.
Алиса с облегчением вздыхает; осторожно двигает затёкшими плечами, поднимается; бродит по сцене, массируя руки-ноги, периодически делая наклоны вперёд-назад. Алик смотрит на неё, не скрывая восхищения.
Алик. Эх, жаль в работе всего не передашь!.. Ты такая пластичная.
Алиса (с деланым безразличием, хотя от удовольствия слегка пунцовеют лицо, шея и грудь). Плаванье, художественная гимнастика...
Алик. А вот я с детства к спорту как-то...
Алиса. Надо, надо спортом заниматься,- а то смотри, какие у тебя складки.
Алик (печально себя разглядывая). Да, херово, конечно.
Алиса. Хотя - вон, ты рисовать зато умеешь... Каждому - своё.
Алик. Ну, это - да... А вообще, у меня ещё и комплекция такая, что толще кажешься,- кость широкая и всё такое.
Алиса. Да какая широкая! Ты на меня посмотри,- вот где широкая,- и, заметь, ни одной жиринки лишней,- а у тебя!
Алик. Да ты что говоришь-то! У тебя широкая?! - Да ты широкой не видела! Вот у меня!..
Алиса. Ну-ка,- давай, сравним!
Алик. Пожалуйста,- давай, сравним...
Алиса. Давай?
Алик. Ну,- давай, давай.
Алик быстро, но как бы неохотно, раздевается до трусов, сваливая одежду грудой на полу; они встают рядом, лицом к зрительному залу, и разглядывают друг друга.
Алик. Ну, вот, смотри...
Алиса (не давая слова молвить). Нет, это ты смотри! - вот здесь! - Видишь, твоя коленка - и моя! Ну, так у кого шире?!
Алик. Да причём тут коленка! - Ты на щиколотки смотри! на предплечья!.. Это - не предплечья, это плечи... Вот предплечья! (показывает) ...Вот и видно...
Алиса. Ничего не "видно"! - Понятно, что у женщины кость в любом случае уже,- нужно же скидку на это делать!
Алик. Ну, так о том и речь, что вам в десять раз легче быть худыми!
Алиса. Да какое там "легче"!..
Алик. Легче! - раз в десять или в сто!
Алиса. Ну, щас!
Алик. Да в натуре!..
Алиса. Ага, во-во...
Алик. А чё, нет, что ли?!..
Безобразная перепалка в том же духе. Занавес закрывается; Время проходит с табличкой "ПРОШЁЛ ЕЩЁ ЧАС".
Акт III.
Занавес открывается. Сцена вновь провернулась. Алик, опять одетый, сидит спиной к зрителям; придерживая левой рукой планшет, стоящий на коленях, правой он наносит энергичные мазки; зрителю видно, что к этому времени художник успел зафиксировать основные цветовые и тональные отношения, но за проработку деталей ещё не брался; Алиса сидит на своём месте, приняв соответствующую позу. Она пытается удержать зевоту. Наконец, всё-таки зевает, прикрывая рот ладошкой.
Алик. Не дёргайся.
Алиса. Не буду... Долго ещё?
Алик. Ну-у... А каким временем мы располагаем?
Алиса. Вообще-то, вечером педсовет, будут тётки из РУНО... Завуч вызывала: (передразнивая) "Э, Нигматуллина, милая, выступи по моей теме, будь добренькая!"...
Алик. Ну, вот и выступишь... Успеешь, не боись...
Алиса. ...Я иногда сама себе удивляюсь... Если б мне пару лет назад сказали, что я в интернате буду работать - да ещё и воспитательницей!..
Алик. Да-а... Это ты, конечно, круто... Я бы так не смог... За такие крохи - такой крест...
Алиса. Ну, уж и "крест"... Можно подумать, что мне есть, куда уйти!.. Что я ещё делать-то умею!
Алик. Ну, можно курсы какие-нибудь окончить...
Алиса. Какие там курсы... Да можно, конечно, но - инерция покоя, ты же знаешь... А тут ещё дети,- все силы на них уходят... Вот вчера Нефёдов опять Гурвич под юбку залез...
Алик. Гурвич - это что?
Алиса. Гурвич - это Оксана Гурвич... Родители богатые, жить любят, девочка им мешает... Вот так, при живых папе-с-мамой...
Алик. Ну, и что Нефёдов?
Алиса. А Нефёдов просто какой-то маньяк! Он, знаешь... Вот смотри,- сейчас покажу (вскакивает (Алик не успевает отреагировать), идёт к ширме, выдёргивает из вороха одежды юбку-макси; надевает через голову и,- топлесс,- ложится на кровать); ну-ка, иди сюда... (Алик нерешительно подходит) ...Так. Ага... (расправляя юбку) У Саны - примерно такая же... Теперь возьми... ну, скажем, вот эту свою баночку... ну, или краски,- не важно (Алик берёт в руки коробку красок "Ленинград", вертит в руках)... Ладно, положи их... Ты вот что... Попытайся-ка накрыться моей юбкой с головой - таким образом, чтоб и света дневного не видеть,- и чтоб руки могли что-то делать...
Алик. Так ты сними же её тогда...
Алиса. Да нет, ты не понял: вот так надо,- я лежу, а ты залезаешь мне под юбку и...
Алик. Ты чего, Аль, совсем?!..
Алиса. Да я серьёзно! - Ну, просто попробуй,- чего тебе, в самом деле!.. Просто скажешь, можно ли в таком положении что-то делать,- и чтоб свет не пробивался...
Алик. Ну, не знаю... (становится на колени; Алиса подползает ближе к краю кровати; аликовы голова и руки скрываются под алисиной юбкой)... Вроде темно.
Алиса. А вот если ты руками попробуешь что-нибудь делать?
Алик (голос его звучит приглушённо). Чего делать-то?
Алиса. Ну, Господи,- "камень-ножницы-бумага" сам с собой! (под юбкой движение).
Алик. Так чуть-чуть свет проникает.
Алиса. Ага! - Ну, значит, враки это всё!
Алик. Чего "враки"?!
Алиса. А то, что Нефёдов так плёнки проявляет и фотографии печатает! Он, тварь маленькая, знаешь чего ей сказал? - Что вот это вот - единственное тёмное место во всём интернате, и что если она хочет, чтоб в стенгазете фотки были с конкурса строя и песни, то пускай ему помогает! - а она поверила! она у нас всему верит, что ни скажешь,- немного "не от мира сего" девочка...
Алик (продолжает говорить из-под юбки). Так не видно же ни пса! У фотографов же фонарь специальный!
Алиса. Так ты меня не дослушал! - Я ему то же самое сказала, и - угадай, что,- по его словам,- ему красный фонарь заменяет!.. Им же зачастую белья не выдают,- то прачечная бастует, то машина в ремонте... Так и ходят...
Под юбкой - какое-то движение. Алиса внезапно издаёт звук, напоминающий тихий стон с оттенком изумления.
Алиса. Ты чего это?
Занавес закрывается. Но зрители успевают заметить, как алисины пальцы судорожно смыкаются на голове Алика поверх юбки; девушка зажмуривается, губы её, приоткрываясь,- кажется, что-то шепчут. Движение под юбкой. Время проносит табличку "...И ЕЩЁ ПОЛЧАСА".
Акт IV, половой.
Кровать. Прислонённый к ней, стоит планшет с полусрезанной с него (начали, но почему-то бросили) готовой работой; тут же, на покрывале, лежит макетный нож; опрокинутая табуретка; в луже грязной воды валяются краски, кисти, палитра и остальная дрянь; вторая табуретка стоит теперь справа от кровати; на ней, поверх кучи одежды Алика, сам он прилаживает, пытаясь привести в равновесие, сверхсовременный, "сетевой" телефонный аппарат; кровать: на ней, широко раскинув ноги с растопыренными в истоме пальцами, лежит на спине Алиса; наконец, Алику удаётся придать телефону относительно устойчивое положение; он кидается торопливо к Алисе и взбирается, почти вспрыгивает на неё. В тот же миг - телефонный звонок; так же поспешно, Алик,- сидя на Алисе,- перегибается вправо и тянется к телефону; теряет равновесие и валится на пол,- увлекая за собой табуретку; аппарат рушится, трубка слетает с рычажков и лежит на полу; Алик хватает её и прижимает к уху; судя по облегчению, отразившемуся на его лице, связь не разъединилась; вообще, у зрителей возникает и зреет уверенность в том, что этого звонка он ждал специально и придаёт ему большое значение; эта уверенность укореняется ещё и благодаря тому, что Алик почти не обращает внимания на Алису, которая тем временем сползла с кровати, подобралась к Алику и самостоятельно подлезла под него; он напряжённо слушает; видно, как Алиса приподнимается на локтях и, выглядывая из-за Алика, вслушивается в тишину за компанию с ним; на её лице - неожиданное и неприятное выражение собранности и деловитости.
Алик. Ну, и?.. (пауза) А я при чём? (пауза) Это что ж, теперь так и будет? (пауза) Что "Перов"?.. Почему не понимаю? - Я как раз понимаю,- но я-то при чём?!.. Нет, я...
Отнимает трубку от уха, тупо глядит на наушник: видимо, на том конце - гудки; переводит взгляд на Алису,- взгляд остаётся отсутствующим.
Алиса. Ну!
Алик. Заказ.
Алиса. На что?
Алик. Ни на что... На кого... На меня.
Тяжело слезает с Алисы; выглядя внезапно постаревшим лет на пять, садится прислонившись к кровати, Алиса устраивается рядом; оба - почти в профиль к зрителям. Они выглядят не обнажёнными, а - нелепо голыми, как в бане; сейчас, с опущенными плечами, сутулые, они вообще не кажутся особями, способными на какие-либо отношения, кроме деловых.
Алиса. И что теперь?
Алик (задумчиво). Вот так Демидов!..
Алиса. Нефёдов. Или... Ты кого имеешь в виду?
Алик. Я имею в виду Демидова... А Демидов имеет в виду меня.
Алиса. А кто это?
Алик. Да есть тут один... (с неожиданным надрывом, резко поворачиваясь к Алисе, пряча её ладони в свои) Понимаешь,- нельзя мне сейчас! ничего нельзя!.. Я вообще не понимаю, по какому принципу они людей выбирают! Я, например, до позавчерашнего дня о их существовании не знал!
Алиса (взволнованно). Кто, кто они-то?!
Алик (обмякнув; рассеянно перебирая её пальцы). Они?.. Да тебе-то уж лучше не знать, пожалуй... Видишь ли,- есть такой Демидов...
За сценой слышны приближающиеся шаги. Неожиданно освещается дверь в глубине сцены, не заметная ранее; она распахивается. Входит Время,- на этот раз без таблички,- в форме, напоминающей военную, в неуместно ярких кроссовках "SIMOD"; заложив руки за спину, он не спеша обходит кровать и останавливается рядом с Аликом, разглядывая его в упор.
Время. Да-да, Перов,- вот именно таким мы вас и представляли.
Алик смотрит, как удав на кролика, челюсть его отвисает. Пришелец вынимает одну руку из-за спины, пальцем аккуратно - под подбородок - прикрывает рот Алику, брезгливо вытирает руку о галифе, водворяет руку на место за спиной.
Время. Я, конечно, могу и здесь, но, может быть, всё-таки при даме будет как-то...
Алик (торопливо). Да-да, конечно!.. Если можно, я бы привёл себя в порядок...
Время. Промежду нами, девушками,- ну, и время же вы нашли.
Занавес.
Любовь.
Одноактная пьеса-эпилог.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА.
Д е м и д о в - дородный жлоб, парадно одетый, 37 лет.
А л и к , р а б Д е м и д о в а - измождённый тип, 41 год.
З р и т е л и - статисты различного возраста.
Действие происходит на окраине Москвы в 2008 году.
Занавес открывается. На сцене - имитация фрагмента железнодорожного перрона. Вывеска "ЛОСЬ",- это название платформы. Слева на перроне - никого, одни лишь Д е м и д о в и А л и к, стоящие, облокотившись на перила, его ограждающие. Демидов одет в заурядно-пафосный костюм типичного парвеню; на рукаве блайзера цвета бордо - лазоревая повязка с невразумительной символикой; в руке - стек, на голове - высокое кепи. Алик - одет крайне бедно, в одежду, явно бессчётное число раз подвергавшуюся стирке, химчистке и прожарке; правый рукав пиджака - пуст, булавкой приколот к плечу. В правой части перрона - вповалку лежат з р и т е л и , раненые и трупы; слышны отдельные стоны. Катерпиллер (искусно выполненный из папье-маше) своим могучим ножом сгребает тела и сталкивает их на окровавленные пути. Фонограмма натужного рёва мотора,- впрочем, звучащая достаточно тихо, чтобы был слышен разговор Демидова и Алика.
Демидов. Тебе привет.
Алик. От кого?
Демидов (с нажимом). "Демидов".
Алик. От кого, Демидов?
Демидов. А ты угадай! Ты ж, вроде, не дурак,- вот и подумай, много ли осталось тех, кто может тебе привета передать!
Алик. Я не знаю, Демидов... Извините, правда, ничего в голову не приходит... Может, Алиса?
Демидов (оглушительно ржёт,- долго, аж слёзы выступили). Ох, уморил... Извини, друг, пошутил я... А ты и поверил... Ты прямо всему у нас веришь...
Алик. Демидов, зачем вы так?
Демидов. Я не понял, манда, ты чем недоволен? (выкатывая глаза, разворачивается к Алику).
Алик (закрываясь локтем). Зачем вы так, Демидов?
Демидов (взбешённый, бьёт его по голове и руке стеком, целя в лицо). Руки по швам, мясо!.. Шо такое? Спорить будем? Руки по шва-ам!.. Кому сказал?.. А,- и хер с тобой!.. (неожиданно успокаивается; вынимает платок; снимая кепку, вытирает лоб и шею; снова надевает). Извини, ты же знаешь мой характер дурацкий... Ну, перестань бычиться... О чём мы там говорили?
Алик (отнимает руку от лица; видно, как на кисти руки и на голове вспухают гематомы). Мы говорили о любви, Демидов. О любви и о закономерностях развития социальных отношений. О социальном заказе.
Демидов. Во-во, о заказе!.. Так я интересуюсь,- если я заказ сделал, а пока его выполняли, прогорел и проплатить теперь не могу,- кто я тогда выхожу по понятиям?
Алик. Жертвой обстоятельств выходите, Демидов,- вы ведь к этому клоните?
Демидов. Так, в натуре ж, обстоятельства!.. Ну, на счёт жертвы,- это ты базар-то фильтруй... Это ты у нас - жертва... Гы-гы... Но, с другой стороны,- да, обстоятельства... Так фишка легла.
Алик. Да, тяжело вам...
Демидов (рявкает). "Демидов"!
Алик. Да-да, "Демидов"...
Демидов. ...Веришь! - тяжело... Другим не скажу, тебе - скажу: ты меня понимаешь!.. Редко, но,- бывает, тяжело... И потом - никто работать не хочет! Вашему брату только позволь расслабиться,- вы тут же... А ты говоришь,- "любовь"...
Алик. Алиса, Демидов.
Демидов. Чего хотел?
Алик. Я просил вас узнать по вашим каналам...
Демидов (перебивает). А, ну да... Ну, что ж... Ну, я узнавал, но...
Алик (перебивает). Вы лжёте, Демидов,- вы не узнавали; более того, по вашему голосу я угадываю, что вы благополучно забыли о моей просьбе,- как забывали неоднократно и ранее...
Демидов (не давая ему продолжить). Ну, всё!
Остервенело лупит Алика стеком; стек разлетается в щепки; Алик, шатаясь, уткнув лицо в плечо и выставив вперёд руку,- как входят в высокую крапиву,- вслепую наступает на Демидова; тот, изловчившись, ударяет его ногой снизу в подбородок; явственно слышет хруст костей или зубов,- не разобрать. Но Демидов,- по-видимому, всё-таки дилетант; поэтому не удерживается на ногах и падает на спину, ударяясь затылком. Алик, выведенный из строя, оседает рядом. Оба неподвижны. Освещение выхватывает катерпиллер, который разворачивается и спихивает тела Демидова и Алика к зрителям,- в общую гекатомбу, на рельсы. Всё гаснет, но в наступившей тьме мы успеваем заметить в далёкой кабине призрачный огонёк тлеющей папиросы.
Занавес.
20-21 июня 1999г., г. Москва.
|
|