Глава двадцать восьмая. «Гроза»
I
Она возвращалась от сестры Ольги в странном, неопределенном состоянии. С одной стороны – это угадывалось в ее поведении – она отдохнула физически; с другой – ее моральное состояние оставля-ло желать лучшего. Создавалось такое впечатление, что все это время Ира Романова стремилась к своей какой-то цели, словно к избавлению, и дорога к этой цели с каждым шагом становилась все труднее и труднее… А нужна ли эта цель, которая, возможно и не даст ей успокоения?…
Электричка мерно стучала колесами. Мимо заляпанного жирными от постоянного прикоснове-ния пятнами окна неслись сельские пейзажи чередующихся полей и смешанных лесов.
Поля были бугристые, резко переходящие одно в другое и имеющие самую разнообразную ок-раску: от ровного зеленого до пестрого желтого там, где буйно росла сурепка. Леса виднелись издалека, окаймляя тонкой зеленоватой полоской горизонт и, изредка подбегали к железнодорожному полотну, протягивая свои длинные, мохнатые ветви к бегущему поезду. Иногда показывалась серая нить автома-гистрали с мелкими машинами, словно какими-то причудливыми насекомыми, увлеченными стреми-тельным движением.
Романова подняла глаза от журнала, купленного на станции в Твери, посмотрела в окно и вдохнула прохладный запах ели, сочившийся из приоткрытой форточки. Ей было тяжело возвращаться в город, где все напоминало о каких-то других временах, о работе, вечном движении. С одной стороны это манило ее какой-то таинственной силой, с другой – отталкивало, заставляя гнать внезапно возник-шие мысли.
Вагон был полупустой, сама она сидела у окна, спиной к движению и в перерывах между чте-нием журнала, который по большей части без интереса разглядывала, могла видеть почти материальную пустоту, расстелившуюся большим полотном.
Они приближались к Москве, это стало заметно по тому оживлению, которое происходило в небольшом помещении. Люди, дремавшие, читавшие или просто мечтавшие, поднимались, выглядыва-ли в окно, растирали руками затекшие части тела. На станциях все чаще стали подсаживаться другие пассажиры, проталкиваясь сквозь узкие двери вагона с непосильными ношами в виде рюкзаков и су-мок. Романова уже не ощущала той успокаивающей тишины, которая была до этого.
Город начал подбираться к ее разуму самым ухищренным способом – в виде намеков… На пе-регоне между станциями «Планерная» и «Химки» в вагон, ставший более или менее оживленным зашло человек пять - почти все с рюкзаками. Так как место Ирины Романовой было самое выгодное (оно на-ходилось где-то в конце вагона), то напротив нее села семья, приличного и очень милого вида.
Сначала Ира не обращала на них внимания – двое пожилых и их сын – с чего бы ей смотреть на них? Потом она, отложив журнал, принялась смотреть сквозь стекло на проплывающие дома и доро-ги, припоминая последнюю свою встречу с сестрой Ольгой. Сердце тревожно колыхнулось. Она боялась этого, но что-то подсказывало ей, что…
- Сашенька, умоляю, не надо только…. Давайте не будем ссориться! – прервал голос пожилой женщины размышления Иры. Та вздрогнула, переведя взгляд своих голубых глаз на всю компанию. Они как-то съежились под ним, поняв, что ведут себя крайне неприлично.
- Мама, но если это так! – Сашенька, которому было лет восемнадцать, понизил голос, бросив мимолетный взгляд на Романову. Та снова отвернулась к окну, провожая взглядом какую-то неширокую магистраль.
- Мама, - прошептал он. – Мама, если у вас ко мне постоянные претензии, то нечего было усы-нов…
- Саша! – подскочил отец, уронив сумку. Сумка не знала, что падать на ногу сидящей напротив Ирине Анатольевне Романовой нельзя. Та от неожиданности вскрикнула.
- Простите! – мама Сашеньки мгновенно подскочила, схватила сумку, и заставила мужа сесть на место. Потом зашипела на обоих, призывая к порядку и с надрывом объясняя сыну, что он уже всех замучил своими «напоминаниями».
Ира, ставшая невольным свидетелем неприятной и некрасивой сцены, старалась не показывать свои раздраженные глаза. Только однажды она подняла их, чтобы посмотреть в лицо того самого Са-шеньки и ее сердце предательски подскочило в груди… Эти голубые глаза… Неужели тот самый Са-шенька?…
Она занервничала, стараясь не показать соседям-пассажирам, что ей что-то не нравится. Бо-же… Она уже готова была умолять время, бежать быстрее, но на подходе к Москве поезд тащился как улитка. Начали мелькать дома, потом оживленные улочки, Ира Романова вздохнула легче. На подъезде к станции «Останкино» она почти что ликовала, сложила в сумку, как обычно собранную второпях, га-зету, теплую кофту (в Твери с утра было прохладно), оглянулась. Вся троица тоже зашевелилась, сидя до этого абсолютно молча. Сашенька долго изучал Романову, словно бы вспомнил ее – милую и сенти-ментальную студентку…
О, господи, - прошептала она. – Быстрее, быстрее!
Поезд еще больше замедлил свой ход и показались знакомые очертания вокзала, с которого не-сколько недель назад Ира Романова отбывала к сестре… Слава богу, она дома…
II
До дома, тем не менее, была еще одна остановка на метро. В воскресенье утром на кольцевой ли-нии было полно народа, словно все куда-то собрались именно сегодня. Правда, надо было учитывать тот факт, что многие, как и Ира, предпочти ехать с дачи рано утром, пока не началось столпотворение.
Было душно от плохой вентиляции, люди шли как-то вяло, неактивно. Вокруг была пыль, не-ухоженность. После сельской тишины и успокоения все это казалось неестественной и совершенно не-нужной роскошью. И, тем не менее, она была рада вернуться сюда, скорее всего потому, что город был ее очень хорошей привычкой.
Из метро она выскочила как ошпаренная, с жадностью глотая пыльный воздух Садового коль-ца. На улице было немного полегче. Чувствовалось, что над Москвой нависло томное ожидание спаси-тельного дождя.
«Только не ураган!» - улыбнулась Ирина Романова родным очертаниям. Они выглядели как-то неестественно, покрытые толстым слоем жирной копоти. На клумбах томились пестрые цветы, поте-рявшие прелесть красок и отцветающие, но все еще источающие легкий аромат, напоминающий о тех тихих местах, из которых она, Ира, только что вернулась.
«А!» - улыбнулась Романова не согнувшемуся под натиском жары дому. Он упрямо стоял на возвышении, прямо под зависшим в небосклоне солнцем. Ира рассмеялась, огляделась и завернула к блестящим дверям торгового центра. Ну, надо же купить что-то поесть, в конце концов!
Обратно она шла, удивляясь окружающему миру. В целом она не представляла себе, что такое лето в городе, потому что никогда так не смотрела на все это. Глазами какого-то нового человека, слов-но кто-то намеренно отдавал ей частичку своего мировосприятия…
Лето окрашивало город в разные, совершенно непохожие друг на друга краски. Это и зелень деревьев, и пыль магистралей и грозы со сверкающими, изогнутыми молниями, и вихрь пестрых, сине-желто-красных цветов, раскиданных чьей-то щедрой рукой по огромным площадям столицы… Это фонтаны, прекрасные струи которых, словно стрелы, взлетают вверх и опускаются к земле…
«Курская…» - прошептала Романова, оглядываясь. «Боже, как же удивительно сочетаются в одно слове, состоящем всего…» - она мысленно пересчитала буквы в слове «Курская». – «… всего из семи букв, такие разные и удивительные понятия… Мой дом, центр, Москва…». Она встрепенулась, сильно разозлясь на себя за то, что назвала этот пыльный район, эти деревья, эту каменную коробку – домом!
III
Брат был дома. Только брат. Он лежал на кровати, что-то жевал и с угрюмым выражением на лице смотрел телевизор. Ира, вошедшая в квартиру с двумя сумками, своей собственной и кофтой, перекину-той через плечо, усмехнулась, подумав:
«Лиза!»
Да, в последнее время она во всем стала видеть Лизу, даже в отражении шкафа! И уж конечно не преминула вставить образ Лизаветы Деминой в список причин плохого настроения ее брата. Ей богу, ну, что за женщина эта Лиза! Хочется портить кровь кому-то, вот, пожалуйста, есть Олег, Кира в конце концов, при чем тут Ира Романова?!
- Привет! – Ира Романова махнула брату рукой, надеясь отвлечь его от плохих мыслей, чем бы они не были вызваны.
- О! Приехала, красавица сестричка!
Романова остолбенела.
- Приехала, - сказала она удивленным голосом, направляясь на кухню и скидывая с рук (нако-нец-то!) сумки с продуктами. На кухне царил жуткий беспорядок, смешанный с духотой, возникшей из-за плотно закрытых окон.
Брат выключил телевизор, прошелся по квартире и, заглянув на кухню, фыркнул. Ему видимо не понравилось то, что сестра Ира устроила сквозняк.
- Тебе звонили, - сообщил он. – Дней пять назад.
- Кто? – она собрала брошенные в прихожей сумки с грязной одеждой и собралась уже пойти в комнату, но брат сообщил ей о звонке.
- Не помню… Какая-то девушка…
Романова понимающе покачала головой. Она догадалась, кто это был.
В комнате, в кухне, в коридоре – везде была жуткая духота, запах прокисшего кофе и разбро-санная одежда. Брат жил один, приходил с работы, скорее всего поздно, и находился все время в жут-ком расположении духа, это можно было и угадать, увидев разбросанные газеты и журналы.
- Олег, - позвала Ира, выходя из комнаты своем синеньком домашнем халатике. – Родители не звонили?
- Не звонили! Да… - Олег бродил по квартире и что-то бормотал. – Я сам ездил! Да у них там жара невыносимая! Сидишь как в бане, жуть!
Ира рассмеялась.
- А у нас хорошо было. Дождички шли… - она замолчала, вспомнив о последних днях и собы-тиях.
- Как Оля?
- Хорошо… - и пошла на кухню.
Так за незначительными фразами и шутками прошло все начало дня.
IV
«Я вырвалась» - подумал Эва. И со злостью добавила про себя: «Хороша советчица! Свежий воздух! Ну… Попадись мне только!»
Ранним воскресным днем вся семя вернулась в город. Надо отметить, что на этот раз позицию Эвы разделяла ее мама, которой та в свою очередь была безмерно благодарна за понимание. Как бы много они не ругались, нет ничего ценнее понимания между матерью и дочерью. А уж этим Эва обде-лена не была!
- Надо окна открыть и цветы полить, - сообщила мама. – Но здесь полегче…
Эва улыбнулась, выглядывая в распахнутое окно. Внизу, семью этажами ниже, на самой земле, толпились соседи. Их было немного, большинство еще не вернулось из-за города. Как удивительно…
Приятные порывы ветра врывались в комнату, ударялись о противоположную стену и зависали над головой. Жухлые листья комнатных цветов после того, как их полили, воспаряли и заблестели крупными каплями воды.
Москва была объята дымкой жары и пыли и выглядела неестественно картинной, словно нари-сованной акварелью. Несмотря на то, что было рано, столбик термометра упорно тянулся вверх, пере-скочив за отметку «+ 20».
- Все-таки здесь и правда, лучше, - шепнула мама Эве.
Последняя улыбнулась, рассматривая вид, открывающийся с седьмого этажа их дома. Москва сияла летней жарой, обнажая белые, розоватые и голубые здания, обжигаемые июльским солнцем. Ка-залось, что они сделаны из сахара и вот-вот растают…
Родители сновали туда-сюда, принося из машины сумки и переговариваясь относительно того, куда их ставить. Эва старалась не обращать на все это внимания, она всегда была освобождена от по-добных «развлечений».
- Свари кофе, - окликнул ее голос мамы.
- С молоком?
- Ага…
Отправилась на кухню, открыла форточку, посмотрела в окно. Московская зелень была уже не такой красивой, как месяц назад. Толстый слой пыли делал изумрудную зелень выцветшим полотном картины, которую давно не реставрировали.
Кофе источал приятный аромат, перемешивающийся с воздухом, сочившимся сквозь открытую форточку.
Начали подтягиваться те, кто несколько минут назад активно таскал сумки. Зашуршали пакеты, из которых вытащили остатки дачной еды, зазвенели банки, крышки и ложки. Кто-то включил телеви-зор, а ванной зашумела вода.
- О-о-о… - бабушка чем-то загремела в коридоре. – Да…. А я думала, что еще достаточно!
- Нет, правда… Совсем мало осталось!
«О чем они?» - Эва выключила газ под кастрюлькой с кофе.
- Ну, что ты не могла купить несколько упаковок! – упрекнула бабушку мама.
- Не могла!
- О чем вы? – Эва предпочла поставить вопрос раньше, чем они переругаются.
- О лекарстве! Смотри, совсем не осталось! – ответила мама.
- Ну, так сходите, благо аптека рядом! – посоветовала Эва.
- Ага, тут цены астрономические! Это на Воронцово Поле ехать нужно!
«На Воронцово поле…. Это»
- Это на Курской?
- Там… Ты съездишь?
Такой резкий вопрос поставил Эву в тупик. Она спрашивала вовсе не из-за того, что хотела по-ехать.
- Одна?
- А что? Боишься? – мама усмехнулась.
- Ох, конечно!
«Курская…» - подумала она. «Это, кажется… Хм…»
Небо над Москвой меняло оттенок. Откуда-то с Юга потянулись пушистые облака, словно вата. Подсвеченные изнутри солнечными лучами они закружились над городом. «Будет дождь…» - подумала Эва, а потом, разливая по чашкам ароматный, свежесваренный кофе, сказала:
- Я съезжу… Мне не трудно!
V
Лиза Демина, очаровательная и отдохнувшая, перечитавшая какие-то рассказы, собирала вещи. Послезавтра, во вторник, она возвращалась домой. Конечно, ее вовсе не радовала перспектива возвра-щения в пыльную и шумную Москву, но время к сожалению неумолимо.
Больше остального ее беспокоила предстоящая встреча с Олегом Романовым и то, что она должна ему сказать. «Это зашла слишком далеко!» - возмущалось ее внутреннее «я». «Это нужно было пресечь еще тогда, в ту встречу! Ах Кира, зачем она потащила меня тогда гулять?!»
- Лизонька, вы уже четвертый раз вытаскиваете, сворачиваете и снова кладете одну и ту же вещь! – раздался откуда-то слева голос соседки Нины Викторовны.
- Ой! – Лиза рассмеялась. – Правда!
- Лизонька… Вы замужем?
Лиза вздрогнула. Какой бестактный вопрос! Хотя, они две недели живут в одном номере, так что….
- Нет, - улыбнулась Демина. – Но это только пока…
- А-а-а… У вас есть жених?
Лиза с улыбкой, немного подпорченной теми словами, которые она сказала про себя, продол-жала собирать вещи.
- Да. Я в сентябре выхожу замуж.
- О! Поздравляю, милая! – Нина Викторовна прошлась по номеру. – Он будет вас встречать?
- Нет, - Лиза была максимально вежлива. По крайней мере, она старалась быть таковой.
За окном сгущались тучи, становясь из белых, синеватыми. Где-то вдали рокотала гроза, под-бираясь все ближе и ближе.
- Дождь будет… - пожаловалась Нина Викторовна. – Думаю, Лизонька, вы будете счастливой женой и матерью… - она растирала затекшие от долгого сиденья на лавке ноги.
- Да… Матерью я точно не буду!
Нина Викторовна удивленно оглянулась на Демину. Ее глаза спрашивали «почему», но вслух она этого не произнесла. Правда, Демина пожалела ее и сама озвучила причины, по которым она не сможет стать матерью.
- Я думаю, что была бы недостаточно хорошей матерью. У меня в крови нет такой сильной и всепоглощающей любви к детям… - Лиза сконфуженно улыбнулась. - … Ну… впрочем, кто знает!
Нина Викторовна стояла, широко распахнув глаза. Очаровательная и милая Лиза? Что вы гово-рите? Вы с ума сошли?!
Демина, предупредив таки ответом любые попытки поговорить, вернулась к своим вещами и мыслям об Олеге. Она и сама понимала, что совершила очень большую глупость. Лиза, не желавшая ка-ких-либо перемен, Лиза, живущая своим собственным, фантастическим миром, она совершила то, что, возможно, перевернет всю ее жизнь. И это пугало ее еще больше, чем то, что она запутала Олега. О, господи, что ей делать?!
Она закрыла глаза, прислушиваясь к тому, как грохочет где-то за лесом гроза. Это ужасно, то, что она сделала. Это просто ужасно! Да, конечно, это было своеобразной игрой, которая ничего не ме-няла до последнего времени. Был Олег, были его звонки, визиты, цветы, то, что Лиза упустила, чего у нее не было… Но потом оказалось, что за этой игрой следует реальность.
Почему же она не прекратила все эти шаги еще тогда? Почему она, после того свидания не сдержала слова, данного и Олегу и Кире? Она сказал, что если кто-то опоздает на свидание, он больше никогда… О, боже, она не сдержала слова!
Он позвонил, он даже письмо написал, а она… Она приняла его извинения, она поверила в то, что эта игра всего лишь… Даже когда она согласилась выйти замуж, все это казалось просто… Сериа-лом.
Да. Она и платье выбирала, чувствуя в себе задор. Какой бывает, когда вживаешься в роль. По системе Станиславского. Она играла роль Лизы Деминой, будущей жены Олега, которая будет жить со своей начальницей в одной квартире, уважать и ценить мужа… О, господи. О, боже мой… Она поняла.
Это все она придумала сама. Все сама.
Гроза подбиралась к санаторию, гремела, сверкала, потом хлынул дождь, ударяясь о стекла, о землю, стены… Деревья повесили свои длинные ветви, наклонились под тяжестью воды… Дождь сте-ной отгородил один мир от другого. В такие моменты ты непременно чувствуешь, что то пространство, в котором ты живешь вовсе не однообразно. Оно многолико, оно разделено на равные и неравные части. Оно есть, есть ты, есть этот дождь в конце концов. Только не хватает чего-то еще. Близкого, милого и родного. Жаль, но чего нам не хватает на протяжении всей жизни, мы понимаем только на ее закате…
VI
Ира сладко зевнула. Город успокаивал ее, и это было странно. Московское небо, не так давно синее и прозрачное, теперь было испещрено синеватыми у краев облаками. «Будет дождь» - мысленно прокомментировала Ира Романова картину за окном. Было ужасно душно, даже учитывая то, что все окна и форточки в квартире были распахнуты. Жара давила, выжимала влагу, жгла землю и предвещала грозу, это чувствовалось.
- Ир, чаю-то хоть сделай… - голос брата был страдальческим. Где уж он был, точнее в какой из комнат, определить было невозможно.
- Сделаю!
Сквозь отдаленный шум машин, несшихся по Садовому кольцу, Ира различила стук колес электрички. Ох, хватит с нее этих электричек!
Чайник закипел быстро, напомнив Ире, что дачным давно нужно приобрести другой – электри-ческий. Взамен этого плача по модернизации.
Пришел Олег. У него было странное лицо – рассерженное и усталое, словно ему только что со-общили какую-то страшную новость. Сначала он молча наливал чай, потом повернулся к сестре, словно хотел что-то спросить. Но так и остался стоять с чашкой в руке. Ира усмехнулась.
- Тебя на работе поздравили? – спросила она. Этот вопрос вовсе не был произнесен тоном с из-девкой или усмешкой, наоборот, она поинтересовалась с искренним любопытством. За что и поплати-лась.
Олег хмыкнул, фыркнул (он что, конь что ли? – усмехнулась про себя Ира) и круто развернув-шись, выскочил из кухни. Именно выскочил, потому что при этом комично подпрыгнул. Романова удивленно подернула плечом. Что за глупости такие? Или она что-то не то спросила?
Минуты через две брат с пустой чашкой чая (которая, как оказалось в последствии была толь-ко предлогом, а чай стал прекрасным удобрением для цветка в комнате родителей) вернулся. Теперь на его лице был уже не гнев как в первое мгновение, а усмешка.
- Ира, - сказал он, ставя чашку на стол. – Как ты думаешь, стоит мне обижаться на твою колле-гу Лизу, что она не разу не позвонила мне?
«Здрассьте, приехали! Моя коллега! А может лучше ваша жена?» - прокомментировала Романо-ва про себя.
- Думая, что на мою коллегу не стоит, - парировала она и уже хотела, было отвернуться, но брат не унимался.
- Твоя коллега, эгоистка!
- А ты не знал! – спокойно ответила она.
- Зачем ты мне показала те фотографии?! Ну, кто тебя просил?!
«Вот! Я так и знала, что снова буду виновата во всем! Прекрасно! Теперь я виновата в том, что мой брат влюбился! Что еще? В чем еще можно обвинить меня?!»
Ира обернулась. С крайним удивлением на лице.
- Я? А я-то тут при чем?
- Она при чем! – кипятился брат. – Она при чем?! Ты мне сразу нем могла сказать, что Лиза…
Ира покачала головой.
- Ладно! Но те фотографии ты сам у меня из папки взял, помнишь?
Она начинала злиться. Она начинала нервничать из-за того, что ее снова в чем-то обвиняли. Правда, эти обвинения вызывали скорее смех.
Брат, не найдя что ответить, ушел в комнату. Романова осталась со своей недопитой чашкой остывшего чая. Как глупо. Она поняла, что брат тут несколько дней варился в собственном соку, как часто бывало и с ней (грустно улыбнулась: «Вот так, братец, будто мне все это время было легко!»). Он даже не мог никому рассказать о своих переживаниях, так как она иногда жаловалась Ильиной. Сле-дующие мысли ее были об Ильиной, которая теперь вдруг представилась совершенно в ином свете, бо-лее радужном. Бедная Ильина!
И все бы прошло более или менее спокойно, если бы не вернувшийся брат. Он видимо еще не все сказал.
- Ира, прекрати изображать из себя человека, которому все равно! Что мне делать с Лизой?!
Романова подняла глаза к потолку в знак смирения.
- Ну… Что тебе делать с Лизой? – положила полотенце на стол. – Можешь утопить ее как Гера-сим Муму, я что-то не припомню, чтобы моя коллега говорила, что умеет плавать. Можешь разделаться с ней как Отелло с Дездемоной. Впрочем, ты можешь и бросить ее!
Брат покраснел как морковка к концу сбора урожая.
- Она еще издевается! Тоже!…
В первое мгновение Ира рассмеялась. Потом, правда, ей стало как-то неудобно. Все-таки чело-век искренне переживает. Ну, не может же он пойти и забрать заявление в ЗАГС… В самом деле!
VII
Брат сидел в кресле изучая как колышутся шторы на окне.
Романова прошла по комнате тихо, так как только она могла это сделать, поэтому того, что она стоит у него за спиной, Олег конечно не заметил.
- Ну, что ты пришла? – устало спросил он. – Еще поиздеваться хочешь?
Она отрицательно покачала головой.
- Ну, что у вас с Лизой еще произошло? – спросила он. Какое-то мгновение оба молчали. Ти-шину нарушали только звуки улицы, беспрепятственно проникающие сквозь открытые форточки. Часы медленно, секунда за секундой, отсчитывали время.
- Ничего! Ты никогда не интересовалась моими проблемами!
Романова, несмотря на резкий ответ, осталась спокойной.
- А теперь интересуюсь. Правда, что-то серьезное? Кроме того, что она не позвонила, не сооб-щила, как доехала и вообще сделала вид, что тебя нет?
Олег посмотрел на сестру. Она, кажется, попала в самую точку. Или, по крайней мере, косну-лась самой острой проблемы.
- Мы с тобой никогда не сможем понять друг друга, - сказал Олег.
Ира кивнула.
- Ты прав, даже мои благие порывы ты всегда воспринимаешь как попытку причинить кому бы то ни было боль, - вздохнула она. И собиралась уже уйти, но только дошла до порога комнаты. Как за ее спиной прозвучал язвительный голос брата:
- Ты хотела мне помочь советом? Лучше бы хоть раз задумалась о себе самой! Согласись Ира, приму ли я совет от человека, который сам…
- Не смей! – оборвала Романова брата. – Не говори того, о чем потом пожалеешь!
Она выскочила из комнаты, покраснев от обиды.
Нет, нужно не обращать внимания… Только не обращать внимания. Это он по глупости, это он потому что…
- Я не принял бы от тебя совета потому, что ты сама не смогла добиться от жизни счастья. Лиза все-таки хоть эгоистка, а ты позволяешь за свой счет процветать другим, - закончил брат свою фразу, проходя мимо комнаты сестры.
Романова замерла. Ей все еще не верилось, что он сказал такую глупость, такую…
- Если хочешь знать, ты сама виновата в своих проблемах! Сама и во всем. Во всех ошибках. И теперь я понял, что родители очень часто говорили истину. Ты слабая Ирина Романова!
Она стойко перенесла все обвинения. Потом села на край кресла, закрыв глаза. Все как-то странно слилось воедино. Олег, Ильина, многие другие… Неужели они все говорили правду? Она сама во всем виновата? Она виновата в своих ошибках?….
Олег хотел что-то еще сказать, так терзала его наболевшая тема «Лиза», но не успел. Сестра Ира прямо перед его носом захлопнула дверь, выскочив на улицу.
- Ира! - крикнул он.
Запертая дверь ему не ответила. Честно сказать, в первое мгновение он подумал, что она ушла навсегда. Да, скорее всего так оно и было. Ирина Романова, искренняя ко всем, отзывчивая, справедливо судящая как Фемида, уже не вернется никогда. Вернется другая, в том же обличие, может быть, простит брата, забудет и об этой ссоре. Но мы сами меняем людей, нанося им иногда непосильно тяжелые раны.
VIII
Эва уже чувствовала перемену в погоде. Откуда-то повалила прохлада, возвещая, что дождь уже близко. Удивительно наблюдать за природой, стоящей на пороге стихии. Она вся замирает, пре-кращая любые движения. Даже звуки, неизменно сопровождающие нас, кажется, умирают.
Город ожидал спасительного дождя. Он был необходим каждому сантиметру измученной зем-ли, огнем пылающему асфальту, пыльным домам, листьям тополей и людям…
Удивительно, но ели у вас хорошее обоняние вы заметите как меняются запахи города с тече-нием дня. С утра это какая-то прохлада, пропитанная ароматами ночи, влажная, едва уловимая. Днем это пыль, смешанная с запахами выхлопных газов. Кажется, город днем в жару пахнет всей таблицей Менделеева! Вечер приносит специфический аромат остывающего асфальта и воздух, обжигающий приятной прохладой легкие.
Перед дождем все иначе. Это запах угрозы, влаги, несущихся откуда-то капель дождя и ветра.
Садовое кольцо, до которого Эва доехала на троллейбусе (слава богу, что хоть какой-то назем-ный транспорт сюда ходит! В эту погоду в метро невозможно находиться!), гудело. Дул ветер, предве-щающий дождь с грозой. А сама гроза уже где-то рокотала, уделяя на промежутки между раскатами где-то две-три минуты.
«Хорошо бы успеть купить лекарство!» - подумала Эва. «Хоть до аптеки бы дойти!»
Ветер усилился, обещая не то ураган, не то сильный ливень. С востока упорно ползла синяя, с белесыми прорехами туча, мерцавшая изогнутыми желтыми вспышками молний и рокочущая, как наши шумные самолеты.
«Скорее бы дойти!» - почти взмолилась Эва. Она как раз пересекала Яузу, заблаговременно пе-рейдя на ту сторону, на которой находилось начало улицы Воронцово поле. Справа осталиьс небольшие посадки тополей и берез, примыкавших к набережной Яузы. Как странно, а ведь она уже была здесь…
Взгляд упал на дом Иры Романовой. Надо же, точно, это ее дом… Она часто его вспоминала. Внезапно мимо пронеслась удивительная мысль. Она была похожа на ту самую молнию, вспыхнувшую несколькими секундами ранее на восточной части неба.
«Чкаловская» - словно из десяти букв» - подумала Эва, укрываясь от ветра. «Это словно объе-диняем мои мысли» И она рассмеялась им.
***
Ира выскочила из дома в расстроенных чувствах, но ей необходимо было вырваться из этой душной квартиры сов семи ее звуками, событиями и решениями. Она хотела убежать от своих мыслей. Не получилось. Мысли роились в голове подобно пчелам, больно жаля самые потаенные уголки души.
«Если хочешь знать, ты сама виновата в своих проблемах! Сама и во всем. Во всех ошибках» - прозвучал в голове голос брата, язвительно улыбаясь. И он, и Ильина были правы. Она сама во всем ви-новата.
Небо потемнело, с востока шла туча, сверкая желтыми, как сыр молниями. Физики, конечно, иначе видят мир, но и им не дано многое понять, к тому же если кроме физики у них целая стая кружа-щихся вокруг проблем.
«Гроза» - вздохнула Ира. Это означало, что ей нужно идти домой, но все в ней противилось этому, каждая частичка. Спасительное решение пришло само собой, только стоило взглянуть на стек-лянные двери торгового центра «Атриум». Там, в блеске натертых полов, стеклянных витрин и шума она немного забудет свое шоковое состояние.
Гром звенел, как эхо в горах, приближаясь к «Курской» или «Чкаловской», а какая разница… Солнце в последний раз мелькнуло, вынырнув из-за тучи, и скрылось, предоставив землю, небо и окру-жающие предметы, созданные рукой человека на растерзание стихии.
IX
Эва выскочила из аптеки, едва увертываясь от резких порывов ветра. В сумки призывно зазвенел телефон. Это были родители. Гроза уже прошла их, принеся огромные лужи, шквальный ветер и жуткие разряды (в это можно было поверить, и прислушиваться не надо было)! Эва сказала, что собирается в метро, на что получила запрет родителей, сославшихся на новости, в которых (когда они успели?) со-общили, что где-то даже подтопило метро.
- Что же мне делать? – изумилась она. Накрапывал дождь и ветер трепал волосы, словно флаг на море.
- Там есть какой-нибудь магазин? Или хоть что-нибудь?!
- Есть, - отозвалась Эва. – «Атриум».
- Иди туда и ни шагу на улицу, пока вас не пройдет эта ерунда!
- кого вас?
Кого «вас» лона уже не услышала, потому что сильный удар грома заглушил ответ и телефон отключился.
«Любят они панику наводить!» - фыркнула она. «Атриум»? Что ж… Пусть будет Атриум!»
X
Судьбы. Человеческие пути и то, что мир тесен. Странные совпадения, столкновения, разгово-ры и обиды. Это и есть мир. Это не тот мир, в котором работают, живут и умирают. Это тот мир, в кото-ром страдают, радуются, любят и встречают. Мир нашей фантазии, мечты, поисков и встреч.
Да, все разделено на какие-то части, тупики и лабиринты. Это странно и понятно, к этому не надо привыкать. Это со вкусом привычки, с радостью принимаемое лекарство… Это невозможно заме-нить, описать теорией, понять. Это есть, это среди нас. Это сталкивает то, что не может встретиться. Так встречаются две параллельных линии. Вы говорите невозможно?
Зря. Поверьте, вам станет легче. На миг, на единый миг, за который взгляд способен уловить вспышку молнии… Верьте, ваше избавленье уже рядом, оно с вами. Она – ваша вторая часть сознания, ваше недостающее звено. То, что вы ищете на протяжении всей жизни!
Верьте! Верьте, людям нужна сказка!….
***
Что же случилось? Как так могло получиться, что я сама, я, вопрошающая и призывающая к вере, внезапно остановилась. Сердце замерло, раздумывая, нужно ли биться дальше… Я так боялась, что однажды услышу слово «ерунда». Я боялась, но, услышав его, почему-то улыбнулась. Все можно переболеть, перетерпеть, все можно нарушить, но для меня уже не существовало мира, созданного то-гда, осенью. Мира, который был построен чьей-то, но не моей рукой, который был оберегаем и любим. И мысль моя летит стрелой по водной глади этого моря слов, фраз и событий… Нет! Быть того не мо-жет, - проносилось в голове, когда я шла под зонтом по мокрой мостовой. Не может такого быть1 Не может так… Она сказала «ерунда», она сказала, что она не Ирина Романова… Но где?…
Я остановилась… Мимо проносились машины, вздымающие водные брызги и бросающие их в мое лицо… Скажи мне небо, отчего ты плачешь? Потому что одна моя героиня сказала, что не суще-ствует моей Ирины Романовой?…. И вдруг я почувствовала, как во мне растет гнев. Даже иначе. Этот гнев был, он неизменно существовал во мне, он просто был похоронен мною под толстым слоем восхи-щения. Мне говорили: «Нельзя делать из живого человека героиню!», а я улыбалась: «Вам не понять!». Мне говорили: «Вы стоите на разных ступенях лестницы!», а я протестовала: «Почему я не могу об-щаться с тем, кто мне близок?! Почему мы должны жить по этим глупым и безнравственным зако-нам?!» Если бы эти законы, эти устои общества были верны, то не было бы ни деградации, ни потери идеалов, ни разочарований, ни бед! Но меня никто не слушал, а главная героиня и не слышала. И я впервые сказала вслух, сказала без страха, смотря как она бредет домой, ежась от прохлады. «Я ненави-жу вас, Ирина Анатольевна!».
Поднималось и прорвалось, выскакивая стрелой. Я больше не буду прежней… Во мне роди-лась ненависть. Я ненавидела и свой мир, и свою героиню, и свою мечту. И я обещала. Что никогда больше не буду ни к кому привязываться… Обещаю!
|
|